‣ Меню 🔍 Разделы
Вход для подписчиков на электронную версию
Введите пароль:

Продолжается Интернет-подписка
на наши издания.

Подпишитесь на Благовест и Лампаду не выходя из дома.

Православный
интернет-магазин





Подписка на рассылку:

Наша библиотека

«Блаженная схимонахиня Мария», Антон Жоголев

«Новые мученики и исповедники Самарского края», Антон Жоголев

«Дымка» (сказочная повесть), Ольга Ларькина

«Всенощная», Наталия Самуилова

Исповедник Православия. Жизнь и труды иеромонаха Никиты (Сапожникова)

«Высшая поэзия рождается в храме»

Интервью с известными Православными поэтами супругами Евгением Семичевым и Дианой Кан.


Интервью с известными Православными поэтами супругами Евгением Семичевым и Дианой Кан.

Летать он начал раньше, чем ходить в школу…

C записочкой в верхнем кармане рубашки мать провожала Женю на поезд, и мальчик один ехал до Пензы. Там на перроне вокзала он протягивал дяденьке-милиционеру записочку, в которой был адрес, куда следовало доставить юного путешественника. Добрые милиционеры сажали Женю в «бобик» и везли в общежитие вуза, где учились его двоюродные сестры. Те уже в свою очередь довозили брата до самолета, не какого-нибудь, а «кукурузника», который связывал глухие деревеньки со всей остальной страной. В те времена до деревни Лопатино нельзя было добраться никаким другим транспортом — кругом торфяные болота. Самолет тарахтел, как трактор, мотал пассажиров из стороны в сторону, иногда странно зависал и гудел, но детство не знает страха. Лететь в этом фанерном самолете было радостно… Деревни внизу кажутся игрушечными, люди не главными, а вот зелень лесов раскидывается в таком величии, что захватывает дух. Так видят землю птицы в своем полете, такой ее впервые увидел мальчик Женя, увидел и удивился — земля-то, оказывается, маленькая, а небо — большое. Он летел, как птица, там, где птица, и чувствовал себя самого немного птицей… Женя не раз летал к дедушке и бабушке в Лопатино и всегда испытывал невероятно сильные ощущения радости полета. Позже эти первые детские переживания запечатлелись в поэзии Евгения Семичева сквозными образами птиц, неба…

…В первые дни, когда зима вдруг заявила о своих правах, выпал снег и ударил мороз, наша редакция встречала долгожданных гостей. Из Новокуйбышевска, города-спутника Самары, приехала поэтическая семейная пара. Муж — Евгений Николаевич Семичев — лауреат Большой Литературной премии России, Всероссийской Лермонтовской премии, Гамзатовской, секретарь правления Союза писателей России. Жена — Диана Елисеевна Кан, поэт, член Союза писателей России, лауреат многих литературных премий, ее по праву называют одной из лучших российских женщин-поэтесс. Интервью, которое планировалось о новой книге Евгения Семичева «Великий верх», как-то незаметно переросло в разговор с супругами-поэтами.

«Вера принесла мне поэзию»

