Петербургский цветок

Санкт-Петербург не просто наша вторая столица, это целый мир! Причем мир яркий, неповторимый, порой причудливый. И побывать хотя бы недолго в этом особом, питерском измерении всегда и радостно, и несколько тревожно. Многое, очень многое здесь не так, как в других местах, как привычно. И потому я решил не стараться даже эту особенность питерскую как-то изображать — довольно охотников сделать это было и до меня, и после меня, уверен, их не убавится. А просто рассказал о тех причудливых встречах, которые случились со мной за три всего дня на этой суровой северной земле. Может быть, заглянув в глаза обычных Православных петербуржцев, нам станет понятнее этот город с такой удивительной и такой красивой судьбой.

«Я пишу, как дышу»

Люблю я этот «восточный базар»! Православную выставку-ярмарку… Выставленные на витрины иконы для привлечения покупателей. Книжный развал, где глаза разбегаются…Изобилие всего, что только душа пожелает. Где-то задувают ветра кризисов и банкротств. А здесь все как всегда — полное изобилие. В церковном хозяйстве преизобилует благодать. И неизменный Александр Григорьевич Раков как одна из достопримечательностей Православного Петербурга, восседает на своем привычном месте под стендом газеты с одноименным названием: «Православный Санкт-Петербург». Здороваемся, обнимаемся, все же коллеги. И я достаю диктофон — сразу приступаю к делу.
«Я ведь молиться почти не умею. Я только подпрыгиваю пред Богом!» — признается мне Александр Григорьевич в ответ на дежурный вопрос о «делах». И даже показывает, с неожиданной для шестидесятилетнего человека прытью, как он это ловко делает. Всем бы так уметь! И мне уметь бы… Подпрыгивать пред Господом… А не горделиво, важно, со значением стоять, как гоголевский Нос стоял в Казанском соборе…
— Сегодня у меня особенный день. Прямо из типографии — и сразу на выставку, к читателям — привезли пятую книгу моих «Былинок», — говорит редактор газеты «Православный Санкт-Петербург» Александр Раков. — А первым покупателем книги стал Антон Жоголев, коллега. Это, я полагаю, для меня добрый знак. Значит, весь тираж в момент разлетится (шутит). Он ведь тоже «Капельки вечности» пишет…
— Что ощущаешь, Александр, когда вот сейчас раскрыл свою очередную книгу?
— Ощущаю — опустошенность. В книгу до последнего вбивается столько сил, а еще потом ожидание, внесение исправлений… Это все утомляет писателя. Возможно, радость придет потом, да и то мимолетная. Я с этой книжечкой сегодня лягу спать, положу ее на подушечку. И мне будет очень приятно, что вышла моя книжечка в свет. Я пишу, как дышу. Книга называется «Повторение пройденного». Предисловие к ней написал Юрий Константинович Руденко, доктор филологических наук. Он сказал, что это новый жанр в русской литературе.
А у меня уже написана и шестая книга: «Гони, старик, свою лошадку». Бог даст, выйдет она в следующем году. Ей и завершу эту серию. Все — отдохнуть уже нужно.
— Александр, ты своей прозой делаешь читателей соучастниками своих горестей, своих взлетов и падений. Это сознательно происходит?
— Отчасти — сознательно. Здесь главное не переборщить, не перейти за порог искренности, превратив порог — в порок… Ко мне подходит множество людей, и говорят: им мои «былинки» помогли. Я могу психологически объяснить это. Грехи у людей, как правило, одинаковые. Мы ничего нового придумать не можем. Но вот выход из этого греховного состояния каждый человек находит по-разному. Кому-то пригодится и мой опыт.

Я открыл для себя такой творческий «механизм». Господь по Своему милосердию не вываливает из нас все грехи сразу. Мы бы обрушились — если не физически, то психологически… Сломались бы. Он вытаскивает из нас грехи постепенно: по одному, по два… Вдруг вспоминаю я еще один, давно забытый детский грех. И он меня мучит, я не могу его засунуть обратно в свое прошлое. С меня это не отпадет — пока не сяду за стол и не напишу, как я не отдал в 1952 году пять рублей сапожнику за заштопанный резиновый круг… Почему-то я получаю облегчение, когда исповедуюсь на бумаге. Я и батюшке-духовнику, отцу Иоанну Миронову, об этом рассказывал. Это все же не публичная исповедь, это что-то другое…
— Ты себя журналистом считаешь?
— Нет.
— А писателем?
— Тоже — нет. Считаю себя Божьим человеком. Хотя это, наверное, и громко сказано.

