‣ Меню 🔍 Разделы
Вход для подписчиков на электронную версию
Введите пароль:

Продолжается Интернет-подписка
на наши издания.

Подпишитесь на Благовест и Лампаду не выходя из дома.

Православный
интернет-магазин





Подписка на рассылку:

Наша библиотека

«Блаженная схимонахиня Мария», Антон Жоголев

«Новые мученики и исповедники Самарского края», Антон Жоголев

«Дымка» (сказочная повесть), Ольга Ларькина

«Всенощная», Наталия Самуилова

Исповедник Православия. Жизнь и труды иеромонаха Никиты (Сапожникова)

Убиенный за Христа

Памяти расстрелянного в 1937 году в Оренбурге священника Михаила Горбунова.


Сколько дивных краев довелось увидеть за прожитые полвека, но стоит услышать: "Оренбургская область", "Сакмара", — и в памяти оживает красавица-река, и тенистый лес на крутояре, и изрытая пещерами Арапова гора, и знакомые до последнего камешка, до покосившейся ставенки улочки родного села в самом сердце Оренбуржья. Большого старинного села с почти трехвековой историей, вместившей и верную государеву службу казачьего войска, и пугачевскую смуту (самозванца встречали хлебом-солью…), и много иных — славных и горестных — страниц. И как ни изменилась за 33 года Сакмара, недолгая побывка на малой родине одарила несказанной радостью…

Храм в казачьей станице

В центре села, напротив четырехэтажного здания районной администрации, как в незапамятные времена, стоит памятник Ильичу. Но особого пиетета к покрытому серебрянкой "вождю" у сакмарцев нет. Левый рукав пуст, как у инвалида: кто-то отбил у памятника руку. Молодежь не прочь подшутить над памятником: как-то поставили ему на голову пустую бутылку, в другой раз прилепили тряпку к непросохшему от свежей краски торсу… И никому в общем-то не нужный "вождь" тоскливо взирает налево — будто пытаясь изловчиться и разглядеть здание Казанской церкви, в буквальном смысле восставшее и по сей день восстающее из пепла.
Некогда майор Арапов сотоварищи плыл по реке Сакмаре — и, выйдя на берег, поднялся на гору. Открывшийся с ее вершины изумительный вид приглянулся майору, и здесь была основана казачья станица. Посреди станицы Сакмарской срубили деревянную церковь. Пожар 1760 года уничтожил храм, и казаки заново отстроили церковь — уже из камня. Строили долго, на века. Но в безбожное время храм обезглавили, в нем открыли кинотеатр. Долгое время, пока не был построен районный Дом культуры, здесь проходили все важнейшие мероприятия.
Около десяти лет назад Православные добились возвращения этого здания Церкви. И, если бы не пожар 1998 года, теперь это был бы красавец-храм с сияющими позолотой куполами, с колокольным звоном на всю округу. Сейчас маленькая церковь ютится в помещении бывшего фойе кинотеатра, а прилегающая часть здания восстанавливается заново.
Настоятель Казанского храма иерей Василий Иванчук поведал:
— Казанский храм в Самаре был освящен в 1828 году — величественный каменный храм был выстроен тщанием жителей станицы Сакмарской на месте сгоревшего в 1760 году деревянного. "Тщанием жителей станицы"! — так написано в официальном документе. Где оно сейчас, былое тщание верующих людей!.. Разве что в Пасху, на Рождество и Крещение в церкви собирается много народа, в будние дни — редко более тридцати человек. А ведь село немаленькое, райцентр, пять тысяч человек населения. Но если в других местах люди делятся на верующих и неверующих, то здесь религиозный народ состоит из Православных верующих — их меньшинство — и старообрядцев-безпоповцев. А ведь еще не так давно, в наши дни старообрядцы проходящему путнику если и давали воды напиться, то "оскверненную" кружку выбрасывали. Когда я услышал об этом, дивился. Я родом не отсюда, с Украины, для меня такое в диковинку.
Да, приходят и к нам старообрядцы — чаще молодые. Восполняют крещение, но стать прихожанами не спешат. "Пока живы наши дедушки и бабушки, нам идти в церковь нельзя…"

