​Блокадница

27 января — день снятия блокады Ленинграда.

Об авторе. Галина Евгеньевна Лебедина живет в Санкт-Петербурге. Окончила Православный Свято-Тихоновский гуманитарный университет по специальности социальная педагогика. В настоящее время — руководитель изостудии.

Познакомилась я с этой пожилой женщиной в петербургском госпитале для ветеранов войн, где навещала маму.

У большого, высокого окна, выходящего в больничный сад, лежала пожилая женщина. Рядом сидела ее дочь, разбиравшая красный гранат на зернышки.

У изголовья кровати висела табличка: Изюмова Галина Григорьевна, 83 года.

Галина Григорьевна приветливо поздоровалась, взгляд ее голубых глаз был зорким и проницательным. Аккуратно причесанные волосы на голове казались припорошенными снегом.

— А мама всю блокаду прошла от начала до конца, — сказала ее дочь Ольга, когда мы познакомились.

Надо сказать, в Петербурге к блокадникам люди испытывают особенное чувство.

Когда я училась в школе, учительница математики, пережившая блокаду, никому из нас, детей, не позволяла относиться пренебрежительно к хлебу. Не дай Бог, если кто-то из нас бросил хлеб. Хлеб — это была святыня. Раньше говорили: «Хлеб всему голова». Потому что знали и помнили цену хлебу, да и вообще пище. Моя бабушка никогда не разрешала нам выбрасывать еду или недоедать положенную порцию на тарелку.

— Галина Григорьевна, расскажите про блокаду, — попросила я ее через день.

Галина Григорьевна села на кровати, пригладила рукой убранные в пучок волосы и спокойно начала свой рассказ:

— Когда началась блокада, мне было восемь лет. Родилась я на проспекте Обуховской обороны. Мама работала машинистом компрессоров на заводе «Большевик». Папа, Григорий Игнатьевич, работал заместителем директора в ремесленном училище, он заболел туберкулезом. Поскольку он был лежачий, за положенным ему пайком в училище ходила я и носила еду.

За водой

У меня была еще одна обязанность — приносить каждый день по два ведра воды из проруби в Неве, чтобы постирать и еду приготовить.

Берега Невы зимой были обледеневшими. Мы спускались с невысокой горки к проруби, вставали на коленки и черпали ковшом воду, а вверх подняться иногда не могли и всю воду разливали на себя. Приходилось ползти обратно.

Был такой случай, мальчишки до Невы добраться не смогли. Набрали воду из Обводного канала и сварили на ней суп. И все умерли. Вода там плохая.

— Неужели можно было прожить на 125 граммах хлеба? — спросила я.

— Нас еще в школе кормили, и плюс трава лебеда, лепешки из нее пекли, дуранда и жмых, но я дуранду не могла есть. Дуранда — это отходы от злаковых культур. И еще рядом был мельничный комбинат. Мы детьми забирались, пролезали туда, где в вагонах в мешках зерно стояло. Мы из мешка горсть схватим — и бежать.

Блокадные будни

— Страшно было?

Галина Григорьевна немного удивилась:

— Мы дети еще, бегали, а чего взрослых бояться? Они слабее нас были. Идет человек, раз — и упал. Хоть и редко, но все же было, как ни печально, что некоторые обрезали у умерших мясистые места. Но кто так делал, тот без человечины уже не мог жить. И после войны многих таких посадили.

— А птицы в городе, их ели?

— Какие птицы, мы их и в помине не видели! Еще в начале войны в городе съели и всех собак, и кошек, и птиц.

— Были случаи, когда у вас паек отбирали?

— Да, было несколько раз. Идешь с пайком из ремесленного училища, а у тебя хвать из рук — и тут же выпьют суп. И бросят тебе пустую посуду — «На, бери». Обидно было за отца, что он больной и голодный. Папа умер в 1942 году.

Когда у Александро-Невской Лавры горели Бадаевские склады, то мы потом лазили туда, наберем ручонками то, что осталось, жженый сахар, и потом пили «чай» — вода становилась коричневой, и заварки не надо. Бадаевские склады — в них были продуктовые запасы на десятилетия. Дым по всему району стоял.

— А рыбу ловили?

— Какую рыбу — Неву так обстреливали! У нас ведь в районе сплошь заводы были.

Летом нам выделили в Обухове землю, и мы там сажали капусту. Ой, какие вкусные щи из хряпы.

— А что это такое — хряпа?

— Хряпа — это капустные листья.

Мы с мамой в эвакуацию решили не уезжать. Что будет, то и будет, а из города не поедем. В городе отряды были, которые собирали детей в машины в эвакуацию. Меня тоже забрали, но я сбежала. Когда нас обстреливали, то мы свернемся калачиком и лежим — окна заклеены, шторы завешены. В бомбоубежище не ходили, в старых домах бомбоубежища не было.

На улице стемнело, часы посещения заканчивались, я поблагодарила Галину Григорьевну и попросила вернуться к нашей беседе завтра.

Я шла домой по скользкому льду, покрытому тоненьким слоем выпавшего снега, боясь поскользнуться, и вспоминала, как крестная мне рассказывала об эвакуации из Ленинграда.

