«Я счастлив, что прожил такую жизнь!..»

Старейшему клирику Самарской епархии, бывшему настоятелю Свято-Серафимовского храма в Новокуйбышевске митрофорному протоиерею Константину Сибряеву в марте исполняется 90 лет. Славная дата! И прожитая им жизнь могла бы послужить сюжетом не то что газетного очерка — пожалуй что и целой книги…

— А мы и пишем о батюшке Константине книгу, — сказал его преемник на посту настоятеля Свято-Серафимовского храма протоиерей Сергий Усков. — Вот только, на праздник Трех Святителей, мы поздравляли отца Константина с 24-й годовщиной иерейской хиротонии. Девяносто лет человеку, из них двадцать четыре года он священник, а ведь до этого сколько лет он был мирянином. Две, даже три жизни уместились в одной… И каждая прожита достойно. У него есть и боевые, и трудовые, и церковные награды.
А знаете, благодаря отцу Константину я до сих пор остаюсь молодым, хоть уж скоро и сам отмечу свое 60-летие. Прихожане всякий раз спрашивают: «Кто сегодня служит — старый батюшка или молодой?» Он ведь и сам попал сюда в преклонном возрасте и, как полагал, временно — помочь открыть приход. А потом, надеялся, сюда пришлют другого, молодого, священника. Сам он жил в Самаре, служил в Покровском соборе. И вот теперь наш храм — это его дом родной, памятник ему при жизни. Отец Константин — почетный гражданин Новокуйбышевска, и в этом — признание его немалых заслуг перед городом.
Субботу и воскресенье он непременно в храме. Последний раз служил Литургию на Сретение Господне. Все-таки старая гвардия, старая закалка — это многое значит!..

