‣ Меню 🔍 Разделы
Вход для подписчиков на электронную версию
Введите пароль:

Продолжается Интернет-подписка
на наши издания.

Подпишитесь на Благовест и Лампаду не выходя из дома.

Православный
интернет-магазин





Подписка на рассылку:

Наша библиотека

«Блаженная схимонахиня Мария», Антон Жоголев

«Новые мученики и исповедники Самарского края», Антон Жоголев

«Дымка» (сказочная повесть), Ольга Ларькина

«Всенощная», Наталия Самуилова

Исповедник Православия. Жизнь и труды иеромонаха Никиты (Сапожникова)

Оренбургская голгофа

В Оренбурге помнят своих страдальцев за Христа.

В Оренбурге помнят своих страдальцев за Христа

…А сорок с лишком лет назад река Урал у Оренбурга была гораздо шире! Или это после неоглядной Волги смотрятся такими маленькими казавшиеся величественными реки моего детства? И разделяющий две части света — Европу и Азию — памятный знак по другую сторону Урала стал заметно ниже. Когда-то сюда — очень редко — приезжали на выходной с нами, троими детьми, мама и папа, и кто-то в рупор сердито кричал: «Уберите ребенка, девочка слишком далеко ушла от берега!» И никому из плескавшихся в реке отдыхающих даже в голову не могло прийти, что совсем рядом, в Зауральной роще, таится до времени место массовых расстрелов ни в чем не повинных людей.

«Положиша мя в рове преисподнем…»

«Зауральная роща, небольшая поляна.
Тишина: ни души и ни звука окрест.
Я пришел поклониться дяде Степану — 
В мареве знойном увидел я крест.
Холодные камни над братской могилой,
Рвут сердце слова на могильной плите,
Цветок одинокий поник сиротливо,
Словно свечи огонек на черном листе.
Покоятся здесь без вины виноватые,
Испившие чашу страданий до дна.
Здесь их губили злодеи проклятые,
И знала о том лишь роща одна.
Но правду нельзя скрывать безконечно,
Время открыло, что творилось здесь по ночам.
Жертвам безвинным — память вечная!
И проклятие вечное всем палачам.
Вместе с нами когда-то вы жили,
И для вас были небо, леса и поля…
Спите спокойно — родные вас не забыли.
И будет пусть пухом вам эта земля.
Оренбург — Краснодар, июнь 1998 г

Это стихотворение выдавлено точечными уколами на обороте металлической таблички. А на лицевой стороне такими же буковками выведено: «Симеонов Стефан Симеонов. Родился 9 января 1887 г., погублен 23 апреля 1938 г. От сына и племянника». Не очень совершенное стихотворение, и выписано не всегда ровными буквами… Видно, дрожала рука у племянника — может быть, никогда и не видавшего своего дядю…
Я тоже не праздного любопытства ради и не только по заданию редакции приехала в Зауральную рощу — некогда любимое место отдыха оренбуржцев, страшная правда о котором открылась лишь несколько лет назад. И вот теперь шла, не зная дороги, меж едва зазеленевших берез и осокорей, и в сердце больно стучало: «Прадедушка… прости! Прости, что не знаю даже, здесь ли твоя безымянная могила! Прости, что так долго собиралась к тебе…» Да и о том, что мой прадед, житель казачьей станицы Сакмарской и урожденный казак Фирс Иванович Чердинцев, в тридцатые годы был арестован и умер где-то в застенках Оренбургского НКВД, узнала я недавно от двоюродного брата. Фирс Иванович был руководителем старообрядческой общины и пострадал за веру в Христа. Наверное, был он уже в годах, ведь один из его сыновей, мой дед Михаил, родился в 1905 году. Деда я тоже никогда не видала: он ушел на фронт в первые дни войны, а потом пришло извещение: «…пропал без вести в сентябре 1941 года в боях под Ленинградом». И теперь оба они, незнакомые предки, представляются мне похожими на моего давно уже тоже упокоившегося отца, Ивана, — с характерными «чердинцевскими» бровями, с худощавыми суровыми лицами…
Широко разрослась Зауральная роща! Дорога петляет, изгибаясь, и куда-то в стороны разбегаются раскисшие от паводка узкие лесные дорожки. Не прошла ли я ту единственную, что ведет к кладбищу новомучеников? Уже далеко позади остался поселок Кузнецкий, а все еще не видно главного ориентира, ворот санатория «Урал», рядом с которым место массовых расстрелов. Высоко в кронах деревьев заливисто запели птицы, и их ликующая песнь непостижимо слилась с лесной тишиной, не нарушая ее торжественного ритма, не мешая молитве. Птицы все время перелетают вперед — и кажется, это их песнь ведет меня точно по главной дороге, не дает свернуть ни вправо, ни влево.
И — вот они, отгородившиеся от леса высоким забором долгожданные корпуса санатория, а дорога плавно сворачивает вправо, вглубь рощи. И совсем уже скоро впереди возникает мемориал. Увенчанный высоким Православным крестом обелиск, сложенный из крупных серых камней, словно один могильный курган над безвестным числом убиенных. «Вам, великомученикам, безвинно расстрелянным в годы сталинских репрессий, погребенным здесь, вечная память», — начертано на гранитной плите в центре кургана. А на нее тяжело опирается выплавленная из металла раскрытая книга, словно бы опаленная безпощадным черным пламенем. В складках камня вижу принесенную кем-то иконочку праведного Иоанна Кронштадтского — за какого оренбургского Ивана молится этот святой?.. Молча кладу к подножию, рядом с большими венками, свои двенадцать подснежников. Желтенькие чашечки гусиного лука клонятся долу, словно скорбят о тех, кто никогда уже не вдохнет их тонкий аромат…
Приглядываюсь: черный крест на вершине обелиска весь в мелких круглых вмятинах, будто бы сверху донизу изрешечен пулями. Словно все пули, летевшие в стоявших у могильных рвов людей, впились в этот металлический крест. Словно палачи, стрелявшие в каждую безвинную жертву, метили в Христа…