Петербургская читательница

Где только не встречал я наших читателей! Окликали меня в Дивеево, благодарили на Афоне, ворчали в Москве, вспоминали в Печорах… А вот в Питере — молчание: холодный город. Тут нас не знают и знать не хотят. Обидно немного, но нам не привыкать.
И вдруг возле стенда газеты «Православный Санкт-Петербург» слышу ставшее привычным восклицание:
— Неужели это Жоголев?.. — немолодая женщина даже всплеснула руками от удивления. Так и есть, наша читательница… Значит, и в Петербурге «Благовест» кому-то известен и дорог!
— Давайте от Ракова немного отойдем, чтобы он не «ревновал» да не обижался, — шепчет мне новая знакомая. — Он ведь тоже редактор…
Отходим чуть в сторону. Между прочим, дельный совет.
— Ушкова я, Евгения Николаевна. Читательница «Благовеста» с трехлетним уже стажем, — словно о членстве в какой-то партии говорит, представляясь, она. — Родом из Мичуринска, а в Питере живу всю сознательную жизнь, с 1963 года. Мне посоветовали «Благовест» почитать. Стала читать, и зацепило так, что поняла: моя газета, любимая! Я по храмам хожу, батюшкам о газете рассказываю. Но у нас она пока с трудом приживается. Хотела я денег в акцию «Помощь» вам переслать, чтобы люди подписывались. А потом решила сама знакомых в Петербурге подписывать. Может, так в нашем северном климате газета скорее привьется. Я давняя духовная дочь батюшки Иоанна Миронова. Шумная я, горластая. У нас тут все с прохладцей — а я очень неравнодушный человек. Не было в Питере крестных ходов, не приветствовались они у нас. Я говорю: плохо молимся, надо пока ходить нам в пешие паломничества по святыням. Ходили же раньше — котомку за плечи, лапти на ноги, сухарь в дорогу… Кто же нам запретит? А святынь у нас много! Начали мы обходить наши святыни. В Печоры сходили, потом к Тихвинской иконе…
Полюбила я вашу Самару! В Псково-Печерском монастыре кто-то забыл куртку, а в ней книжка в кармане лежала. Я благословение испросила и взяла ее почитать. Вашего самарского писателя — протоиерея Николая Агафонова книга. И за ночь опухла от слез, обревелась, читая. Стала эти рассказы по «Православному радио Санкт-Петербурга» людям читать. Про Гришку-юродивого, и другие… И ведь рассказ-то этот как раз о пешем паломничестве!
— Много верующих в Петербурге?
— Много. Город-то огромный! Радуюсь на большие праздники, когда вижу: в храме столько народа, что вот-вот стены рухнут. А выхожу на улицу, подхожу к метро: музыка гремит у шаверны, где шаурму продают. И вот они, толпы, вот где народ весь, на торжищах. Православных здесь — капля в море.
— А что скажете про вашего батюшку Иоанна Миронова?
— Добрый он, как ребенок. Улыбка у него удивительная. А он такой, как его улыбка. Мы, его духовные чада, все разные. Я вот шумная, а есть очень смиренные. И притворно-смиренные тоже встречаются. Если человек умирает, помощи просит, а ей надо причаститься — она через ближнего переступит: причастится и пойдет дальше. Только вот во спасение ли будет ей это причастие? Хотя внешне вроде бы ни к чему не придраться. Был у нас такой случай. У нашей общей подруги, прихожанки, беснование у дочери началось. Я говорю матери: не отдавай ее в психушку — девушку надо по святым источникам везти да, может, старца ей найти настоящего — такого, как санаксарский Иероним был. А то после больницы она как стеклянная два месяца лежит, сама не своя. У нас на приходе есть врач-психиатр, такая вся смиренная. Говорю ей: помоги, сделай что-то как врач. Дай совет — да не такой, какой вы всем там даете, а особенный, настоящий. «Не искушай, — говорит она в ответ, — мне надо причаститься». Я посмотрела на нее и думаю: «Эх ты, умная дура!..» Так в психушку девушку и отправили…

«Леушино, Леушино — ты русская жемчужина!»

