Помоги мне, Боже, крест свой донести!

Фото А. Жоголева.

Эти слова духовной песни особенно любила почившая в самарском селе Нероновка монахиня Лидия (Державина).

См. также

…Была пятница первой седмицы Великого поста. 11 марта. И вдруг - волной пошли сообщения в смс-ках, соцсетях, телефонных звонках: утром в Нероновке на 86-м году отошла ко Господу монахиня Лидия (Державина)…

В селе Нероновка Сергиевского района Самарской области, где семья Державиных прожила полвека.

В доме, стоящем почти вплотную к храму в честь Казанской иконы Божией Матери, где до самой своей кончины служил ее супруг, один из известнейших самарских священников протоиерей Иоанн Державин, а потом настоятелем стал младший сын, священник Роман Державин. Теперь уже - митрофорный протоиерей, секретарь Епархиального управления Отрадненской и Похвистневской Епархии Самарской Митрополии.

И вот ведь только, в первом номере газеты за этот год, мы писали о том, что монахиня Лидия (Державина), регент и псаломщица нероновского Казанского храма, награждена орденом преподобной Евфросинии, Великой княгини Московской. А за пятнадцать лет до этого, в год своего семидесятилетия матушка была удостоена первой своей Патриаршей награды - ордена Преподобного Сергия Радонежского. Но самой первой ее высокой наградой стала не церковная, а государственная, когда ей было присвоено звание «Мать-героиня». Вырастить одиннадцать детей, и каких! - это без преувеличения материнский подвиг. Хотя сама матушка так не считала. Она всегда подчеркивала, что растила детей не одна. Вместе с супругом, с помощью няни. А ведь были еще и внуки - 48 внуков. Многие из них помнят тепло ее добрых рук, ласковый голос, напевавший вместо колыбельной:

Господи, помилуй, Господи, прости,
Помоги мне, Боже, крест свой донести!..

Монахиня Лидия к своему семидесятилетию была награждена орденом Преподобного Сергия Радонежского. Фото О. Ларькиной.

На составленном недавно генеалогическом древе, в основании которого отец Иоанн и матушка Лидия Державины, еще и 41 правнук. Легко сосчитать: 11 детей плюс внуки, плюс правнуки… - ровно сто потомков!

«Не надо спорить!»

Однажды матушка Лидия, уже монахиня, была приглашена на прямой эфир радио «Голос Самары», где раз в неделю я тогда вела передачу «Пастырь добрый». Мы говорили о семье Державиных, в которой все дети избрали для себя церковную стезю: трое сыновей стали священниками, сын Николай Иванович много лет занимает высокий пост в пресс-службе Святейшего Патриарха Московского и всея Руси, все дочери стали матушками. Говорили и о том, как преодолевать те подводные камни, о которые так часто в наши дни разбиваются семейные лодки.

Я задала вопрос, на который сама до этого не знала как ответить. Читательница «Благовеста» спрашивала, как ей убедить мужа отпускать ее на службу в субботу вечером и на воскресную Литургию. Ни слезы, ни споры не помогают…

- Не надо спорить, - ответила матушка. - Спорить вообще не годится. А уж тем более - хлопать дверью, со скандалом уходя в храм… Пусть муж увидит, что в те дни, когда она бывает в церкви, в их доме становится особенно уютно. Что дети ухожены, его рубашки наглажены, а на столе стоят самые вкусные кушанья. И самой не хмуриться, а стараться порадовать всех в своей семье. Тогда он сам будет напоминать ей, что в выходные надо идти в церковь. А там - глядишь, и тоже задумается: что же там, в храме, такого хорошего, что жена так тянется на службу и возвращается кроткой, послушной.

Такой простой - и такой мудрый совет!

Всего лишь две встречи (второй раз уже осенью 2006-го сама я ездила в командировку к ней в Нероновку) были у меня с матушкой Лидией, но обе и через многие годы греют сердце.

Чтобы она помолилась о нас

Рано утром 19 марта мы с водителем и фотографом Евгением Ситниковым приехали в Нероновку. Прежде, конечно, испросив благословения у настоятеля Казанского храма протоиерея Романа Державина. Это был девятый день по упокоении монахини Лидии, но еще и родительская суббота, и сразу после Божественной литургии была панихида. По новопреставленной матушке - и по всем усопшим сродникам семьи Державиных и прихожан.

