‣ Меню 🔍 Разделы
Вход для подписчиков на электронную версию
Введите пароль:

Продолжается Интернет-подписка
на наши издания.

Подпишитесь на Благовест и Лампаду не выходя из дома.

Православный
интернет-магазин





Подписка на рассылку:

Наша библиотека

«Блаженная схимонахиня Мария», Антон Жоголев

«Новые мученики и исповедники Самарского края», Антон Жоголев

«Дымка» (сказочная повесть), Ольга Ларькина

«Всенощная», Наталия Самуилова

Исповедник Православия. Жизнь и труды иеромонаха Никиты (Сапожникова)

Воспоминания

Из записей протоиерея Иоанна Гончарова.

Из записей протоиерея Иоанна Гончарова.

Протоиерей Иоанн Гончаров (1946-2020) - один из самых известных самарских пастырей. Много лет он был настоятелем Покровского кафедрального собора, самарским благочинным. Он автор нескольких книг проповедей и духовной прозы. После его кончины духовные чада батюшки стали работать над составлением книги воспоминаний о нем. И вот недавно эта книга была издана в Самаре. «Встреча, которой нет конца» - так она озаглавлена. Книгу открывают воспоминания протоиерея Иоанна Гончарова о своем детстве, о юности. Ниже мы приводим эти его воспоминания, которые впервые были опубликованы в книге, посвященной его светлой памяти.

Детство - замечательная пора, и эту замечательность особенно понимаешь и оцениваешь в старости.

Счастливым был еще и потому что, можно сказать, родился в церкви. Мама была замечательной прихожанкой церкви свв. Петра и Павла. И мне не нужно было искать то, что всем необходимо найти - Бога. Жизнь - как бы «игра в прятки»: Бог как бы спрятался, чтобы все Его искали. И бывает настоящая радость, когда кто Его находит. Найти Его - это значит найти «всё сразу». «Всё» и «сразу» - это так много, что потом всю жизнь осмысливаешь то, что нашел. И это еще остается тебе на всю Вечность.

В жизни столько странных, невообразимых понятий, вещей, разбросанных как попало, и не знаешь, зачем они. И с Богом всё постепенно приводишь в порядок, усваиваешь сердцем и прорастаешь в Вечность. «Я есмь хлеб, сшедший с небес и дарующий жизнь миру». Бог - это такой хлеб, в котором всё для всех и навсегда. Как манна небесная, только еще значимей, потому что это небесный, духовный, смысловой, сердечный хлеб жизни во всех понятных и непонятных, видимых и невидимых, ощущаемых, предполагаемых и недомыслимых проявлениях.

Родиться в церкви - это как попасть в самый центр мироздания и всё принимать просто, как есть. И сам ты, как бутон цветка - еще весь в будущем. Полнота радости свернута в тугой узел. Потому иногда вспоминается такое, будто был в Раю. Но тогда этого не понимал, и только потом воспоминание ощущений, каких-то туманных представлений… Так было всё загадочно и чудно. Это вот сейчас, когда знаешь о схождении небесного огня, понимаешь, что человека приводят в мир как небесный огонь, который первое время как бы не настоящий - не жжет, и постепенно он становится настоящим…

Всё настоящее, вечное плохо осмысливается временным. Потому, наверное, только освященному, облагодатствованному сердцу открываются реалии вечного, настоящего, то есть человеку как бы дается возможность стать немножко небесным, чтобы это увидеть, ощутить. И это есть прикосновение к Хлебу Жизни, к крошкам, которые падают со стола трапезы святых людей.

Святая Церковь - это трапеза, за которой раздают Хлеб Вечной Жизни. Причастие - причастность к вечной жизни.

Небесный огонь в душе остается навсегда, только уходит в глубину души, туда, вовнутрь, где Царство Небесное. И когда человек страдает, он напоминает о себе особенным созерцанием реальностей жизни. Светит - и мир сердечных представлений наполняется другими предметами, и предметы земные тают в своем значении.

