И каждый ребенок любовью согрет…

Окончание. Начало см.

Маленький страдалец

На стене кухни большая фотография: матушка бережно обнимает большеглазого малыша.
— Это ваш Сереженька?
— Он, страдалец наш… — ответила матушка Фотиния. — Мы сюда приехали, я была на третьем месяце беременности — ждали Сереженьку. Столько хлопот с переездом, а у меня угроза выкидыша… И тут специалисты говорят: если сейчас крышу не перекрыть, храм рухнет, и уже невозможно будет его восстанавливать. А ведь как жалко — он же намоленный, там каждый кирпичик святостью дышит!
В таком состоянии, как у меня, какая мать поедет куда-то? Но — если рухнет храм?.. И я поехала с батюшкой хлопотать, искать средства на крышу. Сама так разболелась, просто вся загнила. А ведь Сереженьке во мне пришлось терпеть эту боль. Страдалец он был еще до рождения. Все, что у нас есть и в храме, и дома, досталось нам через пот и кровь, через болезни детей и потери, через скорби и слезы. Так мне было плохо, а на огороде все враз поспело и надо делать заготовки на зиму. А кому делать? Батюшка уехал в семинарию, большие дети до вечера в школе. И я в буквальном смысле слова ползала: подползу к плите, ставлю кастрюлю с водой, готовлю рассол… Батюшка приехал — у меня все банки заполнены, закатаны, все готово. А чем бы мне семью кормить?
Отец Александр припомнил, как в Пюхтицком монастыре они c маленьким Сережей на руках подошли к игуменье Филарете:
— Матушка игуменья благословляет Сереженьку, берет его за ручку: «Преподобным будешь!» А он таким маленьким умер… Ну, видно, если вырос бы, греха набрался, какое уж тут преподобие… Слава Богу, что так произошло. Смотришь на детишек, как греховность мира их гнетет. Они сами даже не понимают иной раз, зачем так делают. А устоять не могут. Вот и ему пришлось бы с мирскими страстями бороться, и как знать, смог бы выстоять… Страдал бы, мучился. А сейчас, милостию Божией, уже с Богом, в Раю. Наш молитвенник на Небе…
Матушка Фотиния:
— Он у нас после полуночи совсем не спал. Под утро только и смыкал глазки. Одну ночь с ним батюшка ходил, другую я… Невозможно же, чтобы один человек целыми ночами не спал. Батюшке тогда и в Спасском, и в Саракташе служил.
Сереженька легкий был! На вид не сказать что худенький, щечки пухленькие, весь какой-то сбитенький был. Это уже перед смертью он так исхудал, что весил шесть килограммов! Годовалый ребенок… В последнее время ничего не ел.
У него и до болезни уже начались причуды. Вдруг в какие-то дни не стал кушать. Он только молочком моим питался, а в среду и пятницу: «тьфу!» — и не берет грудь. Я страдала, плакала, что это с ним, не ест ребенок! И лишь потом заметила, что это только в постные дни… Очень переживала я, что он после полуночи не спит. Хотела идти с ним к невропатологу. И тут слышим на диске о блаженной Марии Ивановне ее слова о том, что как раз в 12 часов ночи небеса открываются, и служба идет, — вот он, невинный младенец, и радовался этому невидимому для нас Богослужению. Как начнет играть и ручками, и ножками, и что-то ловит, смеется — аж закатывается. Мы уж переживаем: может, это от нечистой силы? Начнем его крестить и кропить святой водой, а он только радуется.
— С ним Ангелы играли!
— Играли Ангелы… А как он любил службы в храме! Мог начало Литургии на руках продремать, но «Верую», «Отче наш», Евхаристийный канон — он как штык! Уже не спит.
Такой мальчишечка был… Любил, когда ему читали Евангелие или Псалтирь. А перестаешь молиться, сразу забезпокоится. Все: ходи с ним на руках, разговаривай, молитвы ему пой или песенки. Только стоит глаза закрыть, начинает плакать.
А в год и месяц он заболел — и врачи не могли определить, что с ним такое. Сереженьку лечили от дисбактериоза. Я говорила им: у него хрипы, слышите!
— Ничего страшного, это просто мокрота…
И ведь такие хорошие, знающие, верующие врачи. Воля Божия была нашему Сереже младенцем уйти… Когда он умер, как переживала врач — до слез… Уже после смерти установили диагноз: двусторонняя бронхиальная пневмония. Но я же сразу говорила, что у него бронхи и легкие воспалены! Только мы не стали ничего доказывать. Это же воля Божия. Господь дал нам такую чистую душу, а мы станем судиться?..
У нас Наталия, вторая дочь, как его любила! Она ему пикнуть не давала. Из рук вырывала, ревновала. А когда мы его гробик заносили в дом, она закричала и побежала из дома. Так заболела, сама чуть не умерла. Только милостью Божией выжила…
И через две недели после смерти братика написала стихотворение:

