‣ Меню 🔍 Разделы
Вход для подписчиков на электронную версию
Введите пароль:

Продолжается Интернет-подписка
на наши издания.

Подпишитесь на Благовест и Лампаду не выходя из дома.

Православный
интернет-магазин





Подписка на рассылку:

Наша библиотека

«Блаженная схимонахиня Мария», Антон Жоголев

«Новые мученики и исповедники Самарского края», Антон Жоголев

«Дымка» (сказочная повесть), Ольга Ларькина

«Всенощная», Наталия Самуилова

Исповедник Православия. Жизнь и труды иеромонаха Никиты (Сапожникова)

Когда я буду большой…

Картинки из детства.


Картинки из детства.

Золотой дом

— Когда я буду большой, обязательно построю себе золотой дом! Высокий золотой дом с хрустальной крышей. В нем всегда будет светло, и лучики будут переливаться всеми цветами радуги! А под крышей укреплю серебряные колокольчики!
— Зачем тебе такой дом? — удивилась мама.
— Ну как же! Он будет очень красивый — дом из чистого золота, как царский дворец! Я видела такой дом — только серебряный. В нем, наверное, живет принцесса…
Мама рассмеялась:
— Ты что-то выдумываешь, нет у нас в поселке серебряного дома!
Я чуть не заплакала:
— А вот и есть! Большой-пребольшой, и весь сверху донизу покрыт сверкающим серебром… Помнишь, меня долго не было после уроков? Я просто пошла погулять и увидела далеко-далеко отсюда этот дом. Он огромный и очень красивый! И над ним кружит много-много голубей!
— Глупышка! — мама ласково улыбнулась и дотронулась до непослушной прядки, выбившейся из моей косички. — Я поняла, что это за «дворец принцессы». Это же новый элеватор! Дом, где хранится зерно.
— И что же… — принцессы в нем нет?
— Доченька, да в нем ведь хлеб живет! Ты же знаешь, что хлеб — это святыня! Каждая крошечка хлеба — Божий дар! И дом для хлеба — гораздо лучше чем дворец принцессы!… А золотой дом… Золото — очень холодный металл, и в этом доме будет холодно. Даже если сквозь хрустальную крышу будет падать яркий свет, а под крышей будут позванивать колокольчики, ты не сможешь в нем жить.
— А я хотела взять к себе всех вас — папу, тебя, Павлика и Тонечку, и бабоньку! Я ей уже сказала…
— Но разве для этого нужен золотой дом? Пусть он будет самым простым, лишь бы всем в нем было тепло!

Откуда берутся дети?

— Ну-у разные дети по-разному берутся. Павлика мы нашли в капусте, Тонечку — ты помнишь — привезли из больницы. А ты плыла в корзинке по реке Урал…
Я замолчала и отодвинулась от папы. Даже рисовать расхотелось.
Так что же — значит, я им с мамой не родная? Я же в стольких сказках читала, как злые люди хотели погубить королевского сына или дочь, а кто-то спасал дитя от гибели — укладывали младенчика в корзину и опускали на волю волн…
Кажется, у нас в Оренбуржье нет никаких королей с королевами. Но у кого-то же меня похитили. Как же мои настоящие родители теперь меня найдут?… Может быть, по родинке на правом запястье? Наверное, у моей мамы тоже есть такая! Или у папы…
И почему же я тогда так похожа на этого папу? И на бабоньку?…
Я стала надевать платье с кармашками и всякий раз набивала их разноцветными гальками-голышами. Вышла из дому, иду по дороге — и бросаю на обочину камешек за камешком. Чтобы мои родители увидели разноцветную дорожку — и поняли, что это я им оставила след. Что я их тоже жду!
А мама не могла понять, отчего это у меня вечно грязные и оттопыренные карманы. И так быстро рвутся…
… Когда сама вырасту, не буду придумывать таких вот красивых историй своим детям. Чтобы они не мучились нестерпимой болью: я им чужая!…

«У меня будет пятеро детей!»

