‣ Меню 🔍 Разделы
Вход для подписчиков на электронную версию
Введите пароль:

Продолжается Интернет-подписка
на наши издания.

Подпишитесь на Благовест и Лампаду не выходя из дома.

Православный
интернет-магазин





Подписка на рассылку:

Наша библиотека

«Блаженная схимонахиня Мария», Антон Жоголев

«Новые мученики и исповедники Самарского края», Антон Жоголев

«Дымка» (сказочная повесть), Ольга Ларькина

«Всенощная», Наталия Самуилова

Исповедник Православия. Жизнь и труды иеромонаха Никиты (Сапожникова)

Цветок Сиона

Записки поклонника Гроба Господня.

Протоиерей Сергий Гусельников прикладывается к Вифлеемской иконе Божией Матери.

Записки поклонника Гроба Господня.

Начало см. здесь.

Год 2008. Апрель

Никогда не забуду, как первый раз я оказался здесь в Великий Четверг 2008 года. Тогда мы пришли к храму от Претории по Крестному пути Спасителя (у католиков — Виа Долороза — скорбный путь), чтобы спокойно помолиться и в Темнице Христа, и на остановках (у католиков — станциях). «Завтра, в Великую Пятницу, — сказала тогда Екатерина, — на Крестном пути соберется столько народа, что пройти будет почти невозможно».
Вечер, людей на площади немного. Однако войти в храм Воскресения Христова нам сразу не удалось. Неожиданно израильские полицейские перекрыли вход. Что такое? И тут же наши недоумения рассеялись. «Нам повезло! — радостно воскликнула Екатерина. — Ко Гробу Господню идет Иерусалимский Патриарх. Поэтому и перекрыли вход в храм, чтобы он мог спокойно туда войти».
На колокольне зазвонили колокола. У них какой-то особенный звон, не такой, как в наших, русских церквях, хотя часть колоколов привезены сюда из Царской России. Он легкий, переливающийся высокими тонкими звуками, какой-то возносящийся вверх, небесный. В нем слышатся ноты восточных мелодий. Впрочем, на Святой Земле и воздух, которым ты дышишь, — особенный; и небо, которое видишь, и земля, по которой ходишь, и моря, и реки, и горы, и долины — все особенное, напоенное благодатью воплотившегося здесь Бога, молитвами Божией Матери, Иоанна Крестителя, Апостолов…
Со ступенек на площадь спускается 141-й Предстоятель Иерусалимской Церкви Феофил (Яннопулос) в сопровождении кавасов (охранников). В красных фесках, с жезлами, которыми они при каждом шаге ударяли в землю, с важными напыщенными лицами, — кавасы выглядели так, что со стороны казалось: это Патриарх их сопровождает, а не они его.
Иерусалимской Патриарх, грек по национальности, маленького роста, шел в одной рясе и в восточном архиерейском клобуке.
Утром он совершал на площади перед храмом чин Омовения ног двенадцати священникам, который служится в Великий Четверг после Божественной литургии всеми Православными Архиереями. Мне тоже приходилось участвовать в этом торжественном и трогательном действе в Покровском кафедральном соборе Самары. А здесь для Иерусалимского Патриарха возводится на площади специальный деревянный помост с микрофонами, где он в присутствии паломников со всего света при чтении Евангелия омывает ноги священникам подобно тому, как Христос омывал ноги Своим Апостолам, в том числе и Иуде, — во образ смирения и служения ближним, даже тем, кто предает Его…
Сначала мы подходим и прикладываемся к чудесной колонне с левой стороны от большого арочного входа, ведущего внутрь храма. На ней широкая и длинная трещина на высоте человеческого роста, расширяющаяся книзу — как вечное напоминание о милости Божией к Православным людям. В 1579 году колонну расщепил вышедший из нее Благодатный огонь. Сохранился рассказ инока Парфения об этом чудесном событии: «День был чистый и красный. Патриарх сидел на правой стороне. Вдруг ударил гром, и на левой стороне средняя мраморная колонна треснула, и из нее вышел огонь пламенем. Патриарх встал и зажег свои свечи, и от него зажгли все Православные Христиане. Тогда все возрадовались и возвеселились; а Православные арабы от радости начали прыгать и скакать, и кричать: «Ты еси един Бог наш Иисус Христос; едина наша истинная вера — Православных Христиан!» И начали бегать по всему Иерусалиму, и подняли по всему граду шум и крик. Они и до днесь творят сему память, прыгают и кричат кругом Божия Гроба, хвалят единого истинного Бога, Иисуса Христа, и ублажают Православную веру».
Почему это произошло? Самое распространенное объяснение такое. Турки, владевшие ключами от храма, по договоренности с армянами, в Великую Субботу не пустили в него Иерусалимского Патриарха, и тогда Благодатный Огонь сошел не в Кувуклию, а вышел из этой колонны, неподалеку от которой смиренно молился Патриарх со своим духовенством и многочисленные паломники. Но существует и другое объяснение. Согласно ему, огонь вышел из колонны ради бедных пилигримов со всего света, которые не могли войти в храм Гроба Господня. Оно имеет под собой реальные исторические основания. Раньше в храм вели два арочных входа, но второй, правый, турки потом заложили, чтобы было удобнее взимать плату с Христиан, желающих поклониться Гробу Господню. Да, было такое время, когда сюда никто не мог войти, предварительно не заплатив мусульманам бакшиш (пошлину). Именно через правый вход в пятом веке не могла пройти Мария Египетская, остановленная Божественной силой… Так вот, в Великую Субботу плата была особенно большой и далеко не все Христиане могли войти в храм Воскресения Христова. Сохранилось свидетельство московских купцов Трифона Коробейникова и Георгия Грекова, совершивших паломничество на Святую Землю в 1593-1594 годах: «И берут поганые турки со всякого Христианина по 4 золотых угорских, тогда и в церковь пустят. Также и мы грешные по 4 золотых дали с человека. А которому Христианину дать нечего, того и в церковь не пустят. Да там же людям, которые дают золотые, тем дают письма, да по тому письму их пускают, с которых возьмут. А с латинян, и с фрягов, и с еретиков берут по 10 золотых с человека, а золотых угорских с чернецов не берут в пошлину». Братья Вишняковы, посетившие Иерусалим в 1805 году, пишут: «Февраля пятого дня сподобились мы приити ко вратам храма Гроба Господня. Пришедшие многие из магометан и арабов с ключами врата церковныя, запираемыя двумя замками, отперли и отпечатали; потом, вошед внутрь, сели на диван с левой стороны близ оных врат и отбирая тескере (квитанции о взносе 23 пиастров за право на вход в храм) и фирманы, пропускали поклонников, по входе коих, заперев и запечатав врата с наружной стороны, разошлись по своим местам».
И почему-то почти никто не пишет о том, что Благодатный Огонь не сошел в одну из Великих Суббот, когда в Кувуклии были крестоносцы со своим латинским епископом. Капеллан королей Иерусалимских Фулк рассказывает: «Когда западные поклонники (из числа крестоносцев), посетивши святой град прежде взятия Кесарии, для празднования в нем Святой Пасхи, пришли в Иерусалим, весь город был в смятении, потому что Святой Огонь не являлся, и верные целый день оставались в тщетных ожиданиях в храме Воскресения. Духовенство греческое и латинское уже несколько раз начинало петь «Господи, помилуй!», несколько раз начинал петь и латинский патриарх над святым гробом, но небесное пламя не сходило ни на одну из святых лампад. На другой день, в самую Пасху, клир и народ собрались опять в церковь и опять не являлось святого огня. Тогда, как бы по небесному внушению, духовенство латинское и король со всем двором своим пошли крестным ходом, босыми ногами, в храм Соломонов, недавно обращенный ими в церковь из мечети Омаровой. Между тем Православные греки и сирияне, оставшиеся у Святого Гроба, раздирая свои одежды, с воплями призывали благодать Божию и тогда, наконец, сошел святой огонь; при виде его полились обильные слезы, все возгласили: «Господи, помилуй!» и поспешили возжечь свечи. Небесное пламя внезапно разлилось повсюду при звуке труб и пении псалмов и рукоплескании народа.
Общею радостию оживился весь Иерусалим. Славу Богу, читатели, что мы — Христиане, а еще более, что мы — Православные!».