Крестная

Моей крестной Галине Антоновне Журкиной было четыре с половиной года, когда она попала в осажденный город.Отец ее работал в Ленинграде, а жили они под Гатчиной, в Пудости.

— Когда началась война, папу мобилизовали, и мы с мамой Ольгой поехали с ним попрощаться, — вспоминала крестная. — А когда захотели вернуться обратно, то нам на Балтийском вокзале сказали: «Электрички не идут, Пудость заняли немцы!» И мы остались в осажденном городе. Мама пошла работать на Кировский завод, а меня устроили в садик при заводе. Эвакуировали нас, детей, зимой 1942 года. Нас посадили в грузовую машину. И в руку дали горбушку хлеба. Но не разрешили ее есть, а велели только сосать. Пальтишко у меня примерзло к сидению. Рядом взрывались машины и уходили под лед, а мы ехали по огромному белому безконечному ледовому полю. Я сосала горбушку хлеба и боялась его проглотить. Я думала тогда, что хлеб растет на деревьях…

Что помогло выжить

На следующий день Галина Григорьевна ждала меня, ее обещали выписать через день, и она была в приподнятом настроении. Она продолжила свой рассказ.

— Из нашего класса выжили не все. Меньше половины. По-разному сложились судьбы выживших блокадных детей. Уже после войны мы с мужем поехали на Украину в отпуск. В вагон зашла банда, и я вижу — входит Костя, одноклассник. Мы вместе в блокадном городе жили. Он, оказалось, руководил разбойничьей бандой! Увидел меня и говорит своим: «Всё, уходим, грабить не будем». И не стал нас грабить.

— Что вам помогло выжить?

—Сила, характер русского человека. Настойчивость. Шли напролом, не обращая внимания на невзгоды. Что такое блокада — одни слезы!

Мы выжили во многом и благодаря тому, что делали зарядку в школе. Девочка играла на пианино, а мы под музыку делали зарядку. Нас так разогревали, не давали замерзнуть, у нас была физкультура. Физкультура тоже тогда была — всему голова. Попробуй физкультуру прогулять! Это сейчас хочу — иду, хочу — не иду. Спортзалы все платные. А тогда для всех обязательное образование было. Дети многие брошенные сейчас. У нас кружки были, интересы, а сейчас один компьютер заменяет всё.

— Я слышала, что у людей в блокаду не было некоторых болезней.

— Мы не знали, что такое рак. Раковых заболеваний вообще не было, и диабета не знали. Многие болезни от вкусной пищи, от сладостей. Сосудистые заболевания от жирной пищи. Надо есть меньше, но качественную пищу. Не надо объедаться вкусностями.

Как надо есть? Чаще, но по чуть-чуть. Это я как пережившая блокаду говорю. Позавтракал в 9 часов. А потом в 12 съел какой-нибудь фрукт, пообедал в 14, а потом фрукты. И после 18.00 не есть, а если очень сильно захочется, кефирчику выпить.

— Есть ли какая-то особенность в характере жителей Ленинграда?

— Ленинградцев можно отличить по воспитанию. Это люди, на которых можно всегда положиться.

— А к Богу как вы пришли?

— У меня сильно заболела дочь. И я буквально жила в клинике, только выходила на улицу и гуляла вокруг храма, очень боялась сложной операции. И вот вышел поговорить со мной доктор, он сказал: «Операции не будет». Состояние дочери улучшилось, и врачи обошлись более щадящим лечением. Я говорю в сердце: «Слава Богу!» После этого я поехала сразу же в храм — и вот прилепилась к храму. Стала его часто посещать.

Дорога Жизни

27 января в госпитале был концерт, посвященный годовщине снятия блокады, я торопилась поздравить мою новую знакомую с этой датой. Я опаздывала на концерт. Но то, что я увидела, проходя мимо помойки, заставило меня остановиться и ужаснуться. На земле валялись куски хлеба, в большом количестве, я даже сначала не поверила своим глазам.

Вспомнился рассказ моей крестной о Дороге Жизни, как она ехала по ней, подвергалась обстрелам и бомбежкам. И как сосала она ту горбушку…

Разбирая документы, однажды мой муж показал удостоверение своего родного дяди: «За участие в героической обороне Ленинграда Приходченко Федор Иванович Указом Президиума Верховного Совета СССР от 22 декабря 1942 г. награжден медалью «За оборону Ленинграда».

До сих пор неизвестны все имена людей, которые обезпечивали работу Дороги Жизни, в том числе и имена погибших водителей, и ленинградцев, так и не достигших берега спасения. Крестная моя не имеет никаких льгот, полагающихся жителям блокадного Ленинграда, потому что документов, подтверждающих то, что она была блокадницей, в архиве не найдено. Моя крестная стала уже прабабушкой двух правнучек, но она до сих пор плачет, вспоминая ту зажатую в руке горбушку. Может быть, кому-то покажется наивным, что маленькая крестная и другие дети верили, что хлеб растет на деревьях. Но это — еще и потому, что им и в голову не могло прийти, что он может валяться на помойке.