Бумажные письма

Записки матушки.

Об авторе. Матушка Марина Захарчук родилась в 1958 году в Курске. Живет в селе Новенькое Ивнянского района Белгородской области, где служит в Михаило-Архангельском храме ее супруг, протоиерей Лука, они воспитали пятерых детей. Училась на факультете журналистики Санкт-Петербургского государственного университета. А еще матушка пишет глубокие и поэтичные рассказы, воспоминания…

Воспоминание безмолвно предо мной свой длинный развивает список…

Трудно отыскать человека, который в детстве не занимался собирательством чего бы то ни было. Почтовые марки, значки, календарики, фантики от конфет и шоколадок, монетки, открытки... Со взрослением эти детские увлечения угасают, и лишь у единиц они превращаются во взрослую страсть и приобретают солидные наименования: филателия, нумизматика, фалеристика... Еще у немногих - не в страсть, а в безобидное увлечение. Знаю женщину, которая в тяжелые девяностые, когда многое в магазинах продавалось по талонам, коллекционировала туалетное мыло. Просто у нее было шестеро детей и на каждого из них полагался кусочек мыла в месяц, плюс на родителей, итого 8 кусков - конечно, столько за месяц не расходовалось, вот и отоваривала она мыльные талоны в разных магазинах, чтоб были разные упаковки, и собрала пусть и небольшую, но необычную коллекцию.

Меня, конечно, тоже не минуло это повальное детское увлечение собирательством. Совсем маленькая - дошкольница - я собирала стеклышки от битой посуды. Недалеко от нашего дома на тихой курской улочке с названием Мирная, где стояли только частные дома, был огромный овраг, в который обитатели окрестных домов выбрасывали мусор. Мусора, кстати, тогда было мало - только то, что нельзя сжечь в печке или сдать старьевщику - была в моем детстве еще и такая профессия. В наш овраг сбрасывали, в основном, осколки битой посуды. А мы, дети, отправлялись «на раскопки» - выискивали застрявшие в глине красивые осколки тарелок с каким-нибудь рисунком. Особенно ценились нами цветные стеклышки от старинных рюмок - синие, красные, зеленые, да еще и с гофрированной поверхностью. За одно такое стеклышко можно было получить при обмене несколько кусочков тарелок!

Становясь школьницами, мы уже стеснялись рыться в овраге, но продолжали собирать что-нибудь более солидное. Мне было 9 лет, когда у нас в гостях оказался (не помню, откуда взявшийся) гость из Ленинграда. Он подарил мне роскошный альбом для собирания марок. Правда, марки в него нужно было не вставлять в специальные кармашки, а наклеивать, но это меня не смущало. Альбом быстро заполнялся - ведь в 60-70-е годы прошлого века марки для таких любительских коллекций продавались наборами в каждом газетном киоске. К тому же, приятельницы моей мамы надарили мне уйму старых марок (вероятно, из своих детских коллекций) - 30-40-х годов... Была даже одна дореволюционная с изображением богатырского шлема и надписью: «В пользу воиновъ и ихъ семействъ. Цена 1 коп., продажная цена 2 коп.». То есть, с каждой такой проданной марки 1 копейка шла в фонд поддержки раненных на войне или семьям погибших...

Но - «панта рэй» («всё течет»), как говаривали древние греки. Кстати, добавление «...всё изменяется» - это уже наше, отечественное. Закончились школьные годы, закончился и мой альбом с марками. Настала у меня другая жизнь, другие увлечения. А из впитанных с молоком матери на всю - теперь уже точно на всю - жизнь осталось одно: любовь к бумаге и авторучке и особенно - любовь к писанию и получению писем в бумажных конвертах. Очень надеюсь, что я не доживу до того времени, когда бумажные конверты совершенно исчезнут из нашего обихода.

Когда-то - большую часть своей жизни - я писала ежедневно по несколько писем. И почти столько же получала. В средних классах школы, будучи членом клуба интернациональной дружбы, переписывалась одновременно с двадцатью шестью сверстниками из Болгарии. Еще - из Молдавии, в ту пору входившей в СССР, и других уголков нашей родины. Когда училась в университете, писала домой ежедневно, в крайнем случае - через день, и ежедневно получала письма из дома (а еще были подруги, знакомые, духовный отец - как успевала и добросовестно учиться, и ходить по музеям, концертам тоже чуть не ежедневно, и писать эти письма? Теперь уже и сама с трудом верю, но ведь было, было!).