…Входишь внутрь храма и сразу попадаешь в другое измерение — Евангельское. В таинственном полумраке ноги несут тебя прямо к Камню Помазания, на котором после снятия с Креста Иосиф Аримафейский, Никодим и жены-мироносицы помазывали Тело Божественного Страдальца. Над Камнем висят восемь огромных белых стеклянных лампад, а вокруг стоят шесть высоких свечей-лампад — от Православных, армян и католиков, по две от каждой конфессии. Кто-нибудь из служителей храма периодически намащивает его благовониями, поэтому от этой великой святыни всегда исходит благоухание. Некоторые неопытные паломники принимают его за мироточение.
Как и все поклонники Гроба Господня встаю на колени и прикладываюсь к каменной плите желтовато-коричневого цвета. Две с небольшим тысячи лет назад здесь лежало бездыханное окровавленное Тело Господа нашего Иисуса Христа, взявшего на себя грехи всего мира. Плита холодная. А как же иначе — ведь здесь покоилось мертвое Тело Спасителя («Плотию уснув, яко мертв, Царю и Господи», как поется в ексапостиларии Пасхального канона) и сообщило камню смертный холод. На обратном пути из Израиля, в аэропорту, пожилой мужчина, наш, русский, вместе с женой посетивший Святую Землю, рассказал, что, когда он положил руки на Камень Помазания, они у него онемели от холода. Он, удивившись, убрал руки, а потом снова положил на плиту. И опять ледяной холод сковал его руки. «Наверно, был мне какой-то в этом знак!» — рассудил мужчина. На Святой Земле верующий человек не однажды видит поданные лично ему знаки от Господа, желающего всем спасения…
Вспомнились слова моего товарища-священника, сказанные о храме Гроба Господня: «Один Камень Помазания чего стоит! Упал бы на него и остался так лежать на нем навсегда!» Остаться навсегда в храме Гроба Господня — это естественное желание всякой души Христианской, хотя бы раз побывавшей здесь. Желание благое, но неисполнимое. Хотя… Бывает и особый Промысл Божий. Но об этом позднее.
Напротив Камня Помазания, на стене, большое мозаичное панно, изображающее местность, которая в четвертом веке вся оказалась под сводами величественного храма, построенного царицей Еленой. С правой стороны гора Голгофа, посредине масличная роща, слева скала с могилой Иосифа Аримафейского. Написаны также сцены снятия со Креста, миропомазания и погребения Спасителя.
Справа от Камня Помазания крутые ступени ведут на Голгофу, место распятия Христа и двух разбойников, но все обычно идут налево — в большую круглую ротонду с массивными колоннами, к Кувуклии (Кувуклия в переводе с латинского — «опочивальня, спальня»), где, как безценный жемчуг Христианской веры, покоится Гроб Господень. По ходу, у армянской игуменской комнаты и лестницы, ведущей на так называемую вторую Голгофу, армянскую, откуда, со второго этажа, как на ладони видна Кувуклия, — изящная мраморная ротонда с большой неугасимой позлащенной лампадой над местом стояния во время распятия Марии Магдалины, Марии Клеоповой и других жен-мироносиц.
Тогда, в Великий Четверг, нашей группе не удалось войти в часовню Гроба Господня из-за прихода Патриарха, так как пускать поклонников туда на время прекратили. Гид Галина, еврейка русского происхождения, живущая в Израиле уже двадцать лет и индифферентно относящаяся к любой религии; худощавая, подвижная, общительная женщина с коротко остриженными волосами, обладающая здоровым чувством юмора, собрала нашу группу у огромной квадратной колонны с левой стороны от Кувуклии и предложила: «Давайте не будем ждать, когда снова станут пускать ко Гробу, а пойдем к коптскому приделу с западной стороны часовни. Там можно приложиться к той части Гроба, на которой лежала голова Иисуса».
Надо заметить, что храм Воскресения Христова разделен на много приделов, принадлежащих разным Христианским общинам: Православной греческой, армянской, католической, коптской, сирийской, эфиопской. Здесь существует свой статус-кво. Служить на Гробе Господнем имеют право только греки, армяне и католики, причем в строго определенное для каждой конфессии время. Даже занимаются уборкой Кувуклии они в буквальном смысле слова по расписанию. Как правило, из-за нарушения статуса-кво и возникают частые конфликты между греками и армянами, владеющими основными территориями храма. Само звание служителя Гроба Господня — по-гречески «феликш тафус» (охраняющий гробницу) — имеет особый статус. Служители Гроба называются святогробским братством. У Православных греков знак «тафус» изображается над входом во все их храмы и монастыри на Святой Земле. Даже на пряжках ремней для священнослужителей и монахов. Такой ремень купил себе и я во время второй поездки в греческом монастыре Двенадцати Апостолов на берегу Галилейского моря…
Первым вхожу в крохотную часовенку коптов. Горят свечи и лампады, слева стоит коптский монах в своеобразном капюшоне с белыми крестами, молится. Рядом тарелка для пожертвований. Чтобы приложиться к этой части Гроба Господня, нужно встать на колени и склониться, потому что над ней коптский престол. Кстати, в самой Кувуклии, где могут поместиться одновременно не более трех-четырех человек, нужно тоже встать на колени. Так что название — поклонник Гроба Господня — имеет и буквальный смысл.
Галина ждет, пока вся группа приложится, а потом ведет нас в какую-то дверь в стене напротив коптского придела. Мы оказываемся в небольшом заброшенном храме, похожим скорее на пещеру. В алтарной части древний каменный престол и больше ничего. Ни росписей, ни икон. Пустота и безмолвие. Одни камни, хранящие тайну многих веков. Даже не верится, что всего в нескольких метрах отсюда — Кувуклия, множество людей и разноязыкий говор. «Этот храм принадлежит сирийской общине, — на ходу объясняет наш гид. — Денег на его восстановление у общины нет, поэтому он и стоит до сих пор в таком запустении. Но передать храм другой общине, у которой есть средства, сирийцы не могут, так как арендуют это место у армянского Патриархата и боятся потерять здесь свой статус-кво». Вслед за Галиной через небольшую ступеньку и вырубленный прямо в каменной поверхности вход уходим куда-то в сторону, словно вглубь тысячелетий. «То, что находится над нами, — это стены времен крестоносцев и более поздние постройки, — говорит Галина, — А здесь вы видите первый век нашей эры».

Самарские паломники у камня Помазания.