Свято-Казанский храм в Нероновке.

Закончилась исповедь, батюшка Роман прошел в алтарь - и под звон колоколов началась Литургия. И Царские врата были отверсты по «Отче наш» - высокая награда пастырю!

Справа от Царских врат пел небольшой нероновский хор - и сразу возникло чувство, что в нем звучал и ангельский голос матушки Лидии. Негромкий и такой красивый, небесной чистоты…

И вот уже отец Роман выходит на амвон, обращаясь к молящимся в храме с краткой, но прочувствованной проповедью:

- Сегодня, дорогие братья и сестры, родительская суббота, день особого поминовения усопших, когда Церковь нас призывает вознести свои молитвы о тех, кто перешагнул порог вечности. И вот сегодня мы с особым чувством молились за Божественной литургией об усопших, и особенно о новопреставленной монахине Лидии, которой ныне исполняется девять дней. И по преданию церковному это особый день в ее судьбе. Ее душа сегодня встречается с Богом, приходит для поклонения перед Его Престолом. И мы верим, что ее душа встретила Бога с радостью. Потому что всю свою земную жизнь она стремилась к Нему. Всю свою земную жизнь она служила и пела Ему - как сказано в псалме: «пою Богу моему, дондеже есмь» (Пс. 145:2). И она действительно всю свою церковную жизнь пела и восхваляла Господа. Поэтому очень большая надежда, что эта встреча сегодня для нее радостная. Но мы с вами всё же молимся о ней - почему? Не только для того, чтобы ей помочь. Но и чтобы напомнить ей о нас, здесь живущих на земле. Чтобы там, имея дерзновение у Престола Божия, она бы помолилась о нас с вами. Поэтому сегодня мы с особым чувством вспоминаем и молимся о ней. Будем сейчас служить панихиду о упокоении всех усопших, и о упокоении ее души. Но, как говорил преподобный Паисий Святогорец, лучшая панихида для усопшего есть исправление нашей жизни. Поэтому в память о ней постараемся свою жизнь исправить и сделать ее Христианской. Насколько это возможно. Это будет лучшим поминовением ее души, лучшей памятью о ней. Аминь.

Протоиерей Роман Державин служит панихиду по усопшей матери.

Маленькие алтарники, племянники отца Романа, в красивых стихарях - один в золотистом воскресном, второй в темном великопостном - вместе со взрослым алтарником помогают настоятелю на службе.

Глядя на них с улыбкой, Цецилия Климова припомнила, как пятнадцать лет назад, переехав из Самары в Нероновку, она пришла с шестилетним сынишкой в храм… - и вдруг через считанные минуты он куда-то исчез! Не было его ни рядышком с мамой, ни радостно бегающим по своему обыкновению среди прихожан. Да, он сразу стал с любопытством разглядывать храм, так непохожий на огромный Кирилло-Мефодиевский собор в Самаре.

Но где же он? И тут Ваня вышел из алтаря вместе с отцом Романом! Оказывается, матушка Лидия увидела шустрого мальчугана и сказала сыну-священнику: «Возьми его в алтарь!» А батюшка взял Ванечку за руку и увел с собой. «Будешь алтарником?» - «Буду!..»

- Так он и вырос здесь в алтаре. И я шила ему стихари, которые сейчас очень пригождаются уже другим алтарникам, - рассказала мне Цецилия. Нероновская прихожанка, моя духовная сестра и кума (тот самый Ваня - крестник мой и приснопоминаемого протоиерея Сергия Гусельникова), искусная швея. В это утро она принесла в храм и повесила на крест-распятие невероятной красоты два лентия с вышитыми на темном фоне белыми ангелами, окаймленные понизу густой бахромой.

А сын Цецилии уже взрослый, муж и отец, певчий в нескольких самарских храмах. Учится в Духовной семинарии, мечтает стать дьяконом - да он еще крошечным ребенком, едва научившись ходить, уже изображал из себя дьякона, размахивал привязанной к ленте пустой жестяной банкой и басил: «Господу помолимся!..»

И вот эту любовь мальчика к Церкви с первого взгляда разглядела матушка Лидия!

Прошу Цецилию еще что-то рассказать о матушке Лидии, ведь они были знакомы полтора десятилетия!