И почта тогда работала, как часы. Если от меня не было - по моей вине, конечно, - писем 2-3 дня, то из дома моим соседкам по комнате в общежитии летела телеграмма: что случилось? Почему Марина не пишет? Наверное, это был «перебор» - такое безпокойство о дочери, - но одновременно это было воспитанием: дисциплинированности, неукоснительного соблюдения взятых на себя обязательств, во всём и всегда. А в конце 80-х, когда у меня было уже трое детей, моя никогда не угасавшая переписка с самыми разными людьми вспыхнула с новой силой.

Одним ранним морозным утром мой супруг, растапливая печку газетами, которых мы выписывали великое множество, одновременно просматривал объявления и наткнулся на такое: молодая женщина с тремя детьми хотела бы переписываться с многодетными матерями. Я написала ей - и в ответ вместе с письмом получила солидную бандероль с нераспечатанными письмами, которые ей прислали со всех концов страны. Моя новая подруга писала: ей пришло столько писем, что приходится отвечать только на самые интересные, но всё равно она не может прочитать все. И как же тесен мир! С этой Ниной из Казахстана, куда она уехала, когда вышла замуж, - мы уже оказались знакомы: недолгое время она с мужем жила у нас в райцентре и мой супруг крестил ее первую дочь, а я помогала на этом крещении. Вскоре Нина с семьей вернулась на родную Белгородчину, и мы даже стали кумовьями. Но это так, к слову.

Много лет я, с легкой руки моего мужа, откопавшего то объявление, а затем и Нины с ее бандеролью с письмами, снова переписывалась со всей страной. Сегодня лишь два человека из этой компании продолжают писать мне на бумаге...

И вот однажды из этого моего увлечения письмами, которое было и не увлечением вовсе, а образом жизни, родилось другое.

Впрочем, нет. Родилось оно опять же у моей мамы, а я - просто подхватила эстафету.

Вот на улице трубит почтарь...

Не знаю, с какого времени мама стала хранить почтовые конверты (ведь хранить горы писем в однокомнатной квартире было просто невозможно), а затем и - просто картинки от этих конвертов. Не совсем просто: сохранялась вся верхняя часть конверта, чтобы было видно, когда и от кого было послано письмо. Я же, в свою очередь, с раннего детства приучала своих детей писать письма. И вот один из моих дошколят увлекся перепиской с бабушкой и тоже решил собирать картинки с конвертов. Так и началась наша общая домашняя коллекция. Маме моей всегда не хватало бумаги для всего, что хотелось написать (а конверт - «не резиновый»), и она дописывала и по краям письма, и прямо по уже написанному - по диагонали, а часто заканчивала письмо на самом конверте. Эти конверты с мамиными ремарками и стали началом теперь уже детской - а потом и моей - коллекции, которая хранится и пополняется у меня до сих пор. Однажды я поняла, что и мне в довольно большом деревенском доме не уместить все приходящие ко мне письма. Большого труда и времени стоило перечитать эти сотни, а может и тысячи писем заново, но я справилась и оставила только самые ценные и дорогие, всего-то штук двести. А от остальных остались воспоминанием картинки с конвертов, наклеенные в обычные альбомы для рисования.

Иногда я достаю эти старые и новые альбомы, в которых собраны - по темам на разных страницах - картинки: цветочные, новогодние, Пасхальные, Рождественские, космические, с портретами знаменитых личностей, с юбилейными датами...

Самые интересные, конечно, те, на которых изображены храмы и исторические места. Данилов монастырь в Москве, Александро-Невская Лавра в Петербурге, Троице-Сергиева Лавра, Иосифо-Волоцкий монастырь, Горнальский Свято-Николаевский, Ферапонтов, Зарайский, Новодевичий, Святогорский, Валаамский и еще много монастырей и храмов. В некоторых я успела побывать. А хотелось бы во всех, хотя бы тех, что на моих картинках! - теперь уже не успеть...

Есть и несколько эпизодов из жизни моей родной Курско-Коренной пустыни. Красивейший храм на фоне березок (рисунок) - и надпись: «Принесение иконы «Знамение» Божией Матери в пределы Отечества». Штемпеля нет, но уверена - это 2009 год. Ведь именно в этот год наша святыня, названная в годы изгнания Одигитрией Русского Зарубежья, впервые после революции посетила Курскую область. А на картинке - еще не взорванный большевиками величественный собор.