…В это время Евгения Николаевна окликнула в ярмарочной толпе знакомую женщину. Ей оказалась прихожанка того же храма в честь иконы Божией Матери «Неупиваемая Чаша» при заводе АТИ, где находится и «Православное радио Санкт-Петербурга». Татьяна Баскакова — автор и исполнительница духовных песен. Смутилась она, когда поняла, что встретилась с журналистом. Но никуда не денешься — не бежать же. Да и Евгения Ушкова была тут же, рядом. И крепко взяла ее за руку. Значит, воля Божия есть на наше знакомство.
— Начала петь я… в тюрьме! — рассказывает Татьяна Баскакова. — Конечно, пела я и раньше. А вот духовные песни до этого не пела. Ходила все по дому с гитарой и говорила: «Господи, так я хочу Тебе петь!» 19 декабря 2002 года, на Николая Чудотворца, прочла я книгу «Красная Пасха» — об оптинских убиенных монахах. Сразу написались стихи и родилась мелодия песни. Первой моей духовной песни! Вскоре в нашей епархии проходил Крестный ход по тюрьмам. И там я исполняла песни для заключенных. Они очень прониклись этой песней об оптинских новомучениках. А потом я и про них спела…
Дорогие вы мои, братья скорбные,
Сколько горя принесли эти годы вам.
От тюрьмы и от сумы — 
Мудрость русская…
Сколько время провели
В стенах-узах вы.
Хоть бы голубем взлететь над засовами,
Посмотреть места родные-знакомые…

Видели бы вы, с каким выражением на лицах слушали они эту песню! Там же, на концерте в тюрьме, я познакомилась с участвовавшим в Крестном ходе протоиереем Геннадием Беловоловым, настоятелем Петербургского подворья Леушинского монастыря. Ему мои песни понравились, и он благословил меня записать диск с песнями на стихи игумении Таисии Леушинской. А потом батюшка попросил меня написать песню о затопленном в советское время Леушинском монастыре. Песни вообще-то по заказу не пишутся. Но по благословению — пишутся… Я в этом убедилась, когда на бумагу сразу полились строки:
Леушино, Леушино…
Ты русская жемчужина.
В окладе вод сокрытое
Сокровище Руси.
Леушино, Леушино…
Как нам достать жемчужину,
У Господа как вымолить — 
За грех народ простить.

— Я уже второй день в Петербурге — и то и дело слышу от Православных горожан то о протоиерее Иоанне Миронове, то о протоиерее Геннадии Беловолове… А вы сразу с обоими связаны: у одного окормляетесь духовно, у другого берете благословение на пение… — говорю Татьяне Баскаковой.
— Духовное пение — это прославление Бога. И замечательные священники питерские говорят мне одно и то же: ты должна петь… Такое, значит, у меня послушание. И надо его выполнять. Просто если я не пою, Бог меня начинает наказывать, — признается певица.

«Посмотрите на лилии полевые…»

