‣ Меню 🔍 Разделы
Вход для подписчиков на электронную версию
Введите пароль:

Продолжается Интернет-подписка
на наши издания.

Подпишитесь на Благовест и Лампаду не выходя из дома.

Православный
интернет-магазин





Подписка на рассылку:

Наша библиотека

«Блаженная схимонахиня Мария», Антон Жоголев

«Новые мученики и исповедники Самарского края», Антон Жоголев

«Дымка» (сказочная повесть), Ольга Ларькина

«Всенощная», Наталия Самуилова

Исповедник Православия. Жизнь и труды иеромонаха Никиты (Сапожникова)

Русское дерево

Новые «крупинки» писателя Владимира Крупина.

Новые «крупинки» писателя Владимира Крупина.

Об авторе. Владимир Николаевич Крупин родился 7 сентября 1941 года на Вятке, в селе Кильмезь Кировской области, в семье лесничего. Православный писатель, первый лауреат Патриаршей литературной премии (2011). Работал в газете, служил в армии в Москве. Окончил филологический факультет Московского областного педагогического института. Работал учителем русского языка, редактором в издательстве «Современник». Широкую известность получили его повести «Живая вода» (1980) и «Сороковой день» (1981). Главный редактор журнала «Москва» (1990-1992). С 1994 года преподаватель Московской Духовной Академии. Сопредседатель Союза писателей России. Живет в Москве.

Береза - символ России. В хорошей песне о родине есть такая строка: «И светла от берез Россия». Береза была знаком владычества русского царя. Сажали ее по сторонам почтовых трактов. Особенно много сажали берез при Екатерине. Так и называли их - екатерининские березы. И много же верст прошагал я под их сенью по Великому Сибирскому тракту. А ведь было им тогда (1950-е годы) уже два века. Даже один из ранних рассказов назвал «Черные березы». У них от старости лопалась и чернела кора.

Мой отец - лесничий, один раз загадал нам загадку: какое дерево болезни исцеляет, лень выбивает и скрип устраняет. Мы не знали. Он назвал наводящие на ответ слова: баня, школа и телега. Опять мы не соображали.

- Да-а, - протянул он, - сразу видно, что вы березовой каши не пробовали. Вроде и в баню не ходили. Плохо я вас веником парил.

Тут уже мы сообразили, что речь о березе. О березовых розгах и о банном венике. Но что такое: скрип устраняет?

- Да как же это непонятно, - подталкивал отец к разгадке. - Телега. Сто раз ездили. А телега что? Ездит колесами по грязи, пыли, глине и что? И начинают колеса скрипеть, взвизгивать. И это очень противно, и лошадям тяжело такую телегу тянуть. Втулка колеса и тележная ось истираются, изнашиваются. И как с этим борются?

- Колеса мажут, - догадались мы. Конечно, мы видели, как смазывают колеса. Поочередно поднимали их с помощью рычага, снимали с оси и мазали огромной кистью. Которая называлась квач. Обмакивали его в ведерко с дегтем. Когда куда-то отправлялись, ведерко прицепляли сзади к телеге.

- Так деготь откуда? Опять же от березы! Да и любую рану, царапину дегтем смажь, заживет моментально. Только вот не дай Бог какой девушке так себя вести, что ворота ее дома вымажут дегтем.

- Надо вас полечить, - говаривал отец сапогам, покрывая их блестящим лаком прекрасно пахнущего дегтя. Да, я не ошибся, прекрасно пахнущего. И это не квасной патриотизм, это то, с чем я вырос. Но, чтобы поверить в мои слова, надо пережить (вспомнить, понять, представить), как легко катится «смазанная» телега через поля и перелески на дальний покос, как начинает ее трясти на кочках, и как ударяется о грядку телеги деревянная нога конюха фронтовика Федора. Это он положил в телегу огромную охапку сена, подстелил, чтоб нам было помягче, и ведерко не забыл.

Да, вот такое вспомнилось в дни теперешней антивирусной изоляции. Изоляционистская запись.

Из моего московского окна видно березу, которую мы посадили в 90-м году, когда сюда переехали. Уже большущая стала. А главная береза моей жизни - береза около дома в моем селе. Посадил в 1957-м году, в год окончания школы. Росла и стала огромной. Сколько же на ней было майских жуков! Сгорела в пожаре 2011-го года.

