Когда переводчики не нужны…

Вчера приехал с дачи и — с жадностью пьяницы, рвущегося к бутылке, схватился сразу за интернет. И первое, что увидел, оказалось как раз именно то, что мучило, что ожидалось, что затаенно надеялось… Русская Церковь на «Всеправославный Собор» (или Совещание, как кому угодно) не едет. Перекрестился! Слава Богу за всё! Страшно, конечно, всё равно чуточку страшно. Численно (только лишь численно) там у них значительный перевес. Из 14 Поместных Православных Церквей точно не едут на Крит четыре. Одна — Сербская — вроде бы едет, но все же тоже просит обождать. Опасность того, что Собор и без нас состоится, да, она есть. И не в том беда, что без нас, а в том, что может все это вылиться в раскол или даже расколы. Но Бог милостив. А наш Святейший Патриарх Кирилл — мудр.

Лично я никогда не был «за» Всеправославный собор. Мне он как-то необязателен. Хотя и разговоры о том, что после него всё, кранты, решительно не поддерживал. И апокалиптических ожиданий в связи с намечавшимся Собором у меня нет, как и не было. Раз едет туда наш Патриарх (так тогда думалось), значит, он и не даст там ничему ненужному быть принятым… А теперь выяснилось, что не едет. И, значит, тем более нет повода для безпокойств. Какое это теперь к нам отношение может иметь-то?

Недавно в редакцию приходил наш давний друг протоиерей Дионисий Толстов. Каждый подобный визит обязательно в последние месяцы как-то так невзначай сворачивал к этому намечающемуся Собору (пишу с большой буквы, потому как не мне эту букву уменьшать по своему произволу). Отец Дионисий — кандидат богословия, в нашей семинарии преподает. То есть человек очень даже системный. И вот он меня озадачил три недели назад.

— Не будет Собора! — сказал он. И, видя мое недоумение, уточнил: — Я так расстраивался от всех этих разговоров. Так молился! Думал, неужели правы окажутся те, кто видят мир через «апокалиптические очки»... И на Соборе этом примут такие решения… такие... И вот молился как-то об этом обо всем в алтаре нашего Вознесенского храма. И словно с Неба вдруг сошло спокойствие. И в сердце как будто голос прозвучал: не будет Собора… Не будет! С тех пор как-то совсем успокоился.

И вот последние события подтверждают это. По крайней мере для нас. Для Русской Церкви это пока что никакой не Собор. А в лучшем случае Совещание братских Церквей. До Собора настоящего, Вселенского, еще дойти надо. Восемь — число особое, означает оно полноту, завершенность. Вечность. Значит, быть — все-таки быть Восьмому Вселенскому собору! Только не сейчас, а несколько позднее. Не готовы мы еще. И не только мы, конечно.

20 мая — память преподобного Нила Мироточивого, Афонского. Накануне, перед тем как заснуть, открыл книгу Вещаний этого святого. И первое, что увидел на как бы случайно открывшейся странице, как раз про Великий Восьмой Вселенский собор. Там вот что про наши «последние времена» сказано: «Потом соберется восьмой собор, чтобы разобрать спор, и явит благое благим и злое злым...» Вот как раз к такому Собору — обличающему современный несущийся в пропасть мир и укрепляющему верных перед уже последними испытаниями, и говорит наша Русская Православная Церковь как о том Соборе, который надо подготовить и (добавляю уже от себя), по-видимому, еще выстрадать. Не пришло, знать, время. Но близко уже!

А насчет Православного единства скажу вот что. Оно и без Собора этого никуда не девалось. Расскажу один случай из моей скромной мирянской практики. Было это позапрошлым летом, в начале августа. Тогда еще кризис был в замаячившей уже перспективе, и мы воспользовались, решили напоследок совершить паломничество (ну и отдых тоже, что уж тут лукавить) на греческий остров Корфу (Керкира). Остановились в небольшом поселочке Беницис, примерно в часе езды до столицы острова, Керкиры. Отдых построили так, чтобы побывать на грандиозном Крестном ходе с мощами Святителя Спиридона Тримифунтского. Были мы на этом Крестном ходе (см. здесь). Незабываемо. Но вот прошло несколько пляжных дней. А там и воскресенье. Надо же и на отдыхе оставаться верным. И в воскресенье надо пойти в храм. Не в Индии, не в Гоа же отдыхаем каком-нибудь, а в Православной стране! В крохотном Беницисе курортном оказалось сразу три действующих храма. Было еще штук пять часовен и святой источник в горах в придачу (до него так и не добрался, к своему стыду, но жена с дочерью там побывали). То есть поселок оказался церковнее просто некуда. Разве что только Афон! В одном месте, на развилке улиц курортного поселочка, даже умиляли надписи на греческом. Две стрелки в разные стороны — и две надписи-указателя: агиа Николас и агиа… не помню уже, кажется, Марина. То есть, куда бы ты ни пошел, упрешься все равно в храм. Хорошо в Греции! В ней потому и «есть все», что все дороги ведут к храму. А в храме вся полнота благодати. Ну, или к часовне, в крайнем случае, дорога там ведет.

