‣ Меню 🔍 Разделы
Вход для подписчиков на электронную версию
Введите пароль:

Продолжается Интернет-подписка
на наши издания.

Подпишитесь на Благовест и Лампаду не выходя из дома.

Православный
интернет-магазин





Подписка на рассылку:

Наша библиотека

«Блаженная схимонахиня Мария», Антон Жоголев

«Новые мученики и исповедники Самарского края», Антон Жоголев

«Дымка» (сказочная повесть), Ольга Ларькина

«Всенощная», Наталия Самуилова

Исповедник Православия. Жизнь и труды иеромонаха Никиты (Сапожникова)

​В гостях у сказки...

Заслуженный художник России Рудольф Баранов удостоился звания академика Международной Академии культуры и искусства.

Заслуженный художник России Рудольф Баранов удостоился звания академика Международной Академии культуры и искусства.

— Вы бы зашли ко мне... — шепчет при встрече в родной для нас обоих Петропавловской церкви на ранней обедне самарский художник Рудольф Николаевич Баранов. В крещении он Рустик, что так мало идет к его крупной, осанистой фигуре, классически русскому, обрамленному красивой седой бородой, лицу. Рустик... А я как-то привык уже, и даже нравится, что мой старший товарищ — именно Рустик! (он еще с отцом моим был дружен.) Согласно киваю, обещаю, но заходить не спешу. Надо ли такого занятого человека отвлекать от дел? И так — два воскресенья подряд. «Вы бы зашли...» А в ответ — моя несколько виноватая улыбка. Тогда он сменил тактику: «Без подарка-то не уйдете». Человек какой удивительный! Ладно, хорошо, как-нибудь зайду. Но это «как-нибудь» мало к чему обязывает. И только когда услышал про мантию, всполошился: что, где, когда?.. Решил прийти до поста. Да еще взять с собой дочь Анну. Она ведь учится на художника, ну так вот и пусть посмотрит на настоящего художника, успешного. И конечно, Заслуженного! Тем более что я-то уже бывал в его мастерской: это, вам доложу, восьмое чудо света. Мало я видел в Самаре более удивительных мест. Если вообще видел. И дело не в «художественном безпорядке» богемном. Дело как раз в художественном порядке! Только порядок особый там, сказочный. Где иконы переговариваются с портретами, где всюду краски, холсты, незаконченные пейзажи, храмы, лики, лица... А сам хозяин — главная, но отнюдь не единственная часть этих несколько и правда сказочных декораций.

Художник Рудольф Баранов в своей мастерской в мантии Академика — на фоне пейзажа с монастырем в Винновке.

На следующей неделе Рудольф Николаевич был в Москве: переизбирали председателя Академии художеств — известного скульптора (тут полагается у «эстетов» многозначительная улыбка — но у меня этой улыбки, поверьте, нет) — Зураба Константиновича Церетели. Переизбрали 83-летнего председателя еще на пять лет. Дай Бог ему кавказского долголетия. Он много сделал во славу России, и еще сделает немало. Он даже до Франции добрался — Гаскони, известной всем по книге о мушкетерах, памятник Трем Мушкетерам от своей кавказско-русской щедрости подарил. Словно подарок этому краю от всех нас, русских читателей, с детства влюбленных в эту великую книгу. А вы говорите... Пусть либералов от одного имени Церетели трясет... Рудольф Николаевич голосовал «за». Да и против были всего-то пять академиков. То есть по пальцам можно пересчитать. Значит, «либералов-демократов» в Академии художеств и по сию пору не так уж много.

Но вот на масленой неделе Рудольф Баранов вернулся в родной город. Ну, вообще-то город ему не столь уж родной. Он родился во владимирской глубинке неподалеку от Палеха. Но в Самаре-Куйбышеве живет с 1970 года. И наш город просто невозможно уже без него представить.

— Сначала полтора года даже на улицу не хотел выходить! — вспоминает художник. — В Москву тянуло. В наш Суриковский академический художественный институт, который успешно закончил. Там, в Москве, были все друзья. Там жизнь кипела... Да ведь и жил я там шумно: все шесть студенческих лет одновременно работал дворником в Вахтанговском театре. На Арбате, прямо при театре и жил. Тогда уже была семья, сын старший родился. Представь, Антон, Новый год встречал с актерами на весь мир известными: Юрий Яковлев прямо из моей каморки выбегал на сцену. А Этуш!.. А Лановой... Кайдановский («Сталкер») жил по соседству. И после всего этого великолепия — Куйбышев. И тишина.