Может быть, дай Бог, хотя бы на Троицу будем мы выпущены из заточения? Нынче она седьмого июня. Этот день еще вдобавок - день третьего Обретения главы Предтечи и Крестителя Господня Иоанна.

Вот, и Благодатный Огонь сошел. Значит, Господь еще годик даровал.

Антоновка

Более тридцати лет как мы въехали в наш полудомик в Никольском. И почти все эти годы была с нами яблоня. Когда мы тут поселились, она уже тогда была старая. И уже тогда прежние хозяева говорили, что надо яблоню «убирать», что стара, что ей лет пятьдесят.

Но она была такая большущая, так по веснам цвела, такие были сладкие яблоки, что мы ее очень полюбили. Нет, слова «сладкие яблоки» к антоновке не подходят. Они особые, поздно осенние, терпкие, сказал бы даже, немного грустные. Она очень русская, эта яблоня, и вкус ее особый. Мне его не описать, читатели знают, о каком вкусе говорю. Это не похожая ни на какие другие сорта антоновка. Она хороша во всем: только что отнятая от яблони, пареная-вареная, в компоте, в варенье, в пирогах, моченая, всякая. И долголежкая, есть такой термин у садоводов. Лежит в песке, в стружках, у нас в старых газетах, хорошо хранится, ароматна и всегда аппетитна. Приходящая на стол среди зимы и сразу улучшающая настроение.

В какой-то год не бывало на ней яблок, а в какой-то не знали, куда девать, кому подарить. Нет яблок, значит, отдыхает. Все равно удобряли, поливали. Особенно перед зимой, ведер по десять-пятнадцать, чтоб ей было легче переносить морозы.

Конечно, во все эти годы я поневоле отпиливал усыхающие, отмирающие ветви. Иногда даже и сами ветви отламывались, не выдерживая тяжести созревающих яблок. Яблоня, думаю, даже сама стряхивала их недозревшими, спасаясь. Конечно, делал подпорки.

Время шло. В один год яблоня не дала плодов, в другой тоже. И в третий. Что делать? Значит, всё: отжила свой век, даже и чужого прихватила. Будем убирать?

Решили: подождем еще до весны. Дождались. Весна. Яблонька наша цвела очень вяло, мелкими цветочками, никаких зародышей. Обошел ее вокруг, все соцветия осмотрел. Пусто. Даже верные наши пчелки не стремились к ней. Присядут, потычут хоботками - сухо, и улетят.

Надо было принимать тяжелое решение: пилить. Я присел на крыльце. Тяжко вздохнул. Вспомнил, как жена отскребала со ствола засохшую поверхность старой коры, как всегда радовалась цветению. Как падали в траву тяжелые яблоки. И как долго-долго висело последнее яблоко, и мы его никогда не срывали. Оно покидало яблоню само.

Я еще посидел, еще досыта навздыхался и решил: куда денешься, не вечна она, надо набраться решимости и проститься с нашей кормилицей. Вон она какая уже корявая, с обрубками засохших ветвей, прямо страшная.

И все-таки не решался взять в руки пилу и топор. Малодушно решил переложить последнее слово о судьбе яблони на жену. Пусть она первая скажет, что яблоню надо спилить, и я уже спилю не по своей воле, а из послушания.

Так решив, я поднялся и… и стукнулся головой о яблоко. Да как же мы его не видели. Такое крупное, красивейшее, благоухающее.

И - единственное! Яблоня протянула его на крыльцо на конце длинной ветви. Как подарок нам, как благодарность за уход. Собрала остатки сил на единственного своего дитенка. Но что оно говорило? Что оно в самом деле последнее? Или просило подождать еще год? Не знаю.

Я взял ведро и пошел к колодцу.

Два пи, четыре эс

Находясь в вынужденной изоляции, не имея выхода из дома, вспомнил своего первого редактора Николая Петровича. Мне шестнадцать лет, я литсотрудник районной газеты «Социалистическая деревня». А более прожорливых существ, чем газета, я не видывал. Ей всё дай-дай-дай, все мало. Информации, отклики на решения партии, прославления тружеников колхозных полей, работников лесной промышленности. А не даешь текстов - сам ложись в полосу. С текстами плохо. Писем от рабочих и колхозников ноль. Пишем за них. Чего-то стараемся выспросить по телефону. Редактор безжалостен, бракует написанное, гонит нас, как тогда выражались, «на места». В колхозы. На лесопункты. На сплавучастки.