— Но сосуществовали же в одном селе столько лет староверческая община и Православный храм?
— В далеком прошлом сакмарский Казанский Богородичный храм, как и многие другие в те времена, был единоверческим. Старые люди рассказывают, что прежде практически все ходили в эту церковь. Вот тогда и было тщание, была забота о благоукрашении храма. Это потом уже что-то между ними случилось… И, не в укор будь сказано, горько было оттого, что во время пожара армяне бросились в загоревшуюся церковь, стараясь спасти, что только можно, а некоторые русские все больше стояли в сторонке…
Пожар произошел 21 ноября 1998 года. Я венчал молодых, вдруг слышу — пожар! Огонь охватил стены и рванулся вверх, заполыхала крыша. Мы вызвали пожарных, а сами стали выносить иконы и церковную утварь, и только когда пожарные сказали: "Все, больше оставаться нельзя, уходите", — мы покинули здание. Пожарные, безуспешно пытавшиеся погасить огонь, вышли следом, а через пять минут крыша рухнула на то место, где только что были люди… Выгорело все, остались одни обгорелые стены…
— Как вы думаете, почему пожар произошел именно в праздник Архангела Михаила — грозного Архистратига Божия, огненным мечом посекающего нечестие?
— Наверное, так и должно было произойти, — чтобы все сгорело дотла. Чтобы ничего не осталось от устроенного на месте закрытой церкви клуба, кинотеатра, в котором крутили безбожные фильмы, пели частушки и плясали под гармошку. Я читал, как один благотворитель, помогающий возрождать храм в другом месте, на вопрос, почему он занимается этим, зачем ему это нужно, — отвечал: "Да потому что раньше, когда в бывшей церкви открыли клуб, я приходил сюда — мы пели и плясали, глумились над верой. Теперь я должен искупить этот грех". Вот и мы должны искупить былой грех. Потрудиться на восстановлении церкви. И руками, и молитвой.
Сейчас мы служим, собственно, в молитвенном доме. И все-таки это церковь! Настоящая церковь, потому что в ней по полному чину идет Богослужение. Весь день храм открыт — он единственный на целый район, и люди приезжают из дальних сел, чтобы помолиться, заказать обедню или молебен, да хотя бы свечку поставить. Конечно, храм очень маленький. Мы стараемся построить заново большую церковь. Но дело движется очень медленно из-за нехватки средств. Нужны стройматериалы, в первую очередь кирпич, нужны деньги для оплаты работы строителей — сейчас ведь потрудиться во славу Божию охотников мало. Завершить бы хоть крышу — и можно бы потихоньку расчистить строительный мусор, навести порядок, заняться внутренними работами. Нет материалов. Нет денег…
Отец Василий ищет благотворителей, пишет десятки писем руководителям банков и крупных фирм. Но откликаются немногие. А один руководитель сказал ему со всей откровенностью: "Я такие прошения не читая выбрасываю в корзину. Вас много, на всех денег не напасешься".
И все же беда сплотила Православных. Целый год после пожара службы шли в доме Надежды Федоровны Лисовой — я хорошо помню эту строгую и добрую учительницу начальных классов, у которой училась моя младшая сестра. Помню Марию Кузьминичну Аксименко — немногословную и рассудительную. Ее фотографию я увидела на кладбищенском кресте по пути к родным могилам. А Валентина Ивановна Малютина призналась: "Раньше мы с Марией Кузьминичной всегда стояли рядышком на службе. Без нее мне стало холоднее…"
С правой стороны храма на аналое лежит старинная — очень красивая — икона Божией Матери. Тихвинская! Года два назад одна женщина принесла в храм темную доску, на которой невозможно было что-либо различить. Ясно было лишь, что это икона. А в храме она стала обновляться — и сейчас отчетливо проступило не только иконописное изображение Богоматери с Младенцем, но и часть подписи. Как раз в то время, когда за океаном было принято решение вернуть в Россию Чудотворную Тихвинскую икону Божией Матери, старинный образ просиял новыми красками…
Алтарниками в храме служат сыновья отца Василия. И потому, что платить чужим людям нечем, и — чтобы понимали без слов, с полувзгляда, чтобы не отвлекаться от службы. Деток у отца Василия шестеро. Самая младшенькая причащалась вместе со мной на праздничной Литургии в день Рождества Пресвятой Богородицы.
Отец Василий был направлен на Казанский приход 15 апреля 1995 года, а рукоположен во диакона немногим раньше — 12 февраля в том же году, на праздник трех Святителей, в кафедральном соборе г. Оренбурга. Тогда молодой священник не мог и представить, что очень скоро этот праздник станет для него престольным: сакмарская церковь, освященная в честь Казанской иконы Божией Матери, имеет два придела: в честь трех Святителей и великомученика Димитрия Солунского — или, чаще, его называли Димитрием Мироточивым. Спрашиваю у батюшки:
— Почему в Оренбуржье особо почитается этот мученик-воин? В городе стоит прекрасный Димитриевский храм; название села Димитриевка неподалеку от Сакмары тоже наводит на мысль о том, что в нем была церковь этого святого…
— Край этот степной, в XVIII веке он был пограничным, казачьим. Вот потому-то, наверное, и обращались в молитвах к святым заступникам-воителям.
Я спросила, известно ли что-либо о последнем священнике, служившем в Сакмаре перед закрытием храма и репрессированном в 30-е годы. Когда-то я знала двоих детей убиенного священника Михаила Горбунова. Его сын Александр Михайлович был учителем пения: исключительная доброта и мягкость не позволяли ему повысить голос даже на самых отъявленных озорников. А заведующая районной библиотекой Мария Михайловна Тихова была подругой моей мамы.
— Мария Михайловна жива! — обрадовал меня отец Василий. — И сегодня она стояла на службе, как всегда справа — у подсвечника.
— А я все смотрела — и думала: она, не она?..