Почтовый конверт «Памятник Серафиму Саровскому в Коренной Пустыни».

А вот конверт, посвященный 250-летию со дня рождения Преподобного Серафима Саровского. На фотографии - памятник Батюшке работы курского же скульптора Вячеслава Клыкова, справа - храм-трапезная и часовня, в которую складывали найденные при реставрационных раскопках кости расстрелянных монахов (позже они были захоронены на обретенном монастырском кладбище), а позади памятника - пустая земля, и только большой деревянный крест на ней говорит для несведущего о какой-то тайне. А «тайна» в том, что в советское время на этом пустом на фото месте была скульптура... огромного медведя. Под которым находился фундамент алтаря разрушенного собора - того самого, с предыдущей картинки, в честь Рождества Пресвятой Богородицы, главного храма обители.

Восстанавливая из небытия (разрушено и осквернено здесь было всё «до основанья») многострадальную Коренную пустынь, братия обители откопали и фундамент собора, огородили его до времени колышками и лентой, чтобы паломники и местные жители не топтали святую землю, а на месте алтаря водрузили крест. Сегодня собор воссоздан по старым чертежам и фотографиям во всей красе. А маленькие картинки с двух конвертов уже стали историей.

И таких историй в моей коллекции не одна, не две, а гораздо больше.

На конверте, выпущенном к 400-летию курского Знаменского монастыря, - черно-белая фотография главного собора и подпись: «Старинная открытка». В мои школьные годы этот обезкрестченный храм со снесенной колокольней был превращен в кинотеатр, который цинично называли «самым красивым кинотеатром в РСФСР». Два его храма, верхний и нижний, стали красным и зеленым залами, а на месте алтарей повесили экраны. Порой, прогуливая школу, я с подружками спешила на первые сеансы: утром там всегда за 10 копеек крутили мультики или детские фильмы. Прости нас, Господи...

Стараниями курского Митрополита Ювеналия (Тарасова), ныне покойного и похороненного у стен этого храма, кинотеатр-собор был возвращен Церкви, приобрел прежний вид с нежно-зеленым окрасом, получил статус монастыря. А со временем вновь отстроили колокольню и совсем недавно вернули Церкви и второй храм, в котором прежде были цеха электроаппаратного завода.

Почтовый конверт «Памятник «Воссоединение» в Коренной пустыни».

Благодаря Владыке Ювеналию многие (жаль, не все) улицы Курска, носившие имена революционеров или просто переименованные, обрели прежние названия. Вот и Красная площадь, которую венчает собор, вновь стала Знаменской. Но бывшая Николаевская улица, вытекающая из этой площади, так и осталась улицей Ленина... до времени?

И ещё одна интересная картинка-фотография. Памятник «Воссоединение».

Этот памятник с не очень давних пор стоит у входа на территорию всё той же Коренной пустыни. На почтовом конверте нет пояснения, о каком воссоединении речь. И только внимательный глаз человека, знакомого с новейшей церковной историей, увидит на нижних краях мантий фигур двух архиереев буквы: «П А» и «М Л». Патриарх Алексий II и Митрополит Лавр, два первоиерарха двух половинок одной Церкви, расколотой революцией, - Русская Православная Церковь и Русская Православная Церковь Заграницей. Долгие десятилетия между ними не было канонического общения, и только в 2007 году произошло воссоединение. Памятник этому событию установлен именно в Курской Коренной пустыни, потому что обретенная здесь в 1295 году икона «Знамение», в гражданскую войну вывезенная за рубежи нашей Родины, стала для русских людей и Церкви в изгнании Путеводительницей Русского Зарубежья. Именно эту икону на памятнике держат в руках Святейший Патриарх Алексий II и Митрополит Лавр.

Перелистнула церковные странички альбома - а дальше пошли «памятные даты». И сразу бросилось в глаза: «Колокололитейному заводу в Воронеже 10 лет». Скромная картинка - здание заводского цеха и рядом храм. Вроде, ничего примечательного. Кроме того, что на этом заводе (первом таком заводе в России) еще в годы только зарождающейся перестройки, в 1991 году мы с батюшкой заказывали колокола, сразу 6 штук, для нашего старинного, но потерявшего в смутное время голос храма. Стоили они больших денег! Часть собрали прихожане, а основную выделил тогдашний председатель колхоза. Это было настоящим чудом и, думаю, очень смелым поступком. Кстати, ни в новых храмах, ни в уцелевших старинных в нашем благочинническом округе такого большого (и по количеству, и по размерам) набора колоколов нет.

