‣ Меню 🔍 Разделы
Вход для подписчиков на электронную версию
Введите пароль:

Продолжается Интернет-подписка
на наши издания.

Подпишитесь на Благовест и Лампаду не выходя из дома.

Православный
интернет-магазин





Подписка на рассылку:

Наша библиотека

«Блаженная схимонахиня Мария», Антон Жоголев

«Новые мученики и исповедники Самарского края», Антон Жоголев

«Дымка» (сказочная повесть), Ольга Ларькина

«Всенощная», Наталия Самуилова

Исповедник Православия. Жизнь и труды иеромонаха Никиты (Сапожникова)

«Бог привел меня из небытия в бытие…»

Интервью с известным блоггером, миссионером, автором книг с ответами на вопросы читателей, руководителем службы коммуникации Ивановской Митрополии иеромонахом Макарием (Маркишем).

Иеромонах Макарий (Маркиш) — руководитель службы коммуникации Ивановской Митрополии. Но известен он также как активный блоггер и автор нескольких книг с ответами на вопросы читателей. На Пятом международном фестивале Православных СМИ «Вера и слово» отец Макарий выступал с докладом, не раз звучали и его высказывания с места. В перерыве между заседаниями я успел задать отцу Макарию несколько вопросов.

— Отец Макарий, Иваново ваш родной город?

— Я родился и вырос в Москве. В самом начале перестройки уехал за границу, жил в США, в центральном и восточном Массачусетсе. И после пятнадцати лет жизни за рубежом вернулся на родину. Шел 2000-й год, интерес к Западу был тогда больше, чем сейчас (к счастью, этот интерес постепенно затухает). И я на себе почувствовал напряженное внимание со стороны друзей, знакомых. Среди них были и женщины. Я был разведен с 1992 года. И понятно, что одинокий мужчина, который к тому же приехал из богатой страны, стал испытывать на себе определенное давление. Мне было 48 лет. Я понял, что нужно скорее «уходить под воду». В столице мне оставаться нельзя, если хочу пойти по духовной стезе. Мне посоветовали поехать в Иваново, в монастырь. Ивановского Архиерея, Владыку Амвросия (сейчас он на покое) не испугала моя пестрая международная биография. Вскоре я переехал в Иваново. По благословению Владыки Амвросия принял там монашеский постриг. Был Марком, стал монахом Макарием. Вскоре полюбил Иваново, но особой, Православной любовью. Ведь любовь — это прежде всего самоотверженность и верность.

— Как вы пришли к вере в Христа?

— Я принял крещение в Русской Зарубежной Церкви по приезде в Америку, в 1987 году. Тогда мне было чуть больше тридцати лет, а сейчас уже 58 лет. Крестил меня известный священник — протоиерей Роман Лукьянов. Он скончался за два месяц до воссоединения в 2007 году Русской Православной Церкви и Русской Зарубежной Церкви. Это был один из тех пастырей, кто очень активно защищал идею нашего церковного единства.

Когда меня спрашивают, как я пришел к Христианству, обычно отвечаю так: не было какого-то отдельного поворотного события. А была череда внутренних и семейных конфликтов, и все это привело меня к Православию. Я не смог повлиять на свою жену, еврейку по национальности, крещения она не приняла. Мне сказал один духовник, что я не сумел понести свой брак, а надо было нести его как драгоценный сосуд… У меня двое детей, они живут в США. Сын крещения так и не принял. А дочь Юлия была крещена в детстве. От Церкви она на каком-то этапе отошла, но все равно заложенное в детстве, данное ей в Крещении не прошло безследно. Три года назад она приезжала в Россию в командировку. Ее пригласила компания Фейсбук, чтобы она в России провела какие-то важные переговоры. Когда она приехала в Москву, мне как раз надо было ехать на Селигер, на встречу молодых политиков. Конечно, было очень больно от того, что дочь, которую я не видел столько лет, приезжает в Москву, а я ее могу не увидеть. И я предложил ей поехать туда со мной. Хотя и сомнения были: выдержит ли она жизнь в палаточном лагере, без привычных удобств, и это после американского комфорта. Так что я рисковал. Тем более, когда ехали в машине на Селигер, пошел сильный дождь. Ну, думал я, сейчас она скажет: «Нет, папа, это не для меня, давай поедем в Осташков и оттуда я вернусь в Москву». Но этого, к счастью, не произошло. Она отменила все свои дела. Жила в палатке до окончания работы лагеря. Перезнакомилась с молодежью, вошла в жизнь этого огромного лагеря. И я видел, что ей все очень нравится. «Почему тебе тут понравилось?» — спросил я. — «Люди такие хорошие!» — ответила Юлия. Так она восприняла Россию.