— Что в вашей судьбе первично — Православие или поэзия?
— Вера была вначале. Бабушка и дедушка — сельские жители, дома были иконы, отмечались Православные праздники, ходили за пять километров в храм. Там меня они и окрестили, приговаривая: «Пусть Господь хранит «сиротинушку». Отца моего убило на заводе током, мать всегда работала, я рос в интернате, вот деды так и прозвали меня сиротой. В Новокуйбышевске в те времена храма не было, и для меня только там, в деревне, была возможность попасть в мечту, в сказку, в тайну. Все деревенские были в храме в своих нарядных одеждах, будто на празднике. Было радостно видеть горение свечей на величественных подсвечниках, очень трогало за душу церковное пение, впечатляли службы… В этот момент рождалось поэтическое настроение. Видимо, моя душа откликнулась на поэзию благодаря вот этим первым переживаниям благодати. В храме я уловил первый раз поэтическое состояние, почувствовал, что это мое. Мне все так нравилось, и я ходил в храм с большой охотой. Так вот разве можно меня заставить? Нет. Это было мое сознательное решение. Я многого не понимал, но все впитывал и проникался атмосферой высокой поэзии… Детская душа откликнулась на эту величественную красоту, и все эти годы то состояние я пытаюсь не расплескать и пронести в себе через все житейские трудности. Так что вера пришла и принесла мне поэзию.
— В какие годы вы начали писать?
— Я учился в четвертом классе, и учительница Карина Михайловна Бородина предложила нам всем на уроке попробовать написать стихи. Она была молодым специалистом, приехала вместе с мужем из Москвы. Он был начальником строительства нефтехимкомбината, потом стал чуть ли не министром. Карина Михайловна для всех нас, детей интерната, была не просто учителем — она была родным человеком. Мы все, детишки из неполных семей, смотрели на нее во все глаза и не могли насмотреться. Написали мы все стихи, отдали учительнице, а она потом подошла ко мне и сказала, что я смогу писать стихи. На следующий день принесла толстенные книги о том, как надо писать стихи. Я их забросил пылиться под кровать… Так до сих пор ни разу и не открыл…
Потом повзрослел и стал писать записочки девочкам в стихотворной форме, чтобы быть замеченным. Я удивлялся, откуда это берется во мне. Есть в этом какая-то тайна, не совсем моя заслуга в этом. Просто приходит Свыше то, что сам бы я не смог придумать. Ангел доверительно нашептывает мне на ухо сокровенное, доверяет, а я вот такой болтун — всем рассказал…
Со временем стали приходить стихи не только про любовь, для девочек. Появились стихи про птиц, про лошадей, про войну. Это шло все из деревни Лопатино, от родственников. У дядьки Лени была пасека, и я возил ему на лошади воду, к пчелам не лез. Дурной был, но не до такой степени. Как-то он напоил меня медовухой, я выпил — мед с водой, а с ног меня скосило. Он долго смеялся надо мной, веселый такой был дядька. Глаз у него на фронте выбило. Дядька Леня же ушел совсем молодой на войну, восемнадцать лет всего, мальчишка. Он в фашистов стрелял с закрытыми глазами. Люди все-таки, жалко… Как-то была перестрелка, глаз ему выбили, после этого он стрелял в них и приговаривал: «Получите, собаки!» Вся жалость у него пропала. У деда по папиной линии было хорошее русское имя Митрофан, он воевал еще в гражданскую войну. Мальчишкой же все интересно было узнать про фронт, и я деда спрашивал, каково идти в атаку. Дед отшучивался — бежишь, голову снарядом оторвало — ты ее под мышку и дальше бежишь. Вот так с юмором и вспоминали, всерьез-то очень тяжело еще раз переживать войну. Шуточками отделывались, а все, что недосказано, вызывает интерес, будоражит фантазию. Вот эта недомолвленность о войне засела в мою детскую душу. Истории, которые я слышал, притаившись где-нибудь, когда дядьки, выпив по сто грамм, вспоминали о войне, потом отразились в стихах.
— Когда пришли стихи, которые вы начали складывать в стол и бояться их потерять?
— Это я их складываю в стол, — вступает в разговор Диана, — это я их боюсь потерять. А Евгений Николаевич относится к своим записям не совсем серьезно…

«Великий верх»

