Он любил Бога всем сердцем…

Слово о друге.

1998 год. Мы в Венеции, группа паломников из Самары. Площадь Святого Марка. Море голубей, или лучше сказать голубиное море. Идем в собор, где покоятся мощи Евангелиста. Но там что-то странное… вход почему-то платный. Это в ту пору еще для нас удивительно немного. Ну да ладно, достаем лиры (тогда еще не было евро), готовимся заплатить. И вдруг мужчина-охранник на входе пристально смотрит на отца Олега и громко произносит: «Апостолос!» — с нескрываемым восхищением. И дает знак рукой, чтобы все мы, во главе со священником, прошли к мощам Святого безплатно.

Видно, нечто особое почувствовал в нем.

1996 год, февраль. Олег Китов попросил меня поехать с ним вместе в Кинель-Черкассы, к блаженной Марии Ивановне Я знал, догадывался, зачем он хочет ехать туда. Но ни о чем не спрашивал. Там в Кинель-Черкассах живет моя мама. И она уже готовилась встретить нас в своем доме.

Поездка сначала не складывалась. Утром у дочери Олега, Сони, температура подскочила под сорок. И было понятно, почему… Приехали, сбросили вещи и сразу побежали в церковную сторожку к старице. Много интересного видели там. Олег попросил матушку Марию помолиться о его дочери. «Идет, идет», — ответила блаженная. А когда через какое-то время он позвонил из храма домой, оказалось, что у Софии уже снизилась температура и она заснула.

Олег Китов приехал в Кинель-Черкассы с особой целью. Когда посетители ушли, поспешили к последней электричке, мы остались с Марией Ивановной одни. Олег подошел к ней и тихо, волнуясь, спросил: «Могу ли я при церкви работать»? — «Можешь, можешь…» — ответила блаженная. Тогда уж он выдохнул и решился: «А могу ли священником стать?» — «Очень хорошо. Можешь, благословляю», — и старица осенила его широким и быстрым крестом.

Не знаю, что чувствовал он при этом. Но человек он был трепетный, впечатлительный. Мы долго стояли с ним потом на морозе в мамином дворе. Смотрели на звезды. Мне показалось, в эти минуты он был счастлив.

2007 год. Мне нечем выплачивать долги и зарплату. Временные, но ощутимые трудности. Хочу впервые (дело не Божье!) взять кредит, чтобы заплатить по счетам, а потом уж как-нибудь выпутаюсь из долгов. К нам в редакцию на улице Ерошевского как раз пришел отец Олег, и я решил взять у него благословение на этот шаг. Он сидит напротив меня. Я говорю ему: так, мол, и так, нужны деньги срочно, благослови взять кредит, небольшой сравнительно, но чтобы хоть время выиграть. Он поднимает священническую длань для благословения, уже возносит ее над моей головой, как вдруг… останавливается. И опускает руку.

— А сколько тебе надо денег?

— Много, пятьдесят тысяч. Благослови…

— Подожди до завтра. Я приеду и тебя благословлю. Не сейчас, ладно?

Я пожал плечами. Странно немного, но ему виднее. До завтра вполне можно и обождать.

А на следующий день он мне принес ровно пятьдесят тысяч.

— Отдашь, когда деньги будут, — только и сказал он.

Свободные деньги не появлялись у меня довольно долго. Лишь спустя почти год, когда уже редакция переехала к отцу Олегу в Крестовоздвиженский храм, я нашел эти деньги. Принес их ему в кабинет настоятеля. Он удивленно посмотрел на меня. И брать отказался.

— Ты это чего придумал? — даже удивился он. — Какие долги? И кто кому должен, Антон? Или ты забыл, как буквально вталкивал меня в кабинет Владыки Сергия? С прошением на рукоположение в сан. А я вот помню… Ты не допускаешь мысли, что я хочу сделать что-то для «Благовеста»?

Деньги остались в редакции.

А тогда, в 97-м, Олег и правда что-то сильно занервничал перед дверью, ведущей в кабинет Владыки. И словно окаменел, когда вдруг дошла до него очередь. Пришлось мне ему подсобить немного. Подтолкнуть чуть-чуть. А уж дальше он пошел сам. Далеко пошел!..

Вышел он из высокого кабинета радостный: Владыка назначил день для его дьяконской хиротонии. А потом и священнической вскоре.

В те дни ему приснился сон.