Но мир сердечных ощущений, таких значимых, необходимых, превращается в невыразимый хаос, ибо наш ум в тенетах паутины времени всё вечное, настоящее дробит во временное и преходящее (как разбивается елочный шар). И потому человек путается и прилипает к этой паутине.

* * *

Помнится, сидим на лестнице амвона, смотрим и слушаем.

Настоятелем тогда был отец Иоанн Фомичёв, сухонький старичок в больших круглых очках. Говорил он очень вдохновенно, но слишком быстро. Мама радовалась: «Так хорошо говорит, но ничего не поймешь!»

Отец Михаил Решетников - полный, благодушный батюшка. Помню, как он приезжал к нам на квартиру причащать бабушку Варвару. Мы жили тогда в большом доме, и в то время вызвать священника на дом (в моем тогдашнем представлении) - это упасть на дно «общественного мнения». Если к этому еще добавить мнение мальчишеского мира (он тогда был главным в моей жизни) о неблагополучии моей семьи (пьянка отца, скандалы, бедность), то всё это отзывалось болью в моем крайне самолюбивом мальчишеском сердце. Жил раздавленным ребенком.

Oтец Михаил тогда в рясе приехал на «Победе» и причастил нашу бабушку, которая вскоре и умерла. Умирала очень тяжело, было высказано подозрение, что она была нехорошим человеком, и моя мама очень от этого страдала. Меня же бабушка любила, и мне было с ней хорошо.

Oтец Михаил Грисюк такой аккуратный, интеллигентный, но какой-то не слишком духовный, и в приходе (как мне казалось) не пользовался большим авторитетом. Вскоре они оба друг за другом умерли, будучи еще не очень старыми. Попутно хочется отметить, что спустя время в этом же приходе умерли два о. Михаила, тоже как-то вскоре друг за другом (скорее всего, отец Иоанн здесь говорит об умерших один за другим родственниках - протоиереях Михаиле Фролове и Михаиле Калугине. Оба они похоронены в ограде Петропавловской церкви, - ред.).

* * *

Вообще-то храм свв. Петра и Павла в Самаре в тяжелые времена испытаний явился безпримерно замечательным своим духовенством и прихожанами. Почти весь клир сохранил верность Богу и пошел (как можно полагать) узкой тропой в Царствие Небесное. Этим он чрезвычайно выгодно отличался от Покровского собора, в котором в трудные годы гонений клир подался в обновленческий раскол.


Петропавловская церковь Самары.

Из детских и последующих впечатлений (я потом пять лет в Петропавловском храме прослужил) было ощущение его особой благодатности. И часто во снах он мне виделся целым церковным городом со множеством всяких помещений, оград, колоколен.

А вот в Покровском соборе, в котором я прослужил 17 лет, ничего подобного не ощущал.

Еще нужно сказать, что особая благодатность храма свв. Петра и Павла проявлялась в постоянном милосердии Божием ко всем его служителям. Туда зачастую определяли несостоявшихся, пьющих, неудачливых батюшек. Был он вроде «отстойника».

Маленькая справочка: в то время, когда почти все ревностные священники были расстреляны, посажены, Церковь в свои объятия принимала всех, кто более или менее был к этому способен. С точки зрения человеческих представлений о значимости, в Церковь приходили самые незначительные люди. Вроде как по притче о брачном пире: идите и соберите всех, кого найдете, чтобы наполнился Дом Мой (см. Лк. 14:16-24). А если посмотреть глазами нормального человека с нормального расстояния, то те «недостойные», приходящие в Церковь, несмотря на всю свою внешнюю несуразность, вообще-то были лучшими сынами нашей Родины. А все эти многочисленные благополучные были простыми приспособленцами, по сути, предателями Святой Руси. С гнилыми душами и пустыми головами, но гордые сознанием своей причастности к строительству, как оказалось сейчас, никому не нужного социализма.