...Яркая красочная картинка: на коне, в причудливой старинной одежде, - всадник с почтовым конвертом, запечатанным сургучной печатью. Подпись: «300-летие начала почтовой связи на южной линии». И карта-схема: «Москва - Воронеж - Таганрог - Азов». Это когда же было? Конец 17-го века? А в голове уже крутится пластинка с бархатным басом Бориса Гмыри:

«Вот на улице трубит почтарь. Ты, сердце, бьешься, как будто встарь...»

Давно не слушала. Но буквально на днях сын купил проигрыватель для виниловых и более старых, тех, что на 78 оборотов, пластинок. Значит, не зря хранила я все эти годы свои пластиночки - вот они, стоят, как положено (не лежат!) длинным рядом на широком шкафу. Где-то среди них и мой «Почтарь».

Совсем еще недавно, лет 15 назад, были выпущены необычные конверты: весь конверт - с обеих сторон - одна большая картина. В моей скромной коллекции таких чуть больше десятка, но ведь я не профессиональный собиратель, храню только то, что было прислано мне лично или членам моей семьи. А жаль... Большинство моих конвертов-картин с видами Москвы златоглавой - храмы, монастыри, исторические здания, а на обороте - карта-схема, на которой отмечены эти объекты. Большинство - потому что прислала мне их моя московская подруга, одна из тех, с которыми я подружилась благодаря объявлению в газете; кстати, пишет она мне до сих пор. Но есть среди этой серии у меня и мой любимый Санкт-Петербург, и Волгоград, и яркие новогодние изображения.

...Вы не устали от моих воспоминаний, мои дорогие читатели? Нет? Тогда еще немного (я и так пишу далеко не обо всём, чем хотелось бы поделиться, с грустью вычеркивая из моего плана - помните, как в школьных сочинениях - половину намеченного).

Иных уж нет, а те далече

Мои дети, чьи маленькие альбомчики стали началом моей сегодняшней коллекции, наклеивали в них только вырезанную картинку. Но постепенно, по примеру моей мамы, а их бабушки, мы стали оставлять и адрес отправителя, и - по возможности - почтовый штемпель с датой. И вот, спустя уже даже не годы, а десятилетия, я с удивлением вижу, что часто мне интересна не столько картинка, сколько человек, имя которого осталось на конверте. Бывают картинки неприметные - цветы, пейзажи, ежегодные праздничные даты, - а имя отправителя заставляет «вспомнить и лица, давно позабытые». Вспомнить - и помянуть в молитвенном воздыхании, и записать на Литургию. С удивлением и стыдом вижу совершенно забытые имена-фамилии: это читатели моих статей и книг, которые частенько присылали мне письма-отзывы. Я отвечала на каждое письмо - такое у меня правило. Но порой на этом переписка и заканчивалась. Письма я храню только, понимая, что с моим неизбежным уходом дети мои вряд ли станут разбираться в горах моего «архивохранилища» (а вот небольшую стопку когда-нибудь да прочитают). Но есть и картинки с «разовых» писем дорогих мне людей.

Наташа Козлова... Молодая журналистка из «Белгородской правды». В годы перестройки ко мне пришли просьбы из нескольких газет от сотрудников, которым поручили вести рубрики на религиозные темы. Среди них была и Наташа. Несмотря на разницу в возрасте (я была много старше), мы подружились, встречались в редакции, а затем и часто переписывались в интернете. А потом - как гром среди ясного неба: некролог в «Белгородской правде». Я и не подозревала, что всегда жизнерадостная Наташа была неизлечимо больна... Конечно, имя ее уже много лет в моем помяннике.

Почтовая марка, посвященная 400-летию Дома Романовых. 1613-2013 гг.