Мы с ним на лодке медленно, плавно плывем по какой-то нездешней жемчужной реке. Хрустальные воды, а по берегам яблони с роскошными плодами, свисающими прямо к воде… Одно яблоко он сорвал на ходу. И тут же надкусил. Вкусное, сладкое, но чуть-чуть зеленоватое еще. Чуть-чуть недоспелое, самую малость. Этому яблоку еще с недельку бы на ветке повисеть…

Понял он это так: немножко рано ему в священники, чуть-чуть бы еще духовно подрасти в газете. Но — времени не было на это. Духовно взрослеть пришлосьуже в сане!

1995 год. Редакция газеты «Благовест» в полном составе. Слева направо — Олег Китов, Сергей Гусельников, Антон Жоголев.

1995 год, июнь. Олег (тогда еще не священник) учит меня водить машину. Дается мне это не легко. Уже задел одну машину. Уже у Олега руки трясутся от моего неумения. Но не отступается, ездит со мной, дает советы («береги правый бок», и прочая). Учит неконфликтному вождению (это осталось у меня, между прочим!). Дела идут получше. Мы колесим взад-вперед по городу, я за рулем, он рядом. То и дело на автопилоте бьет он ногой по невидимым «тормозам». Но вот заехали мы в курмыши на Безымянке, остановились возле колонки. Решили помыть машину. Достали из багажника ведро. И вдруг появились трое ханыг-уркаганов. Что-то тревожно кольнуло в сердце, предчувствие нехорошее. Но как ни в чем не бывало моем машину. А они стоят в пяти метрах, молча смотрят на нас. Прикидывают. Видимо, «прикид» выходил в их пользу. Подходит один, цедит негромко: «Отвезите нас до рынка. Здесь недалеко, в натуре». Я говорю, что отвезти их не можем, надо вот машину помыть. А потом нам ехать в другую совсем сторону. Тот смотрит на меня с нехорошей ухмылкой и цедит:

— Ты чё, не понял, кто тебя просит?

Вокруг — ни души. Пустырь. Я уже примеряюсь, сумеем ли отмахаться. Становлюсь спиной к машине, чтобы не напали сзади. Готовлюсь к хорошей драке с непредсказуемым итогом. И тут вступает Олег Геннадьевич.

— Это ты, наверное, меня не понял, — спокойно, уверенно говорит он, тут же переводя все стрелки на себя. И идет к нему, держа наготове большие мужицкие кулачищи. — Тебе объяснить, или сам допрёшь?

Уркаган попятился к своим, тем, что стояли покуда в сторонке. Планы их как-то стали крениться.

— Ну так ты сам поймешь, или тебе объяснить?

Понял, понял…

Урки ретировались. А мы поскорее сели в машину, и чтобы не испытывать судьбу, ударили по газам.

«В армии мне пришлось постоять за себя (думаю, он и за других там «постоял»), — сказал мне Олег Китов. — Да и вырос я на «Вонючем дунае» (так вот с грубоватой иронией называли зловонный «химический» ручей в дебрях Безымянки). Так что руки помнят… Справились бы. Эт-та точно».

Вскоре я стал ездить один, без Олега Китова. Научил!

1996 год. Когда в редакции работали «три богатыря» — будущие пастыри Олег Китов и Сергий Гусельников, а также я, видимо, из-за чисто мужского, можно сказать, «орденского» состава редакции нас часто подвергали атакам извне. Никогда так часто не захаживали к нам экстрасенсы, бесноватые всех мастей, сектанты, сумасшедшие, какие-то чуть ли не сатанисты… Но оборону держали мы крепко. Три воцерковленных мужчины, это ведь не шутка!

Но в тот раз все обошлось без меня. Когда приехал, место боя было уже очищенным от неприятеля. Сергей и Олег рассказали мне следующее. Как только меня вызвали в епархию и они на время остались без руководителя (да-да, как это ни забавно звучит, я тогда руководил двумя этими в будущем известнейшими и достойнейшими пастырями!), к ним в кабинет ввалилась целая гурьба каких-то извергов. Кто они были? Просто одержимые? Нет, это вряд ли. Была это сплоченная группа, секта — не секта, но что-то в этом роде. Скорее всего колдуны какие-то. Сергей Гусельников принял интеллектуальный бой. Стал с ними спорить о вере. Китов ему помогал, находил свои аргументы. Все это длилось довольно долго. Как на картине известной, «Спор о вере», дело несколько раз чуть не дошло до рукопашной. Наши добры молодцы одолели врага в словесном поединке. И когда у противной стороны аргументы иссякли, бес подсказал им другой способ.