Оказавшись внутри еще одной большой пещеры, мы полукругом обступили нашего гида. Над нами почерневшие каменные своды. В одной из стен проем чуть ниже человеческого роста, ведущий уже в третью, маленькую пещеру. Над ней икона двух святых. «Перед нами сохранившаяся гробница времен Христа, где были погребены Иосиф Аримафейский и праведный Никодим, — указывая на икону, начинает рассказ Галина. — Вот именно в таких гробницах в древности евреи погребали умерших. Гроб высекался в скале и имел два отделения. Усопшего намащивали ароматами, заворачивали в погребальные пелены, или плащаницу, и клали в гроб, в дальнее отделение. А в ближнем отделении гроба родственники оплакивали умершего и молились за него. Вход закрывали так называемым поворотным камнем. Вот видите — сверху над входом высечена ниша, — показывает рукой Галина. — В нее входил верх этого камня. Когда нужно было открыть гроб, нажимали на одну его сторону, и он медленно поворачивался». «А для чего гроб закрывали тяжелым камнем?» — спросил кто-то из паломников. «Для того чтобы туда не могли войти животные и дикие звери, — ответила наш гид и продолжила рассказ. — После того, как тело истлевало, останки складывали в специальный ящичек, который называется ассуарий, и ставили его в нишу, высеченную в стене. А на это место хоронили другого умершего члена семьи». Мы внимательно слушаем Галину и представляем, как две тысячи лет назад здесь погребали тайных учеников Христа, Иосифа и Никодима… и вдруг нечеловеческой силы крики, от которых леденеет кровь в жилах и содрогается душа, доносятся до нас сквозь толщу камня. «Это бесноватая кричит, — комментирует Екатерина, продолжая все снимать на видеокамеру. — Скорее всего на Голгофе, обычно там кричат». Но мы не туристы, мы и сами прекрасно понимаем, кого там, наверху, опалило Божественным огнем. От пещеры, где мы находимся, до Голгофы несколько десятков метров и массив древней скалы. Нам становится не по себе. А каково же это слышать там, в самом храме?! И я, да и, пожалуй, каждый из нас, начинаем осознавать каждой своей клеточкой, в каком месте мы находимся — в самом святом месте на Земле!
Однако наш гид Галина совершенно невозмутима — то ли привыкла к таким крикам, то ли показывает профессиональную отстраненность от всего, что мешает ее работе. Никак не реагируя на душераздирающие крики, она тем же спокойным голосом продолжает говорить о древнееврейском обряде погребения.
Немного ошеломленные от увиденного и услышанного, как бы накрытые некоей духовной волной, волной Божественной благодати, покрывающей все вокруг в этом святом месте, мы поднимаемся наверх. «Завтра мы останемся в храме на ночь, чтобы увидеть схождение Благодатного Огня, иначе нам сюда просто не удастся войти, — заговорила Екатерина, возвращая нас в двадцать первый век. — Поэтому на Голгофу мы сейчас не пойдем, там слишком много людей, а группа у нас большая. В Великую Субботу, рано утром, когда в храме почти никого не будет, мы туда спокойно поднимемся и помолимся. А сейчас я отведу вас в армянскую игуменскую, где можно будет купить свечи и наборы со святынями, — сделав паузу, Екатерина хитро улыбнулась. — После чего мы поднимемся на так называемую вторую Голгофу, принадлежащую армянам, где вас ожидает приятный сюрприз». Возражать никто не стал. Действительно, если бы наша группа, приехавшая в Иерусалим из аэропорта и сразу по жаре, без отдыха, прошедшая путь от Гефсимании — через ворота Стефана, с остановкой у развалин купальни Вифезда и в церкви праведных богоотец Иоакима и Анны, а дальше по Крестному пути, с достаточно долгим пребыванием в Претории, в темнице Христа, — до храма Воскресения Христова; если бы она сейчас поднялась к месту распятия Спасителя, то окончательно утонула бы в этой волне «благодати возблагодати» и уже не вышла бы из храма. А нужно было еще по Старому городу пройти до Яффских ворот, потом — до автобуса и ехать устраиваться в гостиницу. У Екатерины с Валентиной Петровной, много лет возивших группы на Святую Землю, все было продумано…
Купив в армянской игуменской у служителей Гроба Господня — молодых ребят, коротко стриженых, с едва обозначенными признаками бороды, одетых в черные подрясники, — свечи и наборы святынь, поднимаемся по широкой лестнице наверх, на вторую Голгофу, занимающую большое пространство. Если с юго-западной ее стороны подойти к каменным перилам и посмотреть вниз, то можно увидеть перед собой всю Кувуклию; если же взглянуть вверх, — купол ротонды Гроба Господня, на котором двенадцать больших и семьдесят маленьких звезд, символизирующих Апостолов Христовых. С юго-восточной стороны она заканчивается напротив первой Голгофы по левую руку от главного входа в храм. Здесь находятся два армянских придела, украшенных красивыми цветными мозаиками, с мраморными престолами, и часть колонны, к которой был привязан Спаситель во время Его допроса в доме первосвященника Каиафы. На полу второй Голгофы тоже мозаики с надписями на армянском языке. С юго-западной стороны на стене — древние била (прообразы колоколов), одно железное, другое — деревянное. Впервые колокола появились в Западной Церкви, а потом получили распространение и в Восточной Церкви, но в греческих монастырях, например, била применяют до сих пор. Чуть дальше — дверь, ведущая в кельи армянских служителей Гроба Господня.
Нас встречает Артур, в крещении Григорий, уже несколько лет несущий послушание в храме Гроба Господня при армянской Патриархии. Невысокий, с открытым лицом, на котором выделяются живые умные глаза, он хорошо говорит по-русски, так как родился в Армении, жил в России и благим Промыслом Божьим попал в Иерусалим. Рядом с ним, на скамьях, расположены Православные иконы разных размеров с вделанными в них капсулами, а в руках у него нательные крестики-мощевики.
«Дорогие мои! — голос Екатерины зазвучал торжественно и в то же время проникновенно. — Сейчас вы имеете редкую возможность приобрести иконы и крестики с частицами от Голгофы. Раз в несколько лет конфессии, имеющие статус-кво в этом храме, по очереди очищают Голгофу от мелких камешков и частичек, появляющихся во время небольших землетрясений. Их вставляют потом в крестики и иконы, количество которых, конечно же, ограничено. Например, такую же икону, только больших размеров, подарили Владимиру Путину, когда он посетил храм Воскресения Христова».
Ну как не обрадоваться верующему человеку такой счастливой возможности! В храме Воскресения Христова купить святой образ и крестик-мощевик с частичками от горы Голгофы, где стоял Крест Господень. Группа наша разбредается. Кто выбирает крестики, кто иконы, кто идет приложиться к святой колонне. Я тоже покупаю несколько икон и крестиков — себе и в подарок. Кстати, армяне, живущие в Иерусалиме, по вероисповеданию ближе к Восточной Православной Церкви, чем армяне григорианского направления. Их называют здесь армяне-ортодоксы. Литургия у них тоже служится красиво, торжественно, с прекрасным пением, только причащаются они по-другому: Тело преподается в руки отдельно от Крови, как в древней христианской Церкви. Крестятся армяне-ортодоксы тоже троеперстием, но слева направо.
Пока ходил прикладываться со своими духовными чадами Александром, Светланой и их шестилетней дочкой Машей к колонне, не заметил, каким образом в руках у некоторых наших женщин появились зеленые пальмовые ветви. Вот Татьяна из Бузулука, молодая высокая женщина крупного телосложения, настоящая русская красавица, подходит ко мне с сияющим лицом и с плавно колышущейся ветвью, следом за ней Вера Николаевна из Самары, постарше возрастом, тоже подходит, довольно улыбаясь. «Да откуда вы их здесь взяли?» — спрашиваю с недоумением. «Сейчас служители Гроба принесли, — отвечает Вера Николаевна. — Остались после праздника Входа Господня в Иерусалим, — и протягивает мне ветвь. — Возьмите, батюшка!». Я взглянул на метровую пальмовую ветвь с длинными узкими листьями и почему-то не решился. «А как же я ее домой повезу, Вера Николаевна?» — «В руках, батюшка. Мы уже привозили» — «Да нет, спасибо, оставьте себе». Я, честно говоря, в тот момент не очень ясно представлял, для чего мне в Самаре нужна будет большая пальмовая ветвь. Пусть они лучше останутся у женщин, им виднее и, наверное, нужнее. Конечно, ветка Палестины — прекрасный поэтический образ, но повторяться как-то не хотелось. Потом, на Сионе, я с удовольствием возьму одну из маленьких веточек с красивыми розовыми цветами, подаренными нашим паломницам хозяином или садовником прекрасного благоухающего сада…
Наш разговор о вайях прервал громкий голос Екатерины: «Самара! Дорогие мои, нам пора уходить…»
Когда мы вышли на площадь перед храмом, с черного ночного неба Святого града Иерусалима нас радостно приветствовали палестинские звезды, на которые смотрел во время земной жизни и Сам Богочеловек Христос. День здесь быстро переходит в ночь, а ночь, исчезая, так же быстро сменяется рассветом…
Говорить о храме Воскресения Христова, или Гроба Господня, и не рассказать о том, как мы были свидетелями схождения Благодатного Огня на Пасху 2008 года, значит, быть непоследовательным. Хочешь не хочешь, а придется продолжить свои воспоминания о первой моей поездке на Святую Землю.
Итак, Великая Пятница. В этот день во всех Православных храмах Литургия не служится, так как Господь Сам принес Себя в единую жертву за всех людей, а служатся Царские Часы. Затем совершаются службы выноса и погребения Плащаницы Господа нашего Иисуса Христа. По уставу они должны служиться в разное время, но часто соединяются в одну большую службу, в конце которой по образу погребения Спасителя Пресвятой Богородицей, Никодимом, Иосифом и женами-мироносицами священники при торжественном погребальном песнопении «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный, помилуй нас» полагают Плащаницу на специальную гробницу, украшенную свежими цветами. Она лежит там до ночного пасхального Богослужения, все это время к ней с благоговением прикладываются верующие. В храме Воскресения Христова Иерусалимский Патриарх, архиереи и священство выносят Плащаницу из алтаря греческого Кафоликона и, обойдя с ней Кувуклию, полагают ее на Гроб Господень.
Мы молились на службе выноса Плащаницы в Троицком соборе Русской Духовной Миссии, построенном в конце ХIХ века в византийском стиле. Людей было столько, что, как говорится, яблоку негде было упасть. У меня возникло впечатление, будто я не в Иерусалиме, а где-то в России: в Троице-Сергиевой Лавре или в Троицком соборе Дивеевского монастыря. Особенно, когда стали прикладываться к Плащанице. Все молящиеся, как у нас водится, бросились вперед — надо же быстрее! — и у гробницы возникла давка. Даже мне и другим священникам, бывшим в храме, с великим трудом удалось протиснуться к Плащанице, чтобы к ней приложиться.
Правда, во время продолжительной службы был такой момент, который мог возникнуть только на Востоке. Клирос для чтецов и певчих в соборе Русской Духовной Миссии наверху, на балконе. И вот ближе к концу Богослужения оттуда вместе со звуками песнопений по всему храму стал распространяться запах… свежесваренного кофе. В Страстную Пятницу принято не кушать до погребения Плащаницы, то есть до вечера. Это не каждому под силу. Видимо, певчие решили подкрепиться и заварить кофе. Он бодрит и освежает. У нас чаще пьют чай, а на Ближнем Востоке и в Малой Азии кофе. Любитель этого напитка может хорошо представить, как трудно стало нам стоять на службе, вдыхая в себя кофейный аромат. Вот такое неожиданное искушение…

Благодатный Огонь!..