— Как складывались отношения с родственниками после принятия вами крещения?

— По происхождению я еврей. У меня родной дядя живет в Израиле. Есть и другая еврейская родня. Но некоторые сложности после моего обращения были только с отцом, Симоном Маркишем. Он умер в 2003 году и не застал моего священства. Но застал монашество. Хотя гораздо тяжелее он переживал из-за моего крещения. Он человек трудной и острой судьбы. Он был очень талантливым человеком. В России мой отец был превосходным лингвистом, переводил с древних и новых языков на русский язык. Он уехал в Венгрию в 1969 году, там женился во второй раз. И там вся его интеллектуальная и творческая жизнь пошла под откос, потому что он оторвался от почвы, от России.

В силу надорванности его творческой судьбы, он с болью воспринял мой духовный выбор. Но вскоре мы с ним примирились. Приведу характерный пример. Я прилетел к нему первый раз из Америки в Женеву. Ехал для окончательного примирения, чтобы навсегда «зарыть топор войны». А шел Великий пост. Я тогда был сравнительно новокрещеным человеком, все у меня было жестко, строго по уставу. И вот мы встретились, поцеловались. Он мне говорит: «Ну, сейчас Великий пост, я знаю, ты мясо не ешь. И потому купил много рыбы…» Мне хотелось сказать, что и рыбу тоже нельзя есть в этот пост, уже и рот открыл я для этих слов. Но… прикусил язык. Не стал отца обижать.

— А как отнеслись знакомые евреи к тому, что один из них вдруг стал Православным?

— Я несколько раз бывал в Израиле. Меня из Америки туда направляли в командировки. В США я работал программистом, потом преподавателем. Я не был богатым человеком, но за все пятнадцать лет странствий, включая печальное время моего развода, я никогда не испытывал материальной нужды. Бывая в Израиле, я не встречал там религиозных евреев. Только разве что издалека где-то видел. И никогда не скрывал своего Православия. В общении со мной евреи никогда не заостряли на этом внимания. У меня там была группа инженеров-техников, простых людей разного возраста. А я должен был их выучить, потом выдать им соответствующие сертификаты о том, что они прошли эти курсы. Говорил с ними по-английски. Только один в этой группе носил кипу, самый старший, ему было около пятидесяти лет. И поскольку он почти не говорил по-английски, я с ним почти и не общался. И вот за столом один молодой парень рассказал анекдот, в котором был какой-то легкий выпад против Христиан. И вдруг этот религиозный пожилой человек засуетился, стал просить других людей, чтобы мне перевели его слова об этой ситуации. Он хотел мне сказать, что этот парень (рассказавший недобрую шутку), он вообще-то хороший, и попросил, чтобы я на него не обижался. Он просто по недомыслию так пошутил…

Был и такой анекдотический случай. В 2000-м году в Израиль приезжал Папа Римский. И почти незнакомые евреи стали мне говорить: вот, недавно ваш Римский Папа к нам приезжал. Я машинально ответил так: «Вообще-то он не наш». И они оказались в странной роли защитников Папы Римского от меня, новообращенного Православного. Стали убеждать, что он учит дружбе, миру…

— А в церковной среде вам приходилось сталкиваться с проявлениями антисемитизма?

