‣ Меню 🔍 Разделы
Вход для подписчиков на электронную версию
Введите пароль:

Продолжается Интернет-подписка
на наши издания.

Подпишитесь на Благовест и Лампаду не выходя из дома.

Православный
интернет-магазин





Подписка на рассылку:

Наша библиотека

«Блаженная схимонахиня Мария», Антон Жоголев

«Новые мученики и исповедники Самарского края», Антон Жоголев

«Дымка» (сказочная повесть), Ольга Ларькина

«Всенощная», Наталия Самуилова

Исповедник Православия. Жизнь и труды иеромонаха Никиты (Сапожникова)

Всего день на Афоне

«Вернувшись с Афона, понял, что Господь неспроста послал мне там встречи с замечательными людьми. И о них я должен рассказать читателям».

В этом году я распланировал свой отпуск так, чтобы хотя бы день-другой провести на Афоне. Долго готовился к этому — считай, с первой своей поездки сюда, девять лет назад. И вот, я на Афоне!… Так получилось, удивительно для нас обоих, что со мной разделил паломнический маршрут давний друг редакции, наш постоянный автор — самарский иеромонах Антипа (Авдейчев). Сейчас-то я понимаю, что в монашеское царство — на Святую Гору Афон — рискованно идти без проводника. И хорошо, если им окажется монах. Вот почему мне так легко и радостно далось это долгожданное паломничество. Я специально там не «работал» — не брал интервью, почти ничего не записывал. Просто молился, как и все на Афоне. Но уже вернувшись с Афона, понял, что Господь неспроста послал мне там встречи с замечательными людьми. И о них я должен рассказать читателям.

Ректор семинарии протоиерей Владимир Чувикин

… Как только мы сели на паром в Уранополе и заняли сидячие места на самом верху, ближе к небу и чайкам, рядом с нами присел высокий сухощавый священник («русский!» — подумалось сразу) с просветленным, удивительно добрым и умным лицом. С живыми лучащимися глазами. Но разве начнешь так вот просто знакомиться? Даже если и путь наш лежит на Афон. Но попутчик оказался меньше нашего привержен условностям и заговорил первым. Оказалось, к нам подсел ректор Перервинской Духовной семинарии протоиерей Владимир Чувикин.

Протоиерей Владимир Чувикин (справа) и иеромонах Антипа (Авдейчев) на пароме, плывущем на Афон.

Перервинская духовная семинария была основана еще в 1775 году Митрополитом Платоном (Левшиным). В послереволюционные годы семинария была закрыта. И вот под руководством отца Владимира Чувикина Перервинское духовное училище в 2001 году было преобразовано вновь в семинарию. Восстановил отец Владимир и московский храм в честь Иверской иконы Божией Матери. Теперь этот храм содержит целую семинарию! А построен был этот величественный храм еще Священномучеником Владимиром Киевским, когда он возглавлял Московскую кафедру. И сразу ниточка протянулась от московского Иверского храма к Самаре. Священномученик Владимир (Богоявленский) много доброго успел сделать и на нашей земле, ведь он чуть больше года возглавлял Самарскую епархию.

Сейчас в Перервинской семинарии учится более сорока студентов на двух факультетах — пастырском и катехизаторском.

— Как обстоят дела со студентами? Наверное, ребята не дают вам расслабиться ни на минуту? — «дежурно» спрашиваю отца ректора, не рассчитывая на обстоятельный ответ. Но получаю ответ отнюдь не «дежурный»:

— С каждым годом все труднее… Но все равно есть — и немало! — очень хороших студентов. Будущих добрых пастырей. А расслабляться… я ведь привык уже… Столько лет ректор!

Отец Владимир сказал, что у них уже несколько лет назад появилась возможность лучших студентов отправлять на Афон. Подкрепить их теоретические знания практическим опытом послушания и монастырской жизни. Ребята едут сюда почти на месяц. А с Афона невозможно вернуться без благодатных перемен…

Впереди, в синеватом тумане, показалась Святая Гора Афон. Кто-то из нас воскликнул: как, мол, хорошо подняться на самую вершину… На что отец Владимир Чувикин спокойно сказал, что был на макушке Горы всего год назад. Отслужил там Литургию в храме Преображения Господня. В том самом храме, в котором, по афонскому преданию, совершат последнюю Литургию на Святой Горе афонские старцы. «И это, наверное, была самая дорогая в моей жизни Литургия!» — вспоминал пастырь.

Мы с отцом Антипой удивленно переглянулись.

