Народный артист

Интервью с главным дирижером и художественным руководителем симфонического оркестра Самарской государственной филармонии Михаилом Александровичем Щербаковым.

…В детстве он жил возле храма. По субботам и воскресеньям улицы возле его дома заливал колокольный звон. Юному музыканту очень нравилась призывная и трепетная музыка колоколов, но куда зовет их звон и почему трепещет его сердце, он поймет не скоро… Пройдут годы, и только в сорок лет он примет крещение в том храме, который звал его долгие годы на службу по выходным дням. И храм окажется названным в честь Архангела Михаила — его Небесного покровителя. Может ли это быть совпадением? Или Архангел Михаил молился за юношу Михаила? В этот же храм он заботливо приведет свою маму и попросит ее окрестить. Что можно сделать лучшего для человека, который тебя так самоотверженно любит…
Это сейчас у Михаила Александровича Щербакова, Народного артиста России, художественного руководителя и главного дирижера академического симфонического оркестра Самарской государственной филармонии, множество заслуженных наград и званий, а тогда в детстве… Через три месяца после начала занятий на скрипке, которую выбрал сам и хотел учиться играть только на ней, он решил больше не брать в руки инструмент. «На скрипке невозможно научиться играть», — сказал он маме и отдал ей скрипку. Тогда мама, будучи пианисткой, втайне от сына выучила на скрипке сонату Бетховена. Как-то вечером она взяла инструмент в руки, сыграла сыну сложное произведение и закончила словами: «Вот видишь, на скрипке можно научиться играть, если очень захотеть». И отдала ее сыну. Ему пришлось согласиться… И сейчас Михаил Александрович считает, что если бы не тот мудрый мамин поступок, когда она своим примером подвигла его не оставлять скрипку, то, возможно, он и не стал бы музыкантом.
В самарской филармонии был обычный день: внутри все звучало, где-то играли скрипки, где-то — виолончели, а женский голос все пытался взять верхнюю «ля»… Под звуки мелодий я дошла до кабинета Михаила Щербакова, человека очень редкой и возвышенной профессии — дирижер оркестра.

Мало просто «верить в душе»

— Михаил Александрович, советуете ли вы своим знакомым отдавать детей учиться музыке?
— Перед родителями, которые решили отдать ребенка учиться музыке, мне хочется снять шляпу и низко им поклониться. Станут их дети музыкантами или нет, проявят особые способности в музыке или же не смогут — не это важно. Занятия музыкой облагородят детские души, поднимут их над повседневностью и обыденностью. Музыка расскажет детям о красоте мира, о жизни человеческой души. Родителям придется запастись большим терпением и во всем помогать своим детям. Помогая дочери и сыну в занятиях на скрипке, я понимаю, что это очень трудно — научиться играть, сделать первые шаги. И родители должны быть в этом большой опорой и добрыми помощниками своим детям.
— Ваше детство связано с Екатеринбургом, — городом, где была расстреляна Царская Семья. Что вы слышали в детстве и юности о Царской Семье?
— Ипатьевский дом, в котором произошла расправа над Царской Семьей, находился напротив свердловской областной филармонии, я его видел по несколько раз в неделю, поскольку регулярно посещал репетиции и концерты в концертном зале филармонии. В среде музыкантов о Царской Семье никаких разговоров не было, в школе давалась четкая установка, что Царь — тиран. Коммунистам казалось, что они свергли «тирана», чтобы лучше жить, но по прошествии стольких лет мы поняли, что за всю свою историю, как ни пытается человек сам сделать свою жизнь лучше, ничего у него не получается. Если не призовет на помощь Бога.
Ипатьевский дом снесли, когда я уже уехал из Екатеринбурга. До меня дошло известие, что дома больше нет, и меня охватила скорбь… Я считаю, это преступление — сносить с лица российской земли ее же историю… Пусть даже и страшную, и кровавую. Это место все-таки связывало нас с нашим прошлым, с Царем. И все это — под бульдозер! Можно же было оставить дом как памятник! А потом этот дом увенчал бы храм… Но нет, им нужно было стереть саму память о Царе. В этом «снести и смести все до последнего» проявляется разухабистая, не чуждая крайностей, черта русского человека, и она же — как это ни странно! — порой приводит людей к Православной вере.
— Многие люди культуры считают, что достаточно просто верить «в душе», а соблюдать церковные правила совсем не обязательно…
— Каждый человек делает выбор для себя. Для одного достаточно верить «в душе», а другой считает необходимым соблюдать традиции и обряды Православной Церкви. Извините за такое сравнение, но так можно в душе считать, что ты можешь стать мастером спорта по футболу, но на тренировки не ходить, или мечтать о свободном владении скрипкой, но на ней не заниматься. Мое жизненное наблюдение показывает, что люди, которые верят в Бога, но не посещают храм, так живут лишь до поры до времени. До того времени, пока на них не обрушится несчастье, и тогда они идут в храм. И уже не только абстрактно «верят в душе», а молятся и начинают соблюдать церковные правила. Известные мне истории из жизни подтверждают, что верить в Бога в отрыве от Церкви — мало для человеческой души…