Из благочестивого рода

Отец Константин Сибряев начал свой рассказ от самого начала:
— Родился я в городе Сызрани, весь наш род там жил. И я был десятым ребенком, а всего-то было восемнадцать детей. Семья благочестивая, мать очень верующая была. И с семи-восьми лет мама начала меня за ручку водить в храм Божий. В восемь лет я уже надел стихарь и стал прислуживать в Казанском соборе. Благословили меня прислуживать в храме при Владыке Амвросии в 1925 году. Сначала свещеносцем, потом посложнее послушания стали поручать. Пережил я там шесть Архиереев: служили у нас Владыки Амвросий, Авраамий, Иоасаф, Августин, Петр, Иннокентий. У нас была викарная кафедра, и мы с гордостью называли: Сызранский кафедральный Казанский собор.
Помню, ко Всенощной шел, вхожу на паперть, а из храма ладаном так благоухает! Такая благодать!..
— В школе не было притеснений из-за веры в Бога?
— Со школой пришлось расстаться рано. За учение надо было платить, а семья-то большая была. В третьем классе отец подзывает меня: «Ну-ка, Костенька, как ты пишешь?» Показал тетради. «Расписаться можешь?» Могу: расписался. «Читать умеешь?» Умею. «Ну и хватит с тебя». На этом и кончилась моя учеба в 1927 году. И до 1934 года я не учился. Но читать в храме я начал с восьми лет. У нас сейчас тоже ходит мальчик Коленька — вот и я в свое время начинал читать таким же голоском.
А когда мне было двенадцать лет, на вновь открытый приход в уже закрытом к тому времени Благовещенском монастыре направили молодого по хиротонии, но пожилого возрастом бывшего учителя отца Александра. Он обращается к Владыке Иоасафу: «Владыка, я ведь ничего не знаю! Костеньку хоть со мной пошлите! Он читать умеет, поможет служить». Ну вот и поехали. То есть пешочком с песнопениями духовными пошли по заливным лугам.
Обустроение тогда не как сейчас: с мешками на гумно, матрасы себе набивали соломой. Ну а долго ли я там был? Нет, недолго. Всего-навсего с сентября, наверно, по ноябрь. Конечно, скучал по-детски. В комнатке вот так окно, и вдалеке Сызрань вся сияет. Сердце бьется… И вот отца Александра вызвали в сельсовет и спрашивают: «Тебе кто помогает в службе?» — «Костя». — «А сколько у него классов образования, он учится?» Он сказал все как есть. «Ты что же, эксплуатируешь ребенка?!» Он приходит со слезами: «Вот, Костенька, беда какая». А Костенька, мальчишка, обрадовался, что вернется к маме и к своим близким…
И вот возвращаюсь в свой собор как раз под престольный праздник, под Казанскую. Владыка смотрит: «А ты откуда здесь?» Объяснил я. Он головой покачал с досадой. А в марте 1930 года из Пятигорска к нам приехал иеромонах Зосима, и направляют его в село Кяхта Шигонского района. Он тоже попросил помощника, и Владыка опять меня благословил.
— Село небольшое было?
— Кяхта? Нет, немаленькое: 450 домов. Церковь очень хорошая! И ведь простояла все эти годы, выстояла, и там сейчас открыли снова приход. Я попросился у Владыки Сергия во вновь открытом храме съездить послужить. Не могу выразить: не служба была, а слезы… И торжество, и плач… То и дело подходят старенькие прихожане, спрашивают: «Костенька, ты помнишь меня? А ты этих-то вот помнишь?..» Как же — конечно, что-то да помню…