— Конечно, вы не старый… — промямлил я. — Но все равно это подвиг… в таком возрасте. Тут и молодым-то далеко не каждому выдюжить такой высокий подъем.

— А сколько лет вы мне дадите? — спросил у меня священник.

— Наверное, 55. Может, на год больше…

— Добавьте к этой цифре одиннадцать — и не ошибетесь.

Получается, ректор семинарии совершил восхождение на высоченную Святую Гору Афон в возрасте 65-ти лет! Удивительно!

А отец Владимир тем временем продолжил рассказ о своих афонских приключениях (на Святую Гору он приезжает часто — набраться духовных сил на предстоящий учебный год):

— Однажды ночью мы возвращались из Дохиара в русский Свято-Пантелеимонов монастырь. В Дохиаре нас на ночлег не оставили, и мы двинулись в путь. Быстро темнело, и мы несколько раз сбивались с тропы, которая петляла вдоль берега моря. И вот где-то на пути между Дохиаром и Ксенофонтом увидели келью пустынника. Постучались к нему, попросили хлеба. Пустынник молча нам вынес хлеб. Мы подкрепились и продолжили наш путь. Хлеб этот пустыннический я на всю жизнь запомнил… Ничего вкуснее не ел.

— Еще мой дед говорил: «Ищи, как хлеба ищут!». Золотые слова! А уж не та ли вам келья на пути попалась? — восклицаю я и показываю на берег. Там неподалеку от моря виднелась небольшая келья.

— Может, и она. Точно не помню. Ведь тогда стемнело уже. Мы потом ночью шли до нашего монастыря. С молитвою добрались.

И я представил, как ректор столичной семинарии просит хлеб у пустынника. А потом в ночи идет по звездам, под шум прибоя к русскому монастырю.

Что за дивное место Афон! И притягивает оно к себе людей тоже особенных.

… Второй раз мы увидели отца ректора уже не в столь равных условиях. Мы ждали такси возле башни Иверского монастыря (на Афоне появились такси — но об этом дальше!). Как вдруг откуда-то припылила другая — шикарная машина. В ней рядом с шофером сидел уже знакомый нам протоиерей Владимир Чувикин. Приехал и он поклониться Иверской чудотворной иконе Божией Матери. И приветливо кивнул нам из своего прекрасного далека. Значит, отец Авраамий из кельи святого Модеста встретил его как дорогого гостя.

Болгарин Мефодий

Вот мы и на Афоне. И снова, как девять лет назад, появилось желание сразу же поклониться Афону, как только ступлю на эту святую землю… Вот только где начинается афонская земля? На пристани в Дафни сплошной бетон… И все же делаю поясной поклон, прикасаюсь рукой к нагретому солнцем афонскому асфальту. И сразу бежим мы к выстроившимся в ряд автобусам. Поток тут же вносит нас в небольшой автобус. Правда, отцу Антипе предлагают почетное место рядом с шофером. Очень суетится вокруг моего попутчика смуглый невысокий мужчина лет шестидесяти. Отец Антипа перешел в кабину, а я замешкался и увидел, что все места уже заняты. Меня вежливо попросили сменить автобус (есть же ведь и другие рядом). Я вышел, а битком набитый автобус тут же тронулся в путь — вместе с отцом Антипой. И я сразу подумал, что теперь, возможно, придется паломничать мне одному. Куда ушел автобус с моим приятелем, было неизвестно. Сел в другой автобус и поехал в Карею.

Как только автобус прибыл в столицу монашеской республики, первый, кого я там увидел, был поджидавший меня отец Антипа. Но не один! Рядом с ним не столько стоял, сколько как на пружинах подпрыгивал тот самый немолодой очень подвижный человек с небольшой бородой (вообще-то я хотел написать «мужчина», но потом передумал — на Афоне ведь все мужчины). Оказалось, это болгарин Мефодий. Он перехватил отца Антипу в автобусе и уже не отпускал от себя ни на шаг. Объяснил, что из порта Дафни все автобусы идут только к Карее. И потому мы с ним никак не разминемся. Отец Антипа, завидев меня, стал махать рукой, давая понять, что надо торопиться. Оказалось, Мефодий хочет срочно вести нас в храм, к чудотворной иконе Божией Матери «Достойно есть» — свидетельнице явления Архангела Гавриила, принесшего с неба величественную молитву Божией Матери. Храм вот-вот закроют, и потому надо очень спешить, если мы хотим успеть к святыне. Мы побежали следом за болгарином. Вот и храм (я был в нем девять лет назад), Мефодий показывает, что надо у входа скинуть мой рюкзак и положить сумку отца Антипы. Так и делаем, хотя, признаюсь, как-то вначале непривычно было оставлять вещи без пригляда. Но, видимо, здесь так принято. Налегке вбегаем в храм, и Мефодий уверенно ведет нас к святыне. Сначала отец Антипа, а потом и я застываем на мгновение возле древнего образа в окладе. Вот и первая святыня, да какая еще!… Только ради этого стоило ехать сюда, а мы еще и пяти минут не стоим на афонской земле. И столько всего впереди нас ждет удивительного!

