Когда замкнется спираль

Главы из новой книги Ольи Ларькиной.

В издательстве «Сибирская благозвонница» (г. Москва) вышла новая книга Ольги Ларькиной «Когда замкнется спираль» - почти не фантастическая повесть в двух книгах. Лето, каникулы, пионерский лагерь, вокруг радостная суета, но ты одинока. Чувствуешь: что-то случилось с очень близким человеком. И надо мчаться, искать, спасать, но неясно - куда и как. И опасно, и страшно, и некого спросить… Эта книга о том, что на смену страху обязательно придет радость, если не опускать руки и не терять надежды!

Мы публикуем главы из этой повести Ольги Ивановны Ларькиной. Приобрести книгу можно в интернет-магазине издательства «Сибирская благозвонница», тел.: 8 (495) 363‑45‑10, 8 (966) 012‑70‑08, e-mail: magazin@blagozvon.ru

Отряд юных богомолок

Перед сном девчонки попросили Варю рассказать что-нибудь интересненькое, книжку или фильм.

- Все, давно пора спать! Завтра расскажу.

И, подождав, пока все девочки улеглись, прошлась вдоль кроватей. Подоткнула одеяла у Любы и Вали. Задержалась у Нади, высмотрев что-то неположенное.

- Рябинина, а это что у тебя под сорочкой - неужели крестик? Ты что же - боговерующая, что ли?

- Верующая, - подтвердила Надя.

- Ну и что же, что верующая, - рассудительно сказала Валя Чежегина. - Верующие разве не люди? Да учителя чуть не все сами в Бога верят, а нас, если увидят у кого крестик, сразу начинают прорабатывать.

Девчонки загалдели наперебой:

- Стыдят перед всем классом, к доске ставят. «Ты же пионерка, в комсомол готовишься!» А сами и куличи пекут, и яйца красят на Пасху.

- И за водой на прорубь бегают на Крещение!

- А наша русачка ребенка в церкви тайком окрестила…

- А у нас математичка вообще в церковном хоре поет!

Писательница Ольга Ларькина за работой.

Варя остановила поднявшийся гвалт.

- Тише! Дайте подумать. Что же, неужели вы все верите в Бога?

- Ну, может, не так уж сильно верим, не как старушки, - ответила за всех Люба Ложкарева. - Но, наверное, все или почти все…

- Вот это но-овость, - протянула Варя. - Отряд юных богомолок!.. И что мне с вами делать, как перевоспитывать?

Она растерялась. В шестидесятые годы двадцатого века просвещенные, грамотные дети - верят в Бога!

- Нас не надо перевоспитывать, - возразила Сорокина. - Мы и так жуть какие воспитанные.

- Оно и видно, что жуть… - вздохнула Варя и вышла из палатки. Подумав, пошла к воспитательнице девичьего отряда, Лидии Борисовне. Посоветоваться.

- Может, вы завтра после ужина выступите с атеистической лекцией? - предложила она, рассказав о возмутительном открытии.

- Вот уж увольте, это не моя тема, - отказалась Лидия Борисовна.

- Но вы же преподаете физику, значит, можете все обосновать с научно-атеистических позиций.

- Варенька, не могу же я идти против совести и говорить о том, что противоречит моим убеждениям.

- Как… - и вы? - потрясенно вымолвила Варя.

- И я, - спокойно ответила воспитательница. - Мне посчастливилось вырасти в семье, где все глубоко и искренне верили в Бога. Бабушка Ариадна пела в церковном хоре, а дед был псаломщиком. Его вместе со священником арестовали, хотя никаких контрреволюционных заговоров у них не было. Идите спать, Варя. И не рассказывайте больше никому о своем «отряде юных богомолок». Скорее всего, мало кто из них хоть пару молитв толком знает. А жизнь им необдуманным вмешательством можно так покалечить, что потом трудно будет выправить. Не смогут ни в институты поступить, ни на работу, о которой мечтают. Да и что далеко заглядывать: сейчас не сломать бы девочек!

- В этом вы правы, Лидия Борисовна, - сказала Варя. - Я, конечно, никому ничего не скажу и прорабатывать девочек не стану. Но у меня в голове не укладывается: как такое могло произойти в наше время, в советском пионерском лагере! Чуть ли не целая палатка верующих!