А вот конверт из Москвы. На картинке - памятник Григорию Ивановичу Шелехову, который стоит в одноименном городе в Иркутской области. Не знала я о существовании такого города, хотя в детстве недолго жила неподалеку (по сибирским размерам), в Братске. А вот о первооткрывателе Русской Америки и основателе там первой духовной миссии Шелехове читала много: ведь он наш, курский. А письмо с этой картинкой прислала известная в Москве журналистка («золотое перо») любимого мною и многими еженедельника «Семья» (не путать с «Моей семьей») - увы, закончившего свое существование в кризисные 90-е. Но наша переписка с Ксенией Авдеевой продолжается до сих пор - правда, в интернете. Больше того - муж Ксении журналист-международник Алексей Карцев из ИТАР-ТАСС стал крестным нашего младшего сына. У меня хранятся все бумажные письма Ксении. А обычный конверт был только один (наверное, самый первый), просто потому, что писала она размашистым почерком огромные письма, которые приходилось упаковывать в нестандартные конверты из бандерольной бумаги.

Благодаря Авдеевой я познакомилась с еще одной женщиной, о которой уже не раз писала в «Благовесте». Это Любовь Дмитриевна Золкина. На одном из многих ее конвертов - целая картина, которую можно рассматривать и размышлять над которой можно часами: множество народа самого разного вида у ворот монастыря (тут и боярские кафтаны, и одежда простолюдин, мужчины, женщины, дети, многие стоят на коленях), и надпись: «Избрание Земским Собором Михаила Федоровича Романова на царство». На марке - царь Михаил.

У Золкиной я бываю с интервалом в 1-2 года. Да и как иначе, ведь ее домик в деревне - связующее звено между Оптиной и Шамординым. Но не только это влечет меня к ней в Нижние Прыски. Любовь Дмитриевна - замечательный собеседник, кладезь истории Оптиной пустыни. А еще она познакомила меня с несколькими интересными людьми.

Вот картинка с конверта совсем непримечательная, но отправитель письма - личность с большой буквы, Ирина Николаевна Соловьева-Волынская. И о ней я тоже уже писала, давние читатели «Благовеста» могут помнить. Известный архитектор, переехавшая, как и Золкина, из Москвы в Нижние Прыски в первые годы начавшегося восстановления Оптиной, чтобы просто быть рядом, так как в ее преклонном возрасте помочь физически она уже не могла. Но помогла другим образом. Пусть и не самой пустыни, а старинному храму Преображения Господня в Нижних Прысках. В 1990-2000-е автобусы с паломниками, направлявшиеся в Оптину, обязательно заезжали в этот храм. В нем настоятельствовал выдающийся протоиерей Леонтий Никифоров, которого многие почитали как старца. Ирина Николаевна Соловьева-Волынская несколько лет собирала материалы по истории этого храма, и книга о нем и об отце Леонтии была издана незадолго до ее кончины.

Почтовый конверт со знаком Губкинской епархии Белгородской митрополии.

Вот еще картинки с обратными адресами - от разных священников. Рисунок с храмом в тихом парке - это письмо от протоиерея Леонида Гончарова. Всю жизнь он жил и безсменно служил в одном из уголков нашей епархии. Так уж вышло, что один из его сыновей работал в нашем Новеньком ветеринаром, мы были в дружеских отношениях еще в советские годы, а позже Александр Леонидович стал главой района, ну а с недавних пор работает в правительстве области. И до сих пор приезжает в наш и другие храмы района на особо праздничные службы. Его отец протоиерей Леонид изредка приезжал к нам в гости, мы у него в храме были лишь однажды, но переписывались часто. Дело в том, что отец Леонид, как и я, писал стихи - это нас и сблизило. У меня на полке стоят три его поэтических сборника с дарственными надписями. Царство Небесное светлому батюшке!

Над картинкой с надписью «200 лет вступления Русских войск в Париж и окончание Наполеоновских войн» обратный адрес священника из Ивановской области. Я не видела даже фотографии протоиерея Анатолия Коника, просто он написал мне, прочитав мою книгу «На поповских хлебах». И завязалась переписка. По какой-то причине (спросить я постеснялась) батюшка жил один, родственников у него не было, а букет болезней был. Мы переписывались года два. А потом мое письмо вернулось с надписью: «Адресат умер». Случилось это на Пасхальной седмице. Спасибо работнику почты, сообщившему мне скорбную (а может, и радостную - Пасхальную - весть). Имя протоиерея Анатолия - в моем помяннике.

А вот письма от протоиерея Георгия Ганцелевича продолжают приходить, хотя и редко, по праздникам. Этот батюшка недолго служил в нашем храме до нашего сюда назначения. Он увидел несколько моих статей в «Благовесте» и написал нам, а затем и приехал в гости, несмотря на возраст и болезни. Сейчас он заштатный клирик Липецкой епархии.