— А вы — да, да, вот вы (он указал почему-то именно на Олега Китова) — вы не боитесь, скажем, за своих детей? — вдруг «выстрелил» по самому незащищенному месту главный изверг. — Ведь мало ли что может с ними случиться?..

Как вы думаете, что ответил ему Китов? Стал спорить, убеждать, или, может, наводить дипломатию?

Не угадали…

Он вдруг (со слов Гусельникова) сразу в несколько раз будто вырос в объеме, чуть ли не поднялся до потолка, и со всей мощью двинулся на них… Они попятились. Вот он подошел к главному «целителю», схватил его за шиворот и выбросил за дверь.

На этом их споры окончились.

Потом он объяснил свой поступок так:

— Когда спорят, надо возражать. Когда пугают — надо драться.

Мы с ним поссорились в 1999 году.

Почти на два года. Помню, я очень «болел» случившимся. Но… считал себя правым. Знал, понимал ведь, что нас с ним столкнули злые силы. Но шага для примирения сделать, увы, не мог. Шло время, а эта боль все не уходила. Утратила остроту, но глухо отдавалась изнутри: «Как он мог?.. как…» Что происходило в его душе, я, конечно, не ведал. Мы увиделись с ним спустя год на епархиальном собрании. Он подошел ко мне, положил тогда руку себе на сердце и попросил у меня прощения. Я… не простил! Ответил что-то формальное и отошел в сторону (ох, гордыня, сколько же зла ты творишь!..). А потом случилось следующее. Вскоре я поехал в Дивеево. А перед отъездом меня попросили (кто — сейчас уж и не вспомню) отвезти изданные нами книги в дом самарской христианки Марфы Балабановой, тогда проживавшей в Дивеево, в ста метрах от монастыря. Я как-то запамятовал, что они знакомы — Марфа и отец Олег. И когда я пришел к ней в дом, меня там, оказывается, уже ждали. На большом столе стыли яства, какие редко где увидишь. Персики, дыни, арбузы, орехи, рыба нескольких сортов. Марфа с улыбкой пригласила меня к столу…

— Отец Олег позвонил мне на днях и попросил встретить тебя вот так, — с улыбкой объяснила она — Таких кушаний в Дивеево не найдешь. Пришлось мне ехать за этой рыбой, за этими фруктами в Арзамас. Батюшка прислал мне денег.

Я был смущен и растроган. Вот так с нами, гордецами, и нужно! Молодец, отец Олег. Победил, ничего не скажешь.

Но неожиданности на этом не закончились. Явно ведь было, мне с этой трапезой одному не сладить. Потребовалась помощь.

Когда я вышел зачем-то из марфиного дома, увидел возле ее порога нашего «благовестовского» автора Николая Пирогов из марийского города Волжский. Как оказался он тут? Он приехал с группой паломников и решил немного отдохнуть от них, побыть в одиночестве в тихом дворе. А тут откуда ни возьмись вынырнул я…. В Дивеево такое случается. Мы никогда с ним раньше не виделись — узнали друг друга по фотографиям. Я пригласил его в дом к Марфе и мы устроили пышный праздник в Четвертом Уделе Божией Матери.

Так мы примирились с отцом Олегом. И больше уже не ссорились. Оба стали мудрее.

…Когда подходил к его гробу, целовал крест в его уже словно восковой руке, я смог выдохнуть только одно слово: «Прости…»

Друг, мне есть за что у тебя просить прощение..

В конце лета — последнего в его жизни лета — мы с ним встретились на первом этаже нашего Крестовоздвиженского храма. Он был после болезни. Я был в привычной суете и занятости газетными делами.

— Как ты? — почти на бегу спросил я. Ответ прозвучал ошеломляющий:

— Уже скоро…

…Никто из нас тогда не помог ему, не удержал, не встал на его пути к могиле… Не сделал этого и я. Отгородился. Слишком много других забот… И только по праздникам получал от него смски — короткие поздравления, как морзянка, означающие одно: «Живой…»

Сначала смски приходили по праздникам от отца Олега, потом от отца Георгия. Теперь уже не придут…

Одно немного утешает и оправдывает меня. Когда я старался «не замечать» его смертного пике, с ним до конца, до последнего дня был мой брат Николай Жоголев. Не я, так другой Жоголев, но все-таки же был с ним рядом.