Примирила его с Самарой супруга, Маргарита Николаевна. Она-то из Куйбышева была. Он и сейчас зовет жену своим поводырем. Ее оценка работ художника — самая строгая. Ну и Волга… Красоты у нас много вокруг разлито, Бог на Самару не поскупился. Да и власть здешняя как-то сразу приняла Баранова. Удачник! (Слово это рифмуется с «ударник».)

Позвонили из обкома партии:

— Вам поручается государственной важности дело. Нужно портрет конструктора Кузнецова написать.

— А вдруг он мне не понравится? Вдруг он совсем не красивый? — все-таки робко вставил наивное словцо молодой художник. — Мне бы вначале на него взглянуть! Он где-нибудь лекции читает?

— Читает. В Авиационном.

— Бегу на лекцию, — вспоминает Баранов. — Понравились мне его глаза. Светлые. Я согласился. И вот уже пишу портрет самого Николая Дмитриевича Кузнецова (сейчас его именем назван в нашем городе целый микрорайон), конструктора авиационных и ракетных двигателей. «Главного по космосу», одним словом. Какого масштаба люди были!

— Можно, я не сидеть буду, а работать? — спрашивает не привыкший пока что к известности генеральный конструктор. — А то не могу просто так сидеть.

— Мне даже так лучше будет. Вас в движении наблюдать.

Поладили. Он начал работать. Баранов тоже. А те, кто работает, как-то проще друг друга понимают.

Портрет вскоре был готов. Николай Кузнецов даже растрогался. «Какие, оказывается, глаза у меня светлые!» — даже подивился он. И дальше уже по-царски: «Проси чего хочешь!»

— А семья у меня тогда уже была большая. Двое сыновей. Ютились в одной комнатушке. А художнику нужен какой-никакой, а простор. Прошу у Кузнецова:

— Где-то в обкоме застряло и уже столько времени не движется решение на выделение моей семье двухкомнатной квартиры. Что-то там все проверяют да проверяют... Конца-краю не видно.

Рудольф Баранов с написанной им Казанской иконой Божией Матери.

Николай Кузнецов посмотрел сначала на Баранова, потом на себя — на портрете. Портрет согласно кивнул. Подмигнул даже. Светлым-то глазком. Тогда начальник набрал телефонный номер. По «вертушке», прямо в обком.

— Где Первый? — спросил у секретаря. Ему что-то ответили. Набрал снова. И — «Орлов слушает».

...Всесильный первый секретарь Куйбышевского обкома КПСС Владимир Павлович Орлов вдруг назван был... Вовой (под Барановым чуть не треснул от волнения стул).

Дальше пошла уже дипломатия. «Замечательный молодой художник... Учился в Палехе... Закончил Суриковский художественный институт... В Куйбышеве тоже хорошо начал... И — без жилья. Непорядок у тебя в хозяйстве, Володя. Хорошим людям жилья не дают!» — что-то там отвечает первый секретарь, оправдывается, мол, «лично разберусь...».

Через три дня Баранову выдали ордер на жилье. Через неделю — ключи. А на следующий день он уже жил в своей квартире с видом на Волгу, у нынешней Ладьи (тогда ее еще не было). И не в двух-, а в трехкомнатной квартире. Удачник — он во всем удачник. В этой квартире у Барановых родился третий сын. И до сих пор семья его живет в этой квартире. Правда, сейчас Рудольф Николаевич проводит больше времени в своей мастерской.

...А в Москву он ездит теперь только по самой крайней необходимости. Дела сделает — и скорее в поезд, скорее домой...

Кто-то криво усмехнется: вот, мол, партократов писал. Ну, они и наградили. Отвечу: не партократов, а русских людей. Такие тогда и всегда — тоже были. А вы научитесь рисовать так, как Баранов, на вас тоже — и звания, и заказы, и квартиры посыплются. Как из рога изобилия. Научитесь! Это просто... Но для этого потребуется не только вся ваша жизнь, а и каждая минута в жизни. Потому что Баранов художник — 24 часа в сутки.

Это как у Пикассо попросила в ресторане официантка что-то нарисовать для нее прямо на меню. Он провел пару каких-то причудливых линий. И назвал цену своему творению. «Как! Так дорого?! — изумилась она. — Ведь вы потратили на это всего две секунды». — «Две секунды — и всю жизнь!» — был ответ художника.

