​Стать сильнее судьбы

Протоиерей Игорь Макаров из самарского поселка Прибрежный пишет письма своим прихожанам.

См. также...

Об авторе. Протоиерей Игорь Анатольевич Макаров родился в 1967 году в городе Потсдам, Германия, в семье военнослужащего. Окончил Благовещенское высшее военное командное училище. С 1991 до 1995 года работал заместителем редактора Православной газеты «Благовест». В 1996 году рукоположен в сан священника. Настоятель храма в честь Новомучеников и Исповедников Церкви Русской поселка Прибрежный г. Самары.

Здравствуйте!

На днях моя матушка сказала в сердцах: «Когда же это закончится?» — «Что, моя дорогая?» — «Все эти страдания, которые терпят близкие люди». Я не знал, что ответить. Но тут припомнилось мне «Житие протопопа Аввакума». Как брели они по замерзшей реке, протопоп с протопопицей. «Доколе мука сия будет?» — вздыхала супружница. А супруг её утешал: «До самой, Марковна, до смерти!» Странное утешение, но оно помогает.

Вот только матушка моя не унимается: «Хочу быть готовой». — «К чему?» — «К личным страданиям…»

«Страдания нас очищают» — звучит как-то холодно, «со стороны». Кого это — «нас»?.. Когда на исповеди человек начинает каяться от лица «всех грешных людей» («все мы грешим. Осуждаем, ругаемся...»), меня это, по правде сказать, здорово раздражает. Конечно, терплю, извлекая пользу из собственной слабости.

А может, напрасно? Ведь так не бывает. Перед Богом за другими не спрячешься. Боль души тем и страшна (тем она и спасительна!), что она исключительно личная — один на Один!

Какая боль самая сильная? Пастырский опыт мне говорит, что источник самых сильных душевных страданий — это несчастья наших детей. Настоящую жертву мы приносим легко и за жертву её не считаем. Так естественно — жизнь свою отдать детям. Но бывает, что дети идут впереди — и умирают за нас…

Уважаемая Маргарита Ивановна, Вы прислали мне удивительное письмо, посвященное дочери. Оно меня так взволновало, что Вы и Ваша чудесная Лиза сразу стали мне близкими. У каждого из нас есть близкие люди, которых мы даже ни разу не видели, и есть те, кто рядом всегда, но так далеки… «Моя маленькая» — так называется Ваше письмо. Позвольте им поделиться.

«Она подписывала свои письма «Лизочка». Её и хотелось так называть: Лизочка, Лизуша, Лизик… Маленькая, ладненькая девочка с умными, спокойными глазами…

Лизе четыре с половиной года: «Мама, я тебя так люблю!» — «Поэтому ты часто себя плохо ведешь?» — «А у меня любовь кривая. У детей всё кривое: и рисунки, и любовь…»

«Мама, расскажи мне про свое детство, я же должна знать. Я в то время летала невидимая…»

«Чтобы были хорошие станции (дни), я останавливаю, удерживаю земной шар, который всегда куда-то спешит…»

«Покрести меня», — стала требовать Лиза с несвойственной ей строгостью после поездки в Троице-Сергиеву Лавру и благословения старца Наума. В ней никогда не было формализма и видимости, а всегда была истинная жизнь сердца. И когда она в семь лет вычитывала, стоя перед иконами, всё правило ко Причащению, и когда рано утром в воскресные дни сосредоточенная и серьезная бежала на междугородный автобус, чтобы попасть на Литургию в Знаменский храм в дагестанском Хасавьюрте. Всегда, независимо от самочувствия и занятости, вычитывала утренние и вечерние молитвы. Очень любила акафист Преподобному Сергию Радонежскому, Богородичное правило.

Жизнь Лизы с самого раннего детства не была размеренной и устоявшейся. Множество съемных квартир, разные школы. Житейская неустроенность беженцев из Чечни… Но потом мы переехали в Рязань, и этот город стал для Лизы родным.