Крестная

А девочки еще долго шептались.

- Ох, что еще завтра будет! - поежилась Валя. - Варвара, наверное, уже всем наябедничала, что мы тут богомольные собрались, завтра нас песочить будут!

- Не будут, - успокоила Надя. - Варя не такая, не доносчица!

Леся не знала, почему смолчала, когда Варя спрашивала, все, что ли, они тут собрались боговерующие. До сих пор Леся не задумывалась ни о Боге, ни о вере. На Пасху они с мамой ели крашеные яйца и куличи; когда соседские малыши приходили к ним «славить», угощали их сладостями. Но в церковь не ходили, икон в квартире, кажется, не было,и крестиков они не носили. Так какие же они с мамой богомолки?

Но и неверующей Леся не посмела бы себя назвать.

Прошлым летом они с мамой на три дня поехали в Вихровку к какой-то незнакомой тете Фене. Чтобы не скучать, Леся взяла с собой три пухлых тома советской фантастики - по одной книге на день. Тетя Феня неодобрительно отнеслась к ее выбору: уж лучше бы Пушкина или Лермонтова читала. А всякие фантазии вредны для души!

Мама промолчала, но и книги не забрала у Леси.

А после ужина мама позвала Лесю посидеть на крылечке, подышать свежим воздухом.

И Леся впервые увидела над собой не блеклое городское небо, а гигантскую черную бездну, в которой мерцали огромные, ясные звезды - великое множество звезд! Это было такое потрясение, что Леся застыла, не в силах отвести взгляд от непостижимой красоты.

Корабли, мосты, большие города с высотными домами и даже гидроэлектростанции с огромными плотинами… - такая смешная малость в этом созданном неведомой силой мире! Никакой гениальнейший ученый не сможет зажечь в небе хоть одну настоящую звезду, а самый мастеровитый рабочий не слепит из ничего - планету. Притом такую, чтобы населить ее людьми, зверями и птицами, украсить тысячами растений, драгоценными камнями и всем, что нужно для жизни и человеку, и всем живым творениям.

Так кто же придумал и создал все это? Леся тогда не нашла ответа. И ночью долго не могла уснуть, пытаясь осознать то, что открылось ей в звездной выси.

Неужели весь этот мир сотворил Вседержитель - Бог, Которого Леся увидела на иконе в тети Фениной горнице? Как же Он смог все это сделать в одиночку? Может быть, Ему помогал Николай Чудотворец, добрый старичок с другой иконы? Вдвоем-то, наверное, было легче создавать звездные миры…

Но когда Леся утром спросила об этом, мама чуть не поперхнулась чаем. А тетя Феня рассердилась:

- Вот оно, ваше безбожное воспитание! Что за глупость сморозила, грех даже слушать такое!

И, не поев, вышла из-за стола, встала на колени перед иконами, стала часто креститься и бить поклоны.

Мама тоже поспешно встала и увела с собой недоумевающую - что она такого сказала-то? - Лесю. Забрала из спальни свою хозяйственную сумку и Лесины книги, уже на пороге произнесла чужим голосом:

- Простите нас, Федосья Васильевна!

Та, не оборачиваясь и не поднимаясь с колен, глухо ответила:

- Бог простит! - и продолжила отбивать поклоны.

А ведь тогда по дороге на автобус мама сказала, что эта тетя Феня - Лесина крестная!

Когда Леся была совсем маленькой, мама привезла ее крестить в какое-то село, где была действующая церковь. Старенький батюшка сказал Галине Сергеевне, что полагается девочке иметь крестную. Но не ехать же за ней обратно в Степнянск!

Батюшка огляделся по сторонам. У большой иконы какого-то святого стояла и молилась Федосья - в ситцевом платочке, выгоревшем дорыжа мужском пиджаке, длинной, до щиколоток, серой юбке из шинельного сукна и грубых кирзовых сапогах. На худом и почему-то насупленном лице Федосьи не было ни единой морщинки, но выглядела она как старуха. Федосья тоже была не здешняя, но в этой церкви она бывала каждое воскресенье и по праздникам, священник знал ее и предложил взять в крестницы малютку.

- Как благословите, батюшка! - смиренно отозвалась Федосья. И забрала из рук мамы хнычущую девочку. А когда крещение окончилось, корявым почерком записала на обрывке бумажки свой адрес.