— Никем другим себя и представить не могу. Ничего не надо — лишь бы остаться с кисточкой и холстом, — признается мне в этот вечер Баранов. — Видно, таким меня Бог задумал. День еще как-то могу без работы, ну два — с трудом. А дальше все, не выдерживаю. Начинаю вполголоса песни петь — и раздражаться. Жена говорит: «Ну, запел! — ладно уж, иди в свою мастерскую...»

А какой портрет в вашей мастерской вам больше всего дорог? — спрашивает у художника моя дочь Анна.

Он оглядывает просторы своей безразмерной мастерской (не по квадратным метрам пресловутым, а по объему и смыслу безразмерной). Кивает вверх куда-то. «Наверное, этот». С портрета смотрит на нас немолодой уже мужчина в прозаическом костюме, но чем-то похожий не то на фокусника, не то на мага. В руках какой-то загадочный шарик. «Ловкость рук — и никакого мошенничества».

Это портрет замечательного режиссера куйбышевского театра кукол Романа Ренца. Как это мы угадали! Точно — на фокусника похож. А лицо мудрое, светлое, не обычное. И, как бывает с фокусниками, чуточку грустное.

— В Самаре ему трудно было, ведь часто не принимают талантливых людей, — рассказывает нам художник. — Однажды я эту картину у него в кукольном театре выставил. После спектакля смотрю — а на ней плевки. Кто-то из своих же, работников театра, прямо ему в лицо плевал на портрете. Увидел бы этих злюк — по физиономии бы им надавал!.. — мечтательно завершает рассказ о друге-режиссере Баранов. Метафорой о почти ведь каждой настоящей творческой судьбе, где грусть и плевки — что-то до того обыденное, как пейзаж с березкой или натюрморт с виноградом. — Потом он от нас все же уехал. Настоящий мастер-кукольник — Роман Ренц...

Этот портрет не продается.

В Петропавловской церкви вместе с нами на всех ранних воскресных обеднях молится свояк Баранова — Виктор Иванович Ивкин. Удивительный человек, врач-безсребреник. Кому только денег он не дает! Включая меня, включая редакцию «Благовеста», ведь он наш давний и внимательный читатель. Оказалось, в трудные минуты он и своему свояку подсобляет. И не потому, что очень богат, это не так. А потому что знает: больше отдашь — больше получишь. Они в чем-то похожи, свояки, хотя Виктор Иванович помоложе, и женат он на младшей сестре Маргариты Николаевны. Видно, все Божьи люди чуточку на одно лицо. Фамилию Ивкина многие читатели знают по рубрике «Помощь» в нашей газете. Он там постоянный гость.

Если удачлив человек, то это во всем. И супругу Бог даст прекрасную, и родню — хоть куда. И даже дачу с видом на монастырь! Правда, не сразу. Когда приобретали они домишко в селе Винновка, никакого монастыря там и в помине не было. А был полуразрушенный храм, в котором коровы от жары прятались. А они, местные дачники, тяжело вздыхали, глядя на эту погибающую красоту. Потом при первом же случае рассказал художник об этом Владыке Сергию. Что место удивительное, что храм старинный… Раз, другой рассказал… А потом Владыка ему ответил: будет там монастырь! Конечно, не один Баранов на это повлиял (еще и художник Вадим Сушко просил-ходатайствовал, и другие), но ведь сказано: капля камень точит! Теперь трудами и молитвами Митрополита Самарского и Сызранского Сергия в Винновке создан величественный монастырь, слава всей Средней Волги! Волжский Афон! Туда и летом, и даже зимой теперь (по волжскому льду, на особом судне на воздушной подушке!) устремляются паломники да туристы. Давно уже вид из окна дома Рудольфа Николаевича Баранова волшебно преобразился.

У каждого из нас свой Пушкин...

Долго сказка сказывается, да быстро дело делается (или наоборот). А соловья баснями не кормят. Раз сказал про мантию — так уж давай, оправдывай слова свои. «Предъявите свою мантию, гражданин-Академик!»