2003 год, декабрь. В самарском ДК «Дзержинка» прошла крупная конференция против глобализма и пресловутых идентификационных номеров. Приехали из Петербурга и Москвы признанные лидеры борьбы с глобализацией. Зал был набит до отказа. На сцене из наших находился Алексей Алексеевич Солоницын. В первых рядах сидели священники и монашествующие. А в самом первом ряду, напротив ведущего, сидел отец Олег Китов. Тогда мы с ним мало общались (еще сказывались последствия ссоры), и я удивился, когда узнал, что он — среди организаторов этой конференции. Обрадовался, но и затревожился о нем. Ведь ясно же было, что очень скоро последует «разбор полетов» в епархии. И несдобровать тем, кто находится в числе зачинщиков смелой акции. А он к тому же единственный священник, который взял на себя ответственность за мероприятие.

— Как ты решился на это? — спросил я.

— Я ведь не только священник, но еще и мужчина, — до гениальности просто ответил он мне.

Кстати: получили по шапке тогда не сильно, и совсем не те — лишь мне, хоть и только зрителю, по привычке перепало на орехи немного. Но только не Солоницыну и Китову! Их-то как раз прикрыл Господь.

«Смелого пуля боится, смелого штык не берет…»

Священник Олег Китов и редактор газеты «Благовест» Антон Жоголев. 1996 год.

1995 год. Мы едем в машине, за рулем я. С нами еще Сергей Гусельников. Едем в Нероновку, к отцу Иоанну Державину и к гостившей у него в те дни блаженной Марии Ивановне. Спорим об Апокалипсисе, о том, доживем мы до конца света, или не доживем. Двое моих друзей уверенно говорят, что все закончится очень и очень скоро. Я уверен в обратном — «шарик наш еще повертится» (как нелепы, как смешны наши чуть ли не детские споры того уже далекого времени!). И вдруг Апокалипсис неожиданно окликает нас… Рядом с Красным Яром идущая впереди нас машина сбивает мотоциклиста. Молоденький парнишка откуда-то неожиданно вывернул на шоссе. Я успеваю затормозить… И вот он лежит в крови на асфальте. Предсмертная агония началась. Мы с Сергеем смотрим как завороженные на эту жуткую «пляску смерти». А парень уже хрипит, прощаясь с землей. И тут вдруг начал действовать Олег Китов. На ходу остановил грузовик («А на суде получить срок не боишься за неоказание помощи? Ну так быстро давай!..») Пока парня поднимают и тащат к машине, Олег начинает читать молитву «На исход души». Крестит умирающего парня, молится о нем. Предстательствует за него пред Богом! Действия его четкие и выверенные, а ведь он еще не священник! Словно он и родился на свет для «чрезвычайных ситуаций». Потом едем мы, водимые Китовым, к пункту ГАИ, он докладывает там обстановку. Парень тот все же умер — на обратном пути нам сказали.

…Когда умирал отец Георгий (Китов), никого рядом с ним не оказалось. Никто не прочел «На исход души».

Он был десять раз на Святой Земле. Наверное, это рекорд среди самарских священников. Первый раз побывал там вместе со мной, в июне 1997 года. Последний — на эту Пасху, вернулся с Благодатным Огнем. Когда мы с ним шли по Виа Долороса, по тому пути, которым шествовал с крестом на плечах на голгофскую казнь Иисус Христос, — сначала арабский мальчишка, а потом и израильтянка плюнули на отца Олега. Батюшка ведь шел в священническом облачении, с наперсным крестом. А там для кого-то это как красная тряпка для быка. Я принялся ему сочувствовать, а отец Олег ответил мне дрогнувшим от волнения голосом: «Это ведь за Христа… как медаль…»

В последний раз он раздумывал, лететь ли ему за Благодатным Огнем. Все-таки был там уже не раз. И может быть найдется кто-то другой из духовенства. Но было благословение Архиепископа Сергия на его перелет. Но не было денег. И он колебался.

— А потом я полез за какими-то документами в свой сейф в кабинете, — стал он мне рассказывать по горячим следам, — и прямо в руки со второй полки упали деньги. Как раз столько, сколько надо на поездку. Прямо в руки… Их ведь там раньше не было! Это Господь…

Что отличало отца Олега? Глубокий реализм в вере. Иначе назвать не могу. Сколько у нас воспаряющих, и потом бухающихся оземь! Сколько идеалистов до первой кочки? А он, погрузившись в духовный мир, очень хорошо чувствовал почву под ногами. Этому я у него старался учиться.