— Вале из четвертой квартиры уже одиннадцать лет, в пятом классе учится, и до сих пор у нее ни одного ребенка! Почему так? Вот когда мне исполнится одиннадцать, у меня будет пятеро детей!
Мама на мгновение замешкалась с ответом. Что сказать глупенькой девочке?
— Оленька, ну это же не так просто! Одиннадцать лет — слишком мало, надо быть взрослой, чтобы были дети. И надо чтобы был муж.
— А без мужа деток не дадут?
— Не дадут…
— Ну тогда придется мне замуж выйти, — вздыхаю я.
… Последнюю, пятую дочку я родила на сороковом году. А в одиннадцать я лишь узнала, что ни в какой корзинке по Уралу не плыла! Что это моя родненькая и самая лучшая в мире мамочка меня — и всех нас, своих деток — родила!

Спасти брата

Где-то далеко за поселком что-то громыхнуло — и даже стекла в доме задрожали. Наверное, гроза. Летом грозы часто грохочут громом, бьют в землю косыми росчерками ослепительно-белых молний, и целые водопады обрушиваются с небес в тяжелых струях ливня. Но сегодня было ясное небо, ни тучки, ни облачка.
Мы с подружками поудивлялись да и забыли о грозе без ливня. Но вечером мама с папой тихонько говорили между собой о том, что далеко за поселком упал и разбился самолет. А Павлик подтвердил:
— Да, я сам это видел. Мы с пацанами недалеко гуляли — и увидели, как он рухнул с высоты.
Мама побелела как полотно:
— Ты туда ходил, смотрел?
— Мам, там ничего не осталось. Воронка, обломки самолета — и все… Мы думали, может, летчик успел спрыгнуть с парашютом, но никого там не было. Я вот этот обломок подобрал.
Павлик положил на стол тяжелый холодный кусок серебристого металла с рваными краями.
У мамы задрожали губы.
— Сколько раз тебе говорить — нельзя ходить далеко от дома!
А папа сказал строго:
— Ты этот металл никому не показывай и не говори, что видел аварию! И ты, Оля, никому об этом не рассказывай. Это был военный самолет, и металл может быть секретным. За разглашение военной тайны…
Он не договорил, да и не надо было — мы и так поняли, что надо помалкивать. А маленькая Тоня только и увидела, что все почему-то нахмурились, и на всякий случай заревела.
Мы послушались папу и молчали. Но кто-то из мальчишек, с которыми Павлик гулял в тот злополучный день, похвастался: «А мы видели, как самолет упал и разбился! Вот взрыв-то был! И Павка обломок себе взял!» Из всех троих только Павлик не побоялся подойти поближе, и обломок унес только он.
Прошло два дня. Мы почти совсем уже успокоились. Павлик — поди-ка привяжи его к дому! — гулял где-то у железной дороги, мы играли в песочнице. Как вдруг во двор вошел милиционер. Самый настоящий, в форме, с кобурой на боку. И строгим голосом спросил:
— Чердинцевы здесь живут? Павел Чердинцев…
— Здесь, здесь! — засуетился Колька из третьей квартиры. — Это их вон брат, — указал на нас с Тоней.
У меня сердце рухнуло. Что теперь будет с Павликом! Когда мы с ним сорвали у соседки по горсточке китайского паслена (эти крупные желтоватые ягоды немного похожи на крыжовник), она кричала: «Вот погодите, скажу милиционеру — он вам шеи-то намылит!»
Я усадила Тонечку на песке и велела ей сидеть, дожидаться меня. Мысленно взмолилась: «Господи, помоги!» И с отчаянно колотящимся сердцем шагнула к милиционеру:
— Да, это мой брат. Только его сейчас нет дома. Пойдемте, я покажу, где мы живем.
И первой шагнула в коридор.
Мы жили в четырехквартирном бараке, с четырьмя выкрашенными краской дверьми. А прямо у входа была пятая дверь — в чулан. На двери красовался замок.
— Вот здесь наша квартира, — показала я на эту дверь. И выпорхнула из темного и душного коридора. Подхватила Тонечку и увела ее подальше от двора. Я спасла брата от расправы!
Как бы не так! — милиционер оказался догадливым, зашел в чью-то квартиру и расспросил, где живет первоклассник Павел Чердинцев, где найти его родителей.
Все кончилось благополучно. Павлика допросили в милиции, забрали у него кусок «секретного» металла и строго-настрого запретили рассказывать о том, что он видел.
А я узнала, что, оказывается, милиция — это не так уж страшно. Хорошему человеку ее бояться нечего. А Павлик у нас был хороший!