— Ну, такого не видел. Разве что на уровне шутки. Был случай, я стоял возле ворот женского Введенского монастыря в Иваново и проповедовал группе людей. Вещал им что-то патриотическое, державное. Говорил о том, что надо всем нам любить Россию. И вдруг подходит пьяненький мужичок, смотрит на меня и говорит: «Батюшка, а чего ты все говоришь «Россия, Россия…» А сам ведь не русский». Я ему отвечаю: «Вот это и удивительно, что я не русский, гость в вашем народе, и я у вас священник, в Русской Церкви. А вы вот здесь хозяин — русский человек. И стоите возле монастыря пьяный в стельку…». Слушатели меня поддержали. Да и пьяненький спорить не стал…

Был еще один забавный случай. Как-то поехал я с сестрами монастыря на ярмарку. А там нужно деньги тратить весьма расчетливо, да и учет необходимо вести. Одна монахиня за это отвечала, все записывала. Я ей стал давать советы, как лучше контролировать расходы. А она отвечает: не мешай мне, я все правильно делаю. Мне так Яков сказал, а уж он-то знает. Я говорю ей: ну, подумаешь, Яков, ты меня слушай. Она в ответ: ты с ним не спорь, Яков еврей. Он лучше знает, как деньги считать. Я ей говорю, что ведь и я тоже еврей. Но все равно, говорит она, ты с Яковом не спорь, он еврей. Он лучше тебя деньги считает.

— Вы вернулись в Россию двенадцать лет назад. За это время значительно усилилась Церковь в России? Или еще больше усилились наши недруги?

— Надеюсь, что мы усилились больше. Я как солдат отвечаю, и по-другому просто не могу и не буду отвечать. Когда солдата спросят, как твоя армия, она стала сильнее? Если хороший солдат, он никогда не скажет, что нет, его армия ослабела. Скажет: усилилась, а как же!

Но борьба с нами нешуточная идет…

— Как вы работаете над книгами с ответами на вопросы читателей?

— Вопросы мне поступают по интернету. Это реальные вопросы от реальных людей, хотя я эти вопросы иногда чуть-чуть редактирую.

На сегодняшний день накопилось 517 вопросов. Я их разделил по группам, по темам, отвечаю людям. Так постепенно эти ответы собираются в книги. Иногда дам ответ, а потом перечитываю и думаю, что мог бы ответить несколько иначе. Не то чтобы совсем неправильно ответил, нет, но хотел бы сделать какие-то поправки, дополнения. В интернете я вношу эти поправки, а в книгах уже этого не сделаешь. Написанное пером не вырубишь топором.

Я монах, и не строю планы, в том числе и издательские. Просто я настоятель маленькой церкви, еще преподаватель в семинарии, а также технический работник Ивановского епархиального управления. Успеваю работать с вопросами читателей лишь в те краткие часы или даже минуты, когда успеваю включить компьютер и хотя бы ненадолго предаться этому, надо сказать, любимому мной занятию.

— Сильно повлияло на вас принятие монашества? Вообще что вы скажете о значении монашества в современной жизни?

— Особых открытий, к счастью, у меня не было. За это я благодарю отца Романа, который наставлял меня в вере. Я разведен с начала 1990-х годов, и после этого почти десять лет прожил стабильной Христианской жизнью в приходе. Читал книги, беседовал с духовными людьми, учился в Джорданвилльской семинарии. Все это дало нужную подготовку для последующего принятия монашества. А когда принял монашество, то почувствовал, что вступил на ту стезю, которой больше полутора тысячи лет. За эти века монашество по сути мало изменилось. Но есть одна особенность в современном русском мужском монашестве, на которую я хотел бы обратить внимание. Этого раньше не было, даже в XIX веке. Это сторона монашества социально-практическая. Дело в том, что сегодня русское мужское монашество — это дорога к священству. В поза-прошлом веке было особое ученое монашество, этот термин ввел Митрополит Антоний (Храповицкий). А сегодня любой мужчина, который принимает монашество, если у него есть определенный уровень образования и нет вредных привычек, он довольно скоро становится священником. Это хорошо, но это налагает и определенные обязанности. Немного уклоняет монашеский путь в несколько ином направлении. У меня вскоре после принятия монашеского пострига была дьяконская хиротония. А через полтора года стал священником. И когда я был рукоположен в священники, то обнаружил, что моя монашеская жизнь резко изменилась. Стала социально-напряженной, активной, динамичной. И это вместо монашеской созерцательности, уединенности! В моей монашеской жизни осталось сравнительно мало монашеского. Тогда я поехал к Владыке Амвросию, который в то время уже был на покое. Стал ему об этом рассказывать, стал жаловаться, что монашество и священство тянут меня каждое в свою сторону. Он меня с хорошей стороны удивил тем, что даже не стал дослушивать до конца. А сразу сказал: вы — священник, вы принесли Церкви священническую присягу, вот и исполняйте свое послушание священника, и не кивайте ни на что. Вы как монах получили такую вот жизненную задачу.

