«Это было большое солнце…»

Старец схиигумен Иероним (Верендякин) окормлял не только Санаксарский монастырь, был он и духовником Михайловского женского монастыря Симбирской (Ульяновской) епархии. По благословению наместницы этого монастыря игумении Магдалины мы расспросили о старце Иерониме нескольких насельниц этой обители.

Рассказывает послушница Юлия:
— Первый раз я отца Иеронима увидела, когда еще паломницей здесь была. Услышала, что приезжает старец, прозорливый. А я даже такого слова не знала, поэтому отнеслась настороженно. Старец Иероним показался мне очень светлым батюшкой, настоящее солнышко. Я больше таких батюшек и не видела в жизни. Он просто излучал доброту. Это все замечали. Святой Дух в нем обитал. Первое, что у него спросила, — это благословение на уход в монастырь. Потом, когда он приезжал, разговаривали на наболевшие темы… Но наше знакомство началось именно с благословения на уход в монастырь. Вскоре после благословения, недели через две, я и пришла сюда. Больших проблем с уходом в монастырь не было, родители, правда, сопротивлялись, но не упорствовали. Когда я ушла — восприняли это несерьезно. Думали, что я еще вернусь.
Я часто просила на расстоянии батюшку о помощи, потому что он не всегда был с нами. Просто мысленно к нему обратишься: «Батюшка, помоги!» — и всегда была помощь, все время. Даже сейчас, когда отца Иеронима нет, чувствуется, как сильны его молитвы перед Богом. Иной раз настолько станет невмоготу, попросишь его, просто обратишься — и он сразу дает о себе знать. Мне он часто снится, даже во сне напутствует: как быть, что делать… Просыпаешься — и действительно, полегчало. Переживания, сомнения — все прошло. И все хорошо. Даже сейчас, когда у нас другой духовник, отец Иероним незримо остается нашим духовным отцом. Потому что таким было его послушание — наш монастырь опекать духовно. Батюшка мне даже обещал, что будет молиться. Уже когда умер, во сне обещал. Это было через полгода после смерти отца Иеронима. Снится мне, будто я стою возле кельи батюшки, а к нему уже не пускают никого, настолько он болен. Я прошу: хоть благословиться пустите меня. И мне разрешили к нему зайти. Сижу, батюшке все рассказываю: вот у меня одна проблема, вот другая, все свои переживания. Он так слушает меня внимательно, смотрит мне в глаза. А я и говорю: «Батюшка, мы все знаем, что вы умрете, обещайте, что перед Престолом Господним будете молиться за меня». И он говорит мне: «Я тебе обещаю, что буду». И все. На этом сон заканчивается. И еще было: настолько мне плохо, настолько донимает вражеская сила, хоть беги. Я говорю: «Батюшка, я не могу». Хожу, мысленно к нему обращаюсь. И задремала минут на пять. А во сне слышу: «Ну, куда ты бежишь, куда бежишь? Тебе только надо сейчас терпеть». Проснулась с таким облегчением… Больше не чувствовалось тех невзгод, которые мешали раньше.
Я все время думала раньше, что батюшка меня не замечает. Нас ведь в монастыре много, да и монастырь у него не один. Но теперь я знаю, что он не забывает никого, всех своих духовных чад помнит… Каждая из нас как овечка для пастыря… Я думаю, что любой человек, увидев его хоть раз в жизни, уже не забудет батюшку. У меня мама видела его всего один раз. Я ей позвонила: «Мама, приезжай, к нам батюшка Иероним едет, может, у тебя какие-то вопросы будут к нему…» Она приехала. Потом рассказывала: «Ты знаешь, у меня душа трепетала перед ним». Настолько он был силен духовно.
Отец Иероним много не говорил никогда. Спросишь его конкретно: «Батюшка, как быть?» — он скажет, но только то, что необходимо. Всегда говорил: «Кайтесь. Кайтесь и кайтесь». Мало говорил он, конечно, по смирению своему, не хотел показывать, что в нем есть что-то такое.
В день, когда батюшка умер, у нас была служба. Мы все были на клиросе, пели. Когда сообщили — все внутри как бы упало. А я… не поверила. Не было чувства, что он умер. Ему стали петь панихиду каждый день, и я присутствовала на панихиде. Только когда прошло какое-то время, дней двадцать, у меня возникло такое чувство утраты, что я плакала, плакала и плакала, не могла прийти в себя. Осознала, что его уже нет. Хотя, конечно, духовно он всегда с нами.

Инокиня Марфа:
— Это было большое солнце. Вот и все. Когда я первый раз его увидела, была поражена. Невольно на ум пришли такие слова: «Да это же большой ребенок, которого окружает большое-большое солнце!» Он отслужил молебен, и когда он окроплял храм, храм весь светился. Такого света я больше не видела. Это было что-то большое, светлое, теплое. Потом он подошел ко мне и сказал: «У тебя все будет хорошо». И его молитвами я до сих пор подвизаюсь здесь.