Вечером наша группа, уже сплотившаяся в единый внутренне, но внешне разноликий духовный коллектив, взяв с собой складные стульчики (для чего — объясню позднее), от отеля «Olive tree» («Оливковое дерево») дружно двинулась по вечернему Иерусалиму через Дамасские ворота ко храму Гроба Господня. Мужчин в группе, кроме меня, всего трое. Юра из-под Иркутска, высокий худощавый шатен лет тридцати пяти из породы правдолюбцев с чистой детской душой, добродушный, простой, все воспринимающий всерьез, сразу и всем полюбившийся и ставший объектом для добрых шуток. С ним нас поселили в одном номере, и мы вели каждый вечер душеспасительные беседы. Александр, мой духовный сын, отличающийся активной жизненной позицией и неиссякаемым оптимизмом. Иаков Исаакович, некрещеный еврей, не в первый раз поехавший в паломничество вместе с женой-Христианкой, и совершенно искренне сказавший по прибытии в аэропорт Бен Гурион: «А куда же еще летать, как не сюда, на Святую Землю! Здесь такая благодать!». Замечательные слова. Поэтому я сначала и не подозревал, что он некрещеный. И лишь на Иордане, когда мы переодевались в купальные рубашки, заметил, что Иаков Исаакович без нательного крестика. «Где же ваш крестик?» — спрашиваю его. «А я некрещеный, я другой веры», — невозмутимо отвечает он. «Так зачем же Вы тогда надеваете рубашку с Православной иконой Крещения?» — искренне удивился я. И тут Иаков Исаакович произнес поразительную по глубине и правдивости фразу: «Не важно, что на мне, важно, что внутри меня!». Я не преминул с ним согласиться. И все же было необычно видеть верующего еврея в белой рубашке с изображением на ней Крещения Господня. Вместе со своей мамой был еще высокий семнадцатилетний паренек, худенький, болезненный, молчаливый и запомнившийся мне только тем, что боялся купаться даже в Мертвом море, в котором просто невозможно утонуть.
Паломницы были разные: и пожилые женщины, и молодые, и среднего возраста. Ну и, конечно, самая юная поклонница Гроба Господня — шестилетняя Маша.
…Улочки Старого города наполнены не только людьми и полицией, но и военными с автоматами, в касках и бронежилетах. Они стоят небольшими группами почти через каждые десять метров. К ночи все подступы к храму перекроют в несколько кордонов, и утром сюда уже не пройдешь.
В отеле перед ужином мы встретили самарскую делегацию, прилетевшую спецрейсом за Благодатным огнем. С радостью облобызался с отцом Олегом, своим давним товарищем, спрашиваю его: «Пойдешь с нами на ночь в храм?» Он отказался: «Нет, я устал после перелета, завтра утром с делегацией пройду, у нас пропуска». Отец Олег прилетел на Святую Землю четвертый раз, три раза присутствовал на схождении Благодатного Огня, так что уговаривать его я не стал. Но в храм Гроба Господня он тогда не попал. Даже с пропуском.
Идти по узким каменным улочкам Старого города большой группой трудно. Лавочки, кафе, магазинчики, торговцы с разнообразным товаром прямо под ногами, их зазывные крики. Предметы религиозного обихода, церковная утварь перемежаются с одеждой, обувью, чемоданами… Вся эта пестрота сильно отвлекает внимание. Да и людское разнообразие тоже. Православные батюшки, монахи и монахини, католические монахи и пасторы, мусульманки в хиджабах, европейцы. Екатерина то и дело останавливается, чтобы видеть всех наших — самарских — и подождать отставших.
Наконец мы выходим на площадь перед храмом Гроба Господня. Здесь тоже полиция и солдаты. А вот паломников немного. Все, кто сможет пройти через кордоны, придут сюда завтра.
Наша группа скромно стоит с правой стороны, у входа в Православный эфиопский придел. Ждем, когда из храма выйдет Григорий и поведет нас в один из закрытых приделов храма Гроба Господня, чтобы провести там ночь перед Великой Субботой. Рядом с нами появляется араб средних лет подозрительного вида, сначала молча наблюдает, прислушивается к нашим разговорам, убеждается, что мы русские, потом подходит ко мне, протягивает осторожно какую-то бумажку и произносит заговорщицки: «Сто доллар». Я не понимаю, чего он мне там предлагает за сто долларов, но сразу показываю движением головы: не надо. Екатерина, видевшая эту сцену, тут же громко объясняет: «Предлагает пропуск в храм на схождение Благодатного Огня. Но завтра и с ним сюда не пробиться. Да и наверняка он поддельный или прошлогодний». Араб, попытавшись предложить пропуск еще нескольким людям, недовольный отходит в сторону.
В это время возле нашей группы появляются двое представительных мужчин из самарского спецрейса — ректоры самых известных в городе университетов. Екатерина предлагает им вместе с нами остаться в храме Гроба Господня. «Да нет, — ответили они. — Нам сегодня уже все показали. Мы завтра с делегацией придем». Я внутренне улыбнулся: как можно за несколько часов всё увидеть в Иерусалиме? До революции поклонники Гроба Господня жили здесь месяцами, чтобы помолиться. Не увидеть и познакомиться, а помолиться у святынь Палестины, поговеть, причаститься Тайн Христовых на Гробе Господнем.
В моей библиотеке есть книга Виктора Каминского «Воспоминания поклонника Гроба Господня» в двух частях, изданная в 1859 году. Первое свое паломничество на Святую Землю он начал на Покров, первого октября (по старому стилю) 1850 года, и завершил после Пасхи, в конце апреля 1851 года. У него было время не только действительно все объездить на лошади, исходить пешком и спокойно помолиться, но и вести подробные путевые заметки. Сейчас паломнические группы приезжают сюда, как правило, на неделю и то не успевают побывать и вознести свои молитвы к Богу на всех святых местах, хотя передвигаются не пешком, а на автобусах.
…Какое счастье даже просто вот так стоять у храма Воскресения Христова, куда стремится всякая душа Христианская, особенно на Пасху. Смотреть на иерусалимское небо, на святые врата, ведущие туда, где находится географический центр Земли и где совершилось Распятие и Воскресение Сына Божия; смотреть на людей, приехавших сюда со всего мира. Даже на израильских полицейских, недружелюбно поглядывающих на нас, Православных, — что нам до того, если рядом находится Гроб Господень и завтра на него сойдет Благодатный Огонь!
В душе тревожно и радостно. Тревожно оттого, что думается: а вдруг Огонь не сойдет по нашим тяжким грехам, переполнившим чашу терпения Господня, в том числе и по моим грехам! А радостно — потому что, если сойдет, то окажусь свидетелем великого чуда и неизреченной милости Божией… Удивительно, но точно такие же ощущения возникают у многих паломников, которым посчастливилось быть здесь в Великую Субботу. Читая книгу «Благодатный Огонь. Чудеса на Гробе Господнем (свидетельства очевидцев от древности до наших дней)», я заметил, что поклонники Святого Гроба разных времен описывают свои чувства при ожидании схождения Благодатного Огня почти одними и теми же словами!
Наконец появляется Григорий (служитель храма Гроба Господня — о. С.Г.) и ведет нас внутрь храма. По правой стороне мимо Голгофы мы направляемся в подземную церковь, своего рода крипту. Спускаемся туда по широкой каменной лестнице из множества ступеней. На полу — красивые старинные мозаики, стены расписаны армянскими иконописцами. Алтарная часть отделена невысокой, в одну ступень, солеей и чугунной оградой. Иконостаса как такового нет. Только росписи и мраморный престол.
С облегчением присаживаемся на лавочки, на свои складные стульчики. Екатерина рассказывает об истории армянской церкви в честь Святителя Григория, просветителя Армении, с приделом в честь царицы Елены. Самое главное, что приблизительно на этом месте когда-то сидела она — равноапостольная устроительница храмов на Святой Земле, наблюдая за раскопками, которые привели к обретению Животворящего Креста Господня. А теперь вот сидим мы, русские паломники из Самары.