Тем временем Мефодий приносит где-то оставленную для такого случая епитрахиль и протягивает ее отцу Антипе. Оказалось, его действия были не совсем безкорыстными. Он еще в автобусе решил исповедаться русскому иеромонаху! И прямо тут же, в храме, возле иконы «Достойно есть» отец Антипа принял исповедь этого замечательного болгарина.

Я вышел из храма, чтобы им не мешать (ну и к нашим вещам тоже). Вскоре уже мои спутники появились, при этом Мефодий подпрыгивал еще радостнее. Давал нам советы. Предлагал встретиться нам на празднике святого Пантелеимона в русском монастыре.

Вскоре подъехал автобус на Иверон, и мы распрощались с добрым болгарином.

Отец Антипа сказал про него, что живет он в Карее уже несколько лет, как монах живет, хотя еще и не принял пострига. Болеет сахарным диабетом. А сегодня утром на Литургии он не пошел к Чаше — почувствовал, что не до конца исповедался. Вспомнил еще один забытый грех. И это его сильно мучило весь день, до той самой минуты, пока русский священник накрыл его епитрахилью. Жить «с грехом пополам» на Афоне он не хотел и минуты! И потому заприметив в автобусе священника, сразу взял его в оборот. Для нашей же с ним обоюдной пользы.

На Афоне с грехом нельзя! — первый вывод, который я сделал из этой истории.

А вторым был не вывод, было изумление. Отец Антипа совершил церковное таинство исповеди спустя всего пять минут после того, как впервые в жизни ступил на афонскую землю.

Вот как его здесь ждали!

Таксист Николай

Если вы спросите меня, какое расстояние от Иверского монастыря до русского Свято-Пантелеимоновского, отвечу без затруднения: 75 евро. Ровно столько запросил с нас таксист, подъехавший на полуавтобусе вроде нашей «газели». Таксист вначале показался нам хмурым и сердитым греком. С таким не договоришься высаживать нас, где заблагорассудится. Придется ехать от сих до сих… Но когда проезжали мимо скита Апостола Андрея Первозванного, мы с отцом Антипой заерзали на сиденьях. Быть у воды и не напиться… Я попросил священника обратиться к суровому таксисту с просьбой об остановке. Вдруг он не откажет человеку в сане? Но не успел батюшка возвысить свой голос, как суровый грек-таксист на чистом русском нам объяснил, что сейчас в Андреевском скиту обед, и к святыням нас все равно не пустят. Поехали дальше. Мы подсели поближе к шоферу, которого, как оказалось, зовут Николай, и он охотно поделился своими впечатлениями от жизни на Святой Горе. Вот его рассказ:

Афонский таксист Николай.

— На Афоне я уже семь лет. Очень сильно заболели ноги, и я не знал, что делать, как их вылечить. Ездил по врачам. Один родственник из московской клиники за большие деньги пытался помочь. Но болезнь не проходила, ноги еще больше опухали. Пока лечусь, становится лучше, но когда приезжаю домой в Елец, это в Липецкой области, все повторяется заново. У меня зять тогда был на заработках на Афоне, в монастыре Пантократор. Он мне и предложил приехать сюда. Приехал — и скоро здесь безо всяких лекарств ноги пришли в норму. В благодарность за исцеление решил остаться на Афоне. Иногда хочется вернуться в мир, к детям, к внукам. К жене, которая сейчас переехала жить в Афины. Но вот недавно приехал к ним, хотел побыть там месяц, но через две недели почувствовал, что в миру задыхаюсь. Пришлось скорее возвращаться сюда, на Афон. Работаю здесь в такси. Живу в столице Афона — Карее. Езжу молиться в Иверон и в Ватопед. За все это время болезнь ног ни разу не возвращалась. Стал я здоровым человеком. Это Афон меня исцелил…

Кого только не возил я по афонским монастырям! Виктора Кличко знаете? Боксер — тяжеловес, чемпион мира. А в жизни он не такой, как на экране. Сухощавый, подтянутый, скромный. Он, в отличие от многих других «випов», не ездит от монастыря к монастырю. Сидит в нашем русском Свято-Пантелеимоновом монастыре. Ну, правда, один раз я встретил его в Ватопеде. Возил я Никиту Михалкова. С Михаилом Боярским даже выпили по рюмочке. Возил космонавта Георгия Гречко, генерального прокурора Юрия Чайку… Все эти известные, влиятельные люди на Афоне ведут себя очень достойно — скромны, доброжелательны.