- Приезжайте, когда сможете. Я буду молиться за младенца Елену. И за вас, Галина. Мы теперь в духовном родстве.

Вот и приехали. Погостили, называется…

- Она хорошая, твоя крестная, Лесенька, - как-то не очень уверенно сказала мама. - Не обижайся на нее!

И Леся не стала обижаться. Но решила, что больше к этой старорежимной тетке никогда, ни за что не поедет. Да и мама тоже не горела желанием еще хоть раз навестить Лесину крестную.

Нет, думала Леся, крестная - она должна быть как в сказке про Золушку, доброй феей. Не то что эта злюка…

«Я искала тебя!..»

Валя Чежегина решила выяснить, правда ли все девочки в их палатке - кто уж как - верят в Бога.

- Ну-у, я думаю, что нашу эту… как ее… циквилизанцию… - ну в общем, наш мир сотворили эти… как их… высокоразвитые инопланетяне, - высказалась Клара Тучкина.

- С тобой все понятно. А этих твоих инопланетян с их галактикой кто, по-твоему, создал?

- Наука этого пока не открыла.

- Нау-ука! - в голосе Нади Рябининой сквозило пренебрежение. - Никогда она этого не откроет, пока ищет не там. Мой дед говорит: Бог - причина всего сущего в мире, Его милостью мы живем и дышим, и действуем, и изучаем законы созданной Богом природы. Вот такие ученые, верующие в Бога, только и способны сделать великие открытия. Вы знаете, что академик Павлов был верующим? И многие заграничные ученые, например, Ньютон…

- Лесь, а ты что молчишь, - окликнула Нина подругу. - Ты-то веришь в Бога?

Леся не ответила, притворилась спящей.

- Да спит уж она… - вместо Леси ответила Надя. - И что тут спрашивать - верующая она, это же видно! Я давно поняла: все хорошие люди обязательно верующие!

- А как же Варя? Она-то уж точно хорошая, хоть и неверующая.

- Ну не знаю… Может, она просто пока еще не успела поверить в Бога. Но дедушка говорит, что каждого человека Господь приводит к Себе своим путем. Только не все хотят идти. А Варя придет, я в этом уверена. А давайте-ка спать. Так и до утра проболтать можно, а потом будем квелые, как сонные мухи.

Девочки завозились, укладываясь на скрипучих кроватях, заворачиваясь в жесткие «солдатские» одеяла.

И вскоре в палатку пришла долгожданная мирная тишина. Все спали.

Незаметно уснула и Леся.

И сразу, будто только и ждала, когда дочка заснет, у кровати появилась мама! Все в том же голубеньком сарафане, такая же светлая, милая. Только волосы немножко растрепались, будто после той их ночной встречи она не причесывалась и не переплетала заново косы.

- Лесёночек!.. Доченька, ну куда же ты делась! Я искала тебя, искала - и не могла найти!
Леся оторопела: мама ее искала? Она же сама отправила ее в этот лагерь, и даже была здесь у нее…

Ах, да - это же сон! А во сне все бывает как-то по-другому, не как наяву. Ну и пусть, пусть сон! Лишь бы мамочка была рядом!

Мама присела на краешек кровати, Леся тоже села и обхватила маму обеими руками. И сразу все стало неважно: сон или явь - это была мама! Живая, любящая, с чуть сбивчивым дыханием - поволновалась, наверное, пока искала доченьку.

Мама поморщилась, прижала к виску левую руку.

- Что, мам, голова болит? Может, пойдем, прогуляемся по лагерю? - нерешительно предложила Леся. - На свежем воздухе тебе станет полегче…

- И правда! - обрадовалась мама. - Пойдем, доченька!

Но она и шла с трудом, медленно. Огляделась вокруг, будто видела все здесь впервые.

- А ты не знаешь, речка далеко отсюда? - осторожно спросила она.

- Вон за теми деревьями, немножко пройти - и Елань. Мы каждый день ходим туда купаться.

Освещенная призрачным лунным светом река была совсем не похожа на ту, какой она была днем. Сейчас на берегу стояла тишина, лишь ветки деревьев чуть шелестели под набегающим легким ветерком. Дрожащие в воздухе бледные лучи наискосок упали на речную рябь.