- Матушка практически ничего не говорила людям, а если говорила, то мало, но она всех была готова выслушать. Подходит мать с детьми, или мужчина, или женщина - без разницы кто, - и с духовными вопросами, и с обыкновенными домашними, житейскими, что касается семьи… Вот она встанет и будет слушать, пока человек выговорится. Хоть час, хоть два… И во сколько ей ни позвонишь, телефон она всегда брала, обязательно отвечала. Такое у нее было служение - выслушать. И дать нужный совет.

И еще: бывало, заходишь в храм, а она из-за перегородки выглядывала с клироса и на каждого входящего смотрела. Мне один раз плохо было, так она это увидела и после службы подошла, спросила: что случилось? И так внимательна была к каждому. Просто взглядом «сканировала», в каком состоянии человек пришел, не нужно ли ему чем-то помочь. Я со стороны смотрела, вот в этом углу стояла и видела - раз, кого-то позовет, что-то скажет.

Она ненавязчиво это делала, незаметно для других. Просто кто это видит, тот видит…

Молилась за всех, конечно. И была в ней открытость - для всех, для каждого.

Грачи улетели…

Стоявшая рядом с нами работница иконной лавки Казанского храма - она же теща отца Романа, мама матушки Лии - Ольга Ивановна Данилова дополнила только что услышанное:

- Вот Цецилия сказала, что матушка могла и час, и два стоять, слушать подошедшего к ней человека. А человек время свое не щадит, и тем более ее. Я иной раз уж сама подходила: «Ну матушка же замерзает (когда это было на улице), устала, плохо ей». А уж когда совсем человек не хочет слышать, так и удерживает матушку своими разговорами, я даже и, прости меня Господи, вынуждена была схитрить. «Матушка, - говорю, - вас к телефону зовут!» Тогда только она, извинившись, уходила. Шла к телефону, уверенная в том, что действительно кто-то позвонил. Не могла и подумать, что это такая «военная хитрость». Не могла и подумать, что я солгала (прости, Господи!), лишь бы вызволить ее от тягостной, утомляющей ее беседы.

Она просто не могла терпеть грех. А человека этого, о котором знала, что согрешил, жалела и за него молилась. Было ясно видно потом, что человеку стало легче от ее молитв. И очень много было таких случаев, когда было наглядно видно действие ее молитвы.

Даже в таком вот… У нас на деревьях тут рядом поселились грачи, и они громко галдели, гадили на машины, мешали очень. Матушка о них помолилась, и они переселились вон туда, подальше от церкви.

Цецилия:

- А сначала их, вроде бы, Игорь из ружья пугнул…

- Да это-то что - они и не обращали внимания на выстрелы. Взлетят, покружат, и опять в свои гнезда. А вот как матушка помолилась, тут они и снялись с места. Потом еще сороки клевали кукурузу на огороде - и их матушка отвадила. Безо всякого ружья…

Это просто вот такие мелочи, но ведь и они тоже тяготили. Матушка вникала и в мелочи, если они мешали людям спокойно жить.

Монахиня в миру

Цецилия продолжила:

- Матушка обезножела, наверное, месяца три назад… И даже с больными ногами все полагающиеся поклоны клала.

Что еще хочу сказать. Даже если просто рядом стоишь, чувствуешь: она как праведник, ради которого это место сохраняется. И приход. И село. Потому что у нас в приходе никогда склок никаких нет. Знаете же, какие есть приходы - там и между собой переругаются, и на батюшку грязь льют. А здесь она всё держала на молитве. Никому ничего не говорила. Никуда не вмешивалась. Два-три слова скажет - и всё. Она как праведник своей молитвой спасала и село, и всех вокруг.

Пела молитвенно, не изыски какие-то, и молиться с ней было легко. Конечно, когда Архиерей приезжает, то поют иначе. Красиво, конечно, но уже совсем по-другому.

Еще она мне рассказывала, потому что я ей кое-что шила монашеское, об одной нашей бывшей прихожанке, тогда ее звали Верой. У нее муж умер, и она решила замуж выйти за соседа, чтобы вдвоем полегче было.