Старцы? Да, видел я на Афоне подвижников, старцев. Наш русский иеромонах Николай (Генералов) — очень серьезный молитвенник. Его сейчас из Свято-Пантелеимонова монастыря направили в какой-то скит. Может, кому-то не хочется, чтобы он приобрел большую известность у паломников.

Бывал я не раз и у греческого старца Папа Яниса (отца Иоанна) из скита Праведной Анны. Греческий я знаю не очень, говорить — говорю, но чтобы все точно переводить, это пусть другие переводят, кто заканчивал Афинский университет. Старец по-русски не говорит, и надо идти к нему с переводчиком. А вдруг я что-то важное неточно переведу? Людям будет смущение. И потому не решаюсь к нему паломников возить. Этот старец уже более 50 лет никуда не выезжает с Афона. Из скита своего не выходит даже. А вот недавно, рассказывают, на катере к Афону подплыла Светлана Медведева. Ее муж Дмитрий Медведев в то время был Президентом России. И захотела она попросить благословения у Папа Яниса. Светлане Медведевой, конечно, на Афон нельзя. Значит, надо Папа Янису к ней плыть. А он никуда не выходит… Но когда сказали ему, кто его к себе зовет, он сразу согласился. Сел на катер и поплыл ей навстречу. Благословил. Смирился, стало быть, перед Россией!

… Видите, монах по дороге идет? (мы увидели медленно бредущего нам навстречу седобородого пожилого пустынника). Это грек… Ни с кем не разговаривает. Даже на «здрасте» отвечает лишь кивком. Здесь много пустынников, я их почти всех знаю — по именам. Афон хоть и большой, но все мы тут друг с другом как-то духовно связаны.

… Сейчас проезжаем мы мимо Старого Русика. Он теперь восстанавливается. Большие строительные работы ведутся здесь. А в стене тут есть маленький храм, в котором в XII веке принял постриг святой Савва Сербский, а потом ушел с Афона и стал просветителем Сербии. Направо глядите, это монастырская пасека. За нее отвечает монах Паисий. Он был ударником в известной на весь Союз группе «Веселые ребята». Теперь вот за пчел отвечает в русском монастыре. И здесь он ударник

Видите, дороги какие у нас стали? Евросоюзовские, новенькие. Не везде пока, но уже много дорог отстроили. Не к добру это все. Я хоть и за баранкой сижу, но против того, чтобы Афон бетоном покрывали. Есть такое предание: когда здесь дороги будут белые, Афон запустеет. Другая проблема — сами монахи. Видите, вот сейчас мимо нас на большой скорости Миша-чуваш на джипе пропылил… Но он-то ладно, знает он Афон. А вот другие шоферы из скита святого Модеста гоняют почем зря — и себя угробить могут, и паломников. Я не раз отцу Авраамию говорил, чтобы он поостудил своих сорванцов, и еще ему скажу… Один духовник так мне говорил: если у нас на Афоне будут дороги гладкие, хорошие, ну, словом, европейские дороги, то останутся здесь жить одни старцы. Которые никуда не ездят. Все остальные погибнут в автокатастрофах. Не дело это, Афон в асфальт укатывать! Наместник монастыря Ксиропотам, он грек, так и вовсе отказывается, чтобы мимо его обители дорогу новую прокладывали. Не знаю уж, получится ли у него это дело остановить. Но борется, протестует.

… Сфотографироваться? А что же, я не против. Мне скрывать нечего. Пусть люди видят, кто их по пыльным афонским дорогам день и ночь готов по монастырям и скитам возить.

Архимандрит Иоанн

Этот прием так называемого «первого знакомства» часто используют в кинематографе. Вспомним фильм «Москва и москвичи», где начинающий писатель из провинции приходит к известному столичному мэтру — а тот как-то странно поучает его основам литературного мастерства… Правда, вскоре выясняется, что никакой он не мэтр, а всего лишь полотер в доме заслуженного классика. Который наконец приходит и выявляет обман.

Архимандрит Иоанн (Коган).