А за обелиском открывается потрясающая душу картина. Среди тоненьких березок — кресты, кресты, кресты, и столбики с именами и фотографиями убиенных, и таблички с крестами и без них, прибитые прямо к стволам деревьев. Вглядываюсь в лица: казак Савелий Семенович Овчинников, расстрелянный 15 сентября 1937 года, священник Лаврентий Трифонович Шаляпин, взошедший на свой крест в канун Воздвижения Креста Господня 1937-го… Совсем молоденький парнишка смотрит с фотографии: Александру Семеновичу Алексееву не было и двадцати семи лет в студеную ночь 1 февраля 1938 года.
Останавливаюсь чуть подольше у креста с фотографией Савелия Семеновича Овчинникова.
Казачество в Оренбуржье выжигали каленым железом! Было такое, что за одну принадлежность к этому служивому сословию убивали на месте — без суда и следствия. Ведь казаки, Православные и старообрядцы (а неверующих среди них не было вообще!), были верной опорой Царского трона, а об их беззаветной храбрости слагались песни и легенды. Мальчишку-казачонка в три-четыре годика сажали на коня, а чуть подрастет — учили владеть шашкой…
Мама рассказывала о об одном — тогда еще не старом — человеке, жившем в моей родной Сакмаре. К сожалению, имя его я не запомнила, а у мамы теперь уже не спросишь…. Тихий и очень работящий, он был… — нет, не дурачком, но речь его была невнятна, а разум близок к младенческому. Но таким он не родился.
В тридцатые годы был он мальчишкой, отец взял его с собой в Оренбург на базар. Стояли, продавали что-то со своего огорода, как вдруг подошли два чекиста. Глянули на шаровары с лампасами на отце:
— Казачо-ок? — 
Он не стал отпираться:
— Казак.
— Ну контра проклятая, щас мы тебя изничтожим! — один чекист нацелился из револьвера в казака. Но он попросил:
— Не мучайте меня напрасно, я ведь каждый день «Живый в помощи» читаю, меня пули не берут! Рубите шашкой. Только хоть в сторонку отведите, не при сыне…
— Еще условия ставить будешь! Молись, контра, да побыстрее!
Он только и успел перекреститься, как резкий взмах отточенной сабли разрубил его надвое. Сын, отчаянно крича, бросился к убитому отцу — и с тех пор стал не в себе…