В классической музыке слышен голос Господа

— Можно ли считать русскую классическую музыку миссионером и проповедником Православных идей?
— Мне часто приходится слышать слова о том, что классическая музыка сегодня умирает. Размышляя над этим вопросом, я подумал, что умирает не музыка, а вымирает, возможно, человеческая цивилизация. Музыка только, как зеркало, показывает человеку, до каких степеней падения он опустился, до чего дошел в своем отступлении от Бога. Современная эстрадная «музыка» своими воплями просто разрушает душу.
Музыка сначала появилась в молитве. Сейчас, когда из всех радиоприемников, телевизоров и даже телефонов звучит музыка, нам это кажется неправдоподобным. Но, однако, это так. Потом постепенно музыка стала отходить от молитвы и заняла свое отдельное место в мире. Иоганн-Себастьян Бах, который подошел к совершенству музыкального языка, был органистом в храме. И его музыка — молитва, она о взаимоотношениях человека и Бога. Так сложилось, что в Православной Церкви не играет орган, но в музыке Чайковского, Рахманинова и других русских композиторов мы найдем много мелодий, посвященных Богу. И они звучат так искренно, так трогают душу! Когда в детстве я играл «Детский альбом» Чайковского, то начинался он произведением, которое называлось «Утро», сейчас же на нотах печатают подлинное название, которое дал сам Чайковский — «Утренняя молитва». И заканчивается альбом тоже молитвой, там нет слов, только музыка — но мы слышим сердцем чистую и искреннюю мольбу к Господу. Такая молитва через музыку бывает даже более сильной, чем молитва только через слова. Вся жизнь русского народа и, конечно же, жизнь наших великих композиторов была пропитана Православием. Религиозное чувство проявляется в русской классической музыке, и она, естественно, несет в себе миссионерское начало. Не всегда люди способны душевно подняться до такого уровня религиозного чувства, чтобы всем сердцем любить Бога. А вот именно музыка помогает подняться над повседневностью. Для меня классическая музыка — это тоже храм, где мы слышим голос Господа.
— То есть и вне стен храма люди познают Бога благодаря серьезной классической музыке?
— И всегда познавали, даже в те времена, когда в нашей стране уничтожались храмы и насаждался атеизм. С одной стороны — были гонения на Церковь, но с другой — поощрялась классическая музыка. И она несла людям весть о Божественном начале мира и человека. В Советском Союзе по всем радиоточкам каждый день звучала классическая музыка, и она подпитывала душу человека. В наши дни по радио совсем не услышишь классику, а по телевизору — только по каналу «Культура». Сейчас происходит обратный процесс — мы возрождаем храмы, но уничтожаем классическую музыку.
— Но на концертах оркестра Самарской филармонии в зале нет свободных мест, а значит, широкая аудитория не похоронила классику и все еще ее любит…
— Люди устали от «попсы», которая принижает человека и уничтожает в нем высокие стремления. Иной раз такую песню услышишь, что просто оскорбительно… Люди тянутся к высокому классическому искусству, где могут зарядиться уважением, добром и любовью. Концерты симфонического оркестра филармонии сейчас пользуются большой популярностью, радует, что среди слушателей много молодежи. Я вижу любовь людей к классической музыке, поэтому хотелось бы выступать на больших открытых площадках. Может быть, даже возле храмов, как это было на концерте оркестра с хорами в праздник святых Кирилла и Мефодия. Нельзя идти на поводу у публики. Надо, чтобы весь народ поднимался до высокого уровня нашей настоящей культуры, а не наоборот. Надо выходить в народ с классикой, знакомить публику с лучшим российским музыкальным достоянием. Концерты классической музыки на больших площадках будут делать богоугодное дело, они смогут дойти до тех людей, которые никогда не были в филармонии и не слышали хорошей музыки.
Выражу и такую спорную мысль: мы могли бы проводить музыкальные программы даже в храмах. Я не говорю о светской музыке и не поддерживаю ситуацию в католических и лютеранских храмах. Так, в Канаде я был слушателем странного концерта в церкви Нотр-Дам-де-Монреаль. Оркестр играл чувственную музыку «Дафнис и Хлоя» М. Равеля. Такого репертуара в стенах храма допускать нельзя. Но есть много произведений Православной музыки, они написаны для хора и симфонического оркестра. Так, наш оркестр исполняет «Символ веры» на музыку композитора Антона Вискова и с солистом басом, также молитву «Хвалите Господа с Небес». Почему такую программу нельзя исполнить в храме? Конечно, не за Богослужением. Звучит хор со словами Евангелия, и оркестр его музыкально поддерживает. На мой взгляд, такое новшество привлекло бы в храмы еще больше людей. Наверное, не все меня поддержат, но музыка должна возвращаться в Храм, и мы должны искать какие-то точки творческого взаимодействия…