Тучки по небу плывут, в небе солнце светит.
У меня братишка был — лучше всех на свете!
Не могу я передать, как любила сильно.
Мне казалось, что я мать, мать моего сына.
Но всего лишь я сестра миленького крошки,
Самого любимого на земле Сережки.
А теперь Сережки нет, нет малышки с нами.
Я скучаю и грущу… Как же терпит мама!
Всем, конечно, тяжело. А папе разве легче?
Теперь дома не тепло даже возле печки.
Ему теперь-то хорошо, — знаю, поняла я:
Он у Боженьки сейчас, — но все равно скучаю.
До сих пор не верю я, что умер мой цыпленок.
Все кажется, что спишь ты, но нет тебя, ребенок!
Ты в гробике лежишь — кажется, что дышишь.
С тобой, мой милый, говорю — ты меня не слышишь.
Год, который ты прожил, для меня был лучшим.
А когда завял цветок, стало горше, скучно.
Лежишь теперь в земле сырой, в небе — Ангелочек,
Закончу стих такой строкой:
Увял ты, мой цветочек!

Надо было ему пострадать за весь наш род неверующий, тяжелый. Так жалко моего отца: перед смертью батюшка пришел к нему со Святыми Дарами, а он отказался от Причастия. Другой больной в его палате с радостью причастился…
То, что я стала верующей, не моя заслуга, меня Господь с детства к Себе ведет. Мама сначала смеялась, потом начала сердиться: «Домолишься, с ума сойдешь!» Еще во чреве мамином Господь сохранил меня… Сколько всего в детстве пришлось перенести — я только благодарю Господа. Много было страданий, зато и сколько милости! Вот в Иерусалим чтобы попасть, это же сколько денег надо, где бы мне их взять? Я и не мечтала о такой милости! А Господь управил, побывала на Святой Земле!..

Лукавая летопись

Спрашиваю отца Александра, известно ли что-то о тех, кто двести лет назад построил храм в Спасском. Батюшка ответил:
— Храм построил Александр Павлович Мансуров, то ли генерал-майор, то ли генерал-лейтенант. За участие в подавлении восстания Пугачева ему Царица Екатерина пожертвовала эти земли. И он решил в благодарность Богу построить храм во имя Христа Спасителя. Храм строился долго и был построен после наполеоновской войны, в 1814 году. Сохранилась фотография 1933 года, еще до взрыва колокольни — храм этот старинный был очень красивый. И село было хорошее.
Недавно праздновали 200-летие Спасского, и нас пригласили на праздник. Ведущая говорит:
— Раньше здесь жили люди очень бедные, один только помещик жирел на крестьянских слезах и трудах, всех мучил. А сейчас мы живем в богатом селе, все счастливы… Почему село называется Спасским, теперь неизвестно.
Слушал я, слушал… Потом мне слово дали, я вышел и говорю:
— Дорогие мои, давайте логически рассудим. Барин здесь был «жадный», «нищие» крестьяне, — и один от своей жадности, а другие от своей нищеты построили великолепнейший храм. А мы сейчас живем в таком богатом селе, такие все счастливые и радостные, и не то что построить — даже отремонтировать храм не можем. Не смешно ли и не глупо ли такую летопись составлять о нашем селе. А почему село так называется, это только вы не знаете. Да на Руси всегда село называли по храму. Почему Михайловка — потому что храм в честь Архистратига Божия Михаила, Никольское — значит, церковь стояла во имя Николая Чудотворца… А это храм Христа Спасителя, и естественно, село вокруг него образовалось Спасское.
Представьте, сельчане празднуют престол на Димитрия Солунского!
- Что — придел освящен в его честь?
— В том-то и дело, что нет. Не было приделов в храме, весь он был посвящен Христу Спасителю. Дело в другом: осенью урожай соберут, вот и устраивают стол, празднуют. У них ведь как: престол — значит, надо собирать застолье… «А сейчас, — говорят, — батюшка приехал — все праздники нам перепутал! Неграмотный какой-то: престол 29 августа устраивает. Что творит!..» И не хотят даже слышать, что именно 29 августа празднуется Нерукотворенный Образ Спасителя…