Вот несколько его советов.

Я посетовал ему: в семинарии один священник несправедливо ругает «Благовест», рассказывает всякие домыслы, возводит напраслину. Сказал — и все. А он мне: ну и ты что-то предпринял, сказал ему, что это неправда?

— Нет, зачем же? Пусть говорит… Брань на вороте не виснет.

1998 год. Литургия в Бари, Италия, у мощей Святителя и Чудотворца Николая.

— Это ты напрасно. Он ведь говорит не из злости, а просто по незнанию. А это не хорошо и для тебя, и еще больше для него… А ты поезжай в семинарию и объяснись с ним. Я тебя на это благословляю. Если он искренний человек, он поймет и остановится. А ты приобретешь если не друга, то хотя бы собрата по вере.

Совет вполне простой, очевидный, евангельский — «Если же согрешит против тебя брат твой, пойди и обличи его между тобою и им одним; если послушает тебя, то приобрел ты брата твоего» (Мф. 18, 15). Но в том и состоит смысл пастырского окормления, чтобы подсказывать нам, как поступать по евангельской вечной правде в наших современных условиях.

И я все-таки поехал. Хотя и не люблю качать права, но в этот раз меня отец Олег убедил. Попросил о встрече, пришел в семинарию с документами и аргументами, а не с пустыми руками. Священник внимательно выслушал меня и сказал: «Дьявол — отец лжи (см. Ин. 8, 44), и потому всякий, кто даже по незнанию участвует в неправде, ему помогает. Благодарю, что приехали и рассказали».

С тех пор у нас хорошие отношения с этим пастырем. А промолчи я тогда, сколько еще напраслины вылилось бы на нас. Лукавый любит все запутывать и усложнять. Значит, нам надо стараться распутывать и приводить к простоте и ясности.

Однажды в редакции мы заспорили на «типичные» в то время темы. Тогда только что вышла известная книга отца Андрея Кураева с разрушительным названием «Оккультизм в Православии» и подбросила нам всем темы — о «магизме» каком-то в вере, о обрядоверии, и прочем. На что мне отец Олег неожиданно сказал:

— Пусть простят меня ученые мужи, но я, грешный, верю в спасительную силу обрядов нашей Церкви.

И все сразу встало на свои места.

— Самое страшное, — однажды говорил мне он, — это когда совершенно мирские люди (не по сану порой, а по духу мирские) совершенно по-мирски решают духовные дела, духовные вопросы.

Эти его слова многое могут объяснить.

Еще его слова…

— Не пренебрегай мнением недругов, — однажды посоветовал он. — Иной раз враг скажет тебе такую жесткую правду, какую друг не решится сказать.

Не знаю, насколько он прав. Но прислушаться стоит.

В 1997 году я участвовал в съемках фильма про блаженную Марию Ивановну. И вот фильм сделан. Но мало сделать, надо ведь еще и его показать! Договорился с Алексеем Алексеевичем Солоницыным, чтобы он отрывок из нашей ленты поместил в свою Православную телепрограмму «Путь» на СКАТе. И вот передача вышла. А эпизод про старицу Солоницын выбрал небольшой, всего на пять-семь минут, и это из нашего-то прекрасного фильма! Я расстроился. А отец Олег меня весьма своеобразно утешил на этот счет. Да так, что я и спустя почти пятнадцать лет помню его слова:

— Твой фильм Солоницын показал ровно столько, сколько Бог ему позволил!

И всё… Он уже тогда на многое смотрел по-монашески.

У меня вышла ссора с одной работницей Крестовоздвиженского храма. Она что-то не так сделала — а я не так сказал, и понеслось. И непонятно, куда бы заехало. Если бы не вмешался настоятель.

— Поверь мне, я знаю из опыта пастырского: когда говоришь человеку «прости», он сразу меняет к тебе отношение. И сразу смягчается ситуация. Скажи, прошу тебя, ей это слово, — просил он меня.

— Но ведь она…

— Да я знаю… А ты все равно скажи. Увидишь, что дальше будет.

2003 год. На конференции против глобализации отец Олег сидел в первом ряду.

Я пошел и сказал это самое слово «прости». Стало вдруг на сердце легко. И ситуация как по волшебству изменилась. Сразу!

— Ты все же не безнадежен, — с мудрой улыбкой сказал мне отец Олег.