И там тоже мы не задержались, в 24 часа нас выслали. Поехали мы с отцом Зосимой в Псков через Москву. До Рязани доезжаем, его высаживают из поезда, а меня оставляют. Я в слезы!.. Ну кое-как уладили. Попали мы в село Барятино Калужской епархии. Храм там стоит в лесу — напоминает Богоявленский у нас в Курумоче. Красивый, из красного кирпича. Раза два или три ездили в Москву. В Соколе храм Всех Святых, и в нем Архиерей служил. Мы с отцом Зосимой тоже участвовали в Богослужении. А ночевать-то негде. Несколько ночей переночевали в подвале у истопника. И однажды отец Зосима в Москве заболел, три дня лежал с температурой. Вызвали «скорую», повезли в больницу. Прописки у него нет. И вот он у меня умирает на этой руке. Как сейчас чувствую, вот он лежит на моей левой руке… Мне тогда было четырнадцать лет. Мне говорят: мы его кремации предадим. Я заспорил: «Нет, нельзя батюшку сжигать!» И так отстоял, похоронили его там, в Соколе. Да ведь он иеромонах, надо хоронить в облачении, а у него одежды нет. И мне говорят: «В таком-то храме на колокольне живет Епископ». Кто — не знаю, но по некоторым данным это мог быть и Владыка Мануил. Приезжаю к нему, говорю о своей беде. Он: «Подожди, сынок». Выносит целый узел облачений. И похоронили батюшку Зосиму в ограде храма. И вот я с тех пор как только в Москве или проездом, или в командировке окажусь, так обязательно на Сокол заеду. Последнее посещение было — мы с дочкой через семьдесят с лишком лет уж ехали. На теплоходе, в поездке «Волга Православная». И вот пришли мы туда, отслужил я панихидку и говорю сам себе: «Наверно, уж последний раз. Теперь больше сюда и не попадешь…» Там все заасфальтировали, но я примерно знаю, где могила отца Зосимы находится.
Ну а тогда я вернулся в родные края, устроился на работу. С тремя-то классами куда возьмут — чернорабочим на заводе. А в 34-м году поступил в школу для взрослых, в четвертый класс. Окончил успешно. Недавно попался мне табель, посмотрел я: только одна тройка, а так все пятерки-четверки. Хваткий был парнишка.

На войне как на войне

— А потом была армия. Причем случилось так, что в 1936 году познакомился я с Маргаритой, четыре года мы с ней ходили, дружили. Мне было двадцать два года, кто-то сказал, что меня теперь уж и не возьмут в армию. Ну я и рискнул, женился. А через два месяца забрали. И семь лет был в армии. С 1939 по 1946-й. Призвали нас на Дальний Восток, в Читинскую область, часть стояла в местечке Патьхадакт. И там тоже без приключений не было. Прошел разные должности, начиная от рядового, через год-полтора получил звание «отличник РККА». Потом училище артиллерийское и в конце 43-го года — на фронт. Думал, что через Сызрань поедем, но нет — повезли другой дорогой.
Не стоит священнику о воинской службе вспоминать. Разве что об одном. Сила Божия берегла меня во всех обстоятельствах. На фронт мы ехали через Свердловск. В Перми нас двоих посылают в город за литературой. Сказали: к такому-то времени вернитесь. Мы пришли в назначенный час, а эшелона нет. Его заранее отправили. Что делать: мы бросились к коменданту. Он распорядился посадить нас в ближайший скорый поезд. И от Перми до самой Москвы мы по очереди у окна стояли и смотрели, не увидим ли свой эшелон. Так ведь это же немногим легче, чем иголку в стогу сена отыскать. Несколько путей, один состав закрывает другие; и поезда похожи один на другой. Но на рассвете уже под Москвой мы обнаружили свой эшелон! Конечно, мы могли ошибиться, но рискнули, вышли из скорого поезда — а назад уже не успели бы и тогда уж точно отстали от своей части! Идем в тот вагон и видим своего командира. «А мы, говорит, уже безпокоимся о вас!» Могли бы нам приписать дезертирство — и все, по законам военного времени… Разве это не воля Божия? Разве это не Ангел Хранитель?
Закончил воинскую службу старшим лейтенантом, сейчас капитан запаса. А возвратился из армии — сюда переехал, в Самару, здесь пятнадцать лет прожил. Родилась двойня. И сейчас им уже по шестьдесят семь лет. Потом еще родилась дочка, тоже учились хорошо, все три врачи высшей категории. Вот сейчас и живу у дочерей, сейчас живу у Лилии.

