Рыжий

Из «Записок матушки».

Матушка Марина Захарчук живет в селе Новенькое Ивнянского района Белгородской области, где служит в Михаило-Архангельском храме ее супруг, священник Лука, они воспитывают пятерых детей. А еще матушка сотрудничает с «Белгородскими епархиальными ведомостями» и пишет глубокие и поэтичные рассказы, воспоминания…

Не везёт мне на рыжих. Или им, рыжим, не везёт со мной?

Всё это, конечно, глупости: везёт — не везёт. Я ведь сама всегда говорю: не нужно придавать значения разным там совпадениям и приметам. Тем более, если рассмотреть повнимательнее, то и без примет хватает в нашей жизни неприятностей, которые мы воспринимаем если не как должное, то уж точно не как роковую предопределённость. Просто мне сейчас очень пусто без Рыжего.

Вообще-то я не люблю котов (в отличие от собак), а просто отношусь к ним по слову Библии: «Блажен, иже и скоты милует». Кстати, эту маленькую, словно невзначай оброненную реплику Соломоновых премудростей многие Православные не замечают. Иначе не обзывали бы злейших своих врагов-людей «скотиной», да и к животным были бы милосерднее. Помню, в далёкой (и когда пролетела?) молодости, когда мы, молодая священническая семья, только поселились на приходе и знакомились с людьми, одна из наших ближайших соседок, заметив, как я провожаю приходившую к батюшке женщину, подождала, пока она скроется под горкой, и подошла ко мне.

— Чего это она приходила?

— Не знаю, — пожала я плечами, — к батюшке; я не спрашивала… А что?

— Вы с ней поосторожней. Она не в своём уме.

— А в чём это выражается? — удивилась я, не заметившая в поведении и речи посетительницы ничего странного.

Соседка понизила голос, перейдя на заговорщический полушёпот:

— Она с собакой своей разговаривает! А то и с чужими…

— Ну и что? — ошарашенно спросила я.

— Как — что? — не менее ошарашено выдохнула соседка. — С собаками — разговаривать! с нечистиками!

А я, выросшая на пятом этаже, где мы ютились вчетвером в однокомнатной квартире, так надеялась, что в деревне заведу собаку! Не просто цепного сторожа — друга, которого буду учить, с которым буду гулять и, конечно, разговаривать…

Но оказалось, что никого заводить не нужно. И собаки, и кошки завелись у нас сами: просто пришли и стали жить. Потому что не покормить голодную бездомную псину я не могу. А когда её покормишь — она не уходит и начинает работать — охранять двор. То же — с котами, которые хотя и гуляют сами по себе, но охотно сбегаются к большой миске во дворе. С котами проще: их не надо привязывать, а живут они в гаражах и сарайчиках, охраняя двор, а заодно и дом от нашествия мышей и крыс. Однажды, уж не помню, почему, у нас во дворе не осталось ни одной прирученной кошки — и тут же появились крысы, которых я до тех пор вообще ни разу в жизни не видела. Они хлынули их соседских свинарников, и ладно бы только в сараи! По утрам я отправлялась на кухню — крыса сидела на плите, другая выскакивала на меня из духовки, третья касалась мерзкими усами голой ноги, когда я подносила ко рту чашку горячего чая… Мы расставляли крысоловки в сараях, раскладывали пакетики с отравленным зерном в доме и погребе — всё было напрасно! Умные мерзкие твари обходили опасности стороной и в самый неожиданный момент появлялись передо мною. И тогда мы единственный раз за всю жизнь выпросили у прихожан и принесли в дом двух кошек. Вскоре крысы исчезли.

Собакам, захотевшим поселиться у нас, приходилось строить будки и вольеры. Здесь, в деревне, я с удивлением обнаружила несправедливость ещё одного людского утверждения: «Живут, как кошка с собакой», — то есть, как злейшие враги. Ничуть не бывало! Однажды я увидела, что наша собака, повизгивая от холода, сидит на снегу и весь день не заходит в будку. Заглянув внутрь, я увидела там приблудного кота, которому пёс уступил своё место. В другой раз — и уже совсем другая — собака покорно сидела, вытянув пушистый хвост, на котором распласталась довольная кошка. Прошёл дождь, кругом была сырость, а на широком хвосте — тепло и комфортно… А когда у нашей боксёрки Рицы родились щенки, к нам забрёл маленький котёнок. Видно, он ещё не забыл вкус материнского молока, потому что через пару дней я обнаружила его сосущим страшную псину в ряду слепых щенят…

Люди, к сожалению, оказываются гораздо менее терпимыми.