* * *

Непостижимый, особый и постоянный интерес вызывает христианское представление о своеобразных качествах личности («Что высоко у людей, то мерзость у Господа»), которые не просто и не всегда открываются человеку. Вот даже в житиях как бы нечто замечательное подается: сын богатых и знатных родителей, то есть богатство и знатность невольно вызывают уважение. Не считаться с этим не позволил себе св. Димитрий Ростовский, указывая на это в Житиях святых.

Служил в храме свв. Петра и Павла дьякон Димитрий, классический пьяница и при том замечательный человек. Он был вроде «половичка» в алтаре, все «вытирали об него ноги». Он был псаломщиком, и клирос был его домом. Ни одной службы без него не могло быть. Что в нем было привлекательным - его совершенное незлобие. Он как бы согласился с тем, что хуже его человека не бывает, он как бы умер в своих глазах без всякой надежды возвращения в люди. И опять хочется сказать: если мы что и значим, то только в своих глазах, да и то не всегда. Ничего положительного в привычном человеческом понимании о нем сказать невозможно, но почему-то его душа была близка моей… Захотелось что-то сказать о красоте. Наверное, что-то в человеке обнажается из настоящего, когда он плюет на преходящее.

Пьянство, да и все страсти в человеке, - загадочная вещь («грехопадения кто разумеет» (Пс. 18:13). Они есть, значит, что-то в них есть еще и кроме, конечно, ужасного безобразия и разрушения. «Где бы человек кончил, там Бог только начинает…»

Может быть, ни в чем нет столько таинственного, сколько в страстях. Они могут, разрушая, созидать. Только они подводят человека к настоящему покаянию, к смирению. И, кроме них, ничто в мире не в состоянии сломить человеческую гордыню, эту дыру в мироздании.

Вот у моего отца были золотые руки, он умел всё. В сарае у него была столярная мастерская. Он делал отличные шкафы, чемоданы. Беда только в том, что всё потом пропивал.

Помню, сделал у нас во дворе карусель, правда, недолго она простояла, старшие ребята быстро ее сломали. Еще помню, сделал мне тележку на колесах, и мальчишки, чтобы я дал им ее повозить, кто кусок хлеба с сахаром давал, кто подушечку. А еще у меня одного был трехколесный велосипед. Как-то раз даже проигрыватель отец смастерил.

Но пил отец очень сильно. Мама много раз просила у Владыки Мануила благословление развестись с ним, но Владыка всё время говорил: «Потерпи еще». И, действительно, последние пять лет жизни у отца было очень высокое давление, он постоянно носил в кармане документы. Так вот, он совершенно изменился, не брал в рот ни капли спиртного. Он регулярно ходил в храм. А какое благочестие являл: со Страстной Пятницы до Пасхи не ел и даже воды не пил. Умер от инфаркта в больнице. Соседи по палате даже не заметили. Когда лежал в гробу, такая улыбка у него была на лице, словно он ангела увидел. Всю жизнь жалел, что у нас не было фотоаппарата, чтобы запечатлеть эту улыбку.

* * *

В Петропавловском храме присутствовали в алтаре два молодых человека. Тогда это было непостижимой смелостью, ибо по предписаниям в алтаре могли быть только престарелые и около того. Это были Юра и Коля. На них благоговели, они это понимали и радовались…

В алтаре прислуживала монахиня Матрона. Такая строгая, своеобразная. Интересные истории о себе рассказывала, как была в тюрьме и в ссылке. Тогда, наверное, едва ли не все, по крайней мере, многие честные люди прошли через тюрьмы и лагеря - это для них как паспорт в вечную жизнь. Тогда, как говорили, Россия разделилась на тех, кто сажал, и на тех, кого сажали. Была качественная проверка на человеческое достоинство, - экзамен на вечную жизнь, проходная в Царство Небесное.