Кукла для Тонечки

Если положить на стол монетку, а сверху накрыть ее чистым листом бумаги и потом аккуратненько поводить по ней карандашом, можно срисовать хоть пять, хоть пятнадцать, хоть даже двадцать копеек. У Павлика монетки получались более четкими, а у меня не хватало терпения, и монетки были немножко кособокими, местами непрорисованные. Но — для игры вполне годились.
В тот день я с утра переживала за сестренку. Тонечка плакала, просила купить куколку — такую, как в садике, настоящую. А та, которую мама сшила из старой простынки и лоскутков, Тоне надоела. Так со слезами и ушла в садик.
Надо купить Тоне куклу. Но где взять денег? Хотя…
И я решительно взялась за карандаш. Вот теперь я старалась изо всех сил. И гривеннички — много-много десятикопеечных монеток, наверное, штук пятнадцать! — вышли намного лучше прежнего. Почти и не кривые. Ну, правда, рисовала я на листке из тетради, и клеточки проступали сквозь серые карандашные штрихи. Может, продавщица не заметит? Я вырезала монетки, стараясь, чтобы они были кругленькими, как настоящие. Собрала свои «богатства» в ладошку и пошла в центр поселка. В универмаг.
На полках универмага стояли и сидели разные куклы. Большие, с завитыми волосами и закрывающими глазками (такая была у Нади — эта кукла даже умела говорить «Мама»!), в нарядных платьицах. И маленькие розовые голыши. И плюшевые медвежата…
Я подошла к прилавку, набираясь храбрости.
— Девочка, тебе чего? — спросила меня пожилая продавщица.
— Мне… куклу, — прошептала я, чувствуя, как запылало лицо.
— Куклу? Какую ты хочешь?
— Вон ту, в пышном платьице…
— Это дорогая кукла. У тебя денег-то хватит?
Я молча высыпала на прилавок смятые бумажные гривеннички. У женщины глаза на лоб полезли. Она почему-то засмеялась, качая головой, и позвала свою молодую напарницу:
— Люб, иди-ка сюда! Ты посмотри, с чем эта девочка за куклой пришла!
Я уже поняла, что не видать мне этой куклы, а вот неприятности, похоже, тут как тут. Но убежать мне не дали.
— Да ты стой, не уходи. Вот, Люба, видишь — у нас и фальшивомонетчица объявилась.
Но подошедшая Люба окинула меня любопытным взором, чему-то усмехнулась и, смахивая в руку «монетки», спросила:
— А ты, случайно, не Ивана Михайловича и Ирины Константиновны дочка?
Я испуганно кивнула.
— Очень уж ты на папу похожа. Так какую куклу ты выбрала?
— Какую… Самую лучшую, — старшая продавщица показала на красавицу с верхней полки.
Люба пересчитала «гривенники», вздохнула:
— Знаешь, на эту куклу у тебя денежек не хватит. А хочешь другую, немножко подешевле? Она тоже хорошая. Вот эта…
Неужели не поняла, что монетки самодельные? А ведь куколка, которую предложила тетя Люба, очень даже хорошенькая, темнокудрая, и тоже умеет говорить! Наверное, понравится Тоне!
— Ну ладно, давайте эту.
Люба бережно уложила мою покупку в картонную коробку и завязала красивым бантиком. А сама за это время успела выспросить у меня, для кого я беру игрушку.
— Маме привет передай, — сказала она, отдавая мне коробку.
Не помня себя от радости, я побежала домой. Вечером мама привела Тоню из садика, и я сказала:
— А у меня для тебя подарок, Тонечка! Вот — бери!