Инокиня Елисавета:
— У меня послушание — сестрам медицинскую помощь оказывать. Я к батюшке один раз подошла и говорю: «Батюшка, сестры часто ко мне обращаются, чем их можно лечить? Таблетки какие-нибудь, может быть?» (сестры часто конкретно называют лекарства, которые раньше принимали). А батюшка говорит: «Ты знаешь, а сейчас надо так их лечить: просфорки, артос, святую водичку, святое маслице, покаяние обязательно, причащение — вот тебе и все лечение». Теперь, если сестры обращаются, я так им и говорю. Раз батюшка сказал, значит, так и должно быть.
Когда была я еще послушницей, несла послушание на скотном дворе. А у нас коридор там узкий, и корова, испугавшись чего-то, начала пятиться назад. Я ее вперед гоню, а она назад. Тогда я рассердилась и кнутиком легонько ее постегала. Батюшка приехал, спрашивает: «Какое у тебя послушание?» — «На скотном дворе». — «А-а. У нас тоже есть такой послушник. Когда корова его не слушает, он берет кнутик и подгоняет». Я не придала этому значения: рассказывает о послушнике… А рядом келейник его стоит, смотрит на меня и улыбается. Думаю, почему он улыбается, может быть, батюшка про меня говорит? Стала размышлять и вспомнила этот случай. Обличал батюшка, но не сурово, а с любовью.
Любовью от отца Иеронима просто веяло. Я не могу объяснить, это чувство непередаваемо. Как тепло. Он и сам говорил, что самое главное, чтобы была любовь. Если будет любовь, то будет все. Надо любить друг друга, тогда Господь будет и помогать, и покрывать.
Батюшка у нас долго не задерживался. Самое большее, если три дня погостит — и все. Помню, как-то летом оставалось у него времени с полчасика, и он попросил: «Косу, — говорит, — дайте. Я покошу». Для нас так было удивительно и в то же время радостно, приятно, что батюшка сам косил траву, такой довольный… Веяло от него радостью, любовью… Чудный батюшка!
Батюшка, если надо, человеку все скажет. Он ведь всегда знал, что человека ожидает, но не всегда рассказывал. Или вот, допустим, даст тебе послушание, а ты его не выполнишь. Приедет батюшка, все ждешь, когда он скажет: «Почему не выполнила?» А он ничего не говорит, никаких наставлений не дает: видел, что это еще не выполнено. Ничего еще не расскажешь ему, а он все уже знает. Пойдешь к нему на исповедь, он начинает читать предначинательные молитвы перед исповедью и говорит все те слова, что у меня в мыслях. Все, что я думала, в чем каялась, — все повторял! Нужно уже к батюшке подходить, а я и не знаю, что говорить — он все сказал…
Я, когда еще в миру была, прочитала про него в газете «Благовест». В то время я была еще далека от веры. Пыталась быть поближе как-то… Прочитав о нем, я стала интересоваться, что такое Православие, подписалась на Православную газету. Там была статья, о том, как батюшка Иероним был в Иерусалиме (в 96-м году, кажется). Прочитала и думаю: «К батюшке мне не попасть, я и не знаю, где это — Санаксары». А в душе, конечно, хотелось побывать у такого старца. По милости Божией я попала в наш монастырь, где духовником оказался тот самый батюшка. Когда он приехал, я его сразу узнала. А батюшка, когда приехал, стал рассказывать, как он в Иерусалим попал.

Ему духовное чадо предложила путевку на Святую Землю, только надо было заплатить какую-то сумму в долларах. А у него не было этих денег. И вот поехал он в Москву. «Сам еду, — говорит, — а карманы пустые. Но, думаю, все равно Господь не оставит. Приехал в Москву, пошел на могилку Матронушки. Встал на могилке и молюсь: «Матушка Матронушка, нет у меня денег. Путевка есть, а долларов-то нет». А народу много было, и вот, вокруг туман, вижу — рука, протягивает мне деньги: «Батюшка, помолитесь за меня». Взял я эти деньги, и рука исчезла. Смотрю — нет никого. Кто же мне эти денежки дал?» В общем, денег хватило и на дорогу (туда и обратно), и еще осталось. Так Матронушка помогла нашему батюшке съездить в Иерусалим. По вере ведь все дается.

Инокиня Тихона:
— Мы на похороны его ездили. Было нас только матушка игумения, мать Зосима и я. Очень большая благодать была там. Почему-то чувствовалось, что батюшка не умер. И руки у него были совершенно мягкие и теплые. Как будто заснул.
Батюшка у нас был — любовь. Приезжал он — и в монастыре просыпалась любовь, необыкновенная любовь. Как только он заходил в ворота — выходило солнце. Очень большое солнце.

Инокиня Елисавета:
— Когда он приехал в первый раз, мы отнеслись к нему с недоверием. Сейчас пишут, что старцев практически не осталось, а кого называют старцами, те в прелести… Очень трудно найти духовника, который действительно наставит на путь истинный. И вот мы с недоверием его встретили. Он приехал, а мы думаем: как бы нам узнать, такой ли это батюшка или не такой? Все были в напряжении, и отец Иероним почувствовал это. По храму ходит, молится… Пришло время кадить, и вот он взял кадило, ходит и перед каждой поет: «Благодать Святаго Духа, благодать Святаго Духа…» — так напевает мелодично… И солнышко выглянуло, и так сразу стало легко-легко, не передать! Все подозрения, все сомнения развеялись.

Послушница Юлия:
— После смерти батюшки не было такого чувства, что его больше нет с нами. Когда он был еще живой, говорили, что он скоро отойдет, что очень плохо себя чувствует. Было тяжело слышать, что он мучается. Но когда узнали, что он умер, не было чувства сиротства. Все равно, если будет нужно, обратишься к нему — и он поможет.

Инокиня Елисавета:
— На исповеди едва он только накладывал епитрахиль и говорил: «Кайся!» — внутри все переворачивалось. Он читал молитву и благословлял. И все. Для него этого было достаточно, он духом чувствовал покаяние. Это было что-то необыкновенное.

Ольга Ларькина

29.11.2002