"Как лань желает на источники вод…" (Часть пятая)

См. Часть четвертую

Угасшая звезда

Когда «ночной зефир струит эфир…», из моего окна хорошо видно созвездие Большой Медведицы. Перед сном я смотрю на эти звезды. А потом поворачиваю голову направо, чтобы поздороваться со своей любимой Вечерней звездой. Эта сиреневая звездочка светит в одиночестве. Но она — красивее всех.

…До эфира оставалось пять минут. Я еще раз посмотрел в зеркало. После традиционной пятнадцатиминутной прогулки перед эфиром на свежем морозном воздухе лицо было уже не таким изможденным.
В студию вошел режиссер. Наклонил ко мне свое красивое, обрамленное седой шевелюрой лицо, внимательно посмотрел мне в глаза и поправил галстук:
— Ничего, сойдет. Выглядишь в порядке. Я тебе кофе принес. А это «жмуры». Не смотри до эфира.
— Да, — сказал я. — До вечернего кефира. А то кошмары будут сниться.
Фотографии неопознанных покойников, которые присылали нам из милиции, показывали в эфире уже после нашей передачи. Режиссер кинул пачку снимков на стол, поставил передо мной чашку кофе, проверил свет и вышел из студии.
— Валера, три минуты, — сказал строгим голосом из-за стекла режиссер. Вместе с монтажером и звукооператором они сидели в монтажке в полной боевой готовности.
Обычно за три минуты до эфира я молился. Но в этот раз что-то меня остановило. Я отпил кофе и взял со стола пачку фотографий «жмуров». Сверху лежал снимок девушки, которая когда-то училась со мной в школе.
…Для меня она всегда была "звездочкой" — мне казалось, что это имя подходит ей больше всего. Она действительно была как звездочка, яркая звездочка на чистом небосклоне наших золотых школьных лет. Она была не только самой красивой девочкой в школе, но и умной, и независимой, что в те времена было, слава Богу, редкостью. Среди ее друзей были и те, кого учителя считали «отпетыми хулиганами». Я тоже дружил с некоторыми из них, хотя и был примерным учеником из приличной семьи — нас объединяла пагубная страсть к рок-музыке. То, что Звездочка, помимо обычной, хорошо успевала и в музыкальной школе, а после уроков читала, как и все девочки 70-х годов, «толстые» классические романы, не мешало ей порой выкурить сигарету и даже иногда выпить вина в компании молодых людей.
Мы редко встречались со Звездочкой вне школы. Но когда мне доводилось случайно в компании увидеть ее, я терялся и не знал, как себя вести. Я был влюблен в Звездочку, но не находил в себе сил признаться ей в этом. Лишь посвящал ей песни, которые мы разучивали в нашем школьном ансамбле. Особенно песню о любви на стихи моего школьного друга:

Чудный цветок из Рая,
Посланный Богом Самим,
Скудную жизнь украшая,
В сердце своем мы храним…