И протянула ей коробку с куклой. Тоня радостно обняла куклу, прижала к себе, смотрела на зеленые стеклянные глазки с черными ресничками — и наглядеться не могла.
А мама почему-то не обрадовалась.
— Ты где эту куклу взяла?
— В универмаге купила. У тети Любы.
— Купила? А деньги откуда?
— А вот, — я показала на россыпь бумажной мелочи. — Я много таких денежек нарисовала, и тетя Люба продала мне эту куклу.
Мама совсем расстроилась:
— Боже мой, что же ты натворила! Сейчас же… нет — сейчас уже поздно, магазин закрыт. Но завтра утром иди и отнеси куклу назад. И попроси прощения у тети Любы!
Тоня горько расплакалась:
— Моя куколка… Не отдам!…
А я с понурой головой слушала гневную мамину нотацию.
— Ты у нас, оказывается, фальшивомонетчица! (ой какое слово нехорошее!… Второй раз меня сегодня так обзывают… Но то хоть — чужая продавщица. А теперь — мама!). Ты понимаешь, что очень подвела тетю Любу! Теперь у нее из зарплаты вычтут, сколько стоит кукла. И у нее не останется денег, чтобы купить еду своим деткам!…
Я горько плакала, представив, как бедная тетя Люба говорит маленьким деткам — их много, наверное, пять или шесть и все они кудрявенькие, как наша Тонечка, — что из-за нехорошей обманщицы Оли Чердинцевой у них совсем нет денег, и она не смогла купить им ни хлебушка, ни сахара к чаю… И детки плачут…
В дверь постучали.
— Можно к вам? — раздался с порога веселый голос. Тетя Люба! Она узнала, где мы живем, и сама пришла за куклой! Ну и ладно, и не придется мне плестись в универмаг. Только Тонечку жалко… Ну я ей из бумаги игрушек навырезаю.
А тетя Люба поставила на табуретку большую сумку из блестящего дерматина, раскрыла ее и достала… еще одну куклу. Совсем небольшую, пластмассовую, с нарисованными глазками и в простеньком платьице. И — отдала ее мне:
— Держи, Оля! Я подумала, что и тебе тоже хочется играть в настоящую куклу. И принесла тебе.
Они ушли с мамой в кухню и о чем-то говорили, и мы с Тоней слышали, как они весело смеются. Мама налила чай в красивые чашечки, которые берегли специально для гостей.
— … А деток у меня пока что нет, — сказала, прощаясь, добрая тетя Люба. — Ты только больше никогда так не делай, ладно? Все должно быть настоящее: и игрушки, и деньги. И друзья. Ну это ты потом еще когда-нибудь поймешь…
Кукла Тамара жила у меня до седьмого класса. Я подрисовывала ей стершиеся глазки и брови, пришивала ручки и ножки… И эта не умевшая говорить кукла напоминала мне о том, что есть на свете добрые люди. Такие, как тетя Люба.

Рис. Г. Дудичева

Ольга Ларькина
29.04.2010
1113
Понравилось? Поделитесь с другими:
См. также:
1
22
5 комментариев

Оставьте ваш вопрос или комментарий:

Ваше имя: Ваш e-mail:
Содержание:
Жирный
Цитата
: )
Введите код:

Закрыть






Православный
интернет-магазин



Подписка на рассылку:



Вход для подписчиков на электронную версию

Введите пароль:
Пожертвование на портал Православной газеты "Благовест":

Вы можете пожертвовать:

Другую сумму


Яндекс.Метрика © 1999—2024 Портал Православной газеты «Благовест», Наши авторы

Использование материалов сайта возможно только с письменного разрешения редакции.
По вопросам публикации своих материалов, сотрудничества и рекламы пишите по адресу blago91@mail.ru