Одни из самых дорогих для меня экспонатов моей несерьезной коллекции - письма из поселка Свобода Курской области. Там - моя любимая Коренная пустынь. Я часто бывала в этой обители, меня там хорошо знали, и иногда кто-то из братии поздравлял меня письменно с праздниками. Несколько картинок - с писем наместника (теперь уже бывшего) пустыни архимандрита Иоанна. На одной из них юбилейная надпись: «Почта России поздравляет с Новым тысячелетием!»

...Сейчас подумала, что почти про каждого отправителя моих конвертов можно было бы написать небольшой (а про кого и большой) рассказ. Понимаю, что нельзя раздувать сегодняшние мои воспоминания до огромных размеров, но не могу остановиться. Ведь как, например, умолчать о письмах с когда-то мирной Украины? Так много с ней было связано, начиная с того, что мой супруг родился в Одесской области, а могила его отца, протоиерея Авксентия, в Винницкой области - что-то там теперь и с могилой, и с храмом, у алтаря которого он погребен? А у меня лично - вот он, конверт из Киева от Ивана Ивановича Домарацкого. Этот человек был там председателем Совета ветеранов Великой Отечественной войны и разыскал могилу моего дяди, которую наша семья искала 40 лет. Дядя Аркадий освобождал от фашистов Киев и погиб недалеко от города, на хуторе, который война стерла с лица земли. Я ездила к Домарацкому со старшим сынишкой 33 года назад: с каким теплом и любовью он нас принимал! Ездили мы и к обелиску у дороги - братской могиле советских воинов - на котором было выгравировано и имя моего дяди. Вряд ли сегодня этот обелиск уцелел. Давно нет Ивана Ивановича, который в войну горел в танке недалеко от нашего села (там памятник - стоит), нет моего свекра протоиерея Авксентия. Остались - картинки с их писем, не дающие уснуть памяти.

Пора, пора ставить точку. Но позвольте перед нею вернуться... к началу этого повествования. К коллекции моей мамы, которая, увы, была утрачена при переездах с квартиру на квартиру моих родных в Курске. У меня осталось только несколько ее писем да несколько картинок из той ее коллекции - она присылала их своим внукам, которым прививала (и привила, пусть и на детские годы) любовь к эпистолярному жанру. И, как обычно, не могла вместить всего в листок бумаги. Сохранилась половинка конверта - картинка с аркой и храмом Георгия Победоносца в Курске, построенным в честь освобождения города от фашистов - и окончание письма на обороте, ответ на вопрос одного из внуков о войне, которую мама очень не любила вспоминать: «...Я воевала так: мне подарил губернатор очень хорошие часы на руку. И на них эта арка. Еще я очень хорошо стреляла из винтовки и пистолета. И была хорошим радистом. За это у меня был значок - награда, как орден (в 1944 году). Целую. Молись за всех, всегда». Этому внуку, который писал чаще других и был на тот момент младшим, мама моя подарила все свои военные и полученные в мирное время медали. А мои дети, пока были маленькими, тоже с удовольствием писали письма - родственникам, друзьям и даже нам, родителям.

Кусочек конверта со скромной еловой шишкой. Адрес написан взрослой рукой, но в строке «кому» - печатными буквами: «Захарчук маме», а в обратном адресе - «Твои дети». На марке в 5 копеек дата: 02.11.86. Да это же... Это же я была в роддоме с долгожданной дочкой. А мои старшенькие пацанята, пяти и трех лет, жили в эти дни у тетушки в Курске. И, соскучившись, написали письмо.

В нынешнюю эпоху компьютеров и телефонов бумажные письма кажутся лишней тратой времени. Да и идут они до обидного долго. И все-таки остаются на свете чудаки, любящие бумагу и авторучку. Даже среди детей.

Мне долго писал один из внуков, а когда он вырос, Господь послал мне совершенно чужого незнакомого ребенка, девочку-первоклассницу, мама которой задала мне какой-то вопрос в интернете. Так началась моя дружба с этой чудесной семьей. А маленькая Полина пишет мне уже шестой год на бумаге. Она хочет стать писательницей, присылает свои рассказы и рисунки, и письма ее становятся всё интереснее.

Марина Захарчук, Белгородская область.