Здесь, внизу, тихо, почти не слышно голосов, доносящихся сверху. Через некоторое время к нам присоединяется еще одна русская группа — из Санкт-Петербурга. Их руководитель — интеллигентного вида мужчина лет сорока пяти — хорошо знаком с Екатериной, тоже не первый раз в Иерусалиме, они радостно приветствуют друг друга. Оказывается, питерцы будут ночевать вместе с нами в закрытом приделе храма Гроба Господня. Почему нужно ночевать в храме? — спросит неискушенный читатель. Дело в том, что по традиции в ночь перед Великой Субботой полиция внимательно обходит его укромные уголки и просит всех до единого покинуть храм, после чего входные ворота запираются до утра. Если не остаться на ночь в храме в укромном месте, то невозможно будет не только занять места поближе к Кувуклии, но и вообще попасть в храм…
Ушедший куда-то Григорий вскоре возвращается и отводит нас и питерцев в закрытую церковь святого мученика воина Вардания, племянника Святителя Григория. В ней ничего нет, лишь престол из белого мрамора у восточной стены и такой же беломраморный крест над ним. С природного необработанного потолка спускается всего одна электрическая лампочка, поэтому в церкви, представляющей собой пещеру внушительных размеров, царит полумрак, а воздух сырой и прохладный. Наша группа по узким серым ступеням поднимается в небольшой грот, а питерцы располагаются внизу. У них просторнее, зато у нас уютнее. Здесь нам предстоит провести ночь. Холодновато, но терпимо. Да и по совету Екатерины все оделись потеплее. Рассаживаемся на стульчики — вот для чего они нам нужны — вдоль шершавой с выступами и углублениями стены, плавно переходящей в низко нависающий над нами свод. Порода мягкая, известковая темно-красного цвета. Мы находимся под горой Голгофой. Не потому ли и красный цвет? Пречистая кровь распятого Богочеловека по расщелине, появившейся от сотрясения земли («и земля потрясеся, и камение распадеся» Мф. 27, 51-52), стекала вниз и пропитала голгофскую почву. Где-то здесь был погребен царем и первосвященником Мелхиседеком наш прародитель Адам, тело которого сохранил в своем удивительном ковчеге Ной. По толкованию блаженного Иеронима Стридонского, основанном на древних иудейских преданиях, не на горе Мориа, а на Голгофе приносил в жертву своего сына Исаака праотец Авраам. Душу охватывает трепет. В каком месте мы находимся! В этой святой пещере сконцентрировалась вся история спасения человечества от ветхого человека Адама до нового Адама — Христа Искупителя, принесшего Себя в единую жертву за грехи всего мира.
Над нами, на природной стене, укреплена старинная, потемневшая от времени икона Божьей Матери с двумя предстоящими святыми. Что это за святые, к сожалению, в полумраке разобрать невозможно. Вера Николаевна вытаскивает из пакета образ Иоанна Крестителя, показывает мне: «Этой иконой Владыка Сергий (Архиепископ Самарский и Сызранский — о. С.Г.) благословил меня на поездку. Я везде ношу ее с собой. Батюшка, можно ее куда-нибудь здесь поставить?» «Конечно! Благословение Владыки — это большое дело» — нахожу выступ в стене и ставлю туда икону.
Устроившись в пещерном гроте кто как смог, первое время мы разговариваем, фотографируемся, обмениваемся впечатлениями. Но вот Екатерина произносит тревожные для нас слова: «Скоро полиция начнет обходить все уголки храма, искать спрятавшихся людей. Поэтому разговаривать нужно только шепотом. А когда Григорий выключит свет, то уже нельзя будет ни кашлять, ни чихать, иначе нас обнаружат». Пещера-то пещерой, да есть у нее ахиллесова пята: одна небольшая площадка рядом с нашим гротом упирается в занавешенную пологом металлическую решетку, своеобразное вентиляционное окно, выходящее в алтарную часть другой армянской церкви. На ней расположились Александр, Светлана и Маша. Девочка уснула прямо у решетки и проспала до утра, никак не реагируя на раздающиеся почти у нее над ухом громкие крики и стуки полицейских. Лишь переворачивалась с боку на бок. Словно Ангел хранил ее сон.
Свет погас. Святая пещера погрузилась во тьму. Воцарилась тишина. Мы почувствовали себя первыми Христианами, скрывавшимися от язычников в катакомбах. Послышались злобные крики и удары в металлическую дверь, через которую провел нас Григорий. Потом он рассказывал, что израильские полицейские требовали у него ключи, ругались и стращали его всякими карами. Но Григорий твердил одно: я человек маленький, ключи у армянского игумена, идите к нему в Патриархию. Надо отдать должное его выдержке. Крики постепенно стихли, впрочем, ненадолго. Вдруг тишину прорезали истерические женские вопли, и раздалась мужская ругань. Не важно, что на другом языке, все равно было хорошо понятно — ругаются полицейские. Видимо, они обнаружили какую-то женщину, спрятавшуюся за престолом в алтарной части другой армянской церкви. И снова тишина, иногда нарушаемая сопением и кряхтением уснувших внизу питерцев. У нас в гроте тоже почти все дремали и спали. Кто на стульчике, привалившись к стене, а кто прямо на полу. Питерцы устроились в спальных мешках, кто-то спал на туристических ковриках. Как-никак из северной столицы народ, а мы — российская провинция. Зато у нас, как я уже говорил, уютнее, хоть и тесно. Я почти не спал, а, весь внутренне напряженный, молился в полудреме: «Господи, помилуй! Господи, помилуй! Господи, помилуй! Пресвятая Богородице, спаси нас! Святый Иоанне Крестителю, моли Бога о нас!» Неожиданно со стороны питерцев послышался безмятежный храп. Все не спавшие и дремавшие тут же напряглись: не дай Бог полиция услышит! Храпевшего кто-то толкнул, на него сердито зашикали, храп прекратился. Все с облегчением вздохнули. Часа в два ночи тишину снова взорвал шум: загремела металлическая дверь. По ней били так, что казалось — еще удар, и она сломается, полиция ворвется в пещерный храм. Молитвенное напряжение возросло до холодного пота на лбу. У окна-решетки раздались крики на английском: «Go out! Go come to morning!» («Выходите! Придете утром!»). Это надо было пережить! Страх обреченных людей, у которых нет выхода, а только молитва к Богу и упование на Его заступление. И опять мы ощутили милость Божию: удары прекратились, крики стихли. Слава Тебе, Господи, гроза миновала!
Последний раз полиция пугала нас часа в четыре утра. После этого часок нам удалось подремать относительно спокойно. Но вот зажегся свет, а спустя некоторое время пришел Григорий и сказал, что можно выходить. Несмотря на пережитый страх и всевозможные неудобства, подземная церковь мученика Вардания за эту ночь стала для нас родной. Прежде чем из нее уйти, в нашем тесном гроте мы набрали на память красноватые камешки, легко отделявшиеся от стены. Кто знает — попадем ли мы сюда еще раз.
Невыспавшиеся и измученные, но довольные, что выдержали боевое крещение и теперь по полному праву можем занять хорошие места недалеко от Кувуклии, мы потихоньку поднимаемся в Православный греческий придел, а фактически настоящий Православный собор — Кафоликон — в честь Воскресения Христова, где находятся кафедра Иерусалимского Патриарха и мраморная ваза на месте географического центра Земли. Правда, большая часть группы, уступая немощному человеческому естеству, сначала была вынуждена посетить заведение, необходимое в любом здании мира. Ведь нам предстояло еще до полудня ожидать схождение Благодатного Огня.
Греческий придел — самый большой в храме, а точнее, храм внутри храма, он украшен замечательными росписями, старинными иконами и живописными полотнами, в том числе и русских мастеров. Над Царскими вратами — «Всевидящее око» (изображение глаза в треугольнике, означающее всеведение Бога), а по бокам балкончики — то ли для произнесения проповедей, то ли для почетных гостей. Алтарь расположен напротив входа в Кувуклию, из него Иерусалимский Патриарх, Православные Архиереи и священники во время Богослужения проходят ко Гробу Господню. Греческий храм Воскресения Христова заканчивается двумя высокими хорами-балконами (по-церковному — клиросами для певчих), куда ведут крутые деревянные лестницы. Проход между хорами служит одновременно и центральным входом в греческий придел и выходом из него в Кувуклию.