Мама тяжело опустилась на невысокую лавочку, уронила руки.

- Как хочется пить! - произнесла с трудом.

- Сейчас, мамочка!

Что ж, у реки да не напиться? Только бы здесь, вблизи берега, подземные воды залегали неглубоко!

Леся подхватила острую щепку и стала усердно копать мокрый песок, а потом и слой более твердой почвы. И через несколько минут выкопала не очень глубокую ямку.
Они как будто поменялись местами: Леся заботилась о маме, словно это она - маленькая девочка. А мама понуро сидела на скамеечке и даже не пыталась хоть немножко помочь дочери.

На дне выкопанной Лесей ямки проступил тоненький слой серебристой воды, как будто крохотный малек рыбки, трепыхаясь, пытался выбраться из-под земли. Выкарабкиваясь наверх, он становился чуть больше… и больше… И вот уже стало видно, что это не рыбка - прозрачная вода серебрится на дне ямки, поднимается все выше, торопясь наполнить ямку до краешков. Леся побежала к реке и вымыла руки, а потом зачерпнула водицу из родника в ладошки. Леся бережно поднесла ладошки к горячим маминым губам - мама с жадностью, одним глотком, выпила вкусную родниковую воду.

- Как хорошо!.. - прошептала она благодарно. - Сразу сил прибавилось!

Немного посидев у родничка, мама поднялась. Осторожно прошла босичком по песку, по речной воде… Прохладная вода освежила, придала бодрости. Мама сделала шаг, другой от берега - и, как была в сарафане, легла на воду! Повернулась на спину - и поплыла, умиротворенно глядя в сверкающее звездами небо.

- Мам, куда ты? - встревожилась Леся. - Ма-ам!..

Но мама не ответила. Течение Елани подхватило ее и медленно понесло к большой полноводной реке, которая в свою очередь еще через сотни километров впадает в море.

Леся бросилась в воду и, загребая саженками, быстро догнала маму. Ей было холодно, мокрая сорочка мешала плыть, но не могла же она оставить маму! Леся поплыла бы за ней и в море, и в океан…

- Мама, - она дотронулась до маминого плеча. - Мама, куда же ты плывешь? Надо вернуться на берег!

Мама повернула к ней спокойное, чуть удивленное лицо.

- Вернуться? Зачем?.. Ну ладно, давай на берег… Ты не представляешь, как хочется плыть, плыть…

Немного не доплыв до берега, мама встала на дно. Расплела косы и стала осторожно мыть свои длинные густые волосы. Леся любила смотреть, когда мама расплетала косы и ее блестящие темно-русые волосы падали на плечи и спину красивыми волнами. В такие минуты мама казалась Лесе прекрасной королевой из сказки - не хватало только золотой короны да роскошного наряда. Сейчас, намокшие, мамины волосы почти выпрямились, речная вода, расправила их по своей чуть колышущейся глади.

- Давай помогу! - предложила Леся. Но мама резко отшатнулась:

- Нет, нет, не трогай! Я сейчас, быстренько домою волосы…

В свете луны Леся увидела, что от маминых волос струится темная жидкость.

- Что это? - со страхом спросила девочка.

- А, не обращай внимания, - отмахнулась мама. - Немножко поранила кожу, только и всего.

- Когда? Где?

- Не знаю, Леся. Не помню. Пройдет!

Они вышли из реки, отжимая на ходу мокрые одеяния. Вода струями стекала с них, и Леся сразу почувствовала, как сильно замерзла. Так, может быть, развести костер?

Леся вприпрыжку побежала к осокорю, у корней которого громоздились стружки вперемешку с опилками и щепьем. А рядом валялся спичечный коробок! И в нем загремели спички. Ура!..

Через несколько минут неподалеку от лавки, где опять сидела мама, запылал костерок. Леся бегала по краю опушки и собирала ветки посуше и крупные сучья - и несла их к костру. Она не боялась, что в лагере увидят огонь и поднимут тревогу, ведь это только сон. Но и во сне маму надо было хорошенько согреть, высушить ее мокрый сарафан и блузку.

Чтобы скорее согреться, мама сняла блузку и осталась в одном сарафане. Леся воткнула в песок два валявшихся неподалеку длинных шеста, чтобы повесить на них блузку. Но заметила на блузке бурые пятна. Что это - кровь?!