— Евгений Николаевич, почему птицы в вашем творчестве занимают такое большое место?
— Птицы — они в небе, а поэт всегда своими стихами стремится подняться над землей, стремится к небу. Птицы — крылатые вечные странники, они мне очень близки. Птицы сродни мечте или полету фантазии. Они связывают нашу грешную землю с небом, как будто выступают посредниками между людьми и Богом. Птица — Самим Господом данный нам тот небесный образ, к которому мы должны стремиться. Испокон веков в русской поэзии птица символизировала высоту и полет. Мы, люди, смотрим на птицу и приподнимаемся, душа рвется и тянет нас вверх. В каком-то стихотворении я сказал, что из всех аномальных явлений я признаю только полет души… Полет птиц — это наша дорога в Великий верх. Можно многое сказать сейчас, но я не могу объяснить, почему так много родилось стихов про птиц. Интуицией чувствовал, что так надо… Рубцов говорил, что не поэзия от нас зависит, а мы зависим от нее.
— Ваша поэма «Великий верх» посвящена соколиной охоте. Как вы решились ввести в свою поэму образ Царя Иоанна Грозного, о котором так много спорят?
— Я много читал о нем и понял, что Иоанн Грозный — фигура неоднозначная. Его дед был Грозный, и отец, и ему как-то по рангу полагается быть таким же… Но именно с Иоанна Грозного Православие становится не просто религией, но и сущностью русских людей. Мне хотелось опоэтизировать образ Царя и через него передать дух той грандиозной и величественной эпохи. Он появляется в произведении, когда проходит ритуал посвящения в сокольники. Вот что такое сокол? Мой дед по маминой линии жил в селе Горки. Я все время думал, Горки — а ни одного пригорочка рядом нет, не только горки. И вдруг узнаю, что «горы» по-египетски значит «сокол». К нам пришло это от египетских христиан, от нынешних коптов.
— Отсюда, кстати, пошло говорить Горний мир, то есть высший мир, — дополняет Диана Кан.
— Сокольничий значит высокий — не претендую на историческую точность, но эта версия поэтична и красива, и дала мне вдохновение. Мне хотелось поэтическими средствами передать образ Царя, показать, что он был яркой личностью. Мы привыкли искать в своей истории только темные пятна, но великую историю могут созидать только замечательные люди. Ну и конечно же меня как поэта привлекло предание, связанное со святым мучеником Трифоном, который помог сокольничему найти пропавшего сокола и тем смягчить сердце Грозного Царя.
— У вас на пальце перстень — с головой сокола… Так сильна любовь к этой птице?
— Да это просто подарок. Друзья знают о моей любви к пернатым и подарили перстень с изображением головы сокола.

«И пишу, и строю — по наитию…»

— Вы живете в Новокуйбышевске, городе почти без истории, без старины, где там черпаете вдохновение, поэтическое настроение?
— Там замечательные окрестности, луга, леса и реки… Мальчишкой я в городе-то и не жил, соберемся всем двором и бежим за город. Душа — она отзывается на толику Божьего мира. А найти себе заветный уголок сердце всегда сможет, в любом городе. У меня нет истерии по родному городу, я легко с ним расставался и так же легко в него возвращался.
— Чем живете помимо стихов?
— Сейчас живу только литературной деятельностью. После школы я поступил в институт культуры на режиссерский, потом работал актером, мотался с гастролями по России. Работал в Благовещенском театре и на Кавказе, в Майкопе. Но мне надоело кривляться на сцене, и я ушел. Привлекала в профессии актера свобода и возможность попутешествовать. Был на Сахалине, на БАМе, поездил по России. Увидел ее красоту и размах. Лет десять был в странствиях. По специальности я режиссер, и это тоже не прошло даром, все свои стихи я выстраиваю, как маленькие пьесы. Кстати, Ломоносов стихи называл пьесками, само слово «стихи» появилось намного позже.
— Кем бы работали, если бы не стали поэтом?
— Поэт необязательно тот, кто пишет стихи. Если человек работает вдохновенно, то в любой профессии становится настоящим поэтом и про него говорят, что он в своем деле поэт. Я как-то не думал, кем бы я мог еще стать…
— Что еще в жизни умеете делать?
— Я хочу сказать, — выручает мужа Диана, — у Евгения Николаевича просто золотые руки. Он может буквально из ничего сделать, например, настольную лампу. Обычно считается, что поэт неумеха и своими руками для него что-то сделать проблема. Семичев умеет делать дома все. Даже щи сварит, когда я в отъезде. Вот сам построил в той самой деревне Горки баню…
— Да, — соглашается Евгений Николаевич, — никогда топор в руках не держал, но баню построил. Вся деревня смеялась, что городской приехал баню строить, стояли у забора и комментировали: это я не так делаю, то не так, — а потом сами звали им помочь построить баню. Моя-то вышла — загляденье…
— А вы прочитали специальную литературу?
— Нет. Так, по наитию строил. По книгам я никогда ничего не делаю, только по интуиции. Вот так и компьютер освоил, ничего не читал, сел, нажал — запомнил, запомнил — нажал. За неделю освоился, как у себя дома был в компьютере. Есть какое-то чутье, которое подсказывает, как правильно надо делать. Я все так делаю, и стихи так пишу. Когда пишу первую строчку, то никогда не знаю, какой будет вторая…

