«Актер должен оставаться в душе ребенком»

Интервью с актером Юрием Веялисом.

Юрий Иванович Веялис — актер еще того прежнего, советского времени, когда почти не было «мыльных опер» и безконечных сериалов. Тогда в профессию в основном шли не только за славой и известностью, но и чтобы дарить зрителю свои эмоции и переживания, делиться полнотой души. Сегодня уже Георгий Веялис снимается редко, его можно увидеть лишь в Православных фильмах. Недавно он закончил работу над документальной лентой по письмам Святителя Николая Сербского. Роль в этом фильме особенно интересна и сложна, ведь актеру нужно было без слов показать переживания разорившегося делового человека, с утешительным словом к которому обращается Святитель. И, на мой взгляд, сделать это Георгию Ивановичу удалось.
Теперь Георгий Веялис занимается распространением Православной литературы. И именно это считает своим основным делом. Недавно он заехал с книгами и к нам в Самару. Знакомство неожиданно перешло в интервью.

— Что привлекло вас в профессии актера?
— Профессию я не выбирал. Просто понял, что хочу сохранить те первые эмоции, которые бывали в жизни у каждого человека, — первая встреча, первая любовь, первое разочарование. И, как ни странно, я хотел пережить их еще раз. И не просто пережить, но и поделиться тем, что меня переполняет, с другими людьми. Я поступил в институт театрального искусства — ГИТИС, когда мне было уже 24 года, был самый старший на курсе. И когда уже начал учиться, услышал от Андрея Алексеевича Попова, нашего художественного руководителя, Народного артиста СССР, профессора ГИТИСа, точное определение актерской профессии: «Актер должен быть как наполненная чаша, чтобы понапрасну не расплескаться. Ты выносишь эту чашу и говоришь зрителям: пейте». Это меня привлекало в профессии. Я работал в московском драматическом театре им. Станиславского. Снимался в кино — «Сашка», «Утро обреченного прииска» и других. Всего снялся в десяти художественных фильмах. Были большие роли, были эпизоды. Порой бывало интересно работать. Потом, в конце 80-х годов, стали появляться театральные студии. Я пробовал поступить в студии, везде показывался, везде меня брали и просили остаться, но я от этого уходил. Не только потому, что в моей жизни уже что-то начало меняться, но и потому, что уже играл серьезные большие роли и на что-то мелкое размениваться не хотелось.
— А что начало меняться?
— Я искал смысл жизни. Почему человек рождается, куда он уходит, когда умирает. Не может быть, что человек появляется из небытия и в небытие же проваливается. И ответы на многие свои вопросы я начал находить в Евангелии. И постепенно стал по-другому смотреть на те книги, которые раньше читал, и на свою профессию тоже. Приложившись к Вечному источнику, уже боишься замочить в страстях даже пяточки. А театр — это страсти. Потому что если в театре плачешь до слез и радуешься до колик, то в храме плачет и радуется душа. Я уже понимаю, что это совсем другая область. И радости, и всего остального. Почему еще мне захотелось уйти со сцены? Потому что всегда, в любой роли надо искать конфликт. Без конфликта нет действия, а без действия нет интереса зрителя. Поэтому актерство — очень опасная профессия, нужно постоянно исповедоваться. Даже если играешь Волка в «Трех поросятах». И я стал заниматься распространением Православной литературы. Это безопаснее.
— И совсем перестали играть?
— Нет, я не отказываюсь от работы. И возможности есть. Поначалу, когда я стал развозить Православную литературу, мне неожиданно начали звонить и приглашать в различные фильмы и сериалы. Просто «бомбили» приглашениями. Но все какими-то странными. «Вы не желаете рекламировать, как поп вкладывает свои ваучеры?» «Вы не хотели бы сыграть человека, который распространяет порнографию?» «Нужно сыграть сотрудника НКВД, занимающегося арестами, фильм называется «Одержимые». В общем, все как на подбор. Естественно, от таких ролей я отказывался. Я снимаюсь и сейчас, если пригласят. Но к выбору ролей подхожу более чем тщательно. Сейчас я снимаюсь в фильмах Православной тематики. Таких, как недавний фильм по письмам Святителя Николая Сербского и письмам Архимандрита Иоанна (Крестьянкина).
