Счастье легким не бывает

Православной журналистке и писательнице Ольге Ларькиной - 70!

Творчество Ольги Ивановны Ларькиной хорошо известно читателям «Благовеста». Уже сотни статей были опубликованы в наших газете и журнале за четверть века ее работы. За плечами - несколько художественных (и не только) книг, заслуженные награды - медаль Преподобного Сергия Радонежского, Серебряный знак Святителя Алексия. Множество паломнических поездок, крестных ходов и несчетное количество благодатных и дорогих сердцу встреч… А еще Ольга Ивановна - мама пятерых детей и бабушка десяти внуков. В канун 70-летнего юбилея мы встретились с заместителем редактора «Благовеста» Ольгой Ларькиной, чтобы поговорить о ее жизненном пути, о вере и творчестве.

Вера в Бога была всегда

- Ольга Ивановна, расскажите о детстве. Как зарождалась ваша вера?

- Мне в этом отношении было легче, чем многим другим, потому что в моей семье вера была изначально. У меня была верующая бабушка по маминой линии, от нее мне досталась старинная псалтирь. Ее муж, мой дедушка, не был крещеным до девяноста лет. Окрестился и прожил после крещения еще шесть лет.

По папиной линии у меня были старообрядцы. Бабонька была истовой молитвенницей. Она была неграмотная, но знала молитвы наизусть. И я видела, как она молится. Она вставала на колени ночью, и несколько часов - молитва и слезы… И тоже хотелось так же молиться. Мама тоже молилась, но она много работала и уставала очень, и, конечно, часами стоять ночью не было у нее уже сил. Помню, как бабонька меня брала с собой на поминки, а там же были тоненькие блины, как я люблю, и мед, всё очень вкусно и я ходила с удовольствием. Но однажды, помню, они молились в темноте, свечи горели… - и мне стало страшно, я так разрыдалась, что бабоньке стало очень стыдно, и больше на поминки она меня не брала. Так и закончилось мое хождение в старообрядцы…

Росли мы трое детей - старший брат Павел, я и младшая сестра Тонечка, очень дружные были. Потом еще Миша родился, когда мы уже взрослые были. Родилась я в станице с красивым названием Рассыпная, на юге Оренбургской области, но потом мы переехали в Сакмару, это тоже Оренбуржье, там в школу ходила. Запомнилось, как меня маленькую папа и мама взяли с собой в Оренбург, в цирк. Почему-то только меня, ни Тонечки, ни Павлика с нами не было. И вот - мокрый асфальт, лужи, и папа с мамой меня берут за руки и проносят через все лужи. Это осталось на всю жизнь…

Вера в Бога, она была всегда. Помню, дома стоял медный крест старинный, стояли иконочки, а на двери изнутри был обычной коричневой краской написан большой-большой крест. Сквозь щели в этой двери на крест падал свет, и мне всегда очень нравилось смотреть на этот осиянный крест. На медный крест, на котором был распятый Христос, было больно смотреть, ведь такую боль Он терпел... У того креста не станешь просить хорошие оценки в школе, потому что поленилась, а пятерку-то все равно хочется получить. А тут вот перед этим нарисованным крестом встанешь, перекрестишься и идешь с надеждой.

Церковь в нашем селе была уже давным-давно обезглавлена, потом ее разобрали и из этих бревен сделали музыкальную школу. Для того чтобы попасть в храм, надо было ехать в Оренбург, в Форштадт. Мы молились дома. Конечно, с детства знали и «Отче наш», и «Богородице Дево», и 90-й псалом, а вот «Верую»... Я у бабоньки спрашивала - знает ли она «Верую», но она почему-то ответила, что не знает. Хотя я слышала, как она читала «при Понтийстем Пилате», - и ошибочно думала, что она так по неграмотности произносит. Думаю: ну что это, «при Понтийском» конечно же! Эту молитву я потом уже узнала только в церкви. И самое удивительное, что у меня память была хорошая, а запомнить «Символ веры» не могла, только читала. И вот когда стала ходить в церковь, тогда она запомнилась легко и сразу. То есть до этой молитвы надо дорасти, надо до нее дойти ножками, надо пропитаться ароматом церковного ладана.