Его всегда интересовали «знамения времени». Но интересовали трезво, без аффектаций. В Израиле в 1997 году он все выспрашивал у нашего экскурсовода-проводника Сергея Молитвина об известном американском раввине, которого некоторые иудеи считали чуть ли не «мессией». В соборе Святого Петра в Риме мы с журналистским каким-то нехорошим ликованием вместе с отцом Олегом принялись фотографировать жутковатую статую большого, раскрывшего пасть и отнюдь не побежденного дракона (герб (!) папы Римского Григория XIII, который ввел новый стиль, григорианский календарь). — «Компромат нашли!» — с иронией сказала нам на это матушка Ирина. Особенно поразила отца Олега скульптура возле Ватиканского дворца, на площади Еловых шишек — «Сфера в сфере», установленная там в семидесятых годах прошлого века. «Это ад изображен!» — с каким-то жутковатым изумлением говорил мне батюшка.

Еще в первые годы его священства отцу Олегу приснился… антихрист. Деловой такой, серьезный, довольно молодой мужчина, в качественно сшитом солидном плаще прогуливался где-то в стороне от людей в ожидании вертолета… С тех пор отец Олег некоторое время с тревогой «смотрел на часы», отсчитывал время, оставшееся всем нам для покаяния. Его любимое выражение той поры: «Пора просфорки сушить». Но вскоре он за хозяйственными заботами и пастырскими трудами как-то успокоился на этот счет. Духовно возмужал, что ли. И стал готовиться не к всеобщему уже, а к своему личному «концу света». Оно и правильно.

Мне он не раз говорил, в ответ на какие-то недоумения, кризисы, недовольства:

— Ты себе смертное приготовил?

—?!?

— Ну, там, костюм, рубашку, ботинки на смерть?

— Нет еще, не приготовил. Как-то все не до этого.

— Напрасно, напрасно. А ты приготовь. И сразу многие вопросы отпадут сами собой. Хочешь с кем-то поспорить — сначала рубашечку прикупи. Решишь вступить в тяжбу — проверь, не жмут ли покойницкие ботинки… Так и живи — хоть сто лет.

Дельный, между прочим, совет.

Но у меня хранится рубаха с иконой Крещения Господня. В ней я купался на Иордане-реке. В случае чего — заменит все остальное.

У отца Олега тоже такая рубаха осталась. Купались-то вместе мы в Иордане тогда.

…Я не знаю, как именно это случится. Но только враг придумает что-то такое, чтобы в женской моде присутствовали еще и… хвосты! Ну, рожки на шапочках, когти-ногти, это понятно. Дым изо рта от сигарет. Синие губы. Копыта бесовские… Но дьявол доведет начатое до самого конца. Он придумает даже хвост! Как эту непростую задачу решат послушные ему модельеры, я пока не знаю, но это случится. И очень скоро…

…Посмотрим: сбудется ли это предсказание нашего батюшки.

Как-то у батюшки Олега забарахлил автомобиль. Поехал он в сервис. Мужчины в спецовках стали неспешно возиться с его машиной. А он, скучая, взглядом водил по сторонам в их гараже, пока не увидел порнографические фотографии в углу.

— Что это у вас? — спросил он.

— А? Это? Да так… — ответили неопределенно. Не привык наш народ к таким вот простым, неожиданным вопросам.

— Уберите эту дрянь, — сказал им пастырь. — Как вы можете?

Пожали плечами. Не убрали. «Это другая смена повесила».

Но Китов не остановился на полдороге.

— Знайте, парни, я вас не уважаю! — сказал он им грозно. И забрал у них свой недочиненный автомобиль. Парни смущенно отводили глаза. Но все же упорствовали.

Так и поехал он в другой сервис.

Просто не был он только в храме священником. А везде, куда приводил его Господь.

А вот другой случай на похожую тему. Он отдыхал с семьей несколько лет назад на море в Болгарии. К топлесу среди иностранцев невольно пришлось привыкнуть. Немки вряд ли бы стали слушать священника, да еще на пляжу. А тут вдруг одна русская полуразделась у моря. Отец Олег все же не выдержал, подошел к ней. Сказал с укором:

— Ты бы тогда уж совсем догола разделась!..

— А зачем? — не понимающе хлопая пустыми глазами, ответила она священнику.

Что тут скажешь? «Простота хуже воровства»…

— Да, не надо, конечно, совсем-то уж догола, — сказал он и отошел. Понял: ее уже безполезно воспитывать. Умел он и отступить.