Спас Нерукотворный

У нас вообще многое связано со Спасом Нерукотворным. Меня рукоположили на этот праздник, 29 августа (на следующей день после хиротонии в диакона), и отправили служить в Спасское. Первая икона, которую нам пожертвовали на храм, была именно эта: Спас Нерукотворный.
А как необычно пришла к нам икона. Мы приехали в Саракташ по делам. Мороз был сильный, и надо же — у матушки на сапоге лопнул замок. Пришли в обувную мастерскую, и там среди башмаков… икона стоит. Чудесная, большая храмовая икона. Ангел держит в руках убрус с Ликом Спасителя. Мы удивились: «Что же это такая святыня у вас среди обуви стоит! Не дело!..».
Приходим к мастеру после обеда, и как раз перед нами приехал хозяин иконы. Он бывший атаман и купил эту икону в каком-то селе, чтобы на казачий круг привозить. Рассказали ему, что батюшка был, так-то вот говорил об иконе… Мы только вошли, и он уже сам спешит к нам навстречу с такой радостью:
— Я два года жил в Спасском и буду только рад пожертвовать икону вашему храму!
От души пожертвовал…
Икона какое-то время у нас дома стояла. У мамы моей очень сильно разболелись суставы. Один раз она утром просто не смогла встать с кровати. Подползла к иконе и взмолилась: «Господи, помоги!» — хоть о каком-нибудь облегчении просила. И встала, начала что-то делать, даже и не заметила, как у нее все прошло. С тех пор милостию Божией у нее вообще даже не возобновляется эта болезнь.
В Москве после того, как матушка в прямом эфире на «Радонеже» прочитала свое стихотворение о нашем храме, пришел к нам один человек, принес икону. Разворачиваем — Нерукотворный Спас! А он и не знал, что у нас храм во имя Христа Спасителя! Евангелие напрестольное долго не могли подыскать — такое, как мне хотелось, в чеканке, потому что так оно дольше будет хранить благообразный вид. И вот в Даниловском монастыре в книжной лавке храма Преподобного Серафима Саровского выбрали Евангелие. Открываем упаковку — а на Евангелии Нерукотворный Образ!
Когда совсем уж становится невмоготу, мы с матушкой сядем, начинаем по полочкам раскладывать. «Матушка, видишь — все Господь управляет, во всем Промысл Божий. Господь Сам нас ведет, значит, и все хорошо у нас будет».
Население здесь ссыльное-пересыльное, много всякого народа. Во время революции здесь был районный штаб по борьбе с религией. И до сих пор эти люди и их потомки живут и не воспринимают слово Божие. Так тяжело видеть, когда люди доходят до отчаяния и не хотят верить в Бога живого.
У нас надежда на то, что — сейчас вот в храм приходит столько детей! — что они будут расти, жениться, замуж выходить и детей своих сюда приводить. Вот на это поколение, которое поднимется лет через 10-15, и надеемся. А старики… — каждый месяц кого-нибудь отпеваю. Говорю им, пока живы: «Вы бы хоть перед смертью примирились с Богом, попросили прощения за все свои грехи». Но сами не идут и меня не просят прийти, чтобы исповедал и причастил. Смотрят и не видят, не слышат, что говорю. Но отпевать — строго приглашают. Это уж у них обряд…
Сейчас вот, слава Богу, хоть до некоторых дошло — на поминки перестали ставить водку. Уже и это радует.
— И народ уже по-другому стал относиться, — добавляет матушка. — Когда только приехали, нас в штыки встретили. Молодежь ехидничала, старики плевались. Сейчас милостью Божией дети любят церковь, в школе с радостью, с любовью нас встречают. И взрослые многие к нам переменились. Много хорошего все-таки…