Когда пришла перестройка, как-то ощутилось умаление благодати (а, может, показалось). И вот м. Матрона высказалась в отношении этого следующим образом: «Когда сидели в тюрьмах, было очень плохо с точки зрения материального достатка, внешнего существования. Но зато в душе было так хорошо - ощущение значимости своей жизни, приращение плода. Было это главным, что делало терпимым всё другое. Потом, - говорила она, - всё прошло. Сейчас и у меня квартира, я уважаемый человек, у меня есть всё, что мне нужно. Но той радости больше нет…»

А радость та - определяющая, и ее отсутствие делает всё остальное безсмысленным, пустым, безрадостным.

Впоследствии оказалось, что мое служение в церкви свв. Апостолов Петра и Павла (не вменяя многих досадных мелочей) было самым счастливым временем моего служения. «Досадные мелочи» - это сейчас, когда они прошли, а тогда это были далеко не мелочи. Но, как теперь видится, только в них могла мне подаваться радость, благодатная радость служения.

В Покровском соборе у меня уже не было досадных мелочей… И не было той радости.

* * *

Протодьякон Виктор владел замечательным баритоном. Служил с душой. Умел отдельные места богослужения подчеркнуть и делал это со вкусом. Видел, понимал, что это нравилось всем прихожанам, и его любили за это.

В нем ощущалось достоинство служителя Божиего (не без тщеславия он был, его обвиняли в этом, за глаза, конечно). Ну не на ровном месте возникло присловие: «где голосок, там и бесок». Но мы, дети, это тогда только слышали, ничего толком не понимали и радовались его служению.

Особенно он благоговейно служил с Митрополитом Мануилом Литургию. Это был настоящий праздник души. Когда он подчеркнуто произносил «…и дух прав обнови во утробе моей…», мы в воображении спускались в какую-то глубокую утробу.


Протоиерей Иоанн Гончаров в последние годы жизни.

Соответственно сему он имел внешний вид: настоящий протодьякон с естественно длинными волосами и бородой, в общем, эталонный протодьякон. Всё это он подчеркивал походкой человека, знающего себе цену и понимающего свое всеми уважаемое положение.

Особенно благодатное переживание всеми, и им самим, был момент конца службы, когда он поднимался к архиерейскому хору и сольно исполнял молитву конца утрени: «Утверди, Боже, Святую Православную веру Православных христиан во век, и в век века…» В это время он выдавал из себя всё самое, что в нем было ценное. Верующая душа в нем молилась прекрасным голосом.

Назвать этот момент переживанием духовной радости, это значит ничего не сказать. Что-то до того большое и значительное поднималось в душе, что и сказать трудно. Уверенно могу сказать, что это не было эстетическим удовольствием. Это была настоящая молитва, и архиерейский хор сопровождал, распространяя и углубляя ее.

Это была молитва Церкви, молитва в церкви, наша молитва в церкви тогда, когда Церковь была стеснена и гонима. У многих душа болела о ее благополучии, и о нашем благополучии в ней.

Вот случай, иллюстрирующий наше тогдашнее положение, связанное с личностью протодьякона. Одно время из Москвы пришло предписание: детей в храм не пускать, и в субботу вечером перед службой у ворот Покровского собора выстраивались комсомольцы и, пропуская всех, не пропускали детей. Владыка Мануил распорядился открыть задние ворота храмовой территории и поставил там протодьякона, а мы оббегали вокруг квартала и потихоньку, проходя как бы мимо, ныряли на территорию храма, а затем в самый храм. И так было много раз.

Жизнь верующих в Бога тогда была сложной. Территория храма и богослужения были островком, на котором мы встречались на короткое время, делаясь самими собой, и потому всегда не спешили расходиться, отдыхая в дружбе с Богом и друг с другом. Мы, все такие разные и возрастом, и характером, становились одним телом. Мы тогда были счастливы, мы были Церковью. И бывало, чтобы это время как-то продлить и разнообразить, ходили друг к другу с ночевой.

Вот когда прошло много времени и жизнь внесла много поправок в наши отношения, начинаешь понимать, что значит в жизни благодать общения. И как многого сейчас не хватает сегодняшнему поколению!