Объясняет:

— Сейчас только на пол не падайте от удивления. А то полы вчера не помыл. Такой мантии ни у кого в Самаре нет. И, наверное, не скоро будет. Просто так вот вышло у меня! 25 декабря, на Спиридона Тримифунтского, выбрали Рудольфа Баранова в академики Международной Академии культуры и искусства. Я уже несколько лет академик Российской Академии художеств (где сейчас председатель — Церетели). Ей уже 260 лет! А есть у нас и другие академии. Эта Международная Академия культуры и искусства сравнительно молодая — ей пока что нет и двадцати лет, — но очень авторитетная. Какие люди в ней состоят! Первый ряд наших деятелей культуры. Мне быть в таком обществе весьма почетно. В числе академиков — давний друг мой Валерий Николаевич Ржевский, он Заслуженный архитектор России. В президиуме Академии товарищ по учебе в Суриковском институте Евгений Николаевич Максимов, Народный художник России. Не говоря уже о таких всем известных именах, как Народный артист СССР, солист Большого театра Зураб Лаврентьевич Соткилава. Выдали мне свидетельство о членстве в Академии за номером 147. То есть не так нас и много. Но и немало уже. А еще академику по статусу положена академическая мантия. Стоит она дорого, больше тысячи долларов. Но с меня, провинциала, какой спрос? Президент Международной Академии Петр Тимофеевич Стронский денег почему-то с меня не взял. Знают там, в Москве, что провинциальному художнику деньги даются гораздо труднее. Но я не люблю таких подарков. Левитаном с ними расплачусь.

—?!?

— Ну да, Левитаном. Видите, вот у меня в мастерской его портрет — художника Левитана. Под иконами, в домике он изображен, а из окна виден Плес. Это я реальный его пейзаж скопировал. Он там работал, в Плесе. И храм этот сохранился. Левитан еврей, а какие русские по духу, какие Православные у него картины... за душу берут. Дух дышит где хочет! У меня целый триптих этому замечательному художнику посвящен. Вот и подарю его Академии... в благодарность за мантию...

Уходит куда-то. Мы ждем. Есть предчувствие, что будет сейчас нечто необычное. Дочь тоже застыла в волнующем ожидании.

Появляется, вроде бы, Рудольф Николаевич. Но вроде как и не совсем он. То ли «архиерей» какой, то ли Волшебник изумрудного города... Да, скорее — волшебник. Но — добрый волшебник из удивительно-светлой сказки детства. Помните, такая телепередача была: «В гостях у сказки»? Вот-вот, оттуда... Гном — не гном, Гендальф — не Гендальф, а что-то волшебное в его облике появилось. И очень величественное. Я такой мантии точно нигде больше бы не увидел. И не только мантия — он в полном предстал пред нами своем облачении. Вот говорят, облачение не важно... Еще как важно! Баранов это тоже понимает.

— В мантии жарко немного, — признается он. — Ну и непривычно, конечно. Но как надену ее (очень редко), что-то все же чувствую, какую-то тайну. Приходил друг священник. Попросил, как вот вы, покажи! Вышел к нему — он ахнул. А я ему: у вас, пастырей, свои облачения есть, очень красивые, у нас, художников, выходит, есть свои. На том и порешили.

А еще у Заслуженного художника России, профессора, дважды академика живописи Рудольфа Николаевича Баранова на груди появилась большая, круглая золотая медаль с причудливым гербом и одним только словом: «Достоин!»

Эту медаль он в суете забыл снять, когда уже вышел к нам в прежнем своем виде, разоблачившись. И еще долго общался с нами, забыв о медали. А когда уже за столом, за чаем вдруг у себя на груди обнаружил эту медаль — и как-то доверчиво заулыбался.

Снял ее тут же. И только вздохнул:

— Эх, папа мой, жалко, этой медали не увидел! А мама до моего звания Заслуженного художника дожила!.. Отец любил, когда я ему в детстве наши места срисовывал. Где он рыбачил, где под лед однажды провалился... И всегда мне говорил: «Похоже нарисовано, сынок!» Но чтобы медаль... Я ведь два года в шестом классе нашей сельской школы просидел. Второгодник!.. Алгебру с геометрией терпеть не мог. Зато рисовать любил. От моей деревни Хвосцово до школы селивановской, это райцентр Владимирской области, четыре километра было. И проходить надо было через речку Колпь. А у меня была акварель. Вот я натягивал ее, как пяльцы. Ну какая мне алгебра? Дойду до речки, водички зачерпну — и напишу несколько картин. Рисовать старался всегда.