Вера с еще одной паломницей поехала во Псков к схиархимандриту Мирону (Пепеляеву), потрудиться, помолиться. Он спрашивает: «Ты чего приехала?» - «Я, - говорит, - замуж хочу». Он: «Благословляю! Целуй крест». Она поцеловала. На следующий день он ей говорит: «Готовься, завтра у тебя постриг». - «Какой постриг?! Я же замуж…» - «Ты крест целовала, в монашестве твое замужество…» Постриг ее - она даже толком и не поняла, что произошло. Митрополит Евсевий подписал разрешение на постриг. В Нероновку Вера вернулась уже монахиней, матерью Меланьей. Вот так она «замуж вышла». А тот мужичок, к слову, умер вскоре. Так что не стало бы ей легче от недолгого замужества. Потом матушка Меланья ушла в Иверский монастырь. И тоже как получилось. Она собиралась ехать в Оренбург, к схиархимандриту Серафиму (Томину). Тут инок Антоний мне говорит: передай Меланье, чтобы она ехала в монашеской одежде. Она: да вот еще! В чем была, в том и поехала. А отец Серафим как увидел ее, так и велел: «Быстро чтобы в монастырь!»

И к чему мне это всё рассказала матушка Лидия.

- Вот, говорит, матушке Меланье велели идти в монастырь. А меня благословили на приходе быть.

С такой скорбью она это говорила…

Она так хотела в монастырь, тяготилась жизнью в миру.

Но что поделать, ведь такое благословение ей дал схиигумен Иероним.

Наше счастье духовное

Еще один наш с Цецилией добрый сомолитвенник - Владимир Филиппович Пономарев. Неугомонный: то он едет в Крыпецкий монастырь, то в Новгород Великий, то в Вышний Волочек к могилке схимонахини Марии (Матукасовой); то встречаюсь с ним в нашей самарской Ташле, то - здесь, в Нероновке, куда он ездит уже несколько лет подряд.

- Я не так много знал матушку Лидию, - смущенно сказал Владимир Филиппович. - Но сколько я ее знал, столько был около нее в духовной радости. Такую радость я имел хоть сколько-то побыть вблизи монахини Лидии. Она преподала нам уроки смирения, кротости. Всегда была приветлива, всегда всех встречала, и рядом с ней было всегда как-то тепло, радостно. Я разговаривал с ней, она отвечала на мои вопросы. Молилась она за нас - это тоже было наше счастье духовное.

Знаете, хотя сегодня день ее поминовения, в такой день обычно все грустят о усопшем, но у меня все равно такая тихая радость в душе - оттого что матушка будет молиться и там, у Престола Божия, о всех, за кого при жизни земной молилась. И за вот это село, и за ближних, и за всю Церковь Православную, за Россию.

Она прожила долгую жизнь, но видя ее лицо иногда, я удивлялся ее молодости. Такое юное, словно девичье лицо. Приветливое, мягкое такое.

Матушка почти до конца была в храме. В последнее время на коляске ее привозили на службы, и так она и руководила хором, голоса строила, - у ней в этом отношении талант был, - и пела.

- Вы у матушки Лидии на клиросе пели?

- Нет, у меня зрение слабое, я толком не вижу нот и текста. По этой моей немощи могу только подпевать где-то, и то считаю за радость. Можно было бы петь и так, но я ведь приезжаю и уезжаю. Приеду, покошу траву, помогу многодетному брату своему духовному Михаилу, у них шестеро детей, и уезжаю к себе в Самару. Вот в храме Воскресенского мужского монастыря я по благословению игумена Серафима (Астапенко) пою величание вместе со священнослужителями. Для меня это большая честь и великая радость.

- Вы ведь и в храме в Нероновке чем-то помогали?

- Ну как - помогал… Мне блаженная, юродивая старица Антония в Великом Новгороде сказала: помогай всегда и ближним, и церквам. В этом спасение. Поэтому где позовут, где что - я иду, еду… Небольшую работу в этом храме делал: там подсвечники подправил, ну что надо - как же не помочь. Если даст Господь время, я чем могу, и дальше буду помогать.

До конца своих дней монахиня Лидия была украшением церковного хора. И украшением этого храма. И украшением этого села.

А в наших сердцах духовная радость от того, что мы соприкасались с праведницей. Ну и надежда на то, что она нас не оставит и в Царстве Небесном. Будет так же молиться - и мы будем молиться о ней.

«Очень рада, что смогла ей послужить»

Матушка Лия Державина.