— Вы рады тому, как складывается ваша судьба в Православии?

— Так вопрос я бы не стал ставить. Просто Бог привел меня из небытия в бытие…

— На фестивале «Вера и слово» много говорится об информационной войне против Православной Церкви. Что можете добавить по этой горячей теме?

— Я руководитель службы коммуникации Ивановской Митрополии. Помогаю Митрополиту Иваново-Вознесенскому и Вичугскому Иосифу в работе со СМИ. Так что есть и у меня какие-то наблюдения, выводы.

Принято считать, что в войне есть только два участника, что это противоборство двух сил. Русские и немцы, белые и красные, наши и не наши… Но в информационной войне присутствует по меньшей мере три стороны. Причем третья сторона самая большая и самая важная для нас. Это аудитория! Вот театр, Гамлет с Лаэртом дерутся на шпагах, протыкают друг друга. Ради кого они это делают? Не ради друг друга, а ради зрителей. Им важно сразиться не где-то в темноте, а под софитами, чтобы зрители это увидели и оценили. Ровно то же самое происходит в информационной войне. Весь смысл информационной схватки — в восприятии зрителей. Противник стремится втянуть в свою антицерковную пропаганду как можно больше народу. А мы должны защищать эту третью часть, не давать противнику влиять на людей из, условно говоря, зрительного зала. Наша информационная война действительно ведется, как говорит Апостол Павел, не против плоти и крови, — а чтобы тьма не охватила эту очень широкую аудиторию, наших сограждан, соседей, братьев и сестер. Я почти ни разу не видел лицом к лицу своих противников в этой войне. Зато на мой Живой Журнал в интернете сыплются вражеские сообщения как из рога изобилия. Встречался я в последние годы, может быть, лишь с одним или двумя открытыми противниками Церкви. Больше и не припомню. Но зато в интернете этих противников сотни, тысячи, и они очень активны. Чаще всего я встречаю в своей жизни представителей третьей стороны, за которых мы и бьемся с этими виртуальными тенями, информационными «лаэртами». Аудитория, зрительный зал, наблюдатели… Например, нашими противниками распространено по электронной почте сорок миллионов антицерковных сообщений в Интернете (цифра, кстати, хоть и условная, но вполне реальная, привожу ее, чтобы мы представляли себе масштабы борьбы). Это не значит, что эти сорок миллионов сообщений прочитают все 140 миллионов жителей России. А означает, что их прочтет узенький слой тех жителей России, которые сидят по восемь часов в день (точнее в ночь) в интернете. А остальные об этом и не слышали. Мы боремся за свою паству, а также за тех, кто еще не стал паствой, но может стать. Вот за них и идет информационная война. И эта война не является всепроникающей, всеохватной. Она захватывает отдельные участки, например, город Москву. И тут можно вспомнить высказывание Солженицына, что граница между добром и злом проходит не между нациями и не между людьми, а проходит она в сердце каждого человека. Линия фронта информационной войны проникает в самые разные сферы нашей жизни. Но она делит нас не на две половинки, а на три очень неравные части. Хотелось бы, чтобы наша часть была самая большая, но она пока не самая большая. Еще далеко нам до того, чтобы вся Россия была единая — Православная, традиционная. Но наша задача в том, чтобы эта самая большая третья часть была поближе к нам и подальше от нашего противника.