Однажды в епархию поступила анонимная жалоба, в которой Владыке сообщали, что у батюшки живут целых пять собак. Владыка не стал разбираться — просто переслал эту жалобу нам. Батюшка тогда только пошутил с амвона: «Что же вы кроликов моих забыли посчитать?».

А коты и собаки всё продолжали приходить. Некоторых, совсем маленьких, подбрасывали во двор по ночам. Мы старались их пристроить «в хорошие руки», и иногда это получалось, но всё-таки оставалось у нас — больше. Иногда они пропадали так же внезапно, как появлялись. И всё-таки их было жалко, и хотелось думать, что кто-то забрал этих животных себе, не поставив нас в известность. А иногда случались трагедии, которые невозможно было скрыть даже от детей.

Первая такая трагедия случилась зимой. Нашему старшему сынишке ещё не было двух лет, он только-только начинал разговаривать. Вечером перед сном я, как обычно, вывела малыша погулять. Заперев калитку, отвязала собаку — огненно-рыжего красавца. Втроём мы весело бегали по заснеженному двору. Наконец, я завела сына в дом. Он знал: раздену его, а потом пойду привязывать пса. Но тут раздался рёв подъехавшего мотоцикла и почти сразу — оглушительный выстрел. Я рванула дверь — мотоциклист, выругавшись, вскочил в седло. Я успела узнать одного из окрестных егерей — он уже не раз просил нас продать ему пса «на шапку», в магазинах тогда этот товар был в большом дефиците. Рыжий пёс лежал на окровавленном снегу. Он был ещё жив, и я занесла его в дом, к тёплой печке. Тут он и умер на моих руках. Поплатился за свою роскошную рыжую шерсть. Формально егерь был прав: в селе каждый год зимой проводился отстрел бродячих собак. А то, что был этот пёс в своём дворе… да кто ж его знает, чей он и что там делал? И только маленький Даня ещё долго, увидев человека на мотоцикле, кидался на него с криком: «Дядя-беша! (бешеный). Ав-ав — бах!».

Когда на нашей улице проложили асфальт, радости жителей не было предела. Ведь теперь можно было ходить и в храм, и в садик, и в школу не в тяжёлых резиновых сапогах (всесезонной деревенской обуви), а вполне цивильно — в ботинках и туфлях. Да и велосипеды детям купить… Но вскоре оказалось, что узкая полоска асфальта слишком мала — ведь по ней одновременно ходили люди, ездили машины, тут же играли дети и прогуливались животные. Последние, увы, часто оказывались под колёсами. Мы живём как раз на вершине горочки, по которой машины поднимаются с резкого поворота на центральной трассе. Да что там поднимаются — взлетают. Детей мы приучили к осторожности, а вот кошек и кур… Одним летом у подростков-мотоциклистов, похоже, было соревнование: кто больше кошек собьёт на этом взлёте. Так или не так, но кошек в то лето у нас не осталось.

И я запретила детям, а заодно и себе, приносить домой животных. Слишком тяжело с ними расставаться. Поэтому, когда два года назад, в лютый январский холод, старшеклассники предложили нашему Нике забрать у них рыжего котёнка — он отказался. Но не ушёл, остановившись поодаль, и видел, как большие ребята (и девочки там были тоже) сначала сами пили пиво, потом вливали напиток в рот котёнку и, наконец, наигравшись, раскопали в снегу яму, впихнули туда полумёртвое животное и быстро набросали большой сугроб. Как только они ушли, Ника бросился разгребать снег. Он успел: котёнок ещё дышал. Сунув его за пазуху, ребёнок помчался домой.

Не жилец — сразу определила я. Крохотное создание с тусклой свалявшейся шерстью заползало в самый неприметный угол и напрочь отказывалось есть. Я вливала в его рот молоко из шприца и жалела уже не столько котёнка, сколько сына, на глазах которого этот котёнок умирал. Мы даже не стали придумывать ему имя. Рыжий — и всё.