Матушка Лия Державина, супруга протоиерея Романа начала свой рассказ о почившей свекрови с удивительных слов:

- Я вот когда-то слышала такое, что если на одной кухне много лет дружно уживаются две хозяйки, то, значит, одна из них святая. И это я могу вам свидетельствовать, потому что с матушкой Лидией мы двадцать четыре года жили бок о бок, и за это время у нас не было даже ни одного какого-то недопонимания. Даже наоборот, если случалось, что мы обе, сначала я, а потом она, посолили суп, то мы потом просто смеялись над этим. Так было только благодаря ей, конечно. Она была человеком настолько смиренным, настолько… - вот как говорили, что отец Иоанн Кронштадтский был необыкновенно уравновешенным человеком, такой была и наша матушка Лидия. У нее не было каких-то бурных реакций на чьи-то поступки или слова, на какие-то события. Она была очень мирная, спокойная, ее строй мысли передавался и другим, и те, кто рядом, они успокаивались. И все беды уже не беды были.

Конечно, к ней очень много людей шло за советами. При мне, помню, приехали муж с женой. У них долго не было детей, и вот - будет долгожданный ребенок. А УЗИ показало, что у ребенка врожденное уродство, из-за которого он не будет долго жить. Врачи отправили их в Самару, но и там медики, снова сделав УЗИ, подтвердили диагноз. И супруги в смятении приехали к матушке посоветоваться, как им быть. Врачи сильно давили на них, настаивали на прерывании беременности… Матушка не то чтобы была прозорливая, но у нее был дар рассуждения. И она с этими супругами так рассудила: «Если вы сделаете аборт, убьете нерожденного ребенка, то на вас будет страшный грех. А если ребеночек родится, но из-за своей болезни умрет, то на вас не будет вины, зато у вас появится ангел…» И они так успокоились, приняли волю Божию. Матушка, конечно, очень сильно молилась о них и рекомендовала им как можно чаще исповедоваться и причащаться. И вот через десять месяцев они приехали к нам в храм с абсолютно здоровым ребенком! Представляете? Это вот я сама видела это чудо. Они к ней подошли и благодарили, и радовались, что послушались ее.

А другой случай. Одна девочка готовилась к ЕГЭ и очень переживала из-за этого. Дошла до такого состояния, просто на грани самоубийства была. Хотя девочка умница, с красным аттестатом заканчивала школу. Мама привезла ее в Нероновку к матушке со словами: «Я боюсь, что моя дочь не выживет, руки на себя наложит». И вот матушка с девочкой поговорила - я уж не слышала, как, какими словами, - но она ее за руку взяла, погладила, утешила. И всё! Девочка успокоилась, взялась за учебу и всё у нее стало хорошо. Только благодаря тому, что в нужный момент нужный человек встретился ей и поддержал.

Матушка для всех большим утешением была. Это потеря такая, мы пока еще даже не поняли, как мы без нее будем дальше жить, как это мы ее не будем слышать. Сколько лично моим детям она дала, именно духовно их напитала. Укладывала спать - она все время пела им духовные стихи, молитвы, и они все засыпали под эти духовные песнопения. Для внуков она не жалела времени и себя, она читала им Детскую Библию, беседовала. И что с трехлетним, что с семи- или двадцатилетним внуком, для всех она была другом. И каждый считал, что бабуля только его так любит, - да и у каждого из нас также было такое чувство. Каждый из нас был самым любимым у нее. И даже маленький ребенок был для нее важным человеком: он пришел к ней со своим делом - и она оставляла всё, чтобы помочь внуку. Хотя бы смастерить ему сачок для ловли бабочек…

Меня всегда удивляло, как она детей воспитывала. Ведь меня больше всего в этой семье поразило, когда я еще только в нее пришла, - их отношение к родителям. Это было практически идеальное исполнение Пятой заповеди. Родители как-то так смогли свой авторитет поставить, что дети отца уважали и где-то боялись, а маму любили просто невозможно. И вот это, наверное, самое удивительное в наше время. И удивительные в наше время вот эти отношения «свекровь-сноха», как она смогла мне показать, какими они должны быть, поставить на рельсы.

И я оглядываюсь на прожитые рядом с матушкой Лидией годы и думаю: да какой же я счастливый человек! Потому что на самом деле такие добрые отношения между свекровью и снохой - это большая редкость. Даже мать с дочерью и то, бывает, ссорятся, а здесь такая любовь была! И она всех своих снох и зятьев считала своими родными детьми, всех принимала в свое сердце. Мы знаем - у нас по пять детей с вами, - что с каждым ребенком сердце больше любви вмещает, расширяется. А у нее же было одиннадцать детей, и в это сердце могли вместиться все остальные. Мы составили генеалогическое древо, в основании его отец Иоанн и матушка Лидия, а тех, кто были до этого, не брали. И вот от них уже на сегодняшний день сто прямых потомков! Если бы у нас в России сейчас у всех такие семьи были, да мы бы Китай обогнали. Ну, конечно, не все могут вместить такое, это труд невероятный. А матушка всё это понесла. Как и всё, что посылал ей Господь.