"Это все от Бога!"

Уже вернувшись в Самару, я дозвонилась до Марии Михайловны — чтобы наконец-то узнать в подробностях о жизни ее отца, Михаила Алексеевича Горбунова, последнего сакмарского священника.
— Каким он запомнился? — почти и не запомнился, — ответила Мария Михайловна. — Его в первый раз забрали в 30-м году, в сентябре, а я родилась в июне. Так что мне был третий месяц всего-навсего. Но мама и старший брат помнили все.
Отцу говорили: "Уезжай!" — "Нет, я никуда не поеду! Куда я от семьи поеду? Я не виноват ни в чем". Не послушал он предупреждений, а на него писали доносы односельчане, позарившиеся на наш домишко… Родители только его купили.
Отец ведь был потомственным кузнецом. Работал в кузнице и священником служил. В церкви не было батюшки, и наши сельчане поехали в Оренбург просить, чтобы нашего отца рукоположили в сан священника. У папы был идеальный слух и голос, до этого он был псаломщиком, руководил хором. Вот Надежда Федоровна в него, наверное, — потому что она его крестница.
В начале 1928 года папу вызвали в Оренбург, уговаривали принять священство. Бабушка, его мать, не хотела этого, отговаривала, мама тоже — такое смутное время! Но отец принял сан. Он ведь все время пел на клиросе, ему от церкви оторваться было тяжело. Вот только два года и прослужил, а в тридцатом году уже его забрали: враг народа!
Когда церковь разорили, все из нее вынесли, большей частью сожгли — старинные иконы, книги, церковную утварь. А остальное вывезли куда-то за Виселичную гору. Вырыли там котлован и все закопали…
— Сакмарцы потом, уже в наши дни, не пытались отыскать это захоронение церковных святынь?
— Ну как найдешь! Когда все увозили, Саша бежал следом, но они переправились на пароме через Сакмару и там уж закопали у горы. Что он издали смог разглядеть, то и запомнил. Годы прошли — как найти, если теперь уж и Саши нет, а больше никто не знает даже приблизительно, где это место. В рукописной истории сакмарской церкви записано:
"В 1929 году церковь закрыли. Затем решили ее взорвать, но взрыв не получился. Пытались маломощным трактором стянуть крест — не удалось. Пригнали из Оренбурга боле мощный трактор. Путем расшатывания снесли крест, затем разгромили колокольню, сняли шесть колоколов. Самый большой был сильно поврежден. В лесу, напротив Виселичной горы, вырыли траншею и все в нее сбросили, закопали трактором. Жителей не допустили, была усиленная охрана. Боясь наказания, люди украдкой разобрали по домам иконы.
Верх церкви сломали, жители села разобрали камень. Церковь превратили в зерносклад, а потом в кинотеатр "Родина.
Когда закрывали храм, народ плакал. Веру в Бога до конца все же не вытоптали, и она теплилась в сердцах человеческих".