Только однажды Звездочка обратила на меня внимание. На ее дне рождения после фантов и «испорченного телефона» мы играли в салочки. Когда начала «маяться» виновница торжества, я вдруг понял, что она ищет именно меня: гости расступались перед Звездочкой и подталкивали ее ко мне. Наконец она поймала свою «жертву», сняла повязку со своих необыкновенно красивых глаз, поцеловала меня, вздохнула и прошептала:
— Ну вот и все. Наконец-то я отмаялась…
Уже после окончания школы, покидая родительский дом и уезжая в другой город поступать в университет, я зашел к Звездочке попрощаться. Она подарила мне на память кассету со своими песнями, а я протянул ей письмо:
— Прочитай, когда уеду. Если захочешь — ответь.
В письме я признавался ей в любви. Звездочка ответила, и мы стали переписываться. Но потом она перестала писать, и со мной остались только ее песни. Вскоре не стало и песен — кассета умолкла. Мой университетский товарищ сказал:
— Кассета лежала на холодильнике. Наверное, размагнитилась. Не расстраивайся ты так — купишь новую. Мало ли сейчас песен о любви.
Приезжая на каникулы в наш городок, я узнавал от одноклассников, что Звездочка теперь ведет бурную жизнь: сначала работала в ансамбле «Синяя птица», потом — у Юрия Антонова, постоянно общается со «звездами». Приезжая в родной город, Звездочка покоряла всех своим столичным блеском и рассказами о разгульной жизни знаменитостей.
Долгое время я не получал никаких известий о ней. Почти через десять лет, уже после университета и службы в армии, я пришел в городской дворец бракосочетаний зарегистрировать свой брак. В комнате, где проходила регистрация, сидела Звездочка.
— Ты что здесь делаешь? — спросил я ее.
— Браки оформляю, — просто ответила она, подняв на меня свои необыкновенно красивые глаза. — А ты что?
— А я вот жениться пришел.
Мы пообщались недолго, на бегу. Она успела только сказать, что оставила музыкальный бизнес и подрабатывает здесь. На свадебной фотографии, на которой мы с моей молодой женой обмениваемся кольцами, Звездочка стоит за нами, на заднем плане, в стороне от гостей. А в паспорте, в моем старом советском паспорте, где еще не было графы «личный код» и была графа «национальность», стоит ее подпись…
…И вот теперь эта фотография. Такие же необыкновенно красивые глаза. Даже когда закрыты. Ведь «жмурик», наверное, от слова «жмуриться». Тело найдено на берегу озера. Следы пикника. Предполагаемая причина смерти — передозировка наркотиков.
Внезапно меня захлестнуло острое, глубокое чувство горечи. Горечи не только от того, что умерла наша Звездочка. Горечи и от того, что так рано угасла, закатилась звезда многих моих сверстников, нашего «семидесятнутого» поколения. Оно оказалось именно тем поколением, которому выпало и горе, и счастье вступать во взрослую, самостоятельную жизнь в переломную эпоху. «Переломнее» ее, наверное, не было в истории. Она переломала многих, сломала и Звездочку. Много раз могла бы сломать и меня. Но Бог меня миловал… В школе и в семьях наших родителей, которые много лет, со времени рождения нашего города, работали на одном производстве, нас готовили к будущей жизни в светлом «завтра». В нем было все, о чем только могли мечтать наши родители. Не было только Бога. Но в том году, когда мы встретились со Звездочкой на моей свадьбе, началась совсем другая жизнь. К ней нас не только не готовили, но прививали к ней ненависть с младенческих лет. Эта жизнь всегда была где-то «там». Теперь она начиналась «здесь». Нас позвали в нее, в самый ее эпицентр. И мы, не раздумывая, не рассчитав сил, бросились туда, не зная, что нас ждет на этом опасном пути.
Могло ли быть для нас оправданием то, что наши родители жили без Бога и приучали и нас жить так? До сих пор мне неизвестен ответ на этот вопрос. Видимо, так и не ответила на него и красавица Звездочка…
— Валера, одна минута, — еще более строгим голосом сказал из-за стекла режиссер.
Я проглотил слезы, кратко помолился и, улыбаясь, вышел в эфир…
…В эту ночь я долго не мог заснуть. Сидел в кресле у телевизора, переключая его с канала на канал. На всех каналах дрались, смеялись, убивали, спасались от погони, «занимались любовью». Наконец я заснул прямо в кресле, в голубом телевизионном мерцании.
Мне снилась Звездочка. С черной бархатной повязкой на глазах она металась среди гостей. Они подталкивали ее куда-то, но не ко мне. Их лиц не было видно — они были закрыты телевизионной «мозаикой».
— А кто у тебя гости? — крикнул я Звездочке, но она не услышала меня.
— Мы все здесь гости, — ответил кто-то громко и внятно.
Вдруг я увидел Звездочку прямо перед собой. Она сняла повязку, поцеловала меня и прошептала:
— Ну вот и все. Наконец-то я отмаялась…

Продолжение

Рисунок Ирины Евстигнеевой.

Валерий Рязанов

19.08.2005