- А то у вас все материалы по одной формуле: Два пи, четыре эс. Пол, потолок, четыре стены. Идите в жизнь!

И вот, спустя шестьдесят два года, сижу в этих самых два пи, четыре эс. Никуда не выйдешь: полицейские патрули, штрафы, я в группе риска по эпидемии коронавируса, старик. Социальная карта отключена. Как законопослушный гражданин я понимаю, что государство борется за жизнь своих граждан, но, как мыслящий тростник, страдаю. Эти угрюмые стены соседних зданий, так мало из-за них видно неба, так на мало, и то не каждый день, приходит с утра солнце, и еще короче перед закатом.

Главное страдание - не хождение в Церковь. Годы и годы еженедельно причащался, и вот. Но что делать: Святейший Патриарх рекомендует (просит, увещевает, благословляет) встречать Христово Воскресение дома. Кто из знакомых мне звонит, стараюсь ободрять:

- А как же при большевиках и коммунистах? Молились, верили. Два, чуть не три поколения выросли не просто при закрытых храмах, а при разрушенных. Священники расстреляны или в тюрьмах, ссылках. И ничего, веру сохранили. А когда все храмы открывались, в восьмидесятых, в девяностых, то почему так: вначале хлынули, и лет через 15-20 отхлынули?

Не столько Господь нас наказал этим вирусом, сколько сами. Так нам и надо. Чего не хватало? Болтовни о том, что правительство плохое? Доболтались до его смены. Что? Лучше стало?

Молиться Богу никакое правительство помешать не может. Досадно, что кто-то там ворует? Что вам до того? Сами не воруйте, только и всего. И спите спокойно.

Слушал сейчас Митрополита Псковского Тихона. Война, говорит он, третья мировая война - с этим вирусом. Да, война. Уже жертвы. И каждый, говорит Владыка, солдат на этой войне. Что не воевать: сиди дома, Богу молись, книжки читай, письма пиши. Ни тебе собраний, ни встреч, театры, тем паче всякие увеселения, слава Богу, закрыты. Милое дело. Жене делать нечего, у плиты стоит. Все постное готовит. Но в мои годы только такое и радует.

Богу молимся, акафисты читаем. Пасху Христову ждем.

Правый локоть

Ну, никак не получается без бесов жить. Везде суются. Открыл в интернете страницу начала Страстной седмицы. Сразу, справа от рассказов и от текстов молитв, реклама купальников. И тут же выскакивают идиотские приметы о том, что, например, значит, когда ударишься правым локтем. Что это сулит, какие известия, встречи, доходы. Расписано даже значение, в какой час дня локтем треснешься. Очень ценные, обогащающие интеллект известия. И тут же сведения для жадных: какие знаки зодиака будут осыпаны дождем ассигнаций. Всё это дикости несусветные. А правым коленом ударишься, что будет?

Меня совсем не убеждает фраза: а вы не смотрите! Как не смотреть, это же всё лезет в глаза и уши. Я еще не достиг того отрешения от жизни, чтобы ее не замечать, когда начинаешь молиться.

Вспоминается читанное об одном молодом монахе, когда он с настоятелем пришел в город. Пестрота жизни ошеломила монаха: он многие годы не выходил за стены монастыря. И вот, они ходят по городу, по делам, толпы народа, девицы, потом идут к трапезе, и настоятель не видит за столом этого монаха. Где он? Ищет. А монах, оказывается, скрылся в туалете и молится. Он другого места не нашел. И настоятель одобряет монаха.

Так что можно даже в нечистом месте молиться от наваждений. У меня-то все условия для молитвы. Да только молиться так, как этот монах, не могу. В этом все дело. Можно в миру спастись? Можно. Можно в монастыре погибнуть? Можно.

Сейчас попробую встать на молитву. Две главы из Посланий, одну из Евангелия.

Получается. Иногда. Верный знак - сердце напоминает о себе.