Стипендия от родного города

— За счет каких средств в наши дни живет поэт?
— Каждый по-разному, я на судьбу не жалуюсь. Мне как известному поэту город Новокуйбышевск ежемесячно платит стипендию. Был у нас мэр Александр Петрович Нефедов, сейчас он вице-губернатор Самарской области, так вот только за то, что я признанный поэт, он назначил мне пособие и дал квартиру. Может, просто везение, может, мои стихи были близки мэру… Так что меня литературная деятельность не только кормит, но и одевает.
— А как же байка, что поэт должен быть голодным, чтобы лучше писать?
— Это придумали жадные люди… Каждый труд должен оплачиваться, человек должен кушать, даже соловей не поет голодный! Этой фразой чиновники хотят оправдать свое равнодушие к людям искусства.
— Может, самих чиновников, — не удерживается и добавляет Диана, — не так сытно кормить, тогда и они будут лучше работать. Будут не только обещать, но и делать дела. Поэту же надо быть сытым, но не пресыщенным, чтобы не зажиреть.
— Много вокруг поэтов напридумано, — говорит Семичев, — вот считается, что поэт всегда почему-то несчастен. Он несчастен не больше остальных людей, и не надо приписывать, что там поэты страдают за всю эпоху, другие люди, может, еще и побольше видят страданий в этой жизни.
— А вы счастливый человек?
— Да. Разве я похож на несчастного?
— Литературная работа и гордость часто идут под руку. Знаете ли вы лекарство от гордости?
— У меня никогда не было звездной болезни. Слово «работа» для поэта не совсем подходит — это скорее образ жизни. Когда жена думает, что муж бездельничает и смотрит в окно, то она ошибается, муж работает — он пишет стихи. У меня никогда не было чувства зависти. Я же интернатский, а там все общее, поэтому чувство собственника во мне не проросло. Появились в интернате вши у одного, и его стригут наголо, мы все стоим и плачем, просим: постригите нас тоже, чтобы никому не было обидно. Это чувство, что все равное для всех, не дает превозноситься. Потом я ведь начинал непрофессионалом, и там гордыне больно раздуваться-то не от чего было…
— В молодости, — говорит Диана, — можно заноситься, ну а сейчас воспринимаешь известность как должное. Это же выстрадано годами труда.

Поэтическая семья

— Вот вы так сидите рядком, отвечаете сообща на мои вопросы, в жизни так же дружно все происходит? Как живется семье поэтов?
— Мы вместе двадцать четыре часа в сутки, — говорит глава дома. — Постоянные разговоры о литературе, о поэзии. Жена мой первый критик… Но стараюсь писать так, чтобы не критиковала.
— Семичев, — продолжает разговор Диана, — профессионал. Меня часто упрекают, что я хвалю его, потому что он мой муж. Но здесь люди причину путают со следствием. Он мой муж, потому что я могу этим человеком восхищаться.
— Диана, а как вы познакомились и где?
— Мы четырнадцать лет вместе. А познакомились на Высших литературных курсах в столице. Мы уже были членами Союза писателей, были известными в своих городах поэтами. Я жила в Оренбурге. Мы с самого начала смотрели в одну сторону, любовь — это не то, что в своих романтических дневниках записывают барышни, любовь — это радость смотреть вместе в одну и ту же сторону. Друг на друга, конечно, но и в одну сторону тоже. Когда люди смотрят только друг на друга, то это рано или поздно надоедает, и они разбегаются. Нам повезло, с самого начала у нас была литература и поэзия — это такое направление, куда можно смотреть всю жизнь.
— Евгений Николаевич, помните первую встречу с супругой?
— Это было в Москве на курсах, надо было сделать подстрочный перевод одной алтайской поэтессе, я пришел и там встретил Диану.
— Между вами нет и не было никогда поэтической конкуренции?
— Какая там конкуренция, — говорит Семичев, — она прочитала мою книгу «От земли до небес» и по книге влюбилась в меня, очень хотела со мной познакомиться… Познакомились, поженились, и потом я научил Диану писать настоящие стихи. Какая может быть конкуренция, успехам ученика учитель только рад.
— Дочка Анастасия тоже пишет стихи?
— Да, — говорит Диана, — А еще с самого раннего детства была как маленькая бабушка, любила читать Библию и много знала о Православии. Ее вот спроси чисто библейские тонкости, она ответит правильно на любой вопрос.
— Секрет счастливой семейной жизни?
— Надо уметь прощать, — говорит Диана, — характер у Семичева не подарок, а порой он бывает просто стихийное бедствие… Еще надо уметь понять. Очень важно взаимопонимание.
— Терпение, — дополняет Евгений.
— Диана Елисеевна, какое имя вам дали в крещении?
— Крестилась я в зрелом возрасте. Священник хотел дать мне имя Домна. А я как-то внутренне не хотела такого имени. Что еще за Домна такая? Звучало как «доменная печь». А я ведь поэтесса… Священник согласился крестить меня с более поэтическим именем Анна. Вот это другое дело, решила я. А батюшка мне сказал: «Эх, ведь еще пожалеешь…» Только потом уже, дома, я прочла, что Домна означает «царственная». Замечательное имя! Но ведь и Анна имя особое, и означает оно «благодать». Это имя носила мать Пресвятой Богородицы…