— Каким был ваш путь к вере?
— Я, можно сказать, верил с детства. Когда учился в институте, меня мать всегда крестила, отправляя утром на занятия. И я чувствовал, как мне это помогало. А если мама не перекрестила меня утром — обязательно случалась какая-нибудь неприятность. Конечно, это еще нельзя назвать верой, но какие-то зачатки были. А потом я открыл для себя Евангелие, где нашел ответы практически на все вопросы, которые ставила передо мной жизнь.
— В одном из фильмов вы плачете. Это что, настоящие слезы?
— Конечно, настоящие.
— Вас этому учили в театральном институте? Плакать настоящими слезами перед телекамерой…
— Вообще-то учили. Но дело не в этом только. Знаете, я ведь каждую роль не играю, а переживаю. Поэтому слезы те — не наигранные, а вполне искренние.
— А какие роли вы сейчас еще играете?
— Еще что у меня осталось от актерства, это Дед Мороз. На каждую свою роль я спрашиваю благословения у своего духовного отца. И в этом тоже. Спрашиваю у духовника: «Батюшка, благословите на дедушку». Он меня обычно благословляет. Сейчас работаю над фильмом, посвященным празднику Рождества. Подобрал материал — загадки, стихи. Все так подобрано, что можно использовать не только в гражданский праздник Новый год, но и в Рождество.
— Эта роль Деда Мороза, что она значит для вас?
— Конечно, главное — приносить радость детям. Иной раз фраза ребенка стоит больше, чем мысль философа. Не зря говорят, что устами младенца глаголет истина. Потому что у ребенка такое восприятие мира — чистое, не замутненное ничем, — которое мы, взрослые, уже утратили. Я считаю, что ребенка нужно ставить на равных с собой. От детей очень много получаешь. Да и сама актерская профессия предполагает, что актер должен оставаться в душе ребенком — открытым, эмоциональным, непосредственным.
— А сегодняшние дети еще верят в сказки?
— Верят, конечно. Без сказки нет детства. Слишком умный и серьезный ребенок — это несчастный ребенок. Детскость должна во всех нас присутствовать, а не только в детях. Если бы мы все действительно были как дети, мир был бы прекраснее.
— У вас были любимые роли?
— Да, были такие роли, в пьесе Беккета «В ожидании Годо» и в постановке по роману Достоевского «Двойник». Я играл там Голядкина-старшего. Были роли и другого плана, но не менее любимые. Например, в театре имени Станиславского я участвовал в детском комедийном музыкальном спектакле «Робин Гуд». В общем, было то, о чем можно вспомнить. Но, как каждый актер, на вопрос: какая ваша любимая работа, отвечу — несыгранная.
— А если несыгранная, то кого хотелось бы сыграть?
— Я всего Достоевского люблю, мог сыграть из его произведений кого угодно. У меня нет строгого амплуа — могу быть и трагиком, и комиком. А вообще, трагикомичность — самый близкий для меня жанр.
— Вы говорили, что искали смысл жизни и нашли его. Каков он для вас?
— Смысл жизни в том, что есть еще жизнь. И чтобы быть готовым к ней, нужно слушать голос совести. Кстати, «совесть» слово интересное. Ему нет перевода ни в одном языке. И понять, что же такое совесть, можно только через веру, Евангелие, Церковь. Чем русский человек отличается от западного? Там, если спросишь у кого-нибудь: куда вы попадете после смерти, 90 процентов ответят: «Конечно, в рай, я же ничего такого не сделал». Вспомним замечательный американский фильм «Форест Гамп», который так хорошо известен Православным в России. Главный герой нисколько не сомневается, что после смерти его ждет именно рай… На Руси такого никогда не было. У русского народа даже пословица есть: «Рад бы в рай, да грехи не пускают». Вот это и есть голос совести, который тебя охраняет. Люди должны жить не за страх, а за совесть.

На снимках: Георгий Веялис в Православном магазине на улице Радонежской в Самаре; в спектакле по роману Ф. М. Достоевского "Двойник" в роли Голядкина-старшего (справа).

Беседовала Татьяна Горбачева

22.10.2009