Россия глохнет

Всероссийское историческое общество с ведома начальства составило проект стандартного учебника по истории России. Он в интернете, открыт для обсуждения. Как член Союза писателей России, конечно, я прочел страницы, касающиеся освещения периодов русской и советской словесности, но именно это членство препятствует мне высказать свое мнение в этом вопросе. Легко будет ехидно заметить мне: тебе обидно, что тебя и твоих друзей не упомянули.

Но как гражданин Отечества я просто обязан высказаться по разделу музыки. Платон навсегда сказал в своем главном труде о государстве, что руководители его просто обязаны считать заботу о музыке, которая в нем звучит, своей первоочередной задачей.

Да, не деньги, не оружие решают участь человека, а его душа, которая как раз воспитывается музыкой.

«И если военная труба издаст невнятный звук, кто станет готовиться к битве?» (1 Кор. 14:8) - спрашивает Священное Писание. А такие неверные звуки как раз и навязываются проектом нового учебника.

Кто у нас самые великие значительные композиторы советского периода и периода смены веков? Конечно, Александров, автор государственного гимна, конечно, Свиридов, Соловьев-Седой, Гаврилин. И тот же Шнитке, как к нему ни относись, получил европейскую известность. Так? Нет, о них ни слова. Ни слова о создателях духовной музыки, будто их и не было. А кто был, кто велик? Ответ: Шевчук и Макаревич. Как честные перед совестью, они должны первыми заявить о несогласии с таким списком.
А кто исполнители? Гергиев, Нетребко, Спиваков. Вот все. А Светланов, Федосеев? Они что, хуже, чем фон Караян? А где Лемешев, Михайлов, Нестеренко, Ведерников, Русланова, Зыкина, Архипова, Образцова, Мравинский, Рихтер? Почему даже не упомянуты великие поэты-песенники Исаковский, Лебедев-Кумач, Фатьянов?

Полное ощущение такого музыкального майдана, на котором майданутые враги России забрасывают камнями нашу культуру.

Россия глохнет. И это более чем серьезно.

Три фильма

«Мне всё дано было Творцом без всяких проволочек: и мать с отцом, и дом с крыльцом, и складыванье строчек», - повторю я вслед за поэтом. А еще судьба сподобила меня увидеть в детстве и отрочестве три фильма, которые стали основой моего характера, определили на всю жизнь мое поведение, - это, по порядку: «Повесть о настоящем человеке» (Россия), «Прелюдия славы» (Франция) и «Возраст любви» (Аргентина). Причем, совсем неважно, в каких странах, на каком материале они были сняты, важно их ошеломляющее воздействие на меня.


Кадр из фильма «Повесть о настоящем человеке».

Увидел их в конце 40-х - начале 50-х лет прошлого столетия. Мне было от восьми до тринадцати лет. Фильмы настолько врезались в сердце, в память, что я их в подробностях помню всю жизнь.

Известна история сбитого летчика, который зимой, почти три недели, выбирался к своим, обморозил ноги, остался без них, потом вернулся в строй. Да, летал и сражался, будучи на протезах. В кино его образ воплотил актер Кадочников. К нам в село привозили кино раз в неделю на два дня. Мама, конечно, дала пять копеек на просмотр. Я сходил, был так ошеломлен фильмом, что просил маму дать денежек и назавтра еще сходить.

Потом мама, будто оправдываясь, говорила: «Бедно же жили. Ты просишь, а я говорю: ты же посмотрел, зачем второй раз?» Она считала себя виноватой за то, что я сильно простыл и долго болел. А почему простыл? Зима. Стоял весь сеанс у окна кинотеатра, который черная портьера изнутри закрывала не до конца. Смотрел с улицы, звука не слышал, но заново всё переживал. Весь перемерз, но достоял до конца. Еле домой дошел. Но говорил себе: а Маресьеву как было. Уверен, что если бы упал от усталости и мороза, то дополз бы до дома по-пластунски. Силой воли.

Этот фильм научил меня мужеству и терпению.

А фильм «Прелюдия славы» всадил в мое сердце желание славы. Мальчик становится дирижером, я тоже захотел им быть. Даже уходил от людей, дирижировал деревьями, рекой, родник помню, со дна которого под взмахи моего прутика (это дирижерская палочка) всплывали и торопились погибнуть на его поверхности стайки пузырьков. Мечтание о славе держалось во мне всё детство и юность, потом перешло в обязанность работать на Россию и защищать ее.