Детские голоса…

Утром дети не шумели, старались не разбудить гостью. Но из кухни долетело слаженное пение молитв, и я поднимаюсь: стыдно лежать, когда малыши уже на ногах. После завтрака обошли с ними все комнаты. Сашенька похвасталась красивым платьицем, мальчишки вскарабкались на спортивный тренажер…
На диктофоне остались радостные детские голоса.
Сашенька:
— Я люблю маму, и я ее хотела угосять!
— А чем ты ее хотела угощать?
— Угосением! И я ее угостия…
— А Дашенька что скажет?
— Что я люблю маму. И папу тоже. Я всех люблю. Я только тех не люблю, которые не слушаются взрослых!
Дениска:
— А мне ско’о будет восемь лет уже! И мне будет пода’ок — к’асивый камаз, новый!

Молитвенный дом

После обеда батюшка завел машину и отвез нас с матушкой в центр села, где высится старинный храм, а через дорогу от него — молитвенный дом, где пока идет служба.
— Дом этот тридцать лет простоял в зарослях бурьяна и кустарников, уже и не думали, что там сохранилось хоть что-нибудь. Хозяйка старушка говорила: пока жива, не продам никому. Умру, тогда делайте что хотите. После ее смерти мы и купили невесть что в непролазных зарослях… А когда выкорчевали, обнаружили дом из крепких, хороших бревен. Построили из них молебный дом, установили куполочек с крестом, сделали иконостас и все, что должно быть в молебном доме. Даже звонница у нас есть, неплохая. Три иконы греческого письма: Господь, Матерь Божия и Святитель Николай — подарила одна раба Божия. Киоты уже здесь ребята сделали.
Красивые вышитые иконы на левой стене.
— А, это вышила Людмила, она раньше жила в Спасском, а сейчас в Орске. Как-то ей приснился Святитель Николай и сказал, что она должна вышивать иконы. Она удивилась, потому что никогда не занималась таким тонким рукоделием, а ведь иконы вышивать и вовсе непросто. Но с Божией помощью все у нее получилось. Вот и икону мученика Трифона вышила по нашей просьбе.
Во многом помогла раба Божия Валентина: она продала в Москве большую квартиру, а купила маленькую. И все деньги пожертвовала на монастыри, на храмы; как раз услышала матушкино выступление на «Радонеже» с просьбой о помощи и откликнулась, хорошую сумму пожертвовала на строительство молебного дома и на иконостас, и дарохранительницу купила на престол, иконы.
…Прикладываемся к той самой иконе Нерукотворного Спаса, пожертвованной казачьим атаманом, и матушка говорит:
— Было здесь такое чудо… Во время одной из самых первых служб в молебном доме наши прихожане, дети, услышали: вместе со мной кто-то еще поет. Нежно, так красиво… — неземное пение! Заглядывают на клирос, а я там одна стою. Думаю: чего это они заглядывают? Потом и взрослые стали смотреть, не понимают, как это: матушка одна поет, а слышно два голоса. Все, кто был на службе, слышали. Ангел тут пел… Такое утешение…
Пока еще светло, идем к храму. Отец Александр рассказывает:
— Наш храм как памятник культуры федерального значения вписан в целевую программу восстановления памятников архитектуры. Это и хорошо, и в то же время — надо ведь восстанавливать все точно так, как было до разрушения, без малейших отступлений. Мы было сразу-то начали делать крышу, чтобы храм уберечь от разрушения, делали на совесть, но батюшка Григорий тогда уже говорил: «Это временно, временно!» И теперь это железо придется снять, потому что крышу будут делать заново, по прежнему образцу. Не пропадет: используем железо для ремонта крыши молебного дома.
А когда тут строители стали ездить на технике, что-то подвозить, землю курочить, старики подошли и говорят: «Здесь, у храма, были могилы». На душе стало неспокойно, и мы решили посмотреть, что там. Стали копать — и нашли три могилочки рядом, а четвертая, видите, отдельно. Они внутри отделаны кирпичом, склепы выложены. Мы гробики сделали, сложили туда найденные останки. Панихиду послужили, окропили святой водичкой. Сделали холмики, поставили кресты. Хотели обнести их оградой, но она будет мешать подвозить стройматериалы. Поэтому сейчас пока стоят просто могилки с крестами. Где-то еще у церкви вроде бы есть захоронения, но никто уже не помнит, где именно. Бог даст, еще возле алтарной части попробуем покопать, может быть, и обретем могилы.