Я очень рада, что мне Господь дал послужить матушке в ее тяжелой болезни. Она так безропотно несла этот крест - гангрена все-таки, заболевание серьезное такое, и боли очень мучительные… Но она никогда не жаловалась, никогда даже «ой-ёй-ёй» не сказала. Обрабатывали каждый день ногу. А операцию делать ей отец Илий не благословил, поскольку ее сердце не выдержало бы. Терпела безропотно абсолютно. И только когда иной раз спросишь: «Ну ты как, совсем измучилась?» - она спокойно ответит: «Да вот, нога болит». Словно не о своей ноге с ее нестерпимой болью, а о какой-то абстрактной ноге. С неким даже удивлением: болит вот… - не знаю чья нога.

Умирала она очень мужественно. Пришел этот час - она знала, что это смертный час, понимала. В три часа ночи я к ней подходила, посмотреть, как она, и она меня попыталась взять за руку, как-то придержала. Говорить уже не могла последний день, а видимо, хотела что-то сказать. И я поняла, что это уже приближение… Абсолютно смиренно, мужественно и спокойно человек умер. Просто предал дух. Без мучений, без агонии.

Успела причаститься за час до смерти. Я сказала: подожди, сейчас отец Роман придет, принесет Причастие… Она только смогла кивнуть головой. И дождалась. С большим желанием причастилась. Ушла в окружении семьи - отец Роман держал ее за одну руку, я за другую, - под молитвы ушла. Успение, можно даже сказать, произошло, а не смерть.

Сразу начали читать и Псалтирь, и постоянно панихиды служились все эти три дня. Гроб был в храме, тут и службы совершались. И эти службы в храме были для нас большим утешением…

Хотя вот это все должно было, вероятно, произойти два года назад. Потому что именно в эти же дни два года назад, на первой неделе Великого поста, у нее произошла остановка сердца. Но, видимо, мы в то время не были готовы к такой потере. Все стали молиться, дети плакали о ней. А молитв было очень много, от Святейшего Патриарха Кирилла до самого, может, последнего малыша на нашем приходе. Молились - потому что очень ее любили. И вот на два года каким-то чудом она задержалась с нами. Врачи в Москве сделали операцию стентирования. И тому доктору, который оперировал, врачи даже аплодировали стоя. Он какую-то невероятную операцию провел. В Самаре у нас отказывались: это невозможно.

И вот эти два года Господь нам подарил, и мы могли питаться ее благодатью, которая в ней была. Она стяжала благодать, это почувствовалось даже возле гроба. Не было убийственной тоски или безнадежности, а наоборот - была тихая радость, что ли, спокойствие от гроба. Прикладывались к ее гробу, как к святыне, с благоговением.

Даже сомнений нет, что матушка Лидия дерзновение у Господа имеет.

Очень многое хочется сказать. Но я думаю, что как «большое видится на расстоянии», так и здесь нужно, чтобы прошло время. И тогда мы сможем, может быть, больше осмыслить, понять этого человека, увидеть, что это было, кто это был.

С христианским смирением

Пока мы за притворенной дверью разговаривали с матушкой Лией, отец Роман в храме крестил младенца и не слышал ее рассказа. Поэтому в чем-то он, конечно же, и повторился. Но и это же было не слово в слово. Как две фотографии одного и того же человека: чуточку иной ракурс, где-то более глубокие краски… Пусть будут эти два немножечко разнящихся в деталях рассказа.

Но разговор с батюшкой я начала с признания:

- Знаете, батюшка, меня в первую же встречу поразило в вашей маме ее тихое, ею самой не осознаваемое внутреннее достоинство, в котором не было ни малейшей капельки чего-то гордого…

Отец Роман даже рассмеялся:

- Она же была питерским интеллигентом! Мама была родом из Питера, моя бабушка была блокадницей.