Так вот и мы с отцом Антипой. Ждем-пождем начальника архондарика (считай по-гостиничному — рецепшена), а его все чего-то нет. Вообще это какая-то русская особенность! Если в афонском Ивероне архондаричный-грек встречает паломников изобильным лукумом и холодной водой, впридачу с его доброй улыбкой и стремлением помочь, то у нас в русском монастыре все несколько иначе. Лукума тут не предложат кому ни попадя… Да и сам архондаричный куда-то подевался… И когда придет, неизвестно.

Но вот наконец появляется не слишком молодой монах, видно, что бывалый. Сразу по-хозяйски нас оглядел, расспросил, кто мы и откуда. Мы уже было обрадовались, решив, что это и есть тот самый затерявшийся в монастырских просторах начальник архондарика, как вдруг он достал какие-то книжонки и стал с усилением уговаривать нас эти книги у него приобрести. Представился так: «Отец Иоанн». И вовсе он никакой не начальник архондарика. А просто русский монах с нерусской фамилией Коган — много видевший, знавший схимонаха Паисия Святогорца (об этом он сообщил в самом первом своем предложении, обращенном к нам), ставший давно уже своим на Афоне… Он уже много лет странствует между Россией, Грузией, Святой Землей и Афоном.

Книги его приобретать мы не захотели. У отца Антипы были проблемы с финансами, у меня — с самомнением (сами, мол, с усами — тоже несколько книг в рюкзаке имеются, своих книг, разумеется, и зачем мне чужие?). Но архимандрит Иоанн и не думал нас потерять. Стал усиленно рекомендовать свой товар, почище чем это делают менеджеры по продажам в светских фирмах. От такого напора мы стали переглядываться. «Ни за что не куплю!» — шепнул мне попутчик. Ему, как и мне, не понравилось, что нас так вот сразу берут в оборот. Мы еще не устроились, все в дорожной пыли, вот и рюкзаки при нас все еще, и не знаем, где нам позволят главы приклонить этой ночью — а тут какой-то незнакомый Архимандрит сует свои книги, чуть ли не требует, убеждает…

Я довольно резко ответил ему, что не за книгами сюда приехал. Архимандрит Иоанн с сокрушением посмотрел на меня и… ничего не сказал. Только погрустнел он как-то. Вскоре он удалился с отцом Антипой, а когда мой попутчик вернулся, у него в руке уже были две пестрые небольшие книжонки. «Не выдержал характера», — подумал я о нем в первое мгновение. «Он оказался добрее меня», — подумал я же, но во второе… Мне стало стыдно немного. Что это я — из-за какой-то незначительной денежной суммы обидел священника. Неужели нельзя было пощадить его авторское самолюбие. Ну, «поплыл» он немного, с кем из пишущих такого не бывало? А ты пойми его, пожалей… Но гордыня не давала возможности переиграть свой отрицательный ответ.

Вскоре появился «столичный мэтр» — настоящий архондаричный. Отец Евстратий строго осмотрел нас и тут же оформил на ночлег, не задавая лишних вопросов. Как настоящий писатель-классик (на Афоне архондаричный — большая величина!), он, в отличие от полотера, не навязывал нам ни своих книг, ни своих бесед (ни, скажу в скобках, своего лукума). Сухо спросил меня только о профессии. В ответ я протянул пару газет и журналов. Все!

Нас поселили на третьем этаже в огромной паломнической келье коек этак на пятьдесят — впрочем, почти совершенно пустой (отец Антипа оказался за тонкой «священнической» перегородкой — но в условиях почти столь же спартанских). Стало понятно, почему маститый протоиерей и ректор семинарии отец Владимир Чувикин предпочел огромному русскому монастырю скромную келью святого Модеста, с ее смиренными удобствами, кроткими угощениями и без обязательного отключения электричества в урочный час (пользуйтесь керосинкой, причем, не из-за нужды, — из принципа!) и принудительного пробуждения в четыре утра — чтобы не вздумали уклоняться от восьмичасовой молитвы…

Ну да ладно, хватит уже поварчивать. Все равно хорошо в нашем монастыре. И никакая келья с ним не сравнится. Ведь здесь спасались преподобный Силуан Афонский, преподобный Кукша Одесский и многие, многие безымянные и известные подвижники.