Те могилки, которые уже обретены, видно, что были осквернены. Люди говорили, одна из этих могил была батюшкина. Безбожники разрыли ее, подняли гроб, вынули Евангелие, крест сняли — все забрали. Все могилки изуродовали, мусор туда покидали.
В одной из этих могил младенчик похоронен. Может быть, годик с чем-то. Лежит, похоже, рядом с мамой и папой.
— Размер гробика, как у нашего Сереженьки… Тоже маленький ребеночек лежит…
— Имени похороненного здесь батюшки не запомнил никто?
— Нет, он же умер задолго до революции…
- А что после закрытия было в храме?
— Склад был, зерно в нем хранили, и просто растаскивали все, что могли. Колокольню взорвали, а обломками кирпичей дорогу мостили. Так что мы теперь топчем святые камни, из которых были сложены стены храма, ездим по ним…
Вместе с нами в храм входят помощники отца Александра, местные жители — братья Владимир и Сергей. Их руками много сделано в молебном доме. Многое еще предстоит сделать и на восстановлении храма.
— Эту всю кладку, которая уже сделана, надо разбирать, — с горечью говорит отец Александр. — Работы выполнено на три с половиной миллиона. А ее видно, эту работу? Только эти колонны и мраморные плиты внизу и видны. И с той стороны то же самое. Фундамент подправлен, купол центральный мы весь перебрали и новым железом покрыли. Парапеты мраморные сделали. Это все теперь ломать придется, потому что сделано не совсем так, как было раньше.
И все же хорошо, что вовремя пусть временную, но кровлю сделали. Когда кровли нет, дождевая (и натаявшая от снега) вода под фундамент просачивается, и здание начинает проседать, по стенам идут трещины… Рядом протекает Малый Ик, и когда речку перестали чистить, паводки стали затапливать храм, подмывали стены. Внутри стояла вода — это видно по отметинам на стенах, оставшихся после наводнения. А штукатурка осталась, выдержала. И краска такая прочная… Фрески, хотя бы фрагментами, сохранились внутри. А ведь была такая роспись!.. В арке был изображен и Нерукотворный Образ…
Все равно верю, что поможет Господь восстановить. Если Господь увидит, что этот храм нужен всем в Спасском, — найдутся и средства, и силы. Восстановим храм.
Кто-то из братьев — то ли Сергей, то ли Володя — поднимается на звонницу молитвенного дома, ударяет в колокола… И над селом плывут радостные перезвоны. Недолго звонили спасские колокола, но в душе осталось непередаваемо светлое чувство.
Спаси ны, Сыне Божий!..

На снимках: священник Александр и матушка Фотиния Мельниковы в молитвенном доме; Нерукотворный Образ Господа нашего Иисуса Христа — та самая, подаренная казачьим атаманом икона; храм в селе Спасское восстанавливается; могилки, обретенные у храма.

Для тех, кто захочет помочь деньгами этой многодетной семье, сообщаем почтовый адрес: 462132 с. Спасское Саракташского района Оренбургской области, ул. Лесная, д. 113, кв. 2. Иерею Александру Геннадьевичу Мельникову. Только обязательно предупредите батюшку, что послали перевод, по телефону: 8 (353-33) 29-4-29.

Ольга Ларькина

Фото автора

13.02.2009