Тысячи казаков погибли на гражданской войне (узенькая речка Салмыш на месте Салмышского боя вся наполнилась кровью и телами павших). И сколько их было убито безоружными тогда уже, когда гражданская война считалась оконченной.
Наверное, только здесь вот так стоят рядышком скромные памятники с именами русских Православных и иноверцев — как стояли в одном ряду и под прицелом палачей люди разных наций и судеб. Здесь нашли свою кончину молодые братья Александр и Петр Малковы, проживший 57 лет Павел Власович Дорошенко, сорокалетний Беньямин, сын Ушана, молодой дедушка встретившегося мне у обелиска мусульманина Арслан и еще сотни, если не тысячи таких непохожих людей. «Положиша мя в рове преисподнем, в темных и сени смертней» (Пс. 87, 7)… Нет, среди этих крестов я не нашла того, к которому так стремилась душа. Но он непременно должен встать в этом скорбном ряду! Чтобы и за убиенного Фирса могла помолиться всякая душа Христианская.
А где-то здесь же, рассказывали, были расстреляны и последние насельники Свято-Никольского подземного монастыря, что близ села Покровки. И над местом их казни несколько дней стоял столп света… Где, под каким деревцем покоится последний священник родного моего села Сакмара отец Михаил Горбунов (о нем мы писали в № 11 журнала «Лампада» за 2004 год). В списках репрессированных священнослужителей Оренбуржья сотни имен, и очень часто в графе «приговор» вместо срока проставлены лишь три буквы: ВМН. Высшая мера наказания.
— Сюда свозили «врагов народа» со всей области. Но Зауральная роща — не единственное место, где погребены жертвы репрессий — оренбуржцы, — сказал мне возглавляющий отдел по канонизации новомучеников и исповедников Оренбургской епархии секретарь Оренбургского Епархиального управления протоиерей Леонид Антипов. — Есть сведения о том, что по Оренбургу было вырыто семь котлованов, в которые свозили убиенных в застенках НКВД. Расстрелянных, замученных насмерть нечеловеческими пытками, уморенных газом. Да — вот так, как говорили в народе, удушили газом в подвальной камере в Вербное Воскресенье 1 апреля 1931 года протоиерея Макария Квиткина и вместе с ним еще около тридцати человек. Хотя в «деле» священника указано, что он был расстрелян, но так ли это было — знает теперь только Господь. Мы подготовили материалы для канонизации отца Макария в лике новомучеников и исповедников Российских. К сожалению, сейчас нет возможности доподлинно установить, все ли убиенные достойно приняли муки и смерть, не сломились, не оговорили других неповинных людей. Были ведь, как это ни горько, и такие. Люди немощны, и когда нет твердой опоры в вере, многие теряли мужество и готовы были на что угодно, лишь бы выжить самим. Поэтому приходится очень осторожно отсеивать пшеницу от плевел, претерпевших до конца от вынужденных предателей. О мужестве протоиерея Макария свидетельствуют протоколы допросов, о его святости — чудеса, совершенные по его молитвам как при жизни, так и уже после мученической кончины.

«Урал, Урал-река бурлива и глубока…»

А ведь, наверное, и в санатории «Урал» могут добавить что-то существенное о кладбище новомучеников, о том, что происходило здесь в тридцатые — сороковые годы. И я не ошиблась: руководители санатория, родные сестры генеральный директор Галина Георгиевна Рябуха и директор Татьяна Георгиевна Рябуха поведали о том, что памятник жертвам политических репрессий в Зауральной роще был открыт летом 1993 года. С тех пор сюда приходят и приезжают из разных мест потомки убиенных, молятся о них.
— Недавно приезжал немец из Германии, у него здесь расстрелян дедушка, офицер Эдуард Эдуардович Цоллер, — сказала Галина Георгиевна. — Внук, Владимир Эдуардович Цоллер, установил своему деду красивый мраморный памятник.
— Так я же этот памятник видела! Еще обратила внимание на неславянскую фамилию и Православный крест.
— Да, он был Православный. Они же в Оренбурге давно жили, обрусели.
Сестры Рябуха рассказали, что в их санатории поправляют здоровье больные дети. «И мы водим ребят на экскурсию в мемориал. Чтобы они не забывали историю свою, чтобы помнили предков».
Неожиданно Татьяна Георгиевна спросила:
— А вы знаете, как образовалась вот эта старица — сухое русло реки? Раньше ведь Урал здесь протекал. И вот где-то в 52-м, что ли, году произошло сильное наводнение — и река стала вымывать из неглубоких рвов трупы. По Уралу плыли покойники. Оренбуржцы сначала даже подумали, что это, может быть, какие-то беглые уголовники, потому что многие трупы были в фуфайках и валенках, коротко обритые. Чтобы скрыть следы страшного преступления, здесь срочно стали укреплять берег, залили бетоном, сделали ступени. Но и это не помогло: водой стало вымывать захоронения в других местах.
— Река сама обнажила злодейство?
— Да… И тогда власти приняли решение… прокопать новое русло реки Урал. И вот буквально в ста метрах отсюда, из этой речки — она так параллельно и идет — прокопали новое русло… Много, много людей там поубивали — сколько, точно никто вам не скажет. Там ведь, на дачах НКВД, расстрелы шли еще с 1929-го года, а то и раньше, и последние надписи на крестах датируются сорок вторым годом. Но были ли это последние расстрелы? Не знаю…