А он выжил! Да ещё и запомнил, кто именно его спас. Не отходил от Ники, и стоило мальчишке сесть или лечь, вмиг оказывался у него на руках или на спине. Больше всего Рыжий не любил, когда Ника сидел за компьютером. Он вскакивал к хозяину на колени и начинал ощутимо выпускать когти, пытаясь переключить внимание хозяина на себя. Однажды, когда это не помогало, он обиженно хлопнул Нику хвостом по лицу, вспрыгнул на стол и ударом лапы включил сканер. Но несмотря на эти небольшие разногласия, Ника и Рыжий оставались друзьями, кот даже спал рядом с мальчиком. Ради этого Рыжий позволял купать себя в тазу и глотал невкусные таблетки от разных там паразитов. А когда Ника во время каникул уезжал в дальние странствия, Рыжий уходил из дома. И пока его друга и хозяина не было, не появлялся. Бог весть, каким чутьём узнавал он о возвращении Ники, но и сам возвращался домой в тот же день. Незаметно для нас он превратился в роскошного зверя, державшего в повиновении всё кошачье население улицы. Случалось, он исчезал на один-два дня, но вскоре у закрытой форточки раздавался его требовательный голос и мы впускали Рыжего в дом.

Но в этот раз он пропал совсем. Сначала мы подумали, что его украли, но тут же поняли, что не найти дорогу домой наш Рыжий не мог. Скорее всего, его больше нет на свете.

Однажды вечером, незадолго до Рождества, глядя сквозь тёмное окно на далёкие звёзды, Ника вдруг сказал: «Если Рыжий погиб, он уже на небе. Ведь у животных нет грехов, значит, они попадают в рай».

Так была поставлена в этом грустном рассказе последняя точка. Но почему-то не хватало — нет, не времени — не хватало чего-то другого, неясного, чтобы набрать написанный текст на компьютере и отправить в любимую газету. Мы всё ещё ждали Рыжего — хотя все мыслимые сроки прошли.

Наступало Рождество, и я, как могла, старалась отвлечь Нику от грустных воспоминаний. Как нельзя более кстати оказался звонок из епархии: не хотите ли съездить на Архиерейскую ёлку? Пригласительных билетов оказалось два, и на второй день Праздника, сразу после Литургии, мы с Никой и его приятель с родителями, на их машине, помчались в Белгород. Праздник оказался замечательным! Возвращались домой — словно летели на крыльях, совсем не замечая промозглого дождя и грязи, брызжущей из-под колёс. Казалось, Рождественская сказка, сошедшая с праздничной сцены, сопровождает нас в пути. Уже совсем перед домом затормозили возле храма, вышли из машины помолиться — ведь из-за поездки на ёлку мы не смогли побывать на вечерней службе. И тут я увидела, что наружная дверь храма распахнута настежь. Воры!? Взбежав на паперть, заглянула в чёрное нутро притвора. Тихо. Несколько шагов по коридору — замок второй двери на месте. Пожав плечами, повернула назад: Наверное, просто забыли закрыть — и даже прикрыть!? — дверь. И тут с лестницы, ведущей на колокольню, свалился какой-то зверь с истошным криком: «А-а-а-а!!!» Я даже не сразу поняла, что это котёнок, но он уже летел впереди меня в чёрную пелену дождя. Переведя дыхание, я вышла и прикрыла за собой дверь. Дождь хлестал наотмашь. Бегом к машине. И — снова вопль отчаяния: «Ми-и-иии!» (А мне слышалось: «Возь-ми-и-и!»). Не дожидаясь ответа, котёнок на бегу подпрыгнул и повис у меня на пальто. Я подхватила его рукой и плюхнулась в машину. Через три минуты мы были дома. Виновато (ведь обещала же больше не подбирать котов!) переступила я порог, отрывая от пальто мокрый замёрзший клубок, и только тут увидела, что он — рыжий.

Да, это был Рыжий, наш Рыжий — совершенно такой, каким принёс его Ника в дом два года назад. Худой, больной, безпрерывно кашляющий и чихающий, но ничуть не удивившийся, оказавшись в доме. Благодарно поплясав перед нами на застывших лапках, он развернулся и деловито отправился на своё место — на Никину кровать, приглашая за собой ошеломлённого хозяина. И там, подобравшись к Никиному уху, Рыжий промурлыкал: «Ты же ждал меня, ты молился Богу — и я вернулся».

Святки 2012 года.
Рис. Г. Дудичева.