Девочка старательно потерла мокрую ткань песком, постирала и хорошенько прополоскала в реке, вымывая приставшие песчинки. Вроде бы отстирала темные пятна. Леся как могла крепко отжала блузку, похлопала ею в воздухе, сбрасывая брызги. И повесила сушиться чуть поодаль от огня. Пока хлопотала, сама она совершенно согрелась, и сорочка почти высохла, только подол, бултыхавшийся в речной воде во время стирки, опять вымок. Ничего, у костра мигом все высохнет.

Она села рядом с мамой, неторопливо подбрасывая в догорающий костерок по две-три тополевых ветки. Достала из маминой сумочки расческу и очень бережно, чтобы не причинить маме боль, расчесала ее волосы, заплела и уложила корзинкой косы, закрепила заколками.

И, укладывая мамины косы, рассказала о том, как вожатая Варя узнала, что чуть ли не все девочки их палаты веруют в Бога. И что сама Леся схитрила, сделала вид, будто спит, чтобы не признаваться в том, что и она тоже немножко верит в Бога.

Мама с грустью посмотрела на нее.

- Леся, это малодушие! Надо уметь отстаивать свои взгляды.

- Но, мам, какие у меня взгляды? Я же сама толком ничего не знаю о Боге…

- И это тоже моя вина! И как ее исправить?! - В мамином голосе звучала незнакомая тоска. - Господи, я не знаю, как мне помочь моей доченьке узнать Тебя и полюбить. Не знаю, как объяснить хоть что-то… Помоги, вразуми!

Она помолчала, будто прислушиваясь к чему-то внутри себя. А потом поднялась, сняла с шестов недосохшую блузку, надела ее под почти совсем уже сухой сарафан.

- Что ж, доченька, будем исправляться. - Мама опять выглядела здоровой и уверенной в себе.

Вихровка

Сидя в тряском и пыльном автобусе, Леся переживала: что скажет ей суровая тетя Феня? Да еще отыщет ли она сама дом почти незнакомой крестной, ведь была у нее всего один раз, так давно и недолго, и особо не присматривалась, шла вместе с мамой. Ничего она не знала о тете Фене - ни точного адреса, ни фамилии. Окажется ли хозяйка дома - или, может быть, уехала куда-нибудь? А если и дома, захочет ли и сможет ли чем-то помочь ей?.. От прошлой поездки до сих пор на душе был тяжелый осадок. Может быть, тетя Феня сразу прогонит, не захочет и выслушать эту не так воспитанную девчонку.

Но страхи оказались напрасными.

Дом тети Фени Леся припомнила сразу, как только увидела издали, от автобусной остановки - маленький, но такой уютный голубенький домик с крышей из светло-серого шифера, с горшками герани на окнах и огороженным плетнем палисадником, где пышно цвели кудрявые гортензии, циннии и георгины.

Сама тетя Феня копалась в огороде, подвязывала оборвавшуюся огуречную плеть к длинной шпалере, протянувшейся до забора.

Леся подошла к забору, робко промолвила:

- Здравствуйте, тетя Феня!

Как ни удивительно, Лесю она узнала сразу. Выпрямилась, вытерла о фартук испачканные в земле руки.

- Никак крестница пожаловала? - с легкой иронией пропела она. - Уж и не ждала, и не чаяла когда-нибудь еще повидаться. Ну заходи в дом, в горенку. Гость в дом - что Божий странник. А уж крестница и вовсе - родненькая душенька! Нечаянная радость…

Во дворе, где их могли услышать, Федосья не стала ни о чем расспрашивать, а в передней комнате, которую она по-старинному называла горницей, усадив Лесю за стол, села и сама напротив, посмотрела тревожно:

- Что-то ты, свет-Елена, исхудала как. Или изросла, вверх потянулась? А мама твоя где, раба Божия Галина? Почему одну тебя в дорогу отпустила? Все-таки ведь не ближний свет, не на соседнюю улицу!

Леся не сразу смогла заговорить. Долго сдерживаемые слезы хлынули, полились неудержимо.

- Ну, маленькая, ну что ты! - бормотала тетя Феня, прижав к себе Лесину голову. И сама не утерпела, промокнула глаза кончиком ситцевого белого платочка - она не снимала платка и в доме.