Учиться для нее было настоящей потребностью. Лизу одинаково увлекали алгебра и литература, русский язык и химия. Иногда она пыталась объяснить мне, что видит, как взаимодействуют атомы во время химических реакций и что происходит с числами в арифметических действиях. Но мне было трудно это понять.

Лиза окончила музыкальную школу по классу фортепиано, сама научилась играть на гитаре и сразу стала сочинять песни, которые просто дарила молодежным группам.

После школы поступила на отделение журналистики в педуниверситет и на технологический факультет сельхозакадемии. За три года в двух зачетках ни одной четверки. С увлечением рассказывала о лекциях по почвоведению, хотела продолжить обучение в аспирантуре и заниматься именно почвоведением. Собиралась серьезно заняться подъемом сельского хозяйства Рязанской области. Самостоятельно освоила компьютер. Выпускала газету «Крылья» православного молодежного движения; вела журналистский кружок в родной школе; работала над выпуском справочника «Рязанские святыни»… Всё делала невероятно быстро. Писала, как дышала, печатала на компьютере, как играла на пианино, только чудные нежные пальчики мелькали... Любила людей. Каждый был ей интересен. В кругу друзей самые разные люди: музыканты, поэты, студенты-медики, учащиеся ПТУ, люди духовного звания… «Жизнь прекрасна», — часто говорила она.

В начале декабря Лиза пришла домой непривычно рано. На удивленные взгляды домашних тихо сказала: «Что-то у меня всё болит». Болели зубы, спина, неестественно раздуло губы, позже поднялась высокая температура. Шли дни, но болезнь не отступала. Ежедневное Причастие, соборование, церковные молитвы, как сказал Лизин друг Кирилл, «алтарями молились». Было физическое ощущение борьбы света и тьмы.

Потом поставили диагноз (атипичная пневмония) и две недели экспериментировали с восемью наименованиями антибиотиков. Ничего не помогало. Температура не спадала, боли не исчезали. Лиза по-прежнему ни на что не жаловалась. Провели ангиографию и поставили новый диагноз, который не встречается, по словам медиков, в 19 лет: мешотчатая аневризма аорты. Было принято решение делать операцию. Благословили ехать в Москву.

Когда Лизу на каталке везли в операционную, она улыбалась и пела «Осеннюю» Юрия Шевчука: «Люби всех нас, Господи, тихо; люби всех нас, Господи, громко…»

Послеоперационный период не безоблачный, но через две недели отпустили домой.

В те дни Лиза записала в своем дневнике: «Хочу: 1) Поверить в то, что Костина жена не дура. 2) Работать в «Аргументах и фактах». 3) Издавать «Крылья». 4) Издавать «Вышенский паломник». 5) Побывать в гостях у Е. Глобенко. 6) Поговорить с Братом о браке. 7) Сдать все сессии на «5». 8) Пофлиртовать с лидером группы «Психея». 9) Повозиться с их журнальчиком (Лиза имела в виду журнал «Смертi нет»). 10) Что-то еще… забыла… Не болеть больше ни разу!»

Она верила, что Бог не оставит её, хотя никогда не говорила об этом вслух. Странную, страшную болезнь называла в дневнике (не вслух) передышкой, благом.

Наконец-то мы дома. Дорога для Лизы все же была утомительной, поднялась температура. Предположили бронхит, назначили лечение. Это был вторник. Вечером в четверг звонит наш лечащий врач: «Лиз, давай мы тебя положим, покапаем гемодез, глюкозу». Лиза, услышав это предложение, вся сжалась — четыре месяца по больницам, и опять… Но она не сказала «нет».

В субботу утром я вошла в Лизину палату и в первые секунды ничего не могла понять. Лизы не было… Суббота, выходной. С трудом нашла врача. «Что с ней?» — «Она с легочным кровотечением в реанимации».

Последний раз видела Лизу живой две минуты.

Вечером сообщили: «Остановка сердца. Нужно удалять легкое. Не приезжайте, вас не пустят. Звоните».