Последние месяцы для Рудольфа Николаевича оказались звездными. Кроме членства в Международной Академии культуры и искусства, он в том же декабре прошлого года был награжден Почетной грамотой Самарской Губернской Думы. Сейчас в стенах Думы проходит его персональная выставка.

Спрашиваю художника, над чем он сейчас работает. Хотя догадываюсь и сам: внимание привлек неоконченный, но такой таинственный, такой блистательный портрет «нашего всё» — Пушкина.

— Недавно был в Дивеево, молился там. Потом поехал в Болдино, в пушкинское имение, — рассказывает художник. — Так прикоснулся душой к судьбе нашего гения — Александра Сергеевича Пушкина. Что-то мне в его судьбе приоткрылось там. Вот теперь пытаюсь эту невысказанную тайну его судьбы на холсте изобразить. Сложно это, но работа очень захватывает.

...А чем еще хороши волшебники-сказочники? Да тем, что всегда держат слово! Им это не так трудно, как нам, обычным людям, раз умеют они творить свою сказку...

Раз сказал мне Рудольф Николаевич в нашем храме: «Без подарка не уйдете» — стало быть, без подарка и правда не уйдем.

Подводит нас к самому загадочному месту в своей мастерской, где в огромном творческом ряду стоят холсты — и просто кивнул: «Выбирайте, что глянется». А там... Там и пейзажи, и портреты, и библейские сюжеты (особенно запомнилось «Хождение по водам»), и иконы есть! Умные люди первым делом на этот угол его мастерской косятся. Он ведь (ладно уж, выдам тайну, но вы, пожалуйста, не злоупотребляйте) редко кого из гостей без подарка отпускает. «А что, мне не жалко! — еще напишу... Живой ведь еще, живой — ну так и еще напишу!» — говорит он, поглядывая, как мы с дочерью весьма споро рассматриваем и выбираем себе, не без дрожи в руках, подарки.

Не буду томить, скажу. Выбрали мы натюрморт с цветами, пейзаж с рекой и — дочь подсказала — красивую картину-этюд «Половодье». А я не растерялся и еще довольно большую икону Казанской Божией Матери попросил (см. снимок слева). Много. Сам знаю, что много. Но ведь один раз только. А есть такие, кто тут годами пасется...

Потом Рудольф Николаевич долго, неспешно подписывает подаренные работы. У каждого мастера — свой ритуал. Только на иконе слегка запнулся. Что, и икону подписывать? Я согласно киваю. — На обратной стороне только... Иконы ведь вообще-то не подписывали. И тут Баранов вспоминает поучительную историю из своей студенческой юности.

«На экзамене в Суриковском институте спрашивает меня преподаватель, известный искусствовед:

— Чей это знак? Цапля, поражающая змею!

— Не знаю...

— Как же так? Родом из Владимира — а про своего земляка не знаешь! Это рабочее клеймо Андрея Рублева! (А это единственный русский иконописец, прославленный Церковью в лике святых! — уточняет Баранов. — Хотя тогда еще он не был канонизирован.) Иконы тогда не подписывали, зато он это свое клеймо ставил. Цапля, поражающая змею... Запомнил, студент?

— Так точно!..»

И вот на тыльной стороне иконы Рудольф Николаевич тоже знак ставит — свой уже знак, барановский. Тоже клеймо мастера. Он у него теперь в арсенале имеется. Выучил тот урок владимирский студент! Да как хорошо еще выучил! Стал вот академиком...

Не стыдно святому Андрею Рублеву за своего земляка.

Антон Жоголев.
Фото автора.

603
Понравилось? Поделитесь с другими:
См. также:
1
7
Пока ни одного комментария, будьте первым!

Оставьте ваш вопрос или комментарий:

Ваше имя: Ваш e-mail:
Содержание:
Жирный
Цитата
: )
Введите код:

Закрыть






Православный
интернет-магазин



Подписка на рассылку:



Вход для подписчиков на электронную версию

Введите пароль:
Пожертвование на портал Православной газеты "Благовест":

Вы можете пожертвовать:

Другую сумму


Яндекс.Метрика © 1999—2024 Портал Православной газеты «Благовест», Наши авторы

Использование материалов сайта возможно только с письменного разрешения редакции.
По вопросам публикации своих материалов, сотрудничества и рекламы пишите по адресу blago91@mail.ru