Каждый концерт — как последний

— Михаил Александрович, а как вы сами пришли в храм, что подвигло вас на этот шаг?
— Вдруг я прозрел… А где я? А что я? Где мой нравственный облик? Успехи ведут к превозношению над другими людьми, ты начинаешь ставить себя выше остальных… Вот я какой — и на скрипке играю хорошо, и дирижер талантливый, и еще вот какой… Но когда я крестился и пришел к Богу, то начал освобождаться от гордыни. Для меня это было очень важно. И мне как-то сразу стало легче жить и творить. Сейчас мне очевидно, что Богом данные качества и таланты я должен использовать во благо окружающих меня людей, а не превозноситься над ними. Я всего лишь проводник Божьей воли… И все, что я имею — это милость Господа ко мне. Когда человек не приходит к такой простой истине, он, как правило, теряет свой дар.
— Без какого качества нельзя стать дирижером?
— Тут об одном или нескольких качествах нельзя говорить, важен целый сплав качеств, талантов и возможностей. Нащупать ритм и пульсацию своего времени каким-то необыкновенным наитием… И сыграть знакомую классическую музыку с традиционным исполнением таким образом, чтобы она стала близкой и понятной для современного зрителя. В книге писателя и в картине живописца все статично, ничего не меняется. А вот музыкальную партитуру можно прочитать по-разному и подать так, что она спустя столетия вновь станет любима публикой. Бывает, что смотришь в партитуру и ничего не видишь, и только молитва открывает твои духовные очи. Удивляешься, сколько раз смотрел на эту нотную партитуру и не видел главного. Но Господь открывает суть, и мелодия звучит уже иначе.
— К чему обязывает вас звание Народного артиста России? Ведь у нас в Самарской области Народных артистов не так много…
— Да, в губернии всего восемь Народных артистов, а от Самары до 
Владивостока среди дирижеров я один имею это высокое звание. Признаюсь, это приводит меня в немалое смущение. Раньше ведь в каждой губернии был свой народный маэстро, маститый дирижер, а сейчас их нет. Просто страшно, что и без того тонкая пленочка культурного слоя настолько истончилась, что исчезает совсем… И от этого ощущаешь еще большую ответственность перед родной культурой за свое дело.
— Какой концерт вам особенно дорог?
— В год у меня бывает около шестидесяти концертов, и на каждый я выхожу с таким настроением, будто это первый и последний концерт в моей жизни. Я выхожу на сцену и отдаю все силы моей души…Так устроено Господом: чем больше отдаешь, тем больше сил приходит; если же человек бережет свои силы, то вскоре они его оставляют. Ведь в Евангелии сказано: кто сбережет душу, тот потеряет ее… Концертов, на которых оркестр самоотверженно выкладывает все силы, было много, из них самый запоминающийся — в Большом зале Московской консерватории. Выступать там — особое событие. Когда я вышел на эту сцену и увидел портреты великих композиторов, которые были написаны, может, даже при их жизни, когда вспомнил, что здесь выступали великие музыканты не одного поколения, то всем сердцем ощутил значимость нашего выступления здесь. В США выступления с американским оркестром подарили радость открытия, что простые американцы очень любят русских. Относятся к русским с невероятным восторгом, они всех россиян считают чуть ли не гениями… Испанская публика жаждет полнейшего раскрытия артистов на сцене, у них даже есть такое понятие duendo, что значит — артиста коснулась рука Бога. И мне кажется, своим выступлением самарский филармонический оркестр не разочаровал испанского зрителя. В Китае единение с публикой было такое, что в небольших паузах я слышал всхлипывания именно там, где и у русского человека навернутся слезы. И китайцы плакали. Они тонко чувствуют русскую классику.