А сама я пришла в нашу Православную церковь осознанно, твердо, когда окрестила свою дочку Танечку. Я же изначально в детстве крещеная была в старообрядчестве, но в 90-м году решила, что мне и самой надо крещение в Церкви принять. Потому что, ну что это такое, я не старообрядка, нет, я очень люблю своих родственников, очень уважаю, но я хочу быть с Богом в Церкви душой и телом, и духом своим. Помню еще выбирала в какую церковь пойти: Покровскую или Петропавловскую. Решила в Покровскую, в такой-то день. И вдруг мне ночью снится такое, что я вскакиваю утром и думаю: нет-нет, минуты ждать не буду, прямо сейчас поеду в церковь и всё. И вот батюшка после крещения нам, - а со мной еще две взрослые женщины крестились, - говорит: ну, теперь вам надо жить церковной жизнью, постоянно ходить в церковь. А я думаю - а зачем постоянно ходить в церковь? Когда нужно, пришла, свечку поставила, заказала что-то… Но я еще не знала, что так не будет. И буду ходить, и это станет моей жизнью и жизнью детей. Слава Богу! Удивительные тогда были ощущения - радость, мир в душе, свет… Правда пришлось где-то в течение месяца возрастать духом для того, чтобы понять, что забежать в церковь и бегом дальше - так не пойдет, что надо действительно в церкви быть. Слово батюшки проросло. И я ездила и в Покровский, и в Петропавловский храм, тут и в Предтеченский стала ходить, потому что он ближе.

И когда родила свою младшую дочь Аленушку, уже каждый день обязательно была в Предтеченском храме. Каждое утро туда приходила, дочек с собой брала, батюшки и все прихожанки их любили. Приходила в церковь усталая, с больной спиной, а выходила распрямившись, полная сил, бодрости, радостная. Шла и сияла, потому что поняла, что пришла в свой дом.

А однажды пришла в храм Кирилла и Мефодия, и там отец Виктор Ушатов встретил нас. Он, как увидел меня с девчонками, говорит: ой, ангелочки в наш храм пришли! Вы приходите к нам! Это далеко от нашего дома. Но уже на следующую службу я шла туда. Всё! «Приходите» - это слово священника очень много значит. Конечно, и душой, и сердцем я в обоих этих храмах отогревалась. И это трудности житейские помогало мне преодолевать тогда. Помню, стою с девчонками в Предтеченском храме, душа плачет - чем я их кормить-то буду? И вдруг подходит женщина и пакет мне дает - возьми. А там сахарок, булочка, картошки немножко, еще что-то. Господи, есть чем и сегодня, и даже завтра накормить! «Хлеб наш насущный даждь нам днесь», вот так! А был еще случай в Кирилло-Мефодиевском соборе. Тоже как-то тяжеленько нам было. Пришли в церковь, стоим, молимся на вечерней службе. Девчонки побежали в лесочек, еще храм был маленький, деревянный, его уже нет. Построен величественный собор! Прибегают - оказывается, в этом лесочке, прямо рядом с храмом, набрали грибов. Говорю: ну, девчонки, Господь нас нигде не оставляет!

- Помните первую исповедь?

- Самая первая - да, она была горячая, слезная, потому что я поняла, что это такое. Села, вспоминала, каждый свой грех записывала, стыдилась, хотелось просто вот бросить всё и забыть об этом, как о страшном сне. Записала, подошла к отцу Олегу Булыгину, он меня исповедовал, а первое Причастие - это такое счастье было. А бывало по-разному, иногда просто слезами моешь пол. Да, в церкви это бывает... Бывает на исповеди, и когда плачешь о детях. Встанешь, никого уже нет в храме, все ушли, а ты встанешь и плачешь, плачешь… Или возле храма. Двери закрыты, ночь, темно, а ты встанешь на коленки на снег, и плачешь и молишься. И как-то Господь помогает.