Однажды мне приснилось, что отец Олег вдруг снял свои очки, и я его увидел совсем другим — с добрыми-предобрыми глазами! Потом я стал замечать уже наяву, что когда он снимает очки (делал он это не часто), лицо его словно преображается и светится неземной добротой…

В 1998 году возвращались мы с ним из Италии. Ночевать пришлось на одном из московских приходов. Утром сели в поезд и вскоре приехали восвояси. А спустя уже несколько дней я зачем-то полез в нагрудный карман пиджака и… вынул оттуда длинные «сотенные» четки! Представьте себе такое: полезли вы в карман за платком или за расческой, а там — четки… Какие духовные токи пройдут по вашим жилам в тот момент?! Явно, эти четки попали ко мне «чудесно». Я были изумлен. Тем более, мне уже давно хотелось заиметь такие вот четки, и именно «сотенные». Но как-то все не решался. Ведь молиться по четкам, это уже серьезно. Это все равно что сказать врагу нашего спасения: выходи на бой! вот, я уже готов к духовной брани! А готов ли?

Но все равно ведь себя готовлю. И потому четки заиметь хотелось.

И вдруг четки откуда ни возьмись сами очутились в моем нагрудном кармане. Да еще с левой стороны, где сердце. Тут поневоле задумаешься.

Но чудеса — чудесами, а стал я думать, как такое могло случиться. И вдруг каким-то наитием это понял. В Москве мы с отцом Олегом ночевали в гостевой комнате при храме. Повесили мы одежду рядом на стул. Отец Олег мог по ошибке в темноте положить четки в мой карман, а не в свой. Рассказал ему об этом. Все так и оказалось!

— Я сначала скорбел, что мои четки потерялись, — признался он мне. — Они ведь со мной на Святой Земле были. А потом стал молиться уже не о том, чтобы четки нашлись, а чтобы они сослужили добрую службу тому, в чьи руки попадут.

И этим «счастливцем» оказался я. Священник наотрез отказался забирать у меня свои четки. Раз пришли они ко мне, значит, так нужно.

Эти четки, уже изрядно потрепанные, без нескольких «бусинок», до сих пор со мной. Первые мои четки! Иногда я молюсь по ним. А теперь буду это делать чаще — в память о почившем друге.

Наверное, раз уж решился писать об отце Георгии, нельзя обойти молчанием его монашество. После инфаркта он был уже готов ко всему. И когда я узнал, что в канун праздника Преображения Господня он примет постриг, не слишком удивился. Хотя… возникли, конечно, и у меня вопросы.

Не удержался и прямо спросил его:

— Зачем тебе это нужно? (и так ведь — протоиерей, настоятель двух храмов, благочинный, отец четырех детей, наконец).

— Это мои отношения со Христом, — просто, но твердо ответил он. Не захотел посвящать.

«Кресту Твоему покланяемся, Владыко…» 27 сентября 2000 года, праздник Воздвижения Честного Креста Господня. Установка Поклонного креста во дворе Крестовоздвиженского храма.

В храме в честь иконы «Умиления» Божией Матери, построенном под его руководством, полз он от входа к алтарю для принятия пострига. Умирал для мира, для всех нас. Рождался для Вечности. Мы так и не успели привыкнуть к его новому имени — Георгий. Но когда пришла скорбная весть о его кончине, это имя наконец-то слилось с ним уже навсегда…

Его отпевали 22 декабря, на Нечаянную радость, в день Зачатия Пресвятой Богородицы, когда был начат батюшкой Серафимом столь любимый иеромонахом Георгием Свято-Троицкий-Серафимо-Дивеевский монастырь. Отпевали его в храме в честь иконы «Умиления», любимой Богородичной иконы Преподобного Серафима!

…Когда принимал он монашеский постриг, он умирал для мира. Словно Ангел Смерти пришел за отцом Олегом, но уже не нашел его. А иеромонах Георгий этим постригом продлил себе жизнь. Кто-то скажет: всего-то на четыре месяца!.. Но эти месяцы были очень важны. И дело не в долгах, не в обязательствах, которые он торопливо «закрывал» в свои последние дни. За эти месяцы он совершил огромное духовное усилие — и определил судьбу еще одного, третьего в своей жизни храма!