Мария Михайловна продолжает:
— Отцу дали восемь лет — якобы за антисоветскую пропаганду… Нас хотели вместе с ним отправить на север. Но наш сосед Малиновский был членом исполкома, он с отцом дружил, — пошел в райисполком и упросил хотя бы нас оставить. И ровно год нас не трогали. А на следующую осень нас как врагов народа на три года отправили в ссылку.
Привезли в Башкирию. Сентябрь, проливные дожди, — а нас посреди поля выгрузили и оставили. Мама сделала шалаш из стеблей подсолнухов, в нем мы и стали жить.
Мама!.. Никогда она никого ничем не упрекнула и не поругала — Царство ей Небесное! Только и скажет: "Это от Бога все, дочка, это от Бога!" Нас у мамы было трое: Саша, Володя и я, совсем еще маленькая — год и два месяца.
Как бы мы перезимовали в шалаше? Верная смерть! Зимы в Башкирии тоже суровые, уральские. Да, слава Богу, нашлась добрая душа! Женщина — Матрена, как и мама, — увидела, как мы мучаемся в шалаше. Один раз пришла, посмотрела, другой… — и взяла нас к себе. Жила она в селе Отрадное, неподалеку от Мелеуза. У нее самой-то была теснота, она вдвоем с горбатеньким сыном ютилась в крохотной, примерно 2 на 3 метра, комнатушке. И мы все три года у нее прожили. Маму она звала казачкой.
Мама стыдилась, что мы так стеснили своих хозяев, и на вторую зиму как-то умудрилась переправить Сашу в Сакмару. Лисовые взяли его к себе, но муж бабы Груши Федор был такой строгий, Саша боялся даже руку к еде протянуть. Голодал, но молча терпел.
Он каждый вечер встречал корову из стада. И вот сидит он на крыльце старого правления колхоза, а мимо шла… — как же ее звали? — мама Маши Беловой, она была Выровщикова. Увидела, что он совсем обезсилел, исхудал — дальше некуда. "Да что же это! — говорит. — Сашенька, да ты приходи сюда, как солнце зайдет, я тебе молочка принесу да хлебушка". Вот он придет — с утра уж ждал заката солнца! — возьмет у нее стакан молока да ломоть хлебушка, заберется под ступеньки, чтобы никто не увидал, поест и домой идет.
Зиму он так перемучился, а потом маме написали, что Саше очень плохо одному. Она уж так затосковала, извелась от печали. Матрена, хозяйка наша, заметила и давай ее пытать: "Ты чего, казачка, тоскуешь?" — "Нет, нет, ниче я не тоскую…" — "Да вижу я, из-за Шурки ты переживаешь!" А у мамы слезы так и хлынули. Жалко сыночка. Матрена ей и говорит: "Вызволяй сына, уж как-нибудь поместимся!" Мама написала, и ее отец привез к нам Сашу.
Срок наш закончился, и в конце октября мы приехали в Сакмару. Ехали на какой-то лошади, мама меня на руках несла. А здесь — никого, ничего, и нам ни к кому нельзя прийти: враги народа. У Болдыревых была летняя кухонька, телята там жили, — мама стала проситься: "Пустите нас хоть туда пожить!" — "А как же вы будете зимовать, ведь холодно!" — "Да как-нибудь, лишь бы под крышей!" Перезимовали. Потом у них телята появились, и нам места не осталось. Перешли к Плотниковым, у них пожили. Да бабушка к нам переехала, мамина мать — у нее тоже сыновей позабирали.
Вот только недавно мы с Олегом Алексеевичем Ореховым вспоминали те времена. Его отец был директором лесхоза — он нас тогда от голодной смерти спас. Маме работать было запрещено, а чем семью кормить? Она тайком шила, пришла к ней и жена директора лесхоза. Посмотрела на нашу нужду и в ужас пришла. Рассказала мужу. А он сказал: "Пусть Матрена вместо себя найдет кого-то надежного, чтобы только в ведомости расписывались, а она сможет работать". Назаровы жили неподалеку — их мать согласилась числиться, а мама чтобы работала и деньги получала.
Как-то в лесхоз приехал представитель из Оренбурга, и Орехов с ним поехал по лесу. Вдруг они увидели Сашу. Топить нам было нечем, а сухая полынь прогорала мгновенно, вот Саша и собирал сушняк. Директор лесхоза крикнул: "А ну стой! Попался? Сейчас я протокол составлю!" И составил. Только совсем "забыл" отобрать у Саши топор и веревку. Мама узнала — и в слезы: "Что же теперь будет!" — "Ничего не будет, — утешил ее Саша. — Он когда писал, только делал вид. Ручкой водил по бумаге, а сам даже наконечник с ручки не снял…". Алексей Орехов разрешил Саше и смородину собирать. Он наберет ягод, продаст в городе на базаре, деньги маме привезет. Так мы и жили — благодаря Господу Богу и добрым людям.