«Благовест» я долго ждала

- А как вы пришли в «Благовест»?

- Работала на «Прогрессе» в редакции заводской газеты. Однажды попадает мне в руки газета другого завода, и в ней написано что-то на церковную тему - то ли о каком-то празднике, то ли еще что-то. И подпись - С. Гусельников, он работал там, в заводской редакции. Мне стало сразу так интересно, думаю: ведь можно и в нашей газете такую рубрику сделать. Предложила редактору, он согласился, и пошла я к Владыке Евсевию (сейчас он Митрополит, на покое в Псково-Печерском монастыре) за благословением. Он благословил. Но нужен был священник, который бы меня направлял, ведь я сама-то в Церковь не так давно по-настоящему пришла. И первое время подходила со своими заметками к отцу Олегу Булыгину.

В Безсмертном полку - с портретом деда.

А «Благовест» я очень долго ждала. Так хотелось, чтобы была газета наша, Православная. До этого видела, в киосках появилась газета, название уже не помню, какая-то серенькая… Но ведь о Христе всё же… Взяла, оказывается, это газета то ли баптистов, то ли еще кого. Посмотрела - ну не наша. А вот когда появилась газета «Благовест», я ее взяла и с ней ходила, всем, кого знала, показывала - смотрите, какая газета! Да вы только почитайте, ведь это же наша газета! Так радовалась, и имена Антон Жоголев, Игорь Макаров для меня это были самые дорогие имена, а потом смотрю - и Сергей Гусельников († 2020) появился тоже, замредактора, и Олег Китов (упокоился уже иеромонахом Георгием († 2011)… С первого номера «Благовеста» поняла - это мое. И читала, радовалась, но держалась, конечно, в сторонке. Куда мне, что вы… И вдруг однажды, ноябрь, иду я в церковь Предтеченскую, меня догоняет женщина и говорит: горе-то какое, Владыченька Иоанн в Петербурге умер. И так мне стало печально, так это стало горько. Написала что-то, что в душе было, с этим - и с дочерью Аленкой на руках - пришла в редакцию газеты «Благовест». Отдала статью, а они меня очень тепло приняли, посмотрели и сказали: вы пишите нам, приходите. Обрадовалась, думаю: ну надо же, меня зовут. Редакция была еще на улице Ерошевского тогда. Когда я пришла, был Антон Евгеньевич, был Сергей Гусельников, тогда еще не священник, был Олег Китов ответственный секретарь, сейчас у нас и должности такой нет. Для меня это было такое счастье, что я теперь могу позвонить Антону Жоголеву или Олегу Китову и посоветоваться с ними. Самые близкие и родные люди они стали для меня.

Я не знала, что когда Антон Евгеньевич принимал на работу нового сотрудника, он обязательно просил благословение у старицы - блаженной Марии Ивановны (Матукасовой, † 2000). И я тоже получила такое заочное благословение. Слава Богу! И так я стала в редакции пятничной гостьей, потому что промышленность тогда была в упадке, завод перевели на четырехдневку, и стала я каждую пятницу приезжать в «Благовест» - просматривала письма, что-то писала, работала.

Потом - 98-й год. На лето завод «Прогресс» закрыли до сентября. И Антон Евгеньевич тогда в редакции остался совсем один - даже не было и корректора, отец Сергий и отец Олег стали священниками. Я стала помогать, лето проработала, а в сентябре звонят с завода: ну что, мы выходим завтра на работу. Но мое место уже было здесь. Уволилась из заводской газеты и перешла в «Благовест».

Еще не работала в «Благовесте» на полной ставке, но уже познакомилась с Анной Ивановной Федотовой. Отвезла ей по просьбе редакции какую-то книгу - так и началось наше общение. Стала приходить к ней и приводила к ней своих девчонок, она многое рассказывала. Анна Ивановна была косвенная очевидица Стояния Зои, это она подошла к милиционеру и спросила его: ну скажи, правда она стоит? Он отвечал: ну что я тебе скажу, я ж подписку давал, но смотри… Снимает шапку, а он весь седой. Молодой, а седой.