Учитель и друг

— Расскажите о своем учителе, известном поэте Юрии Кузнецове…
— У нас были отношения более дружеские, чем как учитель и ученик. Познакомился я с Кузнецовым на Высших литературных курсах Московского государственного литературного института имени Максима Горького, там он как мэтр поэзии проводил семинар. Все поэты со всего Союза стремились попасть именно к Кузнецову на семинар, я же попал случайно и даже не был готов, не прочитал ни одной его книги. А он мои стихи уже читал. И с нашего первого знакомства Юрий ходил и звонил во все редакции, чтобы напечатали мои стихи, выбивал стипендии и льготы. Умел заботиться о своих студентах.
— Кузнецов был человеком добрым и милосердным, — вспоминает Диана. — Сам он был с Кубани, прост в общении, но ему часто приходилось в этой московской жизни надевать маску… Он прекрасно понимал, как живется иногородним, всем выбивал деньги и всегда помогал бедным студентам. Умел ко всем относиться по-отечески. Юрий Кузнецов в конце жизни написал поэму «Юность Христа» и собирался работать над произведением под названием «Рай» и в это время умер. Есть в этом некий знак…
— Что вы считает самым главным для Православного человека?
— Осознание своей греховности, — считает Диана Елисеевна.
— Надо любить людей и не думать о том, заслуживают они этого или нет. Просто любить, — говорит Евгений Николаевич.

Стихи подчас освобождают нас от тягот жизни, дают возможность на них взглянуть по-другому и рождают новое дыхание… Стихи Евгения Семичева рождают чувство покаяния, осознание грехов. Он никого ни строчкой не корит и ничего не проповедует, но ты ощущаешь в сердце желание каяться. Он просто рассказывает о себе, а ты видишь себя за его строками… Наверное, это и есть настоящая поэзия.

Ольга Круглова
Фото автора
18.12.2009
1248
Понравилось? Поделитесь с другими:
См. также:
1
3
Пока ни одного комментария, будьте первым!

Оставьте ваш вопрос или комментарий:

Ваше имя: Ваш e-mail:
Содержание:
Жирный
Цитата
: )
Введите код:

Закрыть






Православный
интернет-магазин



Подписка на рассылку:



Вход для подписчиков на электронную версию

Введите пароль:
Пожертвование на портал Православной газеты "Благовест":

Вы можете пожертвовать:

Другую сумму


Яндекс.Метрика © 1999—2024 Портал Православной газеты «Благовест», Наши авторы

Использование материалов сайта возможно только с письменного разрешения редакции.
По вопросам публикации своих материалов, сотрудничества и рекламы пишите по адресу blago91@mail.ru