Известная самарская предпринимательница Любовь Михайловна Морозова решила построить храм в небольшом поселении Шенталинского района, где приобрел дом ее сын Михаил. Проект храма подготовил архитектор Николай Жоголев. Деревянный храм возводился на территории храма в честь иконы Божией Матери «Умиление». А в это самое время мучительно решался — и никак не мог благополучно решиться! — вопрос о строительстве очень важного для нашего города храма на территории самарской психиатрической больницы на улице Нагорной (бывший Томашев колок). И вот отец Георгий идет к Любови Морозовой, находит какие-то нужные слова, убеждает предпринимательницу передать этот уже почти достроенный храм самарской психбольнице. Ведь тогда в нем будут окормляться не несколько богомольных старушек (помоги им Бог в строительстве в поселке молитвенного дома!), а сотни и даже тысячи страждущих, больных душевно и телесно людей. Сейчас этот храм уже почти построен. И отец Георгий ушел от нас в тот момент, когда своды храма во имя Михаила Архангела — последнее большое дело его жизни — уже вознеслись над больничными корпусами.

Вот и судите после этого, победителем или побежденным ушел он в Жизнь Вечную!

Простите, что снова я о деньгах…

Год назад он попросил меня составить и издать для него книгу о храмах Безымянского благочиния. Подарочное издание, по высшему разряду. Я не мог ему отказать, и почти вся редакция взялась за довольно сложный проект. Фотографировали, писали, верстали, вычитывали. Он пообещал заплатить моим сотрудникам. Я принципиально решил не брать за этот труд ни рубля, но сотрудникам заплатить все-таки было нужно. И вот книга издана, всем она понравилась. Отец Олег стал раздавать ее на приходы своего Благочиния. Но денег отдать нам не смог. Сначала решил отдавать частями. Один раз, другой, а на третий раз денег у него не осталось. Я как-то напомнил ему о долге, потом еще. Но он стал объяснять, что деньги кончились. И тогда я решил больше не говорить с ним об этом. Как мог, объяснил ситуацию сотрудникам. Все легко смирились с недоплатой, ну, нет — так нет. И вскоре об этом забыли.

А спустя год, в конце октября, когда я сильно болел, мне сказала Ольга Ивановна Ларькина, что приходил к нам в кабинет отец Олег, искал меня. Хотел узнать, сколько остался он должным редакции. Я удивился (ведь столько времени уже прошло!), но все же назвал сумму, а Ольга Ивановна передала ему. Вскоре батюшка принес эти деньги в редакцию. Я тогда уже был в больнице и не смог с ним поговорить. Но кольнуло тревожное предчувствие почему-то. Больше мы с ним не увиделись до его похорон.

У меня осталось ощущение, что он хорошо знал о времени своей смерти («уже скоро»), и потому спешил раздать все долги. Большие и маленькие. Даже те, какие можно было и вовсе не отдавать.

Ушел он, никому ничего не оставшись должным. По-монашески ушел.

Италия, город Бари. Февраль 1998 года. Мы в базилике Святителя Николая. Стоим возле престола, под которым покоятся мощи Святого, и отец Олег читает ему акафист. Многие из нас опустились на колени. Мы так долго ехали к Святителю и Чудотворцу Николаю! И вот — мы у цели нашего паломничества, у мощей Святителя Николая.

Отец Олег попросил меня алтарничать во время Литургии в Православном приделе католической базилики (наверное, такое есть только здесь во всем мире!). Есть предложения, от которых невозможно отказаться. И вот я вместе с ним в алтаре, помогаю ему совершать Божественную Литургию. Отец Олег достает припасенное заранее итальянское красное вино, которое уже скоро претворится в Кровь Христову. Кто-то из паломников предлагает ему для Таинства Евхаристии свою бутылку, но батюшка решительно отказывается принять этот дар. Понимаю: так вот он хочет сделать свое приношение Христу. Начинается служба. Ему не легко со мной, ведь опыта алтарного у меня никакого. Довольно безтолково суечусь, что-то иногда путаю, по его указанию исправляю. А иногда словно Кто-то неслышно подсказывает мне порядок действий. А Литургия все равно идет своим чередом. И вот уже стою я у Чаши, которую держит отец Олег… Сейчас трудно вспомнить наверняка, но, кажется, это был единственный раз, когда я сподобился Святого Причащения из его рук.

Последний земной день, прожитый отцом Георгием, был день 19 декабря — день памяти Святителя и Чудотворца Николая. Значит, не зря мы ехали тогда через пол-Европы к его святым мощам! Не зря… Отец Георгий! Пусть теперь сам Николай Угодник поведет тебя уже к Вечному Престолу!

Царствие Небесное тебе, пастырь и друг!

Антон Жоголев