"Дело" священника Горбунова

— Отец отбыл срок не полностью, через шесть лет его отпустили. За хорошую дисциплину и ударный труд два года скостили.
— Отец Михаил где отбывал срок?
— И на строительстве Беломорканала, и на Камчатке. Куда только их ни бросали — везде был.
Мы как раз жили в телячьей землянке. Ночью приходит к нам мама Лидии Михайловны Лисовой (Лидия Михайловна преподавала литературу, сейчас на пенсии — прим. авт.). Баба Груша была родная отцова сестра. И вот она к нам ночью стучит. А мама боялась, что нас отнимут. Испугалась, не открывает: "Кто?" А баба Груша говорит: "Матёша, открой! Мы с хорошим пришли, не с плохим!" Мама открыла, как увидела отца — упала. А он еще с юмором был, успокаивает: "Ты чего расстроилась? Ты погляди, какие у меня пуговицы!" А у него на тюремном халате ни одной пуговицы, и он вместо них гвоздями заколол…
Отец рассказывал: "На Камчатке в лагере вместе со мной отбывали срок еще два священника. Один был старенький, немощный — мы его водили под руки. И он умолял: "Миша, ешьте мою пайку! Я старый, больной, не выживу. А вы еще людям пригодитесь, может, и послужите!" Нам не запрещали — мы каждый вечер втроем служили. Встанем и молимся. А потом к нам и другие люди стали присоединяться. Утром не разрешали служить, надо было работать. А вечером собирались — и в камере служили".
Под конец он уже вольно ходил, ему доверяли.
Отец пришел — вот я не знала мужчин, у нас в семье их не было, чужих дичилась, боялась, а ему прямо сразу на шею повисла и не отходила от отца. А он нет-нет да и оглянется, вроде кого-то высматривает. Мама спросит: "Миша, ты кого там высматриваешь?" — "Да мне все кажется, вроде должны прийти маленькие…" Когда его забрали, мы были мал мала меньше — такими и запомнились… "А там, — говорит, — ко мне бегали ребятишки — тоже бедная семья. Два мальчика, примерно как Саша и Володя. Нас к концу срока стали получше кормить, я экономил и их подкармливал".
Вернувшись в Сакмару, отец устроился кузнецом на элеватор. Шесть месяцев отработал — земляночку маленькую-маленькую сделал, она тут прилеплена к дому, на Советской, где я сейчас живу. Он все маму утешал: "Руки-ноги у меня есть — ничего, Бог даст, выкарабкаемся, проживем!"
И вот в 37-м году ночью приехали за ним, посадили в машину — и все… Я-то все это едва помню, словно сквозь сон. А Саше до конца дней запомнилось, как отца второй раз забирали.
Мама, конечно, упала, бабушка тоже, а отец уцепился за борт и только кричал: "Не забывайте Бога! Сынок, скажи маме и бабушке, не забывайте Бога! Господь поможет, не оставит вас!"
И больше мы не знали, где он, что с ним. Узнали потом уже в 53-м году. В Сакмару приехали из областной прокуратуры, маму вызвали. А в ее понятии следователь — это лютый зверь. И когда она пришла домой, я спрашиваю: "Мама, ну что — из-за чего следователь тебя вызывал?" А она: "Да нет, дочка, это не следователь. Мне стало плохо, так он воды мне дал. Нет, это не следователь, кто-то другой".