И, наконец, фильм «Возраст любви», ошеломляющая первая любовь. Это Лолита Торрес. Это уже отрочество, это удар весеннего чувства, это бурное течение, которое не спрашивает разрешения, а схватило и понесло. Именно любовь. Чистая, целомудренная, скрываемая в душе. Никакая это была не страсть. Я вообще тогда ни в чем не разбирался. Ее красота и голос воззвали к чему-то во мне, которое от меня не зависело, но возникло в сердце и стало жить вместе со мною. И помогло дождать единственную.

Лолита Торрес ушла из жизни в семьдесят два года. Мне тогда уже было за шестьдесят.

Да, вот и жизнь прошла. И я благодарен Господу, что именно такие - чистые, умные фильмы наполнили мою жизнь смыслом.

А если бы я в те годы увидел какую-то голливудчину, драки, деньги, разврат, трупы, кровь, опошление всего святого, снова деньги, заляпывание грязью истории России, - что бы из меня вышло? Даже предполагать не хочу, не верю, что могло бы такое случиться.

Нет и нет. Высокие березы в снегу, воронка от разрыва бомбы, в которую скатился летчик с обмороженными ногами, и он карабкается вверх по склону. И срывается. И снова карабкается. Боже мой! Как вспомнить страдания мальчишки, который все это видит и ничем не может помочь.

И с этим фильмом сливается музыка Бетховена, Баха, Ференца Листа из «Прелюдии славы». И снова музыка в «Возрасте любви».

Разве можно быть более счастливым, чем я?..

На клиросе

Опять я, слава Тебе, Господи, в родимых местах. Много лет бываю здесь от Рождества Христова до Крещения Господня. Вслед за поэтом повторяю: «Ко мне летят приветы с Вятки, и в сердце радость, а не грусть, ведь мне обещано: на Святках я с милой Вяткой обнимусь».
А что такое родина для меня сейчас? Это церковь, молитвы утренние и вечерние, это службы, которых в эти дни побольше. Я будто восполняю то, чего не было в детстве и юности, и с радостью бегу в храм к своим знакомым, с которыми читаем молитвы. Слава Богу, тут и Лидия, Люба, Валентина, Света, Ольга. И Люда и Надя. Вот уже Лидии Ивановны нет, нет и Нины Федоровны, вечная им память.

Радостная новость: обе наши непраздные матушки, Лидия и Мария, дохаживают последние дни перед рождением деточек, и не могут быть на всех службах. Одна ждет пятого ребенка, другая шестого. Вот так надо Россию спасать!

Сегодня пришел пораньше, поставил свечки, помогаю истопнику Юре подбрасывать толстенные поленья в две огромные печи, и неожиданно получаю благословение от батюшки: служить с певчими, идти на клирос. Также читать и Правило ко Святому Причащению, и Часы перед Литургией.

Читать - дело привычное, на Вечерней службе вчера читал Шестопсалмие, но какой из меня певчий: с моим-то голосом только строевые армейские песни петь. Или застольные. А тут храм. Петь. Легко сказать.

Но послушание есть послушание. Иду на клирос. Из мужчин тут еще Николай Андреевич, с которым мы знакомы шестьдесят лет. Ушел на пенсию из директоров средней школы и тут же стал директором Воскресной. Но он-то давно с певчими.

- Чего ты переживаешь, - успокаивает он, - тут хор. А в хоре что? Вперед не суйся, сзади не оставайся, вот и вся наука.

Дочитываются Часы, а в храме прибавляется людей. Каждение. И вот:

- Благослови, Владыко!

- Благословенно Царство Отца и Сына и Святаго Духа…

Пошла Литургия. Величайшая тайна в том, что сколько ни слушай Литургию, она всегда будет каждый раз заново. Есть батюшки, которые служат ее каждый день. Так служит, например, в Сербии, в монастыре Рукумицы, отец Симеон. «Но как иначе?» - удивляется он.