На фестивале «Вера и слово» говорилось о несогласованности наших действий при наличии информационной вертикали. Очень верно! Вот я солдат, держу в руках автомат и имею боевую задачу отстоять от врага свой окоп. Но вдруг узнаю, что мой лейтенант убежал, майор смылся, о полковнике ничего не слыхать… Заметьте, все это находится лишь в области информации (в действительности все может быть совсем иначе). Как это скажется на моей боеготовности? Отрицательно. Эффективность моих боевых действий будет очень низкая. И только чисто по информационным причинам. В этом случае я просто не знаю, сохранилась ли вертикаль, не один ли я противостою всей мощи противника. А если наоборот, тоже чисто информационно, но я точно знаю, что комбат на месте и связь действует, все работает, — это меня укрепит в решении боевой задачи. Это логика войны. Это логика конфликта. В условиях конфликта мы должны добиваться того, чтобы наша информационная вертикаль была на месте. Понятно, что Русскую Православную Церковь нельзя отождествлять с вооруженными силами. Но немножко добавить в нашу жизнь этой согласованности действий на информационном фронте, я считаю, нужно. Этой вертикальной связи, наличия общих ориентиров. Мы работаем в Ивановском епархиальном управлении, нас не много, работа разнообразная. Но когда придет к нам письмо из Патриархии, или из Синодального информационного отдела, где будут конкретные инструкции по выполнению поставленной задачи, это сразу поднимет настроение. Поднимет боевой дух нашего маленького отряда на информационном фронте. Люди не будут спать ночей, но поставленную задачу выполнят. Должны быть умеренные действия (подчеркиваю — именно умеренные!) по консолидации наших информационных ресурсов.

— В духовной жизни может пригодиться знание иностранных языков?

— Да, безусловно. Это возможность обдумать, обсудить с самим собой, а то и прочитать нечто важное на ином языке. Знание хотя бы еще одного языка уже дает какую-то многомерность сознания. Я очень жалею, что хорошо не знаю ни греческого языка, ни латыни. Но английский знаю в совершенстве. Первое время по возвращении в Россию я чувствовал даже, что деловой, письменный английский знаю лучше, чем родной русский язык. Когда меня просили написать какой-то план выступления, то я писал это по-английски. Кстати, вот и сейчас готовлюсь к выступлению перед журналистами и составляю план на английском языке. В Америке у меня были периоды, когда я думал по-английски. Любой человек, который серьезно изучает иностранный язык, начинает с того, что привыкает думать на изучаемом языке. Приходилось мне и молиться, то есть обращаться к Богу на английском языке. Мне даже доводилось совершать Литургию на английском языке. Нельзя ставить вопрос так, какой язык лучше. Но, думаю, какие-то отдельные преимущества есть и у английской литургической жизни. В чем они? Английский литургический язык ближе к повседневному, и кроме того английские современные переводы в чем-то яснее и более свободны от ошибок славянских переводов (на английском эти ошибки устранены). Я встречал людей в Зарубежье, которые говорили, что стали лучше понимать нашу славянскую церковную службу после того, как ходили какое-то время в английский приход.

…Но я что-то с вами разговорился. А один мулла мне интересно так сказал: не давай женщине телефон, а имаму — микрофон. Но это, конечно же, иногда применимо и к нашему духовенству тоже.

Подготовил Антон Жоголев

См. также

2151
Понравилось? Поделитесь с другими:
См. также:
0
0
Пока ни одного комментария, будьте первым!

Оставьте ваш вопрос или комментарий:

Ваше имя: Ваш e-mail:
Содержание:
Жирный
Цитата
: )
Введите код:

Закрыть






Православный
интернет-магазин



Подписка на рассылку:



Вход для подписчиков на электронную версию

Введите пароль:
Пожертвование на портал Православной газеты "Благовест":

Вы можете пожертвовать:

Другую сумму


Яндекс.Метрика © 1999—2024 Портал Православной газеты «Благовест», Наши авторы

Использование материалов сайта возможно только с письменного разрешения редакции.
По вопросам публикации своих материалов, сотрудничества и рекламы пишите по адресу blago91@mail.ru