Звонила. Звонила всю ночь…

Утром в воскресенье другой врач, принявший смену, равнодушно сообщил: «У вашей дочери пять признаков, каждый из которых не дает основания для жизни: кома третьей степени, гемолитический шок, отказ почек, температура — 34, давление — 20».

Позвонила в Скорбященский храм, сразу приехал отец Онуфрий, окормлявший нас десять лет, знавший Лизочку еще пятиклассницей. Он пособоровал Лизу. Уходя, сказал: «Значит, мы не умеем молиться».

Через два часа отключили аппарат искусственного дыхания…

Глаза Лизы смотрели в разные стороны, подбородок подвязан тоненьким бинтиком. Губы и десны были белые, как бумага. «Агнец закланный!» — пронеслось в голове. «Через два часа в холодильник, завтра с утра вскрытие, потом забирайте…»

От вскрытия мы отказались.

Лизушу положили в её любимый спальник, купленный на первую зарплату, с которым она была во всех походах. Две девочки, медсестры, вывезли её на каталке через подвал на улицу и положили на пол «Газели». Потом мы все вместе несли Лизу на руках по лестнице…

Отец Аркадий Шатов (ныне Епископ Орехово-Зуевский Пантелеимон) позже сказал: «Видно, у Господа о Лизе особый Промысл».

Прочитав это письмо, я долго не мог понять, что же меня больше всего в нем взволновало. Смерть молодой, полной жизненных сил девушки, да к тому же такая странная, жестокая смерть?! Конечно, это не может не взволновать. Но материнское сердце! Откуда в нем столько «безстрастия»?! Ни слова о собственной боли.

За окном гром и молнии. Выхожу на балкон и замираю… Кого-то лечит шелест листвы, кого-то шум городских улиц, а меня лечит буря!.. Обрушь на меня Свои силы, но дай оправдания!

Нам никогда не оказаться в эпицентре чужих страданий. Но этого и не надо. В центре самого сильного смерча — пугающая тишина. Многие знают, что в моменты самых сильных душевных страданий теряется связь с чувственным миром. В этом странном, ужасном безчувствии, которое может длиться годами, нет правды и нет облегчения. Так хочется боли!.. Сострадание дает эту боль! Боль, которая лечит! Посмотрите, кто служит в хосписах и больницах, кто трудится в храмах и в богадельнях. Это те, кто страдал. Кто выстрадал свою веру в Его милосердие!

Длинное получилось письмо, а я всё не могу поставить точку. Так не хочется расставаться. И с вами, мои дорогие, и с моими героями.

С Маргаритой Ивановной мы были знакомы только заочно. Она редактировала мою книгу «Непроизнесенное», общались через электронную почту. Но несколько дней назад в Москве, на церемонии награждения лауреатов конкурса «Просвещение через книгу» мы с ней неожиданно встретились. Она представляла рязанское издательство «Зерна».

Храм Христа Спасителя, величественный Зал Церковных Соборов. Маленький человек, а вокруг всё такое большое, «вселенское»… Маргарита Ивановна рассказала мне о своих дочерях. Их трое, Лиза была старшенькой, есть еще Поля и Люба, которым очень не хватает сестры… В такие моменты внутри что-то смещается. Я называю это «эффектом обратной перспективы»: когда всё внешнее уходит на задний план, а стоящий перед тобой человек становится огромной реальностью!

К страданиям нельзя приготовиться, их можно либо принять, либо отвергнуть. И тот, кто нашел в себе силы принять, — меняется навсегда…

Вот строки из литературного очерка Лизы Сучковой: «Над каждым человеком висит постоянная угроза смерти. Тому, у кого хватит душевных сил на преодоление этого страшного сопротивления, вдруг дается возможность стать сильнее судьбы…»

Стать сильнее судьбы!.. Чудесная Лиза, у тебя получилось!.. А теперь светлой памятью о тебе, твоими молитвами — живет твоя мама. Как же трудно быть сильной…

Простите.

Протоиерей Игорь Макаров.