Как пшеница в поле, созревали мы к вечной жизни.

* * *

Моя дорогая родительница в среде прихожан была самой бедной, несчастной, ибо тогдашнее тугое житие омрачалось разрушительным пьянством моего родителя, из-за чего вся наша семья вызывала сострадание у прочих прихожан. Результатом такого отношения было трогательное и постоянное участие прихожан в наших семейных нестроениях. Так, однажды они решили сшить мне праздничную рубашку для хождения в храм, и сшили ее по старинке, как Иванушке из сказки, с пояском. Мое окаянство, оно хоть принижено было обстоятельствами, но самолюбиво взыгралось против «ушедшей моды», и рубашку с пояском я не носил.

Интересный факт такого любовного отношения между прихожанами - организация праздничной елки. Как уже говорилось, прихожане Петропавловского храма люди были бедные, скромные, но и у них возникало желание праздника, особенно Рождества и Святой Пасхи. Так вот, одна из прихожанок, желая возвеселить свою душу, устроила детям прихожан елку. Вообще нужно сказать, что радость праздника, особенно у детей, совсем не зависит от достатка. Как в маленьком человеке игры детства представляются жизнью, так и радость праздника становится настоящей.

Елка была украшена простыми бумажками и ватками, флажками с нарисованными на них сказочными персонажами. А подарки… и о них подумали. Кулечки из газеты, а там - семечки и подушечки. Такие замечательные маленькие конфетки. Всё детство помню их как нашу радость. Детство - это пирожки с повидлом и подушечки.

Та среда прихожан, в которой открылись мои глаза, всегда предпочитала ходить на службу в Петропавловский храм. Как мне раньше представлялось, его предпочитали потому, что он ближе, но потом прояснилось, что Петропавловский храм - это храм мучеников, и он людям представлялся особенным.

Детские впечатления отчетливо сохранили атмосферу отношений прихожан Петропавловского храма между собой. Они были трогательно-привлекательными - непосредственное детское желание дружить между собой, жертвенно дружить, то есть по-настоящему. Их отношения ярко рисовали тягу к благодатности. Поскольку прихожане были люди бедные, простые, то их взаимные услуги были мелкими, но подавались с большим значением, как будто они понимали сердцем, что у Бога сделанное незначительное не таковым является в действительности.

Имеется в виду красота дружбы в тяжелое время гонений. Хотя нельзя сказать, что вот прямо гонения были. Нет, тягота была в том, что мы очень болезненно ощущали свою неприкаянность, отчужденность, мы везде были для всех чужими, странными, глупыми, так как все были уверены, более того - якобы «знали», что наша вера от необразованности. Ведь Гагарин летал и никого не видел, а тут вдруг такие «экземпляры» оставшиеся. Умные люди нас сторонились… Ну как это возможно, при наличии такой науки и вдруг такая темнота.

Не знаю, как другие, но я ощущал свою неполноценность, свое несоответствие современности. И единственным местом, где отдыхала моя душа, был храм и дворик храма с его могучими деревьями, о которых до сих пор вспоминаю с сожалением.

Мы, дети, живя богослужениями, растворяли себя со всеми достоинствами всех служителей, как бы ощущали себя их частью. Мы действительно были причастны, мы же молились, мы были тоже Церковью.

Мы, естественно, были далеки от того понимания, какой дар мы переживали. И что мы сами здесь совсем ни при чем. Мы с сожалением прощались с уходящим и с неудовольствием встречали приходящее, и по необходимости включались в суждения взрослых прихожан.

* * *

И вот я вырос. В последние годы пребывания в школе там как-то уже привычно относились к моим убеждениям. Серость была моим основным способом существования, и меня как бы не замечали. Во всех отношениях я был незаметным - маленький ростом, совершенно безтолковый, слабый в учебе, странный из-за своей веры. Не имел друзей и жил как бы сам по себе. Мной, естественно, пренебрегали, и самолюбие мое страдало. И в мыслях было закончить быстрее школу и пойти своей дорогой. Но родительница повела меня к Владыке Мануилу (а родительницу я слушался), чтобы он мне «мозги на место поставил». Поговорил со мной Владыка, слова его дошли до самого сердца. Появилось желание учиться.