Наконец, Леся выплакалась, перевела дух. Отерла опухшие глаза - и рассказала, что пока она была в лагере, мама в первый же день пропала, и уже скоро два месяца как ее нет. Милиция ищет и не может найти.

О том, что в лагере мама приходила к ней дважды по ночам, то ли в снах, то ли въявь, Леся умолчала. Но вот о визите чиновниц из комиссии по делам несовершеннолетних поведала в деталях, не упустила ни единого слова.

- Стало быть, если не найдется какая-нибудь родня, притом согласная взять тебя в семью, тебе придется отправиться в детдом?

- В интернат. Но это практически то же самое. Специальный интернат для детей, лишенных родительской опеки.

- Да-а… Ну ладно, Елена, покушай, чайку попей. А я пока покумекаю, что же нам придумать-то с тобой.

Тетя Феня накрыла для Леси стол, сама же встала в молитвенном углу. Пока проголодавшаяся в дороге Леся подкреплялась, Федосья молча, про себя молилась, время от времени отвешивая поясные поклоны.

- Ну что, девонька, оставайся - ночуй у меня, а завтра поутру мы с тобой поедем в Сретенку, к отцу Валерию. Помолимся в церкви и расскажем батюшке про твою беду. Что уж батюшка подскажет, как благословит. Устами священника Господь глаголет. Хоть, правда, и молодой наш батюшка, ну все ж - в священном сане.

Спать Лесю хозяйка уложила рано, в сумерках, чтобы утром не проспала. Но Леся долго не могла уснуть, лежала, стараясь не шевелиться на скрипучей старой кровати. А из-за открытой двери горницы доносился тихий шепот тети Фениных молитв.

Церковь в Сретенке

Еще не все вихровские петухи вразнобой прокричали хрипатые гимны грядущему солнцу, когда тетя Феня тихонько тронула за плечико Лесю:

- Вставай, Елена. Пора! Я уж помолилась…

Завтракать не стали: перед Литургией не положено, объяснила тетя Феня. Леся никогда и не слышала такого слова: Литургия. Наверное, что-то церковное… Они быстро оделись и пошли на большак, голосовать до Сретенки.

Минут десять стояли на пустой дороге, предутренний ветер продувал насквозь легонькое платьице Леси. Хорошо, что тетя Феня захватила с собой свою старую кофту, обрядила в нее крестницу. Еще дома заставила повязать платок. Леся перед выходом из дома глянула на себя в большое трюмо и молча ужаснулась: ну и пугало огородное!.. Не краше выглядела и Федосья - все в том же большеватом мужском пиджаке и кирзовых сапогах.

- Ничего, сейчас молоковоз пойдет, если Ленька никого с собой не прихватил, подвезет нас, - утешала она продрогшую на ветру Лесю, прижимая к себе.

И молоковоз не заставил себя долго ждать - появился, сияя желтыми фарами, натужно урча мотором.

Ленька остановил машину перед двумя путницами:

- В Сретенку, теть Феня? Залезай! А это кто с тобой - племяшка, что ли? Из города, погостить приехала?

- Родня, - коротко ответила Федосья и замолчала, отвернувшись к Лесе. Но смотрела она не на девочку, а мимо нее, за окно. Свет в кабине не горел, поэтому из окон было хорошо видно проплывающие по обе стороны дороги лесополосы из молоденьких березок, темную стену леса по левую руку и редкие желтые огоньки вдоль улиц и в окнах просыпающейся Вихровки - по правую.

Впереди показалось большое село, в центре его возвышалась церковь. Возле нее-то, ни о чем не спрашивая, Ленька и притормозил машину. Как видно, знал уже, куда обычно ездит Федосья Морошкина. Дождался, пока попутчицы выбрались из кабины, и с силой газанул. Молоковоз резко рванул вперед, обдав тетю Феню и Лесю клубами бензинового чада и пыли.

- Тетя Феня, а ничего, что на мне крестика нет? - спохватилась Леся.

- Да ты что! - горестно охнула тетя Феня. - И я, пустая голова, не додумалась спросить! Вот что, в церковь ты без креста не заходи. Подожди - сейчас откроют, я куплю тебе крестик с гайтаном и вынесу сюда. А ты уж стой, голубушка, жди.