Возвращение к истокам

— Вот те годы, что вы, как говорите, не были в храме…
— Это те сорок лет-то, до 1979 года? А вы думаете, они просто так, вне Церкви для меня прошли?..
Был случай просто дерзкий с моей стороны. Однажды я проездом был в Москве и зашел в Елоховский собор. Был офицером, а сердце-то рвется в храм. И пошел в гущу народную — в военной форме, с наганом. Ведь могли «отщипнуть» — и все, и трибунал за потерю оружия. Но Господь-то хранил. Видно, оставил для чего-то, определил не там конечную точку моей жизни.
Или другой случай. Направляли нас в Японию. После того как германская война кончилась, начали в Японию набирать. Наша часть находилась в Бутурлиновке Воронежской области, и включили наш взвод в списки на отправку. Тоже готовимся. Вдруг назавтра отменяется приказ, и нас в Японию не отправили. Промысл Божий хранил меня всю дорогу.
Любой момент, если только была возможность, я использовал, чтобы посетить храм. Однажды тоже послали меня в командировку, и я по пути заехал в Троице-Сергиеву Лавру. Исповедался на вечерней службе, а причаститься завтра. Идти поздно, ночевать негде. Я решил по привычке заночевать на вокзале. Ночь, а светло кругом. Иду по улице — и гурьба ребят-хулиганов сидят на крыльце. Ну не возвращаться же! «Преподобне отче Сергие, сохрани!» Поравнялся я с ними, один поднимается, отходит, а второй его закликает: «Это не тот!..» Ну это ли не чудо?
Вот и выходит, что годы те были вовсе не вне храма, это были прикровенные годы, когда Бог был в сердце, душа рвалась к Нему…

«Ты должен быть в храме»

Уже после выхода на пенсию — а работал я в Госстрахе — пришел я к Владыке Иоанну (Снычеву) и рассказал свою историю. Говорю: «Владыка, я вот посещаю храм инкогнито, я ведь партийный. И в мыслях мне два голоса говорят. Один: ты же должен быть в храме — иди, читай, тебе здесь место! А второй возражает: ты коммунист, зачем тебе это…» Выслушал Владыка и отвечает: «Будем действовать по первому пути».
И вот 16 января 1979 года он издает указ: «Назначить псаломщиком в Покровский собор». К тому времени я уже был вне партии. Некоторых с руганью выгоняют, со стыдом, с угрозами. А я пришел ко второму секретарю и говорю: «Вот я уже на пенсии (года полтора, что ли, уже)». Тогда было правило: если больше трех месяцев не платишь партвзносы, то исключали. Я понадеялся на это и перестал платить — да не тут-то было. «Это, — говорит, — можно уладить». Ну тогда я в открытую: «Я сам из религиозной семьи, и жена тоже верующая, ходим в храм, дома иконы. Я считаю, что это несовместимо с партией». — «Ну хорошо, что ты набрался мужества и все сказал честно. Пиши заявление о том, что просишь исключить тебя из рядов партии». Вот так и выбыл я из партии.
Иду к Владыке с радостью. И после этого началась моя служба в храме. С 1979 года был псаломщиком. Через год с лишним после нашей первой встречи Владыка рукополагает меня в диакона. «Ну что, молодой человек, пора на свое место вставать!»
Когда назначили меня псаломщиком, ко мне приезжает известный самарский атеист, автор множества статей в «Волжской коммуне» Барыкин. «Вы столько лет отдали службе государственной, и как же так случилось, что вы изменили ей?» Не стал я вокруг да около ходить. «Вера-то в меня с молоком матери вошла», — говорю. Так что не было это изменой. Нет — возвращение к своей детской мечте, к истокам. Ну а потом — уже в сане священника, меня ставят ключарем собора, и около шести лет я нес это послушание. Это была школа для меня!
— Детей своих вы тоже воспитывали в вере?
— А как же! Жена была очень верующая (Царствие ей Небесное — вот уже с 85-го года я один живу). Рассказывала она тоже, как Промыслом Божиим ей было показано, что у нее будет двойня. Смотрю, говорит, глаза к небу подняла и вижу — две точки спускаются, спускаются, и мне сели на плечи два голубка, чистые-чистые, белые. И после этого у нее родились две дочери, близнецы.
А недавно у меня теперь уже седьмой правнук родился, назвали моим именем, Костенька. Семь правнуков, пять внуков, три дочери. Как соберемся за столом: эх, сколько народу!