Настроить душу на молитву

— Вы много лет ходили в самарский Петропавловский храм. О ком из его пастырей вам хотелось бы сказать особо?
— О протоиерее Михаиле Фролове, три года назад почившем… Он меня как-то очень приветливо встречал, внимательно всегда выслушивал, говорил по-доброму. А с протоиереем Иоанном Букоткиным был такой случай. В больнице лежала моя супруга, я переживал за нее и однажды прибежал в храм весь взвинченный. К батюшке подхожу, начинаю ему требовательно что-то говорить, а батюшка вдруг обнял меня и говорит: «Успокойся, родненький, успокойся. Как твое имя? Я помолюсь за тебя».
— Можно ли про хороший оркестр сказать словами Евангелия: «где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них» (Мф. 18, 20)?
— Да, можно, потому что собрались во имя музыки, которую нам дал Господь, и значит, собрались во имя Бога. Все нам дал Господь. Классическая музыка, великие композиторы Рахманинов, Чайковский — все дано Богом. Не отдельные талантливые люди творят в мире, а через них Господь строит спасение человеческой души, направляет людей на путь истинный.
В своем движении к Богу человек должен работать над собой, должен двигаться, идти по ступенькам и приближаться к правильной жизни. Человек должен стараться отказываться от своих эгоистических стремлений, и в этом смысле артисты оркестра — это собрание альтруистов. Для публики неважно, кто сыграл соло, — для нее важна сама музыка. Музыкант выходит на сцену сказать о высоком, о любви. Без любви исполнитель не сможет сыграть так, чтобы затронуть души других людей. И эгоизм каждого артиста в оркестре стерт, потому что каждый вкладывает частицу своей души в общее дело, не получая взамен конкретного одобрения. Никто не скажет, что молодец вторая скрипка, сыграл отлично. Только слившись в единое верное звучание, в душе ощущаешь удовлетворение от дела, которое сделано сообща многими музыкантами.
Перед концертами и на репетициях артисты настраивают свои инструменты. Мокнет или, наоборот, подсыхает дерево на струнных инструментах, может западать клавиша или даже расстроиться весь инструмент — эти недостатки надо исправить перед игрой, чтобы не сфальшивить. И тогда на свет появляется музыка, которая окутывает мир гармонией звука, наполняет его новым чистым дыханием и любовью. Человек устроен сложнее любого музыкального инструмента, он может расстроиться и звучать фальшиво от любой мелочи, даже от одной неправильной мысли, и тогда только молитва способна привести человека к истине, к тем чистым нотам, которые даровал Сам Господь.

Ольга Круглова

24.09.2009