Она даже отодвинулась от Леси, словно ей было неловко стоять рядом с такой далекой от церковности девочкой.

Леся огляделась по сторонам.

Церковь стояла хоть и в центре села, а на отшибе, поодаль от жилых домов. Домики как будто жались от нее в сторонку, всем своим видом показывая, что никакого отношения к этому чуждому элементу темного прошлого они не имеют. Совсем как тетя Феня сейчас отгородилась от Леси…

Лесе было неудобно стоять под прицелом недоумевающих взглядов прохожих. Наконец, тетя Феня вышла из церкви, подошла к Лесе. Строго велела:

- Перекрестись, поцелуй крестик и надень.

Леся неумело перекрестилась, коснулась губами нового оловянного крестика, привязанного к тонкой веревочке, и надела на себя.

Теперь и она смогла войти в церковь.

Темные лики старых икон, старенькая люстра в три яруса… Тетя Феня подвела девочку к каждой иконе, и Леся послушно крестилась и кланялась, и делала вид, что целует иконы. Но их же, наверное, сотни губ перецеловали, и что она - после всех старух будет целовать эти доски? А тетя Феня с большим благоговением приникала к каждой иконе и что-то шептала, о чем-то просила с затуманенным взором.

Тетя Феня потом объяснила Лесе, что в прежние-то годы икон в Сретенском храме было много. Церковь долго была закрыта, открыли ее уже в войну. И люди понесли с чердаков и сеновалов спасенные иконы, украсили ими Божий храм…

Лесе после услышанного стало стыдно за свою неуместную брезгливость, и она решила, что если еще когда-нибудь окажется в церкви, обязательно попросит прощения у всех святых икон. И поцелует каждую.

Но это было уже когда они шли из храма. А пока Леся осматривалась в церкви. И видела, что ее саму рассматривают появляющиеся в храме люди. А они подходили - все больше женщины в белых кашемировых и ситцевых платочках. Неспешно обходили храм, молясь у икон, ставили свечи…

Пришел и батюшка. Молодой священник в длинном черном одеянии, с большим крестом на груди. Волосы длинные, до плеч, бородка редкая, светлая, больше похожая на пух. К нему сразу выстроилась очередь - женщины стояли, пригнувшись в полупоклоне, руки зачем-то складывали лодочкой. Может быть, священник что-то положит им в подставленные ладони?

Но он ничего не клал им в руки. Осенял большим крестом склоненные головы, опускал руку в чашечки сложенных ладоней… И каждая женщина истово целовала его руку!

«Какой ужас! - содрогнулась Леся. - Понятно, в старину - я видела в кино - дворяне-мужчины целовали руки дамам. Но его-то руку зачем?!»

А между тем тетя Феня, с досадой оглянувшись и не увидев рядом крестницы, подошла к ней, подхватила за руку и чуть ли не подтащила к священнику.

- Руки сложи!.. - прошипела она, указывая глазами, что надо так же, как у всех, сложить ладони.

Леся соединила ладошки, выставила их перед собой, покорно нагнула голову.

Священник зорко всмотрелся в незнакомую девочку, осеняя ее крестным знамением. Протянул ей руку - и тетя Феня сердито толкнула ее голову прямо к батюшкиной руке. От руки шел незнакомый, но очень приятный запах. Пахло чем-то церковным, наверное, ладаном.

- Это ваша девочка, Феодосия? - спросил священник.

Тетя Феня чуть заметно нахмурилась, ответила со вздохом:

- Моя, батюшка. Крестница.

- Приобщаете к вере? Благое дело!

Священник уже повернулся, чтобы уйти, но тетя Феня задержала его:

- Отец Валерий, погодите. Поговорить бы надо.

- Если только недолго. Нет, лучше не торопясь после службы поговорим.

Литургия шла очень долго!

Батюшка Валерий то обходил церковь с какой-то гремящей большой подвеской на толстой медной же цепи, из подвески тихо струился ароматный дым, - то вышел с толстой старинной книгой в руках, а потом громко и медленно читал ее. Он, кажется, потому и не торопился, чтобы каждое слово из этой книги доходило до молящихся, чтобы все было понятно. Но Леся узнавала лишь отдельные слова, никак не складывавшиеся в связный текст. Хотя… - несколько слов сложились в целую фразу: «отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною…» - кажется, как-то так это звучало.