- И как Господь ведь их с сестрой уберег от блокады! Кто знает, выжили бы они или нет, если бы не поехали на лето в Тверскую область, к крестной…

- Господь уберег. И тетя Люда, мамина сестра, на поминках после похорон говорила, что ее подвиг ведь в чем еще был. Мама могла сделать блестящую карьеру в Северной столице нашей Родины. У нее было замечательное воспитание и образование, она - если посмотреть ее фотографии в молодости - была очень красивой девушкой. Всё в ее жизни могло быть иначе. Но она бросила всё и в самое сложное время гонений на Церковь стала женой священника и куда поехала - в деревню. В самом начале - «в глушь, в Саратов», потому что диаконская хиротония у нашего отца была там, в Саратове, известный подвижник Митрополит Вениамин (Федченков) его рукополагал. Это уж потом они переехали в тогдашний Куйбышев, нынешнюю Самару. И тоже «в деревню, в глушь». Не в городском приходе, а в глухих селениях служил отец. В Исаклинском, в Пестравском районе, в Ташле немного служил, а все последние годы в Нероновке. Наша семья здесь уже полвека.

Мама всю жизнь нас учила благодарить Бога. За всё. И даже в таких с точки зрения человеческой трагических событиях всё же мы по-христиански благодарим Бога за то, что это неизбежное хотя и произошло, но произошло так, как собственно, должно быть для христианина. Безболезненно, непостыдно и мирно, после причастия Святых Христовых Таин. Я держал маму за руку до последнего дыхания, закрыл ее глаза. Для меня это и боль, и милость Божия. Случилось то, что неизбежно для каждого человека, но она приняла это как волю Божию - со свойственным ей смирением. И благодарностью за всё.

Ей же предлагали ампутацию. И я с ней разговаривал об этом, но она ведь привыкла за свою долгую христианскую жизнь такие судьбоносные решения принимать с благословения. Она разговаривала со старцем схиархимандритом Илием, который не благословил делать операцию. Для меня как ее сына это было непонятно: ну почему? Есть же вот возможность… Отец Илий сказал: нет. Потом, спустя некоторое время, уже после всей терапии, которая была ей оказана, когда проблема назрела до предела и было очевидно, что надо безотлагательно решать, делать ли ампутацию или нет, она еще раз разговаривала по телефону с отцом Илием. А тот еще раз подтвердил свое благословение - не делать. И она спокойно это приняла - без всякого ропота, без каких-либо сомнений. Приняла как волю Божию. И она ее исполнила.

- Но это надо и свою волю иметь очень сильную, чтобы принять такое решение.

- Да. Но кроме воли должно быть большое смирение, которое она всю жизнь являла всем нам. Не только мы, дети, но и прихожане храма и вообще все, кто сталкивался с ней на жизненном пути, отмечали ее любовь и доброту, ее поистине христианское смирение. О котором можно говорить сколько угодно, но примеров практических христианского смирения в жизни мы в общем-то почти и не встречаем. Мы этого не видим в себе, а уж увидеть в других и тем более непросто. Очень редко встречаются люди, обладающие смирением, - такие люди, как отец Иоанн Крестьянкин, которого мне довелось увидеть в детстве, но я его хорошо запомнил, потому что нас родители каждый год возили несколько раз в паломнические поездки по монастырям, в том числе один из самых любимых был Псково-Печерский. Вот отец Иоанн Крестьянкин обладал такими христианскими качествами, как и отец Иероним Санаксарский, которого я тоже очень хорошо знал. Отец Иероним часто бывал у нас в гостях и был духовником мамы, она у него исповедовалась и с ним советовалась.

- Он ведь ее постриг в монашество.

- Более того: мама умерла накануне 23-й годовщины своего монашеского пострига. Умерла она 11 марта, а поздно вечером 12 марта 1999 года в этом храме, в котором мы сейчас находимся, на моих глазах схиигумен Иероним совершил ее монашеский постриг. Это было очень трогательное событие. И вот мама без одного дня 23 года прожила в монашеском чине. А постриг предсказал ей преподобный Кукша Одесский, когда она еще была молодой женщиной, супругой моего отца, и была беременна, если не ошибаюсь, первым ребенком - Жанной, нынешней матушкой Иоанной. Ныне уже прославленный в лике святых старец Кукша маме предсказал, что она станет монахиней, и подарил ей даже отрез черной ткани на мантию… Мама была молодая совсем! И как это было представить - совершенно невозможно: замужняя молодая женщина, супруга священника, беременная... И вот всё же спустя несколько десятилетий это сбылось. И из подаренной старцем ткани была сшита мамина мантия. Мама, конечно, совершенно осознанно приняла монашеский постриг и прожила эти почти четверть века монашеского жития совершенно так, как дай Бог каждому монаху прожить. Со смирением, послушанием. Хотя я и ее сын, я настоятель, и она всё делала с моего благословения настоятельского.