Ночью я понял, что от избытка впечатлений сон отошел от меня. Когда по уставу монастыря положено спать, мне, непослушному паломнику, совершенно не спится. А вот единственный сосед мой Михаил (подробно о нем чуть позже) спит без задних ног — крепко нагулялся по горам и скитам…

Вышел я на небольшую площадку перед архондариком. Звездное небо уже зажгло над Афоном свои безсчетные светильники. Я вообще люблю молиться «на звезды». Хотя один ошалелый неофит как-то мне советовал и вовсе не смотреть в небо, ведь это сфера нечистых духов — «князей воздушных». Но я больше согласен с отцом Павлом Флоренским, который советовал своим детям в минуту жизни трудную всегда смотреть на звезды… И вскоре придет утешение. А уж он-то получше того неофита знал, кто из какой сферы будет… И кому какая сфера принадлежит…

Кстати, из своих летних дачных впечатлений. Когда я ночью молился на звезды (а делаю это в последнее время регулярно, когда позволяют обстоятельства), все было в порядке, только ежик своим негромким шевелением в траве за оградой иногда слегка отвлекал из темноты. Но вот когда становился я на колени, сразу жди каких-то выпадов и пируэтов от тех самых, не знаю уж, князей или помельче, но точно злых духов. То запустят мимо меня кривляющуюся летучую мышь, то начнут что-то злобно пищать в малине… С тех пор стараюсь молиться на коленях. Знаю, что эта молитва имеет особую силу! Иначе не стал бы так ехидно пищать из кустов сброшенный с неба «воздушный князь»…

Но я опять почему-то увлекся…

А остановился на том, что вышел из архондарика и вперил свой взор в ночное афонское небо. Что за дивная картина расстилалась перед моим изумленным взором! Небо, оно и в Африке небо. Одно и то же оно и на моей даче, и на Святой Горе Афон. Но я-то совсем другой здесь, на Афоне! Совсем ведь другой… И молился потому здесь совсем по-другому. Более трепетно и сердечно. А иначе зачем и ехать на Афон, раз не веришь в то, что молитва там легче доходит до Бога!?

Я — верю! И потому сейчас здесь стою… В трепетной тишине классической монастырской ночи.

Но что это зашевелилось там, в темноте. И даже будто прошелестело? Неужели… и здесь такое бывает? В смысле «воздушных князей»? Или кто-то другой? Например, монах. Да, точно — он самый. Вышел зачем-то на ту же площадку, что и я. Или он тоже решил (в тайне от игумена) помолиться на звезды?

— Доброй ночи! — вежливо говорю ему.

— Да, ночь сегодня дивная. Сколько светил! — отвечает монах, в котором я узнаю отца Иоанна (Когана). Как он здесь, почему? Зачем вдруг эта ночная встреча? И тут я вспоминаю про его книги. И сильный стыд за себя сразу начинает диктовать мне, что делать.

— Как хорошо, что мы встретились, — говорю ему. — Вы не сердитесь, прошу, на мою гордыню. Нам монахи помочь хотят, а мы, миряне, еще и отнекиваемся… Но вот я решил приобрести все ваши книги! И я уверен, что они напитают меня духовностью…

Последняя фраза была настолько фальшива (особенно на фоне монастырской ночи, под звездами, от которых не скрыта и малейшая фальшь), что я на этом остановился.

Как раз в нагрудном кармане (чуть не написал в наградном) у меня лежали припасенные двадцать пять евро. Я полез за ними — про себя решая нелегкую задачу: как бы купить эти книги (тем самым уважив отца Иоанна), но от них тут же и отказаться под каким-нибудь благовидным предлогом. Чтобы не отягощали они мой рюкзак на обратной дороге. Но все же посчитал, что этим только умножу ранее нанесенную обиду.

И новое чудо (наличие евро в моем кармане чудом все-таки не считаю, хотя, согласитесь, несколько удивительно — дело было в ночи, и зачем мне могли понадобиться при себе монеты) — у отца Иоанна книги оказались с собой! Он выудил из-под рясы одну толстую книгу и несколько тонких (в темноте я не разглядел, сколько их было). Так мы под звездами и совершили сделку. Книги оказались у меня, деньги у него. Можно и расходиться. Но я решил уже сам так просто не отпускать писателя. Попросил его написать автограф на его книге. У отца Иоанна оказалась и авторучка при себе (какое по счету чудо?). А звезды светили так ярко, что он сумел написать мне довольно твердо несколько приветственных слов. Вот его автограф, полученный при столь необычных обстоятельствах:

С Любовью о Христе
Архимандрит Иоанн
Святая Гора Афон
7 августа 2013 г.

На молитвенную память р.Б. Антонию от автора.

После этого отец Иоанн ушел в архондарик, словно затем лишь и выходил, чтобы совершить нашу «сделку». Думаю, Бог надоумил его прервать своим появлением мою молитву. Ибо молитва разве может быть угодна Богу, когда ты обидел ближнего и не загладил своей вины? А я накануне обидел отца Иоанна — и надо было ситуацию исправлять.

