«Вериги любви»

Новая книга Православной волгоградской писательницы Татьяны Батуриной

«Кулема выползла из постели, поковыляла по дому, по его тихой темноте, на кухню, отвинтила кран, оставила его открытым, чтобы вода вчерашняя стекала, зажгла свет в ванной, глянула в зеркало: «Ой, это ж не кулема вовсе, это я!» — воскликнула я о себе и схватилась за зубную щетку… Потом потащилась по дому дальше, по углам и половикам его забот и покоя — к иконочкам и молитвеннику…»
Так вот мягкой самоиронией начинается наивная повесть (так обозначила ее жанр автор, Татьяна Батурина) «Окошечко», открывающая новую книгу волгоградской писательницы и журналистки, ведущей Православной программы «Свеча», да к тому же еще и директора Царицынского Православного Александро-Невского фестиваля — на седьмом фестивале мы и познакомились в декабре 2007 года. А на прощание Татьяна Михайловна вручила мне увесистый фолиант с дарственной надписью — свою только что вышедшую в свет книгу «Вериги любви». И в дороге, под перестук колес, я не могла оторваться от книги.
Название книги (а внутри нее — и повести) поначалу смутило: не слишком ли претенциозно? Вериги нести ведь не всякий монах дерзнет… Как вдруг прочитала о том, что произошло с Татьяной Батуриной однажды в Свято-Никитском монастыре Переславля-Залесского. Вместе с волгоградским батюшкой Александром Морозовым и паломниками они привезли в обитель пожертвования и молитвенно просили игумена Димитрия передать для будущего Царицынского Александро-Невского собора частицу мощей святого Никиты Столпника. Отец Александр Морозов, — пишет Татьяна Батурина, —  «стал поочередно надевать на каждого паломника тяжелые железные цепи с массивным окружием для шеи — благодатные вериги Никиты Столпника. В благоговейной тишине люди принимали на себя частицу тяжести подвига святого. Я подходила последней, батюшка надел на меня, как и на всех до этого, окружие, вериги железно-плотно облегли тело… Вдруг громко щелкнул замок — и металлический ошейник тесно сомкнулся вокруг моей шеи. Я оцепенела, в страхе глядя на отца Александра, по его лицу видела, что и ему не по себе, но уже в следующее мгновение священник ободряюще возгласил:
— Помогай тебе Бог, Татиана!
Крючок плотно сидел в глубокой петле, но отец Александр легко извлек его, снял с меня тяжелые цепи. Люди издали смотрели на происходящее и крестились, а в моем мозгу безпрерывно звучала одна-единственная фраза: «Да исправится молитва моя яко кадило пред Тобою…» До конца паломничества она пребывала во мне».
Такая вот история. Невидимые миру вериги любви многим кажутся непосильным грузом. Любви к Богу, к ближним и дальним, к тем, кто едва лишь встретился на пути… Татьяне Батуриной как-то удается во всех перипетиях, во всех многотрудных делах сохранить в себе это благодатное чувство, и все шестьсот страниц книги — о Сталинграде и Афгане, о Приднестровье той недавней грозовой поры; об украинском селе, где и ее, Татьянины, корни, где ее помнят маленькой девчонкой; о Святой Земле, где не раз довелось ей побывать; о Сольвейстих — Соловецких — островах; о священнослужителях и мирянах — дышат, лучатся, светятся любовью. В повестях и рассказах, в поэтических строках…
Я читала — и наслаждалась прекрасным слогом, незаемными, из забытой давности, русскими словесами, то глубокой мудростью многое пережившего воцерковленного человека, то неутраченной детской чистотой… Настоящим открытием стали идущие от сердца рассказы о Митрополите Волгоградском и Камышинском Германе, о встречах с Главой Российского Императорского Дома Великой Княгиней Марией Владимировной… Наверное, и каждый, кому посчастливится прочесть книгу Татьяны Батуриной, найдет в этих повестях что-то лично его особенно трогающее и тоже не раз изумится: да я ведь тоже об этом не раз думал, и со мной или с кем-то из близких тоже что-то подобное случалось…
А чтобы и вы смогли хотя бы прикоснуться к ее книге, мне пришлось посамовольничать: выбрать некоторые кусочки из разных повестей, что-то привести полностью, что-то пересказать, дать свои подзаголовки. Что получилось — читайте…

«У тебя солнышко вокруг головы!»

Виктор Михайлович Москалев, глава регионального монархического движения, рассказал мне совсем недавно удивительную историю о последнем пребывании (в июле 2003 г. — ред.) Главы Российского Императорского Дома в Волгограде. Государыня вместе со свитой приехала в Казанский кафедральный собор — и случилось чудо: из толпы встречающих прихожан выбежал маленький мальчик и закричал, протягивая руки к Великой Княгине:
— У тебя солнышко вокруг головы!
Мария Владимировна счастливо засмеялась, а собравшиеся с радостью осенили себя крестным знамением: слава в вышних Богу, и на земли мир, в человецех благоволение!

