"У верующего художника есть надежда на спасение…"

С председателем правления Самарской организации Союза художников России самарским художником Рудольфом (в крещении — Рустик) Николаевичем Барановым мы беседовали в холодный декабрьский вечер в его мастерской. По узкой деревянной лестнице поднялись в комнату, устроенную на втором этаже мастерской. Все стены увешаны пейзажами, портретами, иконами. У стен расставлены старинные комоды, шкафы, вековое зеркало с затуманенным стеклом — наследство бабушки жены художника Маргариты Николаевны. Обращает внимание большой (в натуральную величину) фрагмент картины Александра Иванова "Явление Христа народу", написанный Барановым с оригинала в Третьяковке во время учебы в Московском художественном институте имени Сурикова. Справа на стене — редкая фреска с изображением Николая Угодника. Рудольф Николаевич, увидев, что я внимательно ее рассматриваю, не дожидаясь вопроса, стал рассказывать:

— У нас были творческие дачи художников в поселке Старая Ладога под Санкт-Петербургом Там был Богоявленский храм. Я как увидел в храме эту фреску на своде — меня прямо поразило. Она очень красивая! Византийское письмо. Сделал ее один в один, как она выцвела, все трещины, царапины. Если долго-долго на нее смотреть, она начинает человека вбирать в себя. Я ее сохраняю — пока я жив, пусть она у меня всегда будет здесь.

Я обратила еще внимание на портрет жены, сделанный с большой любовью, радостный, "летний".