После той ночной встречи мы виделись с отцом Иоанном еще пару раз в храме, но только кивали друг другу и уже ни о чем не говорили.

А в Самаре я стал читать его замечательную книгу «Из плена — к свету, или Исповедь одного человека» (на ней он и оставил свой автограф). Книга пронзительная своей искренностью, своей чистотой. Есть в ней длинноты, излишний пафос, не без этого. Но есть в ней и такое, что делает этот литературный документ серьезным свидетельством веры чистой и глубокой души.

Родился Архимандрит Иоанн (до монашества — Борис Коган) в 1955 году, в семье членов партии. Отец у него еврей, и мать не была крещеной. И ничто не предвещало, что этой советской семье выпадет такой удивительный жребий. Юношей Борис Коган приехал из Средней Азии на учебу в Москву, поступил на литературный факультет столичного пединститута. Вскоре у него проявился поэтический талант, — его стихи одобряли известные поэты Юнна Мориц, Евгений Евтушенко, Арсений Тарковский, писатель Василий Аксенов. Вскоре он получил известность как переводчик на русский язык стихов грузинских поэтов. Впереди его ждала завидная судьба столичного литератора… Но он встретился со Христом! О том, при каких обстоятельствах произошла самая важная в жизни встреча, читайте в его книге. Скажу лишь, что он оставил все — любящую его невесту, литературное поприще — и принял монашество на Афоне… А до этого крестился он вместе со своим братом-близнецом, который также стал иеромонахом. Их имена в монашестве — Иакова и Иоанна — отсылают нас к двум братьям-Апостолам, которых Господь назвал «Воанергес» — «сыны громовы» (Мк. 3, 17). Их мать крестилась под влиянием сыновей, а перед смертью и приняла монашеский постриг. Крестились обе их сестры, из которых одна стала монахиней. А старшая сестра вышла замуж, монахиней не стала, но приняла постриг ее дочь — племянница отца Иоанна! Крестился в конце концов и их отец, который вначале в штыки воспринял крещение своего старшего (на несколько минут всего!) сына. Какая удивительная судьба! Какое избранничество!…

У святых мощей, где авва Сергий дивный
Почивает в раке среброзолотой,
Мне был Голос властный и призывный,
Чтобы я крестился, ибо есмь чужой.

И объятый ужасом пречудным,
Я покинул с клятвой этот древний храм.
Боже, Боже, в Страшный День Твой Судный
Я ответ за преступленья дам.

И я шел, и клялся, что крещусь немедля.
И через неделю — в церкви под Москвой —
Я исполнил, Боже, это повеленье
И крестился тайно, и теперь — Живой!

Но на этом пути приходилось ему нелегко. В той части книги, где отец Иоанн рассказывает о своем мучительном выборе между семейным счастьем и монашеством (глава называется характерно: «Как Божия любовь похищает земную») он с горечью, с глубокой раной в сердце пишет: «О, если бы я знал, какой тяжелый крест предстоит мне подъять и сколько зла, ненависти и дьявольской клеветы испить в этой жизни от так называемых православных собратьев!!! Наверное, прежде подумал бы, а стоит ли отказываться от земного счастья и тихой семейной жизни, — права на которую уже изначально предложены нам Творцом. Но Промысл Божий распорядился со мной иначе, и я последовал за Христом, сжигая за собою мосты… »

От женщин, от строчек,
От дум-полуночек,
Где ты — поплавочек — бегу.
Туда — где молитва,
Где — Вечность и битва,
Где — Истину я сберегу.

Конечно же, вы уже догадались, что я вовсе не жалею о том, что приобрел книги Архимандрита Иоанна. Что победил в себе в этот раз скаредную «жабу» и раскошелился ради ближнего. А получил пользу — сам! Так что когда я буду вам предлагать уже свои книги, пожалуйста, поступайте так же. Кстати, вы уже приобрели мою вторую книгу «Капелек вечности» —
«В тихом дворе»?

Михаил из Тюмени

Нас поселили в огромную паломническую «келью», где койки стоят впритык, даже без тумбочек, строже чем в казарме. И во всем этом помещении до моего прихода была обжита всего одна койка — рядом со мной поселили добра-молодца из Сибири. Зовут его Михаил. Когда мы познакомились, он сразу спросил:

— И кто это догадался тебе дать такое монашеское имя? Антоний!

Я, напуская на себя солидности, важно, степенно ответил, что было это так давно, что и не упомню, как это произошло. Но родители знали, что делали.

Михаил тут же спросил, сколько же мне тогда лет получается, и сразу между нами выстроилась незримая, но все же ощутимая иерархия — он оказался на шесть лет меня моложе.