В те годы началась реабилитация репрессированных. Но отец не возвращается, и никаких сведений о нем тоже нет и нет… Соколову прислали справку, что он реабилитирован, а нам ничего нет. Я решила: поеду сама, может, хоть что-то узнаю об отце.
Приехала в областную прокуратуру, а мне следователь говорит: "Как — вам же открытка была послана! О реабилитации вашего отца". Следователь еще сказал: "Это хорошо, что вы приехали — вы хоть отца не помните. А когда приезжают жены либо матери, — тут уж нам их приходится отхаживать". У него в кабинете специально для этого и аптечка была.
Следователь спросил: "Он у вас работал где-нибудь?" — "Да, конечно, кузнецом был!" — "А в деле, смотрите, записано, что он был без определенных занятий". Мне потом пришлось собирать свидетельские показания о том, что отец наш работал. Мама уже больная была, все на мои плечи легло. Я работала, и Сашу учила, и сама училась. Наш средний, Володя, к тому времени уже умер. Простудился, а лечения тогда никакого не было.
Выдали мне справку о реабилитации отца. Я приехала домой, спрашиваю маму: "Ты получала какую-нибудь открытку из Оренбурга?" Она затряслась: "Получала…" — "А что же ты нам ничего не сказала?" — "Да в ней какое-то большое-большое слово написано, я его не поняла и думала, что нас опять трепать начнут…"
Уже после реабилитации отца мы узнали о его последних днях — от дяди Вани Головченко, он жил на станции Сакмарской. Головченко обвинили в том, будто он поджигатель. Посадили в тюрьму в Оренбурге — и угодил он в одну камеру с моим отцом.
Вечером открывается дверь, в камеру втаскивают и швыряют не поймешь кого — окровавленное тело. Дядя Ваня подошел, присмотрелся: "Лексеич, да неужто это ты?!" Без сознания, не отвечает. Когда отец очнулся, Головченко стал уговаривать: "Лексеич, пожалуйста, уж как хочешь, во всем сознавайся, все подписывай — отсидишь, да хоть живой останешься!" А он отказался: "Нет, я не могу перед Богом клеветать ни на себя, ни на других. Что будет, тому и быть, на все воля Божия!"
Дядя Ваня восемь лет отсидел и вернулся, а отца тогда же расстреляли. Когда? — мы не знаем. Во всех документах по-разному написано, но в деле есть запись, что он расстрелян и похоронен в Зауральной роще. И все, на этом конец. Никаких вестей мы от него не получали.
А бабушка, мамина свекровь, все-таки серчала из-за того, что мама не смогла отговорить его от священства. Мама отвечала: "Нет, от этого я не имею права отговаривать. И он сам не поддался бы уговорам". Для отца это было всей жизнью — Бог, Церковь.
— Как потом сложилась ваша жизнь?
— Земляночка наша упала. А у нас в соседях жила Паша Гуляева. У нее еще был сын Вова. Я его нянчила. У колхозников огороды были, а нам земли не давали. И с 30 по 42-й годы мама не имела права работать. А налоги все-все-все платили. Не только деньгами: и мясо обязаны были сдавать, и молоко. Сами в глаза не видали, покупали у людей — и сдавали. Как мама, бедная, перебивалась: шила людям по ночам, с коптилкой — чтобы никто не видел. И шила тем же, кто нашего отца предал. Они-то не бедствовали, на чужой крови и костях поднялись, выбились в начальство.