А как она умерла… Сидела со своей соседкой Антониной Ивановной, разговаривала на божественные темы. Декабрь, 13 или 14-е… Она говорит: эх, дожить бы до Пасхи! И тут же упала на диван и умерла. Дожила до своей Пасхи!..

Незабываемые встречи

- Наверняка за столько лет работы в газете были такие значимые встречи, которые до сих пор остались в душе?

- Очень много таких встреч было. Всегда вспоминаю блаженную Марию Ивановну. Как приезжала к ней просить молитв за свою старшую дочь, которой было очень тяжело в то время. А осенью пришла на раннюю Литургию в Кирилло-Мефодиевский храм. Сергий Гусельников, он тогда еще был псаломщик, подошел и говорит: Ольга Ивановна, в той комнатке Мария Ивановна. Я обрадовалась, побежала туда, смотрю - она одна и келейница с ней, я сразу на колени: матушка Мария, помолитесь о моей дочери, о моих деточках… А она: «Деточки-деточки…» - запела. В это время забегает куча народа, меня оттесняют. Я опечалилась: о маме-то не попросила молитв! Мама вот только упокоилась… А Мария Ивановна посмотрела на меня через головы людей и запела «Святый Боже, Святый Крепкий…» И к своей келейнице повернулась, та тут же налила в крышечку святой воды и мне отнесла попить. Это так дорого сердцу!

Схиигумен Иероним (Верендякин, † 2001) в Санаксарском монастыре… Когда я к нему попала, ничего вокруг не видела - только его глаза, его сияющие седины. Он помазал меня елеем, и это был благоуханный мед - не надышишься! И это была такая радость. В Санаксары я ехала разбитая совершенно, спина невыносимо болела, ноги. А оттуда еду и думаю: состояние какое-то непонятное. Да у меня же спина не болит! С батюшкой Иеронимом было всего несколько встреч, но каждая из них была счастьем.

Матушку Серафиму (Мишуру, † 2022), схиигумению Марфо-Мариинского женского монастыря в башкирском селе Ира, тоже вспоминаю с теплом и любовью. Надо же, она за день до упокоения приснилась мне…

Вспоминаю, как в первый раз попала на прием к тогда еще Епископу Сергию, сейчас он давно Митрополит - с каким-то духовным вопросом, для заводской газеты. Приехала с дочкой Танечкой, оставила ее в коридоре, а сама зашла. И в разговоре обмолвилась, что дочка в коридоре меня ждет. «Дочка с вами?» Владыка поднялся, взял у себя из стола маленькую иконочку «Вознесение Господне», на обороте было написано: «Благословение Святого града Иерусалима», и цепочку для крестика, вышел, благословил Танюшку и дал ей иконочку и цепочку. Для меня это такая радость была! Увидела Владыку - любящего человека, именно Отца!

…Меня никогда не надо убеждать, что Бог есть, я это знала и знаю, и не только из-за маленьких и больших чудес, которых было море, это просто вот такое ощущение, что живешь с Богом. Однажды было такое, что проще бы, казалось, лечь и умереть. Уже всё. Иду, плачу: Господи, ну сил моих нет. А в одной молитве есть такие слова: «Аще хощеши мя имети во свете, буди благословен. Аще хощеши мя имети во тьме, буди паки благословен». Я эти слова принять не могла. Как это во тьме? Во тьму-то я не хочу, хочу в свет. И вот в этот момент, когда я шла, жалея себя изо всех силушек (грех саможаления первым делом потом вписала себе в исповедь), вдруг стало темно. Не то что нахмурились тучи - нет, был солнечный день, а вокруг меня вдруг сгустилась видная только мне тьма. Полная тьма, ничего. И я почувствовала, что оставлена Богом. И почувствовала, что в этом тоже благодать. Я почувствовала, что оставленная Богом, я Им конечно же не оставлена. Что Он со мной всё равно, всегда и во всем, пока я сама с Ним. И поняла, что это должно быть, что надо всё принимать.