Весь огромный Храм Воскресения Христова заполнен паломниками, и у всех — пылающие Благодатным Огнем пучки свечей…

Посредине Кафоликона с двух сторон уже стоят металлические ограждения. Людей пока мало: служители храма да те, кто, как и мы, скрывался в закрытых приделах. Сначала Екатерина проводит нашу группу на северную сторону храма, поближе к хорам: «Здесь мы ждали схождение Благодатного Огня в прошлом году. Это место отведено для русских паломников». Но только мы стали располагаться, как вдруг Екатерина, осмотревшись, словно полководец перед решающим сражением, говорит решительно: «Нет, дорогие мои, пойдемте на другую сторону, где греки, там нам будет лучше!» Полководец командует, солдаты исполняют. Раздвинув ограждения, переходим на южную сторону. Служитель-грек с густой черной бородой, в подряснике, пытается остановить Екатерину и что-то произносит по-гречески, но она громко и резко отвечает ему на том же языке: «Охи!» (нет!). Посмотрев на меня, на группу, убедившись, что мы Православные да еще и русские, грек молча отошел в сторону.
Сложив свои пакеты и сумки в уголочке у стены и поставив складные стульчики поближе к хору-балкону, мы с облегчением вздохнули: теперь нас отсюда уже никто не сможет выдворить, даже под страхом смерти. Это место наша группа выстрадала ночным бдением в пещерном храме!
«Теперь, когда мы с вами неплохо устроились, — сказала Екатерина, — я по нескольку человек буду отводить вас на Голгофу, где вы сможете спокойно помолиться». Я иду с последней группой. По крутой каменной лестнице со стороны Камня Помазания поднимаемся на то место, где совершилось дело искупления человеческого рода от пленения дьяволу, греху и смерти; где безгрешный Господь принес Себя в единую Жертву за грехи миллионов людей; где Он, пригвожденный ко Кресту, как преступник, истекая кровью, произнес поразительную фразу: «Отче! прости им, ибо не знают, что делают» Лк. 23, 34). Эта фраза, которую мог сказать лишь Сын Божий, настолько потрясла благоразумного разбойника, что он в какие-то немногие мгновения осознал всю неправду своей жизни, глубину своего падения, почувствовал сердцем правду Божественную, высоту милосердия Божия и понял, Кто рядом с ним распят. Поэтому потрясенный, пронзенный словами любви Спасителя к распявшим Его врагам, он тут же искренне раскаялся в своих тяжких грехах и исповедал Христа Богом, Царство Которого не от мира сего: «Помяни меня, Господи, когда приидешь в Царствие Твое!» (Лк. 23, 42).
Как мне, нерадивому рабу, как и любому человеку, погрязшему в многочисленных грехах — тяжких, мерзких, гнусных, не заплакать сокрушенным сердцем на том месте, где стоял Животворящий Крест Господень, а теперь большое Распятие с предстоящими Матерью Божией и Апостолом Иоанном Богословом! Душа содрогается, когда осознаешь, прикасаясь рукой к голгофскому камню, что и ты тоже всю жизнь распинаешь Христа своими неправдами и что капли Его драгоценной крови, изливались здесь и за тебя, во оставление твоих грехов и для твоего спасения. И потому-то, стоя на коленях, припав со слезами к подножию голгофского Креста, только и можешь молить: «Господи! Прости, прости меня! Помилуй меня, грешного, и помяни во Царствии Твоем, как кающегося разбойника!». Даже в католическом алтаре Пригвождения ко Кресту в нескольких шагах от Распятия (придел Водружения Креста Господня принадлежит Православным грекам), на скульптурной иконе Божьей Матери, где Ее скорбящее сердце пронзает меч — «И Тебе Самой оружие пройдет душу» (Лк. 2, 35) — такая мучительная боль в очах Богородицы, что просто невозможно удержаться от слез…
«…Бог же, Царь наш, прежде века содела спасение посреде земли» (Пс. 73, 12). Голгофа — это и есть середина Земли, поэтому Своей крестной жертвой Господь принес спасение всему человечеству, примирив его с Богом-Отцом.
Внизу под Голгофой, под приделами Водружения Креста Господня и Пригвождения ко Кресту, находятся Православная часовня Адама и Православный же престол Мелхиседека, ибо по преданию последний на этом месте совершил погребение первого человека, сотворенного Богом, и был погребен сам. Правда, по другой версии Адам был погребен в Хевроне.
Вернувшись на свой стульчик, пока есть время, в полумраке читаю записки о здравии и упокоении, привезенные мной из Самары.
Вскоре на Гробе Господнем начинаются Богослужения. Первыми служат Литургию греки. Для нас она такая же знакомая, как в любом русском храме. Только язык греческий. Впрочем, пение молитвы «Кирие елейсон! — Господи, помилуй!» нам понятно и без перевода, так как мы часто слышим его и на русской Литургии. По очереди поднимаемся на хоры и смотрим оттуда, как служат в Кувуклии. Площадка перед ней ярко освещена.
Вторыми совершают Литургию армяне. Их Богослужение отличается от Православного. У армянских священников на голове вместо митр и камилавок, обозначающих терновый венец Христа, черные треугольные куколи, похожие на куколи наших монахов-схимников. Игумен почти все время стоит напротив входа в Кувуклию и тоже поет. Армянское пение — красивое, ничего не скажешь, но уносит тебя не в небо, как Православное, а в горы, устремленные в небо. По крайней мере, так мне показалось.
Третьими служат мессу католики. Поют по нотам один монах и три монахини, причем монах и две монахини темнокожие, а одна монахиня европейка. Вообще я заметил, что на Святой Земле католические монахи и монахини преимущественно темнокожие. Громко играет орган. Музыка и пение впечатляют, даже завораживают, но сама месса приземленная, прозаическая и уносит не в небо, а в область чувств.
В моем поэтическом восприятии Православная Литургия — поэма, Литургия армянская — баллада, католическая же месса — сонет.
Рядом с нами начинают устанавливать телекамеры для репортажа о схождении Благодатного Огня. На одной из них видим родное название: «Россия». Второй канал. Что ж, пусть снимают, может, кого-то из нас увидят дома родные и знакомые. На ночном пасхальном Богослужении мы молились в русском женском монастыре Марии Магдалины в Гефсимании. Российские тележурналисты там тоже снимали, и мой старший сын видел меня по телевизору, когда крестным ходом мы шли вокруг храма. Для современной видеотехники нет времени и расстояний.
В десятом часу утра стали появляться полицейские. Командир расставил их вдоль центрального прохода возле ограждений. Среди полицейских было много молодых женщин. Оказывается, в Израиле у представительниц прекрасного пола считается престижным служить в армии и полиции, особенно в боевых частях. Определившись со своими постами, блюстители порядка стали таскать упаковки с минералкой и складывать их у лестницы, ведущей на правый хор. «Когда откроют ворота храма, здесь негде будет встать, — пояснила Екатерина.— Будет такая давка и такая духота, что некоторые станут падать в обморок. Поэтому полиция запасается водой, чтобы потом пить самим и брызгать на тех, кому будет совсем плохо. Таким и попить тоже дают».
Постепенно храм стал заполняться служителями, монахами, паломниками, которые, как и мы, смогли пройти сюда заранее. Солнечные лучи, безпрепятственно проникающие через окна большого барабана, на котором держится центральный купол, осветили Кафоликон и окончательно избавили нас от состояния затянувшейся дремоты после безсонной ночи. Теперь под сводами Кафоликона стали хорошо видны летающие голуби. Интересно, откуда они здесь появились? Правда, есть одно укромное место в храме Гроба Господня, над которым крыша как таковая отсутствует, и они могут проникнуть внутрь, но летают голуби почему-то в Православном греческом приделе. Такое впечатление, что Божьи птицы поселились здесь и не собираются отсюда улетать.
Перед нами на стене огромная старинная икона Царицы Небесной, пересеченная пополам чернеющей трещиной. Образ засиял яркими красками, и только теперь я заметил, как Матерь Божья ласково смотрит на нас и как бы тихо говорит: «Я взяла вас под Свой покров!»
Просыпается даже Маша, дотоле мирно спавшая у боковой стены, бережно опекаемая родителями.
Вскоре нам предстоит выдержать еще одно испытание: отстаивать занятые нами на греческой половине позиции. Веселый греческий монах, невысокий, пожилой, с заметной сединой в бороде и на голове, широко улыбаясь, дает нам понять на английском языке, что мы должны отодвинуться дальше от балкона. Хорошо. Окей! Берем свои вещи и отодвигаемся. Перед нами ставят ограждение. Потом греки еще пару раз отодвинут нашу группу, освобождая место для своих гостей и греческой официальной делегации. По настоятельной просьбе Александра и Светланы оставят лишь Машу сидеть на своем месте на лавочке.