На этих Святках у меня было четыре Литургии. Слава Богу. Но вот эту Литургию, когда я был еще и певчим, а не только чтецом, я очень запомнил. Когда стоишь на службе, то обязательно что-то мешает, обязательно нечистый всевает в голову разные отвлекающие помыслы, и надо усилие, чтобы вернуть молитвенное состояние. А здесь, когда ты весь в процессе службы, когда боишься выпасть из хора, не вовремя вступить, не остаться в хвосте, следишь за собой, чтобы и не давить на голос, и не снижать его до шепота, тут-то ни до чего постороннего. Я подстраиваюсь к Николаю Андреевичу, слежу за текстом.
Наизусть знакомые места службы здесь ты проживаешь не как слушатель, а как усердный исполнитель. «Не надейтеся на князи, на сыны человеческия, в них же несть спасения…», «Блаженны нищие духом…», Трисвятое «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный, помилуй нас…» Это поем еще и по-гречески: «Агиос Офеос, Агиос Исхирос, Агиос Афанатос, елейсон имас».

«Оглашенные, изыдите!» И вот «Херувимская». Лида делает знак, очень нам с Колей понятный. Молчим. «Херувимскую» нам не вытянуть. Ощущаю, как замерли прихожане, как ангельски звучит: «Всякое ныне житейское отложим попечение».

Выход священника с Чашами. Вскоре вместе со всеми поем «Символ веры». Летит Литургия. Радостно и согласованно раздается «Отче наш». Выносится свеча пред Царскими вратами, вот она и убирается, и Царские врата расходятся, открывая сияющее пространство алтаря.

И со всеми вместе: «Вечери Твоея тайныя днесь, Сыне Божий, причастника мя прими…».

«Тело Христово приимите, Источника безсмертнаго вкусите». К Чаше певчие идут без очереди. Причащаюсь. Возвращаюсь на клирос. Принимаю улыбки поздравлений. И вскоре: «Великого Господина нашего Кирилла, Святейшего Патриарха Московского и всея Руси…» Как, уже Литургия закончена?

Да, заканчивается. Уже готовлюсь к чтению Благодарственных молитв. Но еще поем незабываемый тридцать третий псалом: «Благословлю Господа на всякое время, выну хвала Его во устех моих…» - то есть не умолкнет хвала Ему во устах моих. Да тут все понятно и без перевода, все возвышенно и проникновенно.

«Возвеличите Господа со мною, и вознесем имя Его вкупе. Взысках Господа, и услыша мя, и от всех скорбей моих избави мя. Приступите к Нему и просветитеся, и лица ваши не постыдятся…»

Великий Псалом! А какой распев! И читать, и слушать, и спасаться!

От волнения лоб прямо мокрый. Читаю Благодарственные молитвы. Тут я один, могу и на голос нажать:

«Благодарю Тя, яко мене недостойного причаститися Пречистых твоих и Небесных Даров сподобил еси… и сподобя мя, до последнего издыхания, неосужденно приимати Пречистых Таин освящение, во исцеление души же и тела».

Да, великое дело клирос. Сильнее чувствуешь службу, служба пролетает моментально, потом хочется скорее остаться одному, чтобы сохранить ее впечатление в памяти слуха, зрения, поселить в сердце.

Иду домой, и звучат во мне распевы молитв. Особенно троекратное «Аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя, слава Тебе Боже. Аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя, слава Тебе Боже. Аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя, слава Тебе Боже».

И вспоминаю слова иеромонаха Александра:

- После Причастия всегда говорю: «Вот, слава Богу, причастился, теперь и умереть не страшно». А не умираю, живу, опять грешу, опять умереть страшно. И опять начинаю к Причастию готовиться.

Так что и мне надо начинать к Причастию готовиться.

Владимир Крупин

113
Ключевые слова Владимир Крупин
Понравилось? Поделитесь с другими:
См. также:
1
15
Пока ни одного комментария, будьте первым!

Оставьте ваш вопрос или комментарий:

Ваше имя: Ваш e-mail:
Содержание:
Жирный
Цитата
: )
Введите код:

Закрыть






Православный
интернет-магазин



Подписка на рассылку:



Вход для подписчиков на электронную версию

Введите пароль:
Пожертвование на портал Православной газеты "Благовест":

Вы можете пожертвовать:

Другую сумму


Яндекс.Метрика © 1999—2024 Портал Православной газеты «Благовест», Наши авторы

Использование материалов сайта возможно только с письменного разрешения редакции.
По вопросам публикации своих материалов, сотрудничества и рекламы пишите по адресу blago91@mail.ru