Но что это значит: возьми крест свой - надеть крестик и всегда носить, не только в церковь, но и в школу, и на речку? Попробуй приди в школу в крестике: увидят - задразнят, и к директору сразу потащат… Наверное, священнику сказали, что городская девочка додумалась заявиться в церковь без крестика, хорошо хоть Федосья купила и дала ей. Вот он и читает, чтобы она слышала: возьми крест свой… Так ведь и взяла у тети Фени, и уже надела. Или в книге написано о каком-то другом кресте? Ведь говорят же: «Крест у него такой». И еще добавляют: «Судьба такая… Так уж ему на роду написано».

Леся и не подозревала, что священник не сам выбирает, какие стихи из Евангелия ему читать. Вот в этот день, когда праздновалось происхождение (изнесение) честных древ Животворящего Креста Господня, полагалось читать эти строки - о Кресте. Но, верно, не случайно так совпало, что именно эти слова Леся услышала, впервые оказавшись на Литургии в храме…

«Возьми крест свой», - звучало в душе так, словно именно к ней обращены эти слова и она должна отвергнуться себя... - как это: отвергнуться? - и принять свою судьбу. Но что же, неужели у нее такой крест - на всю жизнь остаться без мамы? Нет, только не это!..

Из глаз Леси хлынули слезы. Тетя Феня посмотрела умиленно: надо же, как чутко отроковица восприняла святое Евангелие! Вот не зря она столько лет молилась о крестнице. Будет, будет толк из девочки, научится и молиться, и креститься - какие ее годы. Хотя в детдоме или там интернате трудно ей будет, ох, не дадут ей там молиться и жить по заповедям Божиим!.. И в церковь дорогу окончательно забудет. Бедная Елена!

Служба наконец-то закончилась, отец Валерий вышел с большим крестом в руках. Федосья с крестницей подошли к батюшке последними. Отец Валерий дал приложиться к кресту. А потом велел Лесе пока отойти, посидеть на лавочке.

- Мы поговорим с твоей крестной, а потом я тебя позову, - сказал он.

Леся села на скамейку. Отсюда хорошо видно было, как тетя Феня что-то тихонько говорит, а священник внимательно слушает ее, время от времени бросая сочувственные взгляды на девочку. Закончив рассказ, Федосья развела руками, как бы говоря: и вот что теперь делать - ума не приложу.

Священник тоже помолчал, затем стал негромко говорить что-то. Поджатые губы и нахмуренные брови Федосьи выдавали внутреннее несогласие со словами батюшки. Как видно, священник в чем-то все же убедил ее, и Федосья с видимой неохотой протянула руки: благословите, батюшка! Но он махнул рукой, подзывая Лесю. И когда она встала рядом с крестной, благословил обеих, широко осенив большим медным крестом:

- Благослови Господь раб Божиих Феодосию и Елену!

Он обратился к девочке:

- Вот что, Елена. Придется тебе до возвращения мамы пожить у Федосьи Васильевны. Мы же все братья и сестры во Христе, так что не переживайте, Феодосия, что назоветесь… - ну скажем, троюродной тетушкой Елены. Другого выхода я пока не вижу. В понедельник поедете вместе в город, как можно скорее все оформите. А ты, Лена, в какой класс идешь? В шестой? Ну и хорошо. Пока что, глядишь, и мама найдется. Елена, ты, пожалуйста, пойми: все происходит с нами не просто так, во всем - Промысл Божий. Для чего-то должно было так случиться, что мама твоя сейчас не с тобой.

Не хочу тебя ни к чему принуждать, ни к поездкам в церковь, ни даже к домашней молитве, и Федосью Васильевну очень прошу этого не делать ни в коем случае. Ты пришла к нам с просьбой о помощи, а не за тем, чтобы мы тут стали по-своему ломать твою жизнь. Живи так, как сама считаешь нужным. Но уж, пожалуйста, слушайся Федосью Васильевну. Она теперь отвечает за тебя и перед Богом, и перед людьми. Пусть ей не придется краснеть за тебя. А если нужна будет моя помощь, приезжай в любое время, сделаю все, что смогу…