«Твой сын здоров»

Рассказ об Антонине Сафоновне Урсуловой из волгоградского райцентра Дубовки.
В помяннике умершей бабушки Антонина первым увидела имя — инок Иоасаф. Оказалось, был он дядей бабушки Параскевы, а служил в Серафимовичском монастыре. И Антонина стала молиться за усопшего инока Иоасафа.
У старшего сына Урсуловых Александра обнаружили лимфогранулематоз. Сделали операцию, назначили химиотерапию и облучение. В московском онкоцентре нашли еще одну опухоль, которую надо было срочно удалить.
Но прежде Антонина с сыном поехали в Белгород — оказалось, что белгородский священник Павел узнал о Саше и молится о нем у мощей Святителя Иоасафа. Приехали как раз на праздник Святителя…
После службы поздно вечером отец Павел взял Сашу за руку, повел к раке с мощами святого и долго-долго молился. Потом подозвал мать:
— Матушка, подойди! Твой сын здоров.
…В онкологическом центре хирург решил перед операцией еще раз осмотреть Сашу, и — о чудо! — опухоли не оказалось. Куда она могла деться за неделю, с 12 по 19 сентября? Господь спас!..

Маня-икона

По Яблочному поселку ходила дурочка Маня: в черном платке, тяжелых спортивных мужских ботинках на босу ногу и летом и зимой. Ее звали незло Маней-иконой: старые люди помнили, какая была она раскрасавица. Когда с фронта вернулась, вместе с братьями дом построила, да сгорел и дом, и подворье по недосмотру. Тогда-то и тронулась Маня умом, обрядилась в черное и стала по поселку воду носить в большой синей бутылке, поливая все подряд: лавочки, палисадники, завалинки, заборы, калитки, порожки, столбы, огороды и сады. И вправду: больше пожаров не было, а Маня-икона вскоре куда-то пропала.
Мы, дети, Маню побаивались, оттого, наверное, и преследовали по жестокому детскому неведению: обзывали уродкой, швыряли вслед камни — обязательно попасть в бутылку! Ни разу она нам и слова не сказала, но однажды так на меня глянула… Я впервые поняла, что значит — леденеет сердце.
…Состраданье, печаль и покой
Сталинградского послевоенья — 
Нынче помню я Маню такой
В ореоле добра и терпенья.
Так и вижу: идет по золе
В незлобивом безумье, во свете
Чистоты, и бегут по земле
Вслед за ней несмышленые дети…

Юбка в горошек

…Недавно в Волгограде возвращалась одна богомолка после вечерней службы, людей на улице совсем не было. Шла и как всегда молилась. Вдруг, откуда ни возьмись, на пустынной улице женщина в беленьком платочке, в беленькой же блузке, в юбке в горошек, высокая, не молодая — не старая. Поклонилась и вроде хотела мимо пройти, да остановилась:
— Подайте, Христа ради, на хлеб.
Моя знакомая подала десять рублей — все, что у нее нашлось, пошла дальше, оглянулась — просительницы не было. Пришла взволнованная женщина домой, а мать встречает ее радостно:
— Смотри, что тебе сегодня принесли люди добрые!
И разворачивает сверток, а в нем — юбка в горошек…

Лик Богоматери

Летом 1995 года к морскому причалу Кипра подошел корабль «Дмитрий Шостакович» с русскими паломниками. Монахи Киккского монастыря в сердечном смятении долго решали, открывать ли ворота монастыря, ведь никогда доселе не переступали монастырский порог гости из России. Достойны ли пришельцы из страны еще недавно воинствующего атеизма узреть великую святыню? И решили врат не открывать.
Каково же было изумление монахов, граничащее со страхом, когда они увидели, что с Киккской иконы отодвинута, словно невидимой рукой, не только кисея, но и ковровая занавеска! Лик Богоматери явился полностью открытым. Усмотрев в этом сокровенном событии Промысл Божий, монахи с хоругвями вышли навстречу русским паломникам, автобус с которыми уже подъезжал к монастырским вратам. Впоследствии Богоматерь никому более не открывала Своего лучезарного Лика.

Из завершающего книгу поэтического сборника «Ясень»:

***
В мире горького недоуменья,
Где слеза — не водица в горсти,
Никому не во вред вразумленье:
Бойся душеньку не упасти.

Лишь одна поговорка осталась
От безпечных житейских щедрот:
Будь что будет!
И это ли малость — 
Злохудожной души окорот?

Что ни сбудется, начато ныне,
Во добре проявляясь, во зле.
Не страшись, но молись: не в пустыне,
А в любови живем на земле.

И в этих двух последних строках, как мне видится, — творческое и жизненное кредо Татьяны Батуриной…

Ольга Ларькина

08.02.2008