А потом нам недорого продали домишко старенький, мы с мамой в нем стали жить. Сашу в Трудармию взяли. В обычную армию его не брали, сын врага народа. Там он и болезнь получил, всю жизнь мучился с диабетом.
Вот мы маленько, как смогли, преобразили домик, потом уж, Саша пришел из армии, мы этот домик даже немножко перестроили.
А мама с Сашей ездили через двадцать лет туда, в Башкирию. Саша купил себе мотоцикл, и они поехали. Саму хозяйку не застали дома. Она уж старенькая была.
Сестра ее увидала нежданных гостей — "Ой! Ну, придет — сейчас я ее напугаю! Ты молчи только, ничего не говори" Матрена пускала на квартиру жильцов. Жили бедно, сын погиб. А квартирантки уезжали и последнюю пуховую шаль у нее увезли. Вот Матрена и зареклась: "Больше никаких квартирантов!"
Мама рассказывала:
— Она приходит, а мы тут сидим. Сестра ей и говорит: "Матренк, вот к тебе квартиранты просятся, сын с матерью". Она: "Не-не-не, пускай идут куда хотят!..".
Я не вытерпела: "А может, все-таки пустишь?" Она посидела, помолчала, а потом как закричит: "Казачка, это ты?! Да хоть сколько, все айдате переезжайте ко мне!" Мама всю жизнь за нее молилась, и я молюсь. Только она и Божия Мать нам помогли. Потому что Божия Матушка ее к нам привела туда, в наш шалаш.
— Александр Михайлович когда скончался?
— В 79-м году. 53 года ему было всего-навсего. Молодой был, а такой больной. И ведь сколько он всего пережил. В школе часто плакал.
— У меня до сих пор перед Александром Михайловичем такое чувство вины! Я, вроде бы, вела себя тихо, но мальчишки…
— А он терпел. Мама в детстве его просила: "Ради Бога, Саша, терпи! А то, не дай Бог, отберут вас у меня!" Она всю жизнь этого боялась.
— Вы ведь работали заведующей районной библиотекой?
— И отделом культуры заведовала. Закончила заочно библиотечный факультет, так и работала в культуре. Сейчас многие говорят: "Да на что это учение нужно!" Хочешь выбиться — вылезешь. Было бы только желание — слава Богу, Господь не оставит.

На снимках: священник Михаил Горбунов — фотография сделана в тюрьме; настоятель Сакмарского храма иерей Василий Иванчук причащает прихожан; каменный Ленин с памятника недоуменно смотрит на вернувшийся на своей место храм…
Ольга Ларькина
Фото автора
Окончание следует.
08.10.2004
1140
Понравилось? Поделитесь с другими:
См. также:
1
16
4 комментария

Оставьте ваш вопрос или комментарий:

Ваше имя: Ваш e-mail:
Содержание:
Жирный
Цитата
: )
Введите код:

Закрыть






Православный
интернет-магазин



Подписка на рассылку:



Вход для подписчиков на электронную версию

Введите пароль:
Пожертвование на портал Православной газеты "Благовест":

Вы можете пожертвовать:

Другую сумму


Яндекс.Метрика © 1999—2024 Портал Православной газеты «Благовест», Наши авторы

Использование материалов сайта возможно только с письменного разрешения редакции.
По вопросам публикации своих материалов, сотрудничества и рекламы пишите по адресу blago91@mail.ru