С открытием храмовых ворот в течение нескольких минут все заполняется людьми. Сзади нас появляется большая группа греков, в основном женщин, одетых по-европейски, естественно, без косынок. В Европе все проще, зачем утруждать себя буквальным исполнением Священного Писания и слов Апостола Павла о необходимости женщине покрывать свою голову в знак ангельского покрова и покровительства своего мужа. Хотя бы в храме Божьем. Они начинают бурно возмущаться, увидев нас на своей «канонической» территории. Мы, однако, по-гречески не разумеем и делаем вид, что были здесь всегда и присно и останемся до скончания века. Но греки — народ эмоциональный, они начинают толкать и щипать наших женщин. Ладно хоть меня не трогают. Впрочем, я в середине группы рядом со своим деревянным стульчиком. Екатерина громко возглашает: «Самара! Держим оборону! Давайте петь молитвы!» Пропели «Верую», «Отче наш», «Богородицу», другие молитвы. Греки сначала несколько оторопели, а затем как-то сникли и успокоились. За несколько часов ожидания Благодатного Огня мы даже проникнемся друг к другу теплыми чувствами, будем делиться драгоценной водой и тем из пожилых гречанок, кому поплохеет, уступим свои стульчики…
Особенно стало тяжело, когда начали вводить официальные делегации.
У Кувуклии места немного, к тому же вокруг нее тоже поставлены ограждения, так что все делегации стали заворачивать на правую сторону.
В течение получаса там столько набилось людей, что, как говорится, легче верблюду пройти сквозь игольные уши (об игольных ушах мы поговорим позднее), чем человеку в этой спрессованной толпе пошевелить рукой или ногой. Туда же втиснули и делегацию из России с бело-красно-синими косынками на шеях. Среди них видим и наших, самарских. Узнаю священников: отец Роман, брат Николая Державина, референта ныне покойного Патриарха Алексия II, отец Димитрий из Тольятти, директор Православной классической гимназии.
Украинская делегация уже не умещается на правой стороне, ее перемещают к нам. Тоже приходится утрамбовываться. Немного погодя на нашу сторону направляют еще одну делегацию. И все же по сравнению с правой стороной наша группа стоит свободно, мы даже двигаемся и можем пройти друг к другу, хотя и перемешались с греками. «Вот видите, как вовремя мне Ангел подсказал занять места на этой стороне, — с чувством выигравшего сражение полководца констатирует Екатерина. — Смотрите, что на той стороне творится! Нас там просто бы вжали в стену».
В храме теперь стоял сплошной гул от голосов тысяч людей, оживляемый прорывающимися иногда резкими криками и вспышками фотоаппаратов.
Самое интересное началось, когда в центральном проходе, ведущем ко Гробу Господню, появились молодые арабы. Первым делом послышались громкие гортанные возгласы и звуки бубна и барабана. Арабы отрывисто и неистово кричали на своем языке: «Наша вера правая! Наша вера Православная!» Стоя на стульчиках, мы хорошо видели, как они двигались по узкому проходу — четверо коротко стриженых мужчин в современной одежде. Двое шли пританцовывая, а двое других сидели у них на плечах, один с бубном, другой с каким-то африканским барабаном. Арабы остановились, стали кружиться на месте, криками и быстрыми ритмичными ударами в свои инструменты накаляя эмоциональную атмосферу в храме и без того изрядно накаленную. Им, громко скандируя, вторили другие арабы, находившиеся в храме. Вдруг один из молодых арабов, сидевший на плече у другого, отдав кому-то барабан и взяв в руки большой деревянный крест, начал им размахивать стремительными круговыми движениями, продолжая при этом неистовым голосом выкрикивать: «Воля-дин, иля-дин, эль-мессия! (Нет веры иной, как Православная!)». Для нас, русских верующих, воспитанных на примерах благочестия, да и, думаю, для других людей это было не только непривычным и странным, а даже несколько диким зрелищем. Впрочем, «всякое дыхание да хвалит Господа». Видно, Богу угодно и такое, слишком горячее, эмоциональное проявление веры. Ведь и царь Давид во время перенесения ковчега Завета в Иерусалим прыгал («скакаше»), как ребенок…
Наконец, арабы снова двигаются в сторону Кувуклии, а нашим взорам открывается более приятная картина: мы видим в проходе большие хоругви бордового цвета с иконами посередине, на одной хоругви изображена сама часовня Гроба Господня. Процессия, как по шумному волнующемуся морю, медленно движется вперед, к Живоносному Гробу. Напряжение нарастает. Душно. Гул от голосов тысяч людей, разрываемый скандированием и свистом арабов. Все ждут 141-го Предстоятеля Иерусалимской Церкви. Его долго нет. Арабы у Кувуклии, выжимая все возможное из своих голосовых связок, хором зовут Патриарха Феофила. Такое впечатление, что в храме огромное грозовое облако, вот-вот оно разразится громом и молниями. То, что происходит в твоей трепещущей душе, словами передать невозможно.
«Отец Сергий, смотри — вон, в алтаре, появился Патриарх! — говорит Екатерина. — Сейчас его начнут облачать». Через несколько минут Патриарх Феофил в полном пасхальном облачении, в митре, немного прибавляющей ему роста, в сопровождении Архиереев и священников выходит из алтаря Кафоликона и благословляет все распростершееся перед ним людское море. Сойдя с амвона, он невозмутимо и неспешно, окружаемый Архиереями, движется по центральному проходу, словно Моисей через расступившиеся воды Чермного моря. Впереди него несут большую белую свечу, украшенную цветами, и несколько пучков по тридцать три свечи (по числу лет земной жизни Спасителя). «Глядите, ваш Патриарх идет, он грек», — дружелюбно говорит нашим бывшим притеснителям Екатерина. Но они, изнуренные духотой и жаждой, уже мало что воспринимают.
Проходит, наверное, около получаса, пока Предстоятель Иерусалимской Церкви достигает Кувуклии. Там его разоблачают до подризника, снимают с дверей кустодию (большую восковую печать), и он вместе с армянским игуменом Самвелом входит в самое святое место на земле, где совершается самое главное Божественное чудо.
Трепет в душе все возрастает и возрастает, мое сердце начинает биться сильнее.
Когда Патриарх и игумен вошли в Кувуклию, по всему пространству храма стали появляться всполохи, подобные всполохам молний или зарницам. Сначала редко, а потом все чаще и чаще. Их никак нельзя спутать с вспышками фотоаппаратов, потому что это именно всполохи, а не вспышки. Их природа отлична от электрического света, да и в прошлые века не было никаких фотовспышек, как и самого электричества. А всполохи были. Причем они разные по цвету: белые, голубые, зеленоватые, розовые. Сфотографировать их практически невозможно, всполохи небесных зарниц запечатлеваются лишь на видеозаписи.
Трепет сменяется радостью — оттого, что ты, грешный и недостойный, сподобился быть свидетелем этого непостижимого для ограниченного человеческого ума чуда! Вдруг я и те, кто стоит рядом со мной, видим, как от очередного небесного всполоха нежно-розовым светом засияла икона Божией Матери, висевшая перед нами. В то же мгновение лик Ее ожил и глаза Ее, исполненные неизреченной любви, радости и торжества, посмотрели на нас и на всех людей, в едином порыве устремивших свои взоры к Кувуклии. Состояние было такое, что казалось — вот-вот потеряешь сознание.
Всполохи разноцветных зарниц уже непрерывно озаряли весь храм. И вот от часовни Гроба Господня раздались ликующие крики, а через несколько секунд в проходе появился араб с пучком свечей, горящих Благодатным Огнем. Он двигался быстро, но огонь стал распространяться еще быстрее. И что удивительно: у людей, стоящих ближе к Кувуклии, огонь еще не загорелся, а у алтаря греческого Кафоликона, до которого от часовни метров пятьдесят, люди стояли уже с горящими свечами! Об этом необычном явлении свидетельствуют паломники всех времен. То есть у некоторых людей, стоящих в разных местах храма Воскресения Христова, свечи зажигаются сами! Слава Богу, дошел огонь и до нас. Я протягиваю вперед правую руку с пучком восковых свечей красноватого цвета — они вспыхивают светло-желтым огнем. Так же вспыхивает и мое сердце. «Вот где настоящая Пасха! — думаю с внутренним восторгом. — Именно сейчас, в этот момент она и совершается! Именно сейчас ее можно ощутить всей душой!». Я умываю, как и все, огнем, сошедшим с Неба, свое лицо, бороду, руки. Огонь теплый, словно парное молоко. Поворачиваюсь к Екатерине: «Сними, пожалуйста, на камеру, как я умываю бороду. Пусть дома увидят, что она не загорается!» Она наводит на меня объектив. Теперь это чудесное мгновенье останется не только в моей памяти!