«Серафимушка, помогай!..»

— Когда Владыка Евсевий назначил меня сюда, на новый приход, я вначале воспринимал это как наказание какое-то — а это, оказывается, был Промысл Божий. Приехал сюда, а здесь хлебный магазин.
— Надо же: хлеб в Таинстве Евхаристии прелагается в Тело Христово, а хлебный магазин в Новокуйбышевске превратился в храм…
— Так оно и произошло. На этом самом месте у меня диван стоял. Смотрел я в окно и пел песенки: «Позабыт, позаброшен с молодых, юных лет», «Ах зачем же ты, бедняжка, птичка милая моя, зачем рано залетела в чужедальние края…» — все это приходило в голову. Ну а закончилось все тем, что мы имеем.
— Такой дивный храм построили. А как получилось, что он был освящен в честь Преподобного Серафима Саровского?
— Здесь же неподалеку город Чапаевск, и там храм Преподобного Сергия Радонежского. Вот и решено было строить в нашем городе храм в честь другого великого всероссийского святого старца, Серафима Саровского. Приехал я сюда, иконочка была у меня, Серафимушка молится на камне. Поставил я ее в алтарь, а в душе такая печаль. И говорю: «Серафимушка, Серафимушка, помогай!.. Ты старец, а я старый. Помогай, Батюшка!» И он мне по сей день помогает.
— А вы в Дивеево были?
— Ездил, конечно. С дочками, мне теперь без врача-то ездить далеко не приходится. Был у мощей Преподобного…
А в 1996 году на Благовещение мы освятили духовно-просветительский центр «Синай», и через какое-то время была презентация. Пригласили и Владыку Сергия. Посмотрел он, все ему понравилось. И спрашивает меня: «Отец Константин, ты был в Иерусалиме?» — «Нет, — говорю, — только мечта такая была…» — «А в этом году она сбудется!» И благословил ехать вместе с Геннадием, который много лет был безсменным водителем нескольких самарских Архиереев. И 23 августа мы с ним уже были в Иерусалиме. Провели там и попразднство Преображения Господня, и Успение Пресвятой Богородицы.
Вот и сбылась мечта. Я всегда говорю, что без Бога ни до порога. На все воля Божия, она сама определит, когда и где нам быть. Сбылась мечта стать священником. В Иерусалиме побыл. И общими усилиями, по молитвам многих людей такой храм воздвигнули! И даже благословили — меня похоронят в ограде храма. Только умирай.
— Ну уж это тоже — когда Господь определит!
— Двенадцать дней осталось до 90 лет моих. Пока Господь терпит мои грехи. А столько их!..
— Не было ли случая, связанного с Серафимом Саровским в вашей жизни?
— Вот только то, что он помогал в строительстве храма. Этого вполне достаточно. Вы были внутри храма? И ведь вся эта красота — его молитвами. Он вместе с Пресвятой Богородицей Небесный покровитель нашего города, он приходит на помощь, откликается на молитвы. У нас в храме с левой стороны висит прекрасная икона Преподобного Серафима Саровского с частицей его мощей. Мы служим перед ней молебны, читаем акафист Преподобному Серафиму. А рядом с иконой в застекленном киоте хранится еще одна дивная святынечка — расшитый бисером плат, который покрывал мощи Преподобного Серафима Саровского во время перенесения их Крестным ходом в 1991 году в Дивеево. Этот плат подарили нам монахини Серафимо-Дивеевского монастыря.
— Когда вы сюда приехали, здесь уже была Православная община?
— Община была, но разрозненная, не было ни старосты, ни бухгалтера. И жилья для священника не было. Три года я здесь маячил, то в этой комнате ютился, то по квартирам скитался. И пешком ходил по городу, машины не было.
И вот сейчас уже, с 23 июля 2003 года, на покое. Ну покой-то все равно в храме проходит. А где еще покойнее… Уже в этом году на приеме у меня шестьдесят человек побыло.
Я счастлив, что прожил такую жизнь! Все испытал. И все идет по определению Божию. Указан путь — вот тебе испытания. Испытай их, проверю тебя — а потом уже будет тебе дальнейшее решение.
На Рождество 1983 года Владыка Иоанн собрался ехать в Сызрань. Попросился и я с ним, захотелось побывать в родных местах, в Казанском соборе. Приехали к настоятелю на квартиру, Владыка прилег отдохнуть, но вскоре позвал меня и улыбается: «Ну что, отец диакон, быть тебе священником!» Я говорю: «Владыка, у меня ведь ни богословского образования, ни семинарии — ничего абсолютно нет». А он повторил: «Быть тебе священником! Будешь раздавать благодать Господню». И 12 февраля, на праздник Трех Святителей, рукоположил меня в сан священника.
Я тогда родился вновь. Этот день вполне можно считать вторым моим днем рождения.
— Храм этот трудно строился?
— У меня характер такой, что если мне поручили, то я уж обязательно сделаю. И когда еще не определился здесь, каждый день из Самары ездил. Придешь сюда — хлебный магазин стоит и замок амбарный. И больше ничего… Так день за днем и шло время.
Помню, однажды едем мы с Владыкой Евсевием и с Андреем Андреевичем (Савиным, в то время секретарем Самарского Епархиального управления — ред.), и Владыка говорит: «Отец Константин, как бы я хотел, чтобы вам хотя бы годочков на десять было поменьше!» Ну, значит, Богу так угодно, чтобы в таком возрасте я стал у престола.
И вот через несколько лет наш неутомимый Лев Константинович Лукьянов, с которым мы вместе начинали организовывать приход и вести строительство храма, ездил с группой из центра «Синай» по монастырям, снимали фильм, побывали и в Псково-Печерском монастыре, у Владыки Евсевия. Недавно я пересматривал этот фильм, и как приятно было видеть эту их встречу, слышать слова Владыки: «Да, я помню отца Константина… Такой неугомонный человек! А ведь ему не двадцать, не тридцать лет…»
Вот тоже был случай. При помощи химзавода были подготовлены эскизы, уже завезены детали алтаря. И где-то мы в конце августа начали собирать это. И кто-то спрашивает: «Батюшка, когда служить-то начнем?» А Лев Константинович говорит: «К Рождеству-то, может быть, и сделаем…» Я не согласился: «Чего?.. Вот на Воздвижение будем служить!» И действительно, на Воздвижение Честнаго Креста Господня мы уже начали службу.
— Новокуйбышевск ведь город новый, без духовных корней. Трудно было самим закладывать традиции?
— Нелегко. Поначалу с каким-то недоумением даже относились: это, мол, город нефтехимиков, коммунистический город — зачем тут строить храм? Кому он нужен? А всего через шесть лет глава города и руководители предприятий стали говорить как церковные люди. Многие из горожан потянулись к храму.
Вот вы спрашивали о плакате с образом Серафима Саровского…
— Да, просто удивительно: еду — и из окна «маршрутки» вместо привычных по самарским улицам рекламных щитов — благословляющий святой старец!..
— Это наша общая задумка с Львом Константиновичем. Небольшие эти плакаты тоже вносят свою струю в духовную жизнь города. Как и Православные передачи по радио и телевидению или паломнические поездки по святым местам России, организованные духовно-просветительским центром «Синай». И я благодарен Богу за то, что все эти годы рядом со мной находятся такие замечательные соратники, как мой сослуживец по алтарю и преемник на посту настоятеля протоиерей Сергий Усков, а также Лев Константинович Лукьянов. С ними можно и еще послужить Богу.

На фото: протоиерей Константин Сибряев; храм во имя Преподобного Серафима Саровского в г. Новокуйбышевске; протоиерей Константин Сибряев и протоиерей Сергий Усков — бывший и нынешний настоятели Свято-Серафимовского храма.

Ольга Ларькина

02.03.2007