Как мы дышим, так и пишем

- Как вы стали писать книги?

- …Это как зернышко, оно внутри есть и щекочет усиками проросшими, и когда эти усики уже становятся большими побегами, тут уже никуда не денешься - садишься и начинаешь писать. И то, что происходило с моими детьми, то, что у меня было в душе, вызревало, что-то читала в других книгах и не соглашалась с этим… - все это как-то преломлялось, и вдруг выстраивались какие-то сюжетные линии, а дальше уже сюжет развивался по-своему. Например, книга «Ящик Пандоры, или Пропавшие дети». Я видела, как сверстники моих детей увлекались компьютерными играми, это было самое начало, мальчишки и девчонки просто зависали в играх. И взрослые люди уже начали уходить в компьютерную реальность. И захотелось написать об этом так, чтобы кто-то прочитал и ужаснулся: ой, это не моё, мне туда не надо. Ну а как писать? Скучным нравоучительным тоном? Да кто это будет читать? Особенно дети… Нет, надо показать им то, что происходит по-настоящему, с их сверстниками. Когда-то я прочитала, что для детей надо писать так же, как для взрослых, только лучше. Не надо с ними сюсюкать, не надо патоку расточать. Нет, дети живут в реальном мире, и им действительно приходится сталкиваться со многими проблемами.

Очень люблю писать черной пастой, в старину же писали черными чернилами, и вот если у меня такая паста в руках, мне легко пишется. Помню, когда писала «Ящик Пандоры», вечером пришла домой, почему-то не было света довольно долго, зажгла на кухне газ, чтобы было посветлее, дети и муж спали, а я сидела и писала…

- Но самая первая ваша книга была не детской…

- Да, первая книга, автором-составителем которой я была, - «Кровавая книга. Грех аборта в России». Мы в «Благовесте» стали писать об этом страшном грехе - аборт, убийство нерожденных детей. И эти публикации трогали читателей, они стали писать в редакцию покаянные письма. Ведь это очень страшно, когда женщина, мать, которой Богом заповедано вынашивать дитя в себе, вскармливать, быть с ним всю жизнь, ведь эта нить она никогда не прерывается, пуповина, она незримой просто становится, и вот эта женщина вдруг идет на такой грех… Я видела, как на презентации этой книги в 54-й школе женщина встала на колени перед кровоточащей державинской иконой и так рыдала! «Кровавая книга» многих удержала от греха, я знаю. Помню, одна женщина написала - я купила три книжки ваших, чтобы две отдать дочерям и одну снохе, чтобы они не повторяли моего греха, ни в коем случае не убивали своих нерожденных детей.

Над этой книгой я, конечно, не одна работала, просто как автор-составитель была. На основе этой книги потом в Рязани вышел сборник «Когда ты была во мне точкой… дочка», и получил первый приз Международного фестиваля социальных технологий в защиту семейных ценностей «ЗА ЖИЗНЬ-2010».