— Маргарита Николаевна закончила, как и я, Палех, мы вместе учились. Познакомились на первом курсе училища в 1959 году, — пояснил Рудольф Николаевич. — Потом Андрюшка родился, а меня с 5-го курса взяли в армию, я этот год служил и одновременно защитил диплом. У нас три сына: Андрей, Максим и Павел. Все — художники, члены Союза художников. Внук пока один — Никитка.
— На выставке "Красные ворота", которая сейчас идет в выставочном зале Самарского историко-краеведческого музея имени П.В. Алабина, есть ваша картина "Портрет Никиты. Ангел-Хранитель", ее даже поместили и на плакате выставки. Ангел-хранитель с небес осеняет бегущего по желтому речному песку мальчика. Эта работа оставляет ощущение законченности, духовной сосредоточенности. Как создавалась эта картина?
— Начну с того, что когда Никитка только зачался, протоиерей Иоанн Букоткин увидит меня в Петропавловском храме, когда я иду на исповедь или к кресту после службы, и приветствует: "А, дедушка Рустик!" Я ему ничего не говорил, а он меня уже тогда начал звать дедушкой. Потом с Никиткой мы приходили к отцу Иоанну — познакомиться. Смотрю я на Никитку: всегда один, а нас-то у матери было шестеро. Однажды я подумал: не один, а с Ангелом! Но как это изобразить на холсте? Как-то мы были за Волгой, на той стороне наша Винновка с церковью во имя иконы Казанской Божией Матери. Никитка бежит по песочку, над ним облака, я думаю: "Вот оно!" Он уже пошел ножками, жизнь, даст Бог, будет длинная. А разве без Ангела-Хранителя проживешь, разве убережешься в этом ужасном миру? Картину я сделал буквально недели за две. Работа у меня долго созревает, а сам момент воплощения не составляет труда. Мне 60 лет уже все-таки, у меня хорошее художественное образование: Палехское художественное училище, Суриковский институт. Палех — это же иконописная мастерская с 9-го века! Там были дремучие леса, их палили и корчевали, отсюда — Палех. Сейчас это огромное село, два храма. Я жил в детстве недалеко, в деревне Владимирской области. У меня жена из Самары, она меня сюда перетащила.
— Когда вы поняли, что станете художником?
— Еще в детском саду. Только что закончилась война. Нам давали для рисования грифельки, я их быстро изрисовывал и у соседки выменивал грифелек за стакан киселя. Я это хорошо помню. Однажды старшему брату родители привезли акварельные краски — это было такое чудо! Жили мы бедно, в бараке. Приятель поступил в Палехское училище и меня потянул за собой. Говорит, у нас интернат: кормят, поят, одежду покупают, талоны на стрижку, на баню. И я поступил в Палех. До революции это были только иконописные мастерские. А после революции иконописцы остались без куска хлеба и начали камушки разрисовывать, расписывать коробочки из папье-маше.
— Вы прихожанин самарского Петропавловского храма. Давно пришли к вере?
— В 1990 году. Мы начали посещать храм с женой, это все она, я за ней тянусь. У меня духовный отец — протоиерей Михаил Фролов.
В храм я заходил и раньше, но чтобы ходить постоянно — такого не было. Наоборот, ходил в баню по воскресеньям с приятелями. Однажды звонят: приди в баню, будем отмечать день рождения, я говорю, что не хожу теперь по воскресеньям, но — уступил. Жена — в храм, а я — к друзьям. Посидели в парилке, спускаюсь оттуда — меня как подсекло! Такие синячищи потом были. Я упал и говорю: "Господи, понял, прости меня, грешного!". Больше, конечно, в воскресенье я в баню не ходил.
А в храм меня всегда тянуло. Я же владимирский, Православие, видимо, где-то там внутри сидит. Бабушка очень верующая была, иконы в доме были.
— С воцерковлением что-то изменилось в вашей жизни?
— Вроде бы сильно не изменилось Но… мне кажется, спокойствия стало чуть больше. Когда приезжал в Москву выполнять заказ, первым делом искал, где тут церковь. Мальчишки спят, а я утром иду в храм. В Самаре каждое утро иду до автостоянки — читаю Серафимово правило, это у меня как Канавка в Дивеево. Тогда только можно жить день.
— А в вашем творчестве что-то изменилось после прихода в храм?
— Изменилось. Я много писал обнаженной модели — теперь начисто отказался от этого.
C огромным удовольствием пишу иконы, делаю это безплатно. Написал иконостас для храма Рождества Христова в селе Рождествено Самарской области. Надо еще надвратную икону написать. В Осиновке Ставропольского района зашел в молельный дом — отец Александр ведет службу, а на стенах почти ничего нет. Ну, думаю, я должен помочь! Уже написал для них иконостас. Икона Николая Чудотворца такая красивая получилась!
— Есть такая вещь — творческая гордыня, когда художник хочет показать свое "я". Когда вы пришли в Церковь, это ушло?
— Сегодня листочек в календаре был как раз на эту тему. Как художник упивается своим творчеством и считает, что все им созданное — только его. Но Господь Бог может отнять за секунду все. Для себя я понял одно: если искусство по своей сути не Православное, оно сатанинское, третьего не дано.
— Были вам такие предложения, которые "не от Бога"?
— Такие случаи были. Несколько раз отказывался от работ. Но иногда поддавался на уговоры. У меня есть приятель, которому я многим обязан. И вот он привязался ко мне: напиши его жену в полуобнаженном виде. Я года четыре отказывался. А потом решил: напишу, я же ему обязан. Написал — и тут же перевернулся на трассе вместе с машиной, но остался жив. Господи, понял, прости, слава Тебе! Знаменитый художник Венецианов, известный росписями на Евангельские темы, русскими пейзажами, однажды написал "обнаженку" — это известная картина, она приводится во всех его монографиях. Только он ее написал — ехал с горы на возке, кони понесли и он разбился насмерть. Я это чувствую: вразумление немедленно следует! Значит, надо соответственно вести себя.
— Говорят, вы написали икону для бильярдной…
— Да, было. Один знакомый купил частный дом и стал за мной ходить: "Напиши мне на стене религиозный сюжет". Большая комната, стена в 15 метров, я знал, что он хотел поставить там бильярд. Полгода я размышлял, и вдруг до меня дошел слух, что Баранов выкаблучивается, в Италии пишет (я несколько месяцев по приглашению писал в Падуе), а русским не хочет. И я написал — "Преображение Господне". Себя уговорил так: написал же Леонардо да Винчи "Тайную вечерю" для столовой (на самом деле это была трапезная монастыря, но я тогда разницы не понимал). Да и мало ли что там будет завтра. Закончил писать фреску, поставили бильярд, они играют, наклоняются спиной к иконе. Думаю, что же я наделал?! На другой день надеваю очки, протираю — мутно! Одним глазом вижу, другим — почти нет! Какое еще можно наказание получить художнику! Я поехал к известному офтальмологу Святославу Николаевичу Федорову (был с ним знаком, у него были мои работы). Он жил в Протасово, там есть церковь, у которой он сейчас и похоронен. В ней был колхозный склад, а Федоров построил для них новый склад, помог открыть церковь. Там его и окрестили, года за четыре до смерти. Я приехал, говорю, у меня тут Божие наказание — глаз не видит. Врачи посмотрели, говорят, это сложная ситуация, нет смысла вмешиваться, может, и нормализуется со временем. Нормализовалось! Это такое предостережение!
— На 50-летие Архиепископу Самарскому и Сызранскому Сергию вы подарили картину "Христос-отрок". Это же редчайший сюжет!
— Да, редчайший. Очень давно я увидел такую картину в одном из музеев в Европе, и она меня поразила. Сфотографировал, эта фотография у меня много лет лежала, и вот пришло время для картины.
— Как вы смотрите на перспективы развития живописи в России, в том числе религиозной?
— Выставка "Красные ворота" — одна из попыток возродить живопись. Действительно, такая живопись осталась только в России, сейчас такой нет нигде в мире! Еще Ренато Гуттузо сказал, что только Россия сохраняет реалистическую школу живописи. Это же воспевание Божьего творения, а не искажение, как в абстракционизме.
Сейчас строятся храмы, многие художники начали писать иконы. В Палехе снова стал работать огромный иконописный цех, как до революции. У нас в Самаре художник Виктор Чемирзов пришел к глубокой вере. Он расписывал церковь в Самарской Духовной семинарии. Самарец Николай Панфильцев стал писать на религиозные темы. Художник Алексей Князев несколько раз ездил в Державино к кровоточащей и мироточащим иконам, он тоже верующий.
— Хорошо ли быть верующим художником?
— Хоть надежда какая-то есть на спасение!
— Рудольф Николаевич, что для вас значит Волга как духовное явление? .
— Я своим студентам всегда говорю: вы же на Волге живете. У нас такая красота! Если человек не видит красоту здесь, он ее не увидит и за тысячу верст. Я работал в Москве в театре имени Вахтангова, у меня там все — друзья. Думал, поеду в провинцию, заработаю и вернусь. Я не хотел уезжать из Москвы. Но приехал — стал выезжать на Волгу, и как только за нее зацепился — все! Из Москвы сейчас бегом несусь. Волга — это чудо! А самое главное чудо для меня сейчас — прожить еще год и что-то сделать.
У меня уже созрела полностью работа: Серафим Саровский, моление на камне. Лес необыкновенной красоты средней полосы России — я же сам оттуда.
Моя картина "Сергей Радонежский" написана на половине двери. А почему нет — ведь Евангелист Лука писал на столе!.. Художники писали иконы и на дверях, и на столешницах. Когда напишешь икону и ее освящают — мороз ходит по коже. Это незабываемо. То это была твоя живопись, а то она начинает быть уже не твоя. И люди идут прикладываться к ней.

Людмила Белкина

См. также

04.01.2002