Вокруг сияющие лица, радостные возгласы. Весь храм уже объят огнем и синеватым дымом. Людское море волнуется, осиянное снизошедшей с Неба благодатью. Если бы это было обычное пламя, то давно бы начался страшный пожар.
Члены делегаций несут Благодатный Огонь в специальных колбах, стараясь быстрее пробраться к выходу. Им нужно успеть на самолет и доставить великую святыню в свои города до начала пасхальной ночи. Общее ликование постепенно стихает, свечи гасят, чтобы с радостным чувством совершившегося чуда унести их с собой в гостиницу, а потом увезти на родину, домой, поделиться с родными и близкими.
Возле меня появляется Юра: «Батюшка, а меня огонь жег, я чувствовал. Что это значит?». — «Видимо, каждому Господь дает свое, личное ощущение, в зависимости от его душевного состояния», — не совсем уверенно отвечаю я. «Да, наверно, по моим грехам», — сокрушается Юра.
Подходит Екатерина со счастливым светящимся лицом. «В этом году огонь теплый и быстро стал обжигать, — делится она впечатлениями. — А бывает холодным и минут пять не жжет».
Мы видели всполохи зарниц и уже горящий Благодатный Огонь. А как он появляется на Гробе Господнем? Об этом тоже есть свидетельства. Известный духовный писатель Сергий Нилус в книге «Святыня под спудом» приводит рассказ одного из Иерусалимских Патриархов:
«Я, милостивый государь, извольте знать, без очков уже не чтец. Когда впервые вошел в придел Ангела и за мною закрылись двери, там царил полумрак. Свет едва проникал чрез два отверстия из ротонды Святого Гроба, тоже слабо освященной сверху. В приделе же Святого Гроба я не мог различить, молитвенник у меня в руке или что другое. Едва-едва замечалось как бы белесоватое пятно на черном фоне ночи: то, очевидно, белела мраморная доска на святом гробе. Когда же я открыл молитвенник, к удивлению моему, печать стала вполне доступна моему зрению без помощи очков. Не успел я прочесть с глубоким душевным волнением строки три-четыре, как, взглянув снова на доску, белевшую все более и более и так, что мне явственно представились уже все четыре ее края, заметил я на доске оной как мелкий рассыпанный бисер разных цветов, вернее сказать, как бы жемчуг с булавочную головку, и того меньше, а доска начала положительно издавать якобы свет. Безсознательно сметая изрядным куском ваты этот жемчуг, который начал сливаться подобно каплям масла, я почувствовал в вате некую теплоту и столь же безсознательно коснулся ею фитиля свечи. Он вспыхнул подобно пороху, и свеча горела и три образа Воскресения озаряла, как озаряла и лик Богоматери, и все металлические над святым гробом лампады. Предоставлю за сим вам, милостивый государь, судить о моем в ту минуту душевном волнении и вывести ответ на сделанный вопрос».
Саровский старец Мелетий, утверждая, что явление святого огня происходит от самого Гроба, приводит слова Архиепископа Мисаила, видевшего это чудо: «Вшедшу мне внутрь Святому Гробу, видим бе на всей крышке гробной блистающ свет, подобно рассыпанному мелкому бисеру, в виде белого, голубого, алого и других цветов, который потом, совокупляяся, краснел и претворялся в вещество огня; но огнь сей в течение времени, как только можно прочесть не спеша четыредесят крат «Господи, помилуй», не жжет и не опаляет, и от сего-то огня уготованные кандила (лампады) и свечи возжигаются. Но впрочем, как, откуда явление сие бывает, сказать не могу».
… Люди начинают расходиться, наших греков почти след простыл. Замечаю неподалеку израильского полицейского, мужчину средних лет. Задрав голову вверх, он пристально куда-то смотрит. Даже рот у него приоткрылся. Застыл в этом положении, как статуя. Скорее всего увидел под сводами храма что-то необычное. Вот и ему Господь приоткрыл духовный мир, дал возможность убедиться в истинности Православной веры. Но попробуй он скажи кому-нибудь об этом. Неприятностей не оберется. А может… Я знаю одного израильтянина, который, работая с Православными паломническими группами, ощутив благодать Христианских святынь, принял святое крещение. Может, и с этим полицейским произойдет что-нибудь подобное. Дай-то Бог! Уж больно долго он стоял, подняв свои глаза к небу…
Не желая угодить в давку при выходе из храма (а он вмещает три тысячи человек), мы остались на своем месте, ставшем для нас за несколько проведенных здесь часов таким родным и дорогим, что вовсе не хотелось отсюда уходить. И мы были награждены за это! «Смотрите, смотрите — луч!» — услышали мы громкий ликующий голос Екатерины и стали свидетелями еще одного удивительного чуда. С левой стороны греческого алтаря стоял человек с зажженным пучком свечей. Пожалуй, он оставался в Кафоликоне единственным, у кого до сих пор горел Благодатный Огонь. Вдруг на его руку с горящими свечами через одно из узких высоких окон барабана купола сошел широкий луч. Его хорошо было видно в царившем вокруг полумраке от не рассеявшегося пока дыма погашенных свечей. Мужчина поднял руку вверх, она тут же засветилась в небесном луче, а свечи засияли, как фаворский свет. Стоявшие рядом люди начали снова зажигать свои пучки свечей от сияющего Благодатного Огня в чудесно сошедшем луче. А луч неожиданно стал двигаться по храму, как живой. Потом начал бледнеть и таять, почти исчез. И вновь, спустя несколько мгновений, яркой светлой полосой сошел на людей, стоящих с горящими свечами. Так продолжалось минут пятнадцать. Все, кто был в Кафоликоне, снимали чудесный луч на видео и фото…
В греческом приделе, кроме нас, никого не остается. Хотели выйти со стороны Кувуклии, но там еще слишком тесно, полиция регулирует плотный поток людей. Возвращаемся назад и через боковой вход в Кафоликон вливаемся в людскую реку, текущую к главному выходу. В ней немного свободнее, чем у часовни Гроба Господня. Черепашьим шагом продвигаемся к воротам храма. На ступеньках одного из боковых приделов, возвышаясь над протекающими мимо него паломниками со всего мира, стоит монах в плоской греческой скуфейке. Длинная черная борода и суровое аскетическое лицо делают его похожим на древнего отшельника. Но первое впечатление оказывается обманчивым. Монах неожиданно широко улыбается и трижды громко восклицает: «Христос анести!» Мы дружно отвечаем: «Воистину воскресе!» А кто-то и по-гречески: «Алифос анести!» И так радостно на душе, будто мы возвращаемся с пасхальной службы.
Людской поток выносит нас во двор храма Воскресения Христова. Ликующий праздничный перезвон колоколов поглощает все остальные звуки. С жадностью глотаем свежий теплый воздух. Я гляжу на синее небо. Почти сутки мы провели в храме. За это время так много пережито, что кажется — прошло полжизни. Да что полжизни! Эти счастливые минуты соучастия в великом чуде стоят целой жизни! Жизнь пролетает, словно миг, а настоящий миг жизни — это соприкосновение безсмертной души с вечностью, с горним миром, с Богом…
Когда вся наша группа собралась вместе, Екатерина радостно возглашает: «Христос Воскресе!» И мы так же радостно отвечаем: «Воистину Воскресе!». Один из полицейских, стоявших неподалеку, подходит к Екатерине и, грубо схватив ее за локоть, что-то злобно ей говорит, в смысле — прекратите нарушать порядок! Видимо, еврей-ортодокс. Не нравится ему наше торжество, торжество Православной веры. Но Екатерина резко выдергивает руку и дает полицейскому достойный отпор, показав знание иврита. Что его безсильная злоба по сравнению с той радостью, которую у нас никто и никогда не отнимет!

Продолжение следует.

Протоиерей Сергий Гусельников

Фото Ольги Ларькиной и из архива автора.

1890
Понравилось? Поделитесь с другими:
См. также:
1
3
5 комментариев

Оставьте ваш вопрос или комментарий:

Ваше имя: Ваш e-mail:
Содержание:
Жирный
Цитата
: )
Введите код:

Закрыть






Православный
интернет-магазин



Подписка на рассылку:



Вход для подписчиков на электронную версию

Введите пароль:
Пожертвование на портал Православной газеты "Благовест":

Вы можете пожертвовать:

Другую сумму


Яндекс.Метрика © 1999—2024 Портал Православной газеты «Благовест», Наши авторы

Использование материалов сайта возможно только с письменного разрешения редакции.
По вопросам публикации своих материалов, сотрудничества и рекламы пишите по адресу blago91@mail.ru