Есть у меня пока не изданные книги. Однажды я получила письмо от монахини Макарии из Дивеевского монастыря. Когда она была еще Натальей Огудиной и сотрудничала с «Благовестом», мы часто виделись. И вдруг она мне из Дивеева пишет: «Ольга, хорошо бы написать о Серафиме Саровском, но не как житие, а как ты это умеешь, в форме приключений». Я сажусь ей писать, пишу: «Нет, мать Макария, я же не смогу это написать… Но конечно, если сначала приехать в Дивеево…» В общем, к концу этого письма я уже выстроила план действий. И действительно, приехала в Дивеево, мать Макария провела меня к открытым мощам Батюшки Серафима, я помолилась. Встретила там свой день рождения, это было в 2016 году. И приступила к работе. Мне очень помогала мать Макария. Присылала не очень известные факты из жизни Серафима Саровского. Оказывается, среди детишек, которые приходили к Серафиму Саровскому, была девочка Лиза (а ведь придуманные мной героини книги - две Лизы…), и он для нее сплел лапотки. Или - что в келье у Батюшки Серафима вдруг появился куст малины с поспевшими ягодами. Мне осталось обыграть такие факты и дополнить тем, что сама уже знала, уже более современными случаями. Например, моей дочери однажды было очень плохо, и к ней с ковра-иконы сошел Серафим Саровский, положил ей руку прохладную на голову, постоял немного и ушел опять в икону. Она в тот же день выздоровела. Это Таня, а другая дочка, Настя, получила вишневое варенье. Она сидела в келье и так захотелось ей вишни, и обратилась она к Батюшке Серафиму с этой просьбой. И вдруг через несколько минут захожу я и заношу вишневое варенье. Таких случаев много. При мне в Дивеевском монастыре послушница Вера бежала от пчелы, которая за ней гналась: «Батюшка Серафим, да что она за мной всё гоняется? Останови ее!» Пчела как будто наткнулась на стеклянную стену, повернулась и улетела назад, это я своими глазами видела.

Дивеево всегда в моем сердце. Помню, как стояла у храма на коленях, потому что храм был закрыт на уборку, а нам уже надо было уезжать. Стояла и плакала о том, что уезжаю от Батюшки Серафима Саровского. Вот это мгновение, когда понимаешь, что Бог дороже всего на свете! Бог и святые Его.

Книга о Серафиме Саровском, я назвала ее «Открылась бездна, звезд полна», пока не издана. В Дивееве взялись за ее оформление, но задумали очень много иллюстраций, на этом пока всё приостановилось. Всё еще надеюсь, что найду какое-нибудь издательство, которое возьмется за эту книгу. Не жаль труда и потраченных сил - нет. Хочется, чтобы это действительно кому-то помогло. Главы из этой книги печатались в наших изданиях.

После этого были еще идеи и хотелось их поскорее воплотить, потому что годы мои уже немаленькие. Недавно получила ответ от издательства «Сибирская Благозвонница», что они передали в Издательский совет Московской Патриархии книгу «Черный, черный телефон». Если посчитают, что эта книга того достойна, то она выйдет в свет.

- О чем книга?

- Идея книги все та же - судьбы детей в переломный момент эпохи, когда им приходится самим преодолевать то, что непросто преодолевать и родителям. И мальчишки сильно меняются на протяжении этой истории. Есть там такие моменты, которые я и сама иногда перечитываю, когда у меня нет сил и мне тяжело. Это сюжет о гибели одного героя, который спасает этих мальчишек…

Самая большая награда

- Лето - время Крестных ходов… Знаю, у вас их было много, что особенно запомнилось?

- Много… Самые первые - к месту явления Табынской иконы Божией Матери. Один раз прошла в Великорецком, один раз в Ташлу... А с 2000-го по 2010-й годы были незабываемые Крестные ходы вокруг Самары! Пришло понимание, что надо ограждать наш город молитвами. Собралась с духом - и решилась на организацию этих Крестных ходов. Нашлись единомышленники среди священников и мирян. Владыка Сергий дал благословение - и сотни людей с иконами, с хоругвями шли и молились, и впереди несли икону Божией Матери «Взыскание погибших»… Безмерно жаль, что этого Крестного хода больше нет.

Был еще один Крестный ход - мой личный, в Киево-Печерскую Лавру, жарким летом 2010-го года. Взяла благословение у двух священников и двух игумений - и пошла. А младшая дочка заявила: «Одну тебя не пущу!» Так и шли с ней вдвоем от Харькова до Киева. Видели удивительную человеческую доброту, любовь к России - и уже первые мрачные признаки того, что потом станет бандеровским кличем… Слава Богу, что мы успели пройти этот путь.