По окончании школы Митрополит Мануил написал мне рекомендацию в семинарию. Поехал поступать.

Учился я в школе плохо, потому вступительное сочинение написал с кучей ошибок. Вот вызывает меня инспектор, архимандрит Симон (впоследствии Архиерей), и говорит: «Братец, сочинение ты написал, конечно, плохо. Но вот того человека, кто тебе рекомендацию дал, мы очень уважаем и отказать ему не можем. Так что тебя принимаем». Но тогда не принимали не отслуживших в армии. Что было со мной, когда я вернулся в Самару… Директор школы, классный руководитель, лица из серьезных организаций накинулись на меня, обвиняя в таком нелепом поступке, как поступление в семинарию. В их глазах я был нравственным преступником, а в своих глазах был жутким отщепенцем.

С какой радостью получил повестку в армию и благополучно отправился служить.

Митрополит Мануил велел мне ему писать, как служу. После службы помню счастливый день, когда я с цветами пришел к нему домой. Тогда он меня благословил как-то очень хорошо. И это у нас с ним была одна из последних встреч.

После службы в армии поступил в семинарию. Сижу на занятиях и ничего абсолютно не понимаю, как будто преподаватели на иностранном языке говорят. Такое отчаяние на меня напало, хоть бросай всё и езжай домой. Очень я молился Преподобному Сергию. И вдруг словно пелена с ума спала, и так мне учиться стало интересно и радостно.

А с Митрополитом Симоном (Новиковым) у нас сохранились очень теплые отношения в течение многих лет. В начале 2000-х годов я ездил по церковным делам в Москву. По пути заехал в Николо-Бабаевский монастырь, где проживал на покое Митрополит. Слава Богу, мы с ним хорошо поговорили, простились. Скоро пришло известие о кончине Владыки Симона.

Когда учился в семинарии, там часто принимали иностранные делегации, проходили конференции, после чего накрывали столы. А мы, студенты, помогали в качестве «гарсонов». Народ собирался ученый, больше говорили, чем ели, всё оставалось, а мы потом доедали. Я привык дома питаться в основном картошкой, вот сижу и ем картошку. Вдруг кто-то у меня из-под носа тарелку убирает. Смотрю, парень-москвич стоит. Только я хотел возмутиться, а он ставит передо мной чашку с черной икрой.

Так и мы цепляемся за земные блага, как за картошку. А Господь хочет нам черную икру дать. Мы же возмущаемся, не понимая.

Во время учебы в семинарии у меня возникло желание принять монашеский постриг. Господь дал мне восчувствовать, какую благодать Он дает монахам. Четыре дня я словно летал, не касаясь земли. Словно ангелы носили меня… Мой друг даже подарил мне свое монашеское облачение. А потом опустился на землю и понял, что мне нужно жениться.

По окончании семинарии мне выпала честь читать доклад перед Святейшим Патриархом Пименом.

Далее были учеба в Московской Духовной Академии, служение Богу и Церкви.

240
Понравилось? Поделитесь с другими:
См. также:
1
6
Пока ни одного комментария, будьте первым!

Оставьте ваш вопрос или комментарий:

Ваше имя: Ваш e-mail:
Содержание:
Жирный
Цитата
: )
Введите код:

Закрыть






Православный
интернет-магазин



Подписка на рассылку:



Вход для подписчиков на электронную версию

Введите пароль:
Пожертвование на портал Православной газеты "Благовест":

Вы можете пожертвовать:

Другую сумму


Яндекс.Метрика © 1999—2024 Портал Православной газеты «Благовест», Наши авторы

Использование материалов сайта возможно только с письменного разрешения редакции.
По вопросам публикации своих материалов, сотрудничества и рекламы пишите по адресу blago91@mail.ru