Но я решил поехать в Керкиру. Долго ждал автобуса, и что-то он все не ехал и не ехал. И тут вдруг в агиа Николас (а может быть, в агиа Марина) зазвонили колокола. И я передумал ехать в такую даль. Иначе бы непременно опоздал к началу обедни. Пошел в храм что поближе. Там уже начиналась Литургия. Служил священник небольшого роста, очень похожий на гнома из известного фильма, с большой такой дикой рыжей бородой. Говорил по-гречески (разумеется) проповедь. Людей было немного. Сидели на стульчиках. Потом народ все прибывал и прибывал. Появились и наши паломники (с молодой женщиной из Екатеринбурга, живущей в соседнем отеле, несколькими днями до этого паломничал по островным монастырям). На каждом стульчике для прихожан лежала газета прихода. Не приходской какой-то там листок, а настоящая газета (в этом уж я спец!). С фотографиями, со статьями, объявлениями, какими-то поучениями, — прочесть не мог, в греческом я не силен как-то, но все равно подивился. В маленьком поселочке, в маленьком храме на берегу маленького острова маленький священник (но с большой бородой) издает тоже маленькую, но настоящую газету!

Служба шла быстро и как-то радостно. В середине ее я вдруг понял, что не нуждаюсь в переводчиках. Все и так понятно. Я молился вместе с греками, и было радостно ощущать себя среди них как свой среди своих. Не чужой — это точно! Потом все пошли ко Причастию. У греков перед причащением не всегда исповедуют. Только по желанию. Ведь почти у каждого там есть свой духовник. Практика эта нам чужая (не в смысле наличия духовника, а в смысле необязательности Исповеди перед причащением), но и у нее есть свои плюсы. Один такой плюс я на себе ощутил. А то бы как я, не зная языка, исповедовался православному отцу-«гному»? И я встроился в очередь ко причащению, нисколько не ощущая себя изгоем. Когда дошла очередь до меня, сложил руки крестом на груди и назвал свое имя по-русски: Антоний!

Священник с интересом посмотрел на меня. Спросил: «раша»? Я утвердительно кивнул. Священник (патер)? — Ноу, то есть, по-нашему, нет, и тут же по-гречески подтвердил: охи-охи… И он без долгих раздумий (сколько дней постился … на пляжу… сколько канонов вычитал… на греческом…) причастил меня Святых Таин. Я, конечно же, недостоин такой милости. Как и мало кто ее достоин. Но благодать ощутил великую. И радость. И свет! Хотелось обнять и поцеловать каждого грека-сомолитвенника (многие из них, да почти все! — тоже причащались). Жалел, что не взял с собой жену (она тоже потом об этом горевала). Радовался, что Бог надоумил меня остаться в Беницисе. А батюшка еще долго и почему-то на повышенных тонах вразумлял своих не очень-то и многочисленных прихожан. Греки слушали отчитку снисходительно, терпеливо. Я тоже слушал, вглядывался в их смугловатые, все-таки не совсем европейские, и при этом очень красивые лица. И мне казалось, что я опять-таки все понимаю. Батюшка недоволен их духовной жизнью. Наставляет и требует себя «подтянуть» до должного уровня. Паства смиренно молчит, не очень-то надеясь на свои силы. Всё как везде, как и в наших храмах.

Потом все приложились ко кресту. Священник что-то сказал мне доброе. С улыбкой. Я ему тоже с улыбкой что-то ответил. Думаю, мы понимали друг друга без слов. Да и какие нужны слова, когда стоял посреди нас Тот, Кто превыше любых слов. Потому что Сам Он — Бог — Слово…

Когда служба окончилась, мне предложили перейти в другой зал небольшого храма. Оказалось, тут еще одна комната. По размеру вряд ли так уж уступает она основному, храмовому помещению. Это была приходская… кофейня! Там на столике стояли чашечки с ароматным греческим кофе и лежали врассыпную (бери, сколько влезет) какие-то простенькие печенья. А еще лежали номера приходской газеты. Их можно было культурно так полистать. И можно было сидеть тут хоть до вечера, общаясь с прихожанами. Никто домой особенно-то и не спешил. И я тоже задержался. Посмотрел картины на стенах (выставка какого-то местного Православного художника). Полистал приходскую газету. Полюбовался на общающихся прихожан. Перекинулся несколькими словами с екатеринбургской паломницей. Несколько помедлил, решая, стоит ли пить кофе вскоре после Причастия. Но вспомнил пословицу про чужой монастырь и свой устав и попил-таки кофе. Заел печеньями.

Скажу по секрету: даже в родной Петропавловской церкви, в которой причащаюсь уже больше двадцати лет и которую очень люблю, не всегда я испытывал такую радость, как в этом небольшом совершенно греческом приходе курортного поселочка. И что мне теперь до всех этих разговоров о том, что «нельзя молиться с новостильниками», нельзя причащаться без особой подготовки (которая все-таки очень нужна, хотя должны приниматься во внимание и особые случаи). По сравнению с тем воскресным днем, с той радостью, переходящей в ликование! Я люблю греков, люблю Грецию. Я с ней един! Потому что причащался с ней из одной Чаши!