- Расскажите о своих наградах.

- Да что о них говорить… В 2004 году была Патриаршая награда - медаль Преподобного Сергия Радонежского. Мы одновременно с Антоном Евгеньевичем получили награды. Он - золотую медаль, а я - серебряную. Мне тогда 50 лет исполнилось, это юбилейная награда. Собственно, ничем особенным не заслужила, просто честно работала. А когда мне исполнилось 60, наградили Серебряным знаком Святителя Алексия. Так что - это юбилейные награды, за ними обычный человеческий труд. Но дорого то, что эти медали незримо связывают меня с великими святыми. Вот это - очень дорого.

- А что для вас лучшая награда?

- А вот когда не просто хвалят, мол, любят читать мои книги, статьи… То, что я написала хорошее - это Господь помог, а что плохое - это все мое, да. Но вот пришла преподаватель мединститута и купила 12, вроде бы столько, томиков «Кровавой книги», чтобы своим студентам отдать, - это очень большая для меня награда. Такие негромкие награды помогают жить дальше и работать. Потому что бывают минуты, когда печалишься: и это у меня не так, и здесь не так написала, не то сказала, здесь с детьми упущение такое… И вдруг раз - и что-то светлое! Господи, мне ли страдать? Да у меня столько хорошего, а что плохое - это то, что я сама натворила. Когда была помоложе, когда Господь знал, что я этого просто не пойму, то «получала» в наказание меньше. А сейчас получаю в полной мере. Пришло время, когда уже понимаешь: получила? Теперь подумай, за что и для чего. Я люблю слово «наказание», оно для меня от слова «сказать». Господь говорит тем языком, который ты способна понять. Вот если ты способна понять, только когда тебя поставили в угол, изволь просить прощения! А то и уснешь в углу, как со мной было в детстве (улыбается). Нельзя отмахиваться от слов, что звучат в душе: нельзя, нельзя! А ты: да ладно, все так делают, ничего особенно плохого в этом нет. Вот и получишь то, что заслужила. А когда поймешь и смиришься, Господь приходит на помощь. Надо больше смиряться.

- Вы себя можете назвать счастливым человеком?

- Конечно. Когда рождались мои дети - величайшее счастье. Но счастье трудное. Особенно когда ребенок болеет или когда ему плохо, какие-то обстоятельства тяжелые... Счастье легким не бывает. А я счастливая… Работать в газете «Благовест» - это счастье. Ну а книги, это вообще детская мечта сбылась, тоже огромное счастье.

- Что бы вы хотели пожелать читателям «Благовеста»?

- Оставаться верными. Верными Богу, верными Отечеству. Сейчас очень крепко испытывает нас Господь на верность. Верными семье, вот есть такой лозунг: русские своих не бросают, но сколько брошенных детей, брошенных жен, мужей… В экстремальных ситуациях, в боевых действиях - да, русские своих не бросают. Надо нам быть русскими во всём. Неважно - мордва в роду, чуваши или якуты. Если мы живем в России, если вскормлены русской землей, как мы можем не быть русскими? Какой бы крови в нас не было. Все равно человек уже становится русским душой. Мы русские, с нами Бог! Вот это надо помнить всегда и надо самим нам быть с Богом. Пока мы с Богом, пока мы с Матерью Божией, Они будут с нами, Они от нас не отвернутся. А наши Ангелы… - вот моего Ангела-Хранителя остается только жалеть, бедного, у него наверно все крылья изранены - сколько он меня спасал из разных ситуаций, сколько вытаскивал из всяких бед. Надо нам помогать своим Ангелам-Хранителям. Самое главное - быть верными!

Записала Юлия Коцын.

Когда верстался номер. В редакцию «Благовеста» пришла радостная весть. В канун своего юбилея заместитель редактора Православной газеты «Благовест» Ольга Ивановна Ларькина удостоилась высокой Патриаршей награды - Ордена святой равноапостольной княгини Ольги III степени. Аксиос! Аксиос! Аксиос!