Свидетельство очевидца

И надо же такому случиться: на обратном пути встретился тот же самый велосипедист, что показал мне, как примерно надо идти. И теперь он издалека приветливо заулыбался:
— Ну как: нашли, что искали?
— Нашла…
Он легко, несмотря на приличный возраст, спешился, представился:
— Геннадий Константинович Поповичев, из великороссов.
— А что, там у вас кто-то из семьи был убит? — спросил у меня. И, услышав о прадеде, вдруг рассказал о том, чему сам был свидетелем:
— Сам я с 1937 года. В сорок пятом, мальчишками, рыбачили мы на Урале с моим другом Славкой — его уж нет в живых. И в те дни по Уралу вдруг поплыли трупы, одетые в телогрейки и обнаженные, их прибивало к берегу и они белели, как пенопласт. Иной раз рыбаки вылавливали сапоги или еще что-то из вещей.
Однажды прямо рядом со мной прибило к берегу трех покойников. Я кричу:
— Славка, смотри, мертвецы!
Славка подбежал, потом схватил багор и постучал им по голове одного покойника — а она вся высохшая, видно, давно уже он был убит. Лежат они, трое, и только коротенькие волосы колышутся на воде…
А было мне пятнадцать лет, в пятьдесят втором, пошли мы с подружкой Галиной в рощу погулять. Видим — красивый голубой дом, рядом цветы. И вдруг, откуда ни возьмись, из-за забора выскочил на милицейском мотоцикле человек в штатской одежде — и прямо на нас:
— Вон отсюда, задавлю, поубиваю!..
Мы испугались и побежали оттуда.
Власти боялись огласки, и когда по городу пошли разговоры о плавающих трупах, попытались замести следы. Построили лодочную станцию, но вода все равно пробивалась к могилам и выносила тела. И тогда было принято неслыханное решение: прорыть новое русло реки. Я сам, когда охотился на вальдшнепов, забрел к самому месту работ и видел, что к Уралу согнали множество бульдозеров, экскаваторов, и вся эта техника прокладывала новое русло…

«И память их в род и род…»

Оренбург помнит своих страдальцев за Христа. Протоиерей Леонид Антипов сказал:
— В 1996 году в центре города, на месте, где стоял Казанский собор — красивейший, великолепный храм, — установлен поклонный Крест-памятник новомученикам и исповедникам оренбургским. На этом памятнике написаны имена Архиереев, священников, монахов и мирян — оренбуржцев, безвинно пострадавших за Православную веру. И каждый год в девятую пятницу по Пасхе, праздник покровительницы Уральского края Табынской иконы Божией Матери, совершается многолюдный Крестный ход к этому Кресту. Из всех храмов Оренбурга несут украшенные иконы, духовенство и миряне идут помолиться Пресвятой Богородице и помянуть тех, кто тяжкими страданиями в тюрьмах и лагерях, а то и мученической смертью доказал свою верность Христу.

На снимках: памятник жертвам репрессий в Зауральной роще близ Оренбурга; фотографии и таблички с именами убиенных прибиты прямо на стволах деревьев; казак Савелий Семенович Овчинников расстрелян в 1937 году.

Ольга Ларькина

Фото автора.


См. также

01.06.2007
2168
Понравилось? Поделитесь с другими:
См. также:
1
20
2 комментария

Оставьте ваш вопрос или комментарий:

Ваше имя: Ваш e-mail:
Содержание:
Жирный
Цитата
: )
Введите код:

Закрыть






Православный
интернет-магазин



Подписка на рассылку:



Вход для подписчиков на электронную версию

Введите пароль:
Пожертвование на портал Православной газеты "Благовест":

Вы можете пожертвовать:

Другую сумму


Яндекс.Метрика © 1999—2024 Портал Православной газеты «Благовест», Наши авторы

Использование материалов сайта возможно только с письменного разрешения редакции.
По вопросам публикации своих материалов, сотрудничества и рекламы пишите по адресу blago91@mail.ru