Петербургское время мое сладко тает, как в детстве таяли леденцы во рту. До самолета немного осталось, счет пошел на часы. Но как уехать из Питера, не побывав в Александро-Невской Лавре?! А уж если окажусь в тех краях, то как не прийти на могилу Митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Иоанна? Только вчера по «Православному радио Санкт-Петербурга» в прямом эфире я рассказывал о своих нескольких встречах со Святителем, а сам встречу с ним отложил на самый конец. Да и то — если только успею… И все же попробую успеть до отлета!
…Раннее утро, на Никольском кладбище тишина. Только дворник лениво сгребает пожухлые желтые листья да немолодой священник молится возле могилы Митрополита Никодима (Ротова). Больше на кладбище ни души… Написал и осекся: неправда ваша! Сколько здесь, на монастырском кладбище, живых душ! Где-то тут упокоилась мама Митрополита Мануила (Лемешевского). Только Бог знает, сколько великих молитвенников и подвижников лежит здесь! А вот и могилка дорогого Владыченьки Иоанна… Любят его петербуржцы. Столько цветов круглый год!
— А вы себе цветочек один возьмите — или вот листик зеленый! — слышу у себя за спиной чьи-то неожиданные слова. Средних лет женщина с добрым лицом приветливо смотрит на меня, в глубине лучистых глаз скрывая какую-то тайну. — Есть, правда, тут и искусственные цветы. Но это неправильно. Я за то, чтобы на могиле Владыки Иоанна были только живые цветы, настоящие…
Не успел я удивиться такому неожиданному появлению незнакомки, как она продолжила:
— В Военно-Медицинской Академии я работаю, лечу людей. И вот когда приношу больным в палату листики от могилки Митрополита Иоанна, люди быстрее идут на поправку. Говорю им: эти листики благодатные, они вас лучше врачей исцелят. И люди мне верят. Одному даже так вот ампутацию ноги отменили, он поверил — и выздоровел. У меня фамилия такая: Поверина, вот мне и верят. Ирина Владимировна меня зовут.
— Сегодня мы с вами здесь первые, — переходя на таинственный шепот, сообщила незнакомка. — Видите: лампадочки еще не горят. А мы с вами их сейчас и зажжем. Давайте в этот раз вы зажгите… Я тут часто бываю, раза два-три в неделю, и всегда первым делом зажигаю лампадочки. А потом уж молюсь и беру листики для больных.
Много мне в то утро рассказала о себе таинственная незнакомка с добрым лицом. Что в ее рассказе правда, а что, возможно, и «петербургская фантазия» — судить не берусь. Знаю только: не случайно нас свел у своей могилки Митрополит Иоанн!
…Ирина Владимировна Поверина — доктор медицинских наук. Ее хорошо знают в медицинских кругах Петербурга. Скольким людям она успела помочь! Не далее как за день до нашего знакомства пришла она к наместнику Лавры Архимандриту Назарию и попросила денег для операции одной девушки, чьи родственники не смогли найти средств на ее лечение. Отец Назарий без лишних слов протянул ей десять тысяч рублей. Операция уже состоялась…

Муж и дети Ирины Владимировны погибли в автокатастрофе. Она от горя пошла в монастырь. Но там ей сказали: иди в мир, лечи людей молитвой и скальпелем, как это делал Святитель Лука (Войно-Ясенецкий). С тех пор она старается следовать этому примеру…
— Вот вам подарок от Владыки Иоанна! — говорит она и протягивает мне только что сорванную верхушку нераспустившегося цветка. — Берите. Это очень благодатный дар! Лилия — библейский цветочек! Сразу как приедете, поставьте его в водичку, и он непременно распустится. Непременно! И если распустится, благодать придет к вам в дом. И Бог даже даст вам по молитвам Митрополита Иоанна какое-нибудь духовное дарование… Вы только верьте…
В гостинице подержал цветок всего полчаса в бутылке с водой. Надо было уже собираться в дорогу. Перед отъездом завернул нераскрывшийся бутон белой лилии в бумагу и положил в сумку. И тут же забыл до следующего дня … А когда наутро, уже дома, вспомнил о цветке, тут же достал его из неразобранной сумки, был почти уверен: вряд ли выживет этот цветок! Но на всякий случай поставил лилию в небольшую вазочку и пододвинул к иконам. Вечером цветок ожил и стал расправлять привядшие лепестки. Утром он начал распускаться. Вечером следующего дня жена обратила внимание на сильное благоухание, идущее от цветка. Вскоре он раскрыл свои целомудренные лепестки и показался нам во всей своей красе. «Посмотрите на полевые лилии, как они растут: ни трудятся, ни прядут; но говорю вам, что и Соломон во всей славе своей не одевался так, как всякая из них» (Мф. 6, 28-29).
Так и не знаю я, что за человек — та женщина со странной фамилией. Да и можем ли мы знать правду о ком-либо вообще, даже и о самих себе? Да и что считать правдой? Только не так это важно. По сравнению с роскошной лилией, которая до сих пор цветет возле домашних икон.

На снимках: Александр Раков держит в руках только что изданную книгу "Былинок"; петербургский цветок распустился в Самаре.

Антон Жоголев

24.10.2008