- Она вас называла - отец Роман?

- Да, как только я стал священником - а священником я стал в восемнадцать лет, - она уже так называла меня. И она у меня исповедовалась всегда. Понятно, что какие-то судьбоносные решения она принимала со старцем, но вот так вот - исповедовалась у меня.

По благословению Епископа Отрадненского и Похвистневского Никифора последние дней десять я ее причащал каждый день. Владыка спросил: «А ты почему ее сейчас каждый день не причащаешь?» - «Владыка, благословите!» Благословил. И я каждое утро вставал пораньше и шел за Святыми Дарами, благо, дом возле храма. И даже успел ее причастить буквально за час с небольшим до ее кончины.

- Во сколько она ушла?

- В 10.07. Это была пятница, я должен был служить Литургию Преждеосвященных Даров. В храм пришли люди, и мне надо было освящать коливо. Но служить я не мог, потому что оставить маму никак… Я успел ее причастить, а так как люди ждали коливо, я прямо у нее в комнате, где она жила и молилась, там отслужил со своими домашними канон молебный великомученику Феодору Тирону, благословил коливо. Отнесли, раздали людям. А через несколько минут она скончалась.

Когда мама приняла монашеский постриг, я уже был священником, меня рукоположили 28 февраля. На Торжество Православия. Так промыслительно получилось: мой старший брат покойный, протоиерей Иоанн, у него была хиротония на Торжество Православия. У меня была хиротония на Торжество Православия. И маму отпевали в праздник Торжества Православия.

Два года назад, тоже на первой седмице Поста, только не в пятницу, а в четверг, у нее был тяжелый сердечный приступ, вызвали скорую - доктор сказал: всё, она умирает, шансов никаких. Мы все молились. И еще вымолили для нас два года ее жизни земной. Ей же в Москве делали сложнейшую операцию, шесть или семь стентов вставили в сердце. Она тоже тогда не знала, делать операцию или не делать. На тот момент отец Илий благословил ей операцию на сердце. Мы с другом говорили об этом, и он тогда сказал: «Ну если даже год она проживет после операции, и то какое счастье!» А Господь дал ей прожить, а нам быть с ней рядом, еще не год, а два.

Ну а о том, как проходило отпевание, вы, наверное, уже знаете. На Литургии было четырнадцать священников, два диакона, потом еще подъехали отцы, и на отпевании было даже больше священников. Практически все родные приехали. И очень многие прихожане пришли, а кто и приехал с ней проститься.

- И все, с кем говорила, поминают матушку с радостью. Жалеют себя, что лишились общения с ней. Но радуются, что она ушла к Богу.

- Да, да! - если не она, то кто! Вот ведь жил человек рядом с нами, и жил по-христиански.

…Уезжаю из Нероновки наполненная несказанной благодатью, словно все это время была рядом с тихой праведницей, монахиней Лидией. Думаю о том, что на семье с такой державной фамилией Господь явил и уже многие годы являет необоримое торжество Православия.

И звучит в душе любимый духовный кант матушки:

Помоги мне, Боже, крест свой донести!..

Матушка Лидия (Державина) донесла свой крест до конца.

Царство Небесное, вечный покой новопреставленной монахине Лидии!

Ольга Ларькина.

Приидите, поклонимся Цареви нашему Богу!

Наталья Савельева работает в редакции газеты «Благовест», заведует отделом распространения. Ее семья живет в Сергиевском районе. Несколько лет Наталья вместе с родителями ездила на церковные службы в Нероновку. И вот что она припомнила:

- Однажды стою на Богослужении, молюсь. Вот сейчас трижды прозвучит: «Приидите, поклонимся…» - и надо будет положить три поклона. Но раз мы кланяемся, так, может быть, креститься при этом не надо?

Только я так подумала, как подошла матушка Лидия, встала рядом со мной и, троекратно перекрестившись, положила три поклона.

Словно услышала мои сомнения - и без слов дала на них ответ.