Вскоре я узнал про него ровно тот минимум, который позволяет комфортно общаться с соседом по даже и не очень уютному помещению.

Ему сорок два года, работает коммерческим директором в фирме, которая устанавливает кондиционеры. К вере пришел недавно. И вот крестивший его шесть лет назад священник пригласил Михаила с собой в паломничество по Афону. Уже вторую неделю они ходят от скита к скиту, от святыни к святыне…

Русский Свято-Пантелеимонов монастырь на Афоне.
Фото Ольги Ларькиной с борта паломнического теплохода.

— Я уже здесь столько увидел всего невероятного! Столько встреч, столько святынь! Просто уже весь переполнился благодатью (насколько могу вместить). И мне уже много! Больше в меня уже и не лезет. Я ведь мирской человек, а тут такое… И вот уже после всего этого хочется просто выпить чашечку кофе в Уранополе. Выспаться без оглядки на монастырский устав. Кстати, тебе повезло — сегодня спим до восьми утра! В четыре часа не будет подъема… (не скрою, я обрадовался этому известию — но оказалось, Михаил просто ошибся. Подразумевался подъем в 8 часов утра по византийскому времени. А по нашему, греческому — я уже так! — выходили как раз те самые четыре. И нас подняли ровно в четыре утра. Слава Богу за все!). Ну и когда идешь по жаре, все время мысли о море. И так хочется просто искупаться в море на пляже, без страха, что тебя увидят монахи и отругают… Да знаю я, знаю, что на Афоне купаться нельзя. Но у меня свой священник, отец Сергий. Мы по его уставу живем. А он на купание смотрит сквозь пальцы. В общем, купались мы тут с другом, был грех. И не раз!… Только я это никому не советую. Не только из-за запрета (хотя и из-за него тоже) — просто тут в камнях возле берега морских ежей полно. Друг наступил — пропорол себе ногу. Потом я ему иглы из ступни вынимал. А меня Бог миловал. Да знаю, знаю я, что купаться нельзя…

— К вере я от страха пришел, — продолжает Михаил. — Просто случилось такое, в чем никто мне не мог помочь… Только Бог! На работе меня предали. Свои предали, те, кому я так доверял… Сначала я мстить хотел. Аж кровь в голове бурлила. А друг мне говорит (он верующий) — тебе не мстить, тебе на исповедь нужно бежать. И я пошел к отцу Сергию. После исповеди стало полегче. И уже мстить я не собирался. Но сердце еще ныло, ныло… Начал в храм ходить, Богу стал молиться. И все как-то загладилось постепенно, зарубцевалось. Ситуация эта ушла, а вера — вот милость! — она осталась. А потом отец Сергий сюда в паломничество пригласил. Ну а уж после Афона жить надо иначе…

— Когда я на Афон уезжал, — продолжает рассказывать сибиряк, — дочь Алена (в крещении Елена) в институт поступала. Выбрала себе наш Тюменский институт архитектуры и дизайна. И так ей хотелось попасть на бюджетный! Но шансов у нее не было… Мы с женой, втайне от дочери, уже и кредит взяли — чтобы ей за учебу платить. А у нас и без того полно набрано кредитов… В общем, ситуация не из легких. И стал я по монастырям, по скитам на Афоне молиться, чтобы дочку взяли как раз на бюджетный. Чтобы нам не залезать и дальше в долги.
А святыни тут такие, что слов нет передать. Представь, в монастыре Филофей (так, кажется!) священник кладет мне на голову десницу Апостола Иоанна Богослова! Да у меня слезы из глаз так и брызнули… И сам не знаю, отчего плачу… И такая молитва сердечная при этом за дочку пошла! Как там она, моя маленькая? Я ее сейчас не вижу. Но Ты, Боженька, Ты и ее, и меня, и всех нас всегда видишь. Ну так помоги, не оставь уж ее, прими на бюджетный…

Вот так везде молюсь за нее, а сам не знаю, как у нее дела идут с поступлением. В самом начале паломничества у меня телефон отключился, батарейка села. И у батюшки тоже телефон разрядился. И вот приходим мы в скит Святителя Николая, где отец Орест подвизается (он моему батюшке знаком). В скиту нам говорят: можете телефон зарядить от розетки. Мы обрадовались — и только я вставил зарядное устройство, подключил телефон, тут же мне смс пикает. Беру телефон в руки (а руки дрожат!), читаю: «Папа, я на бюджетном!». Вот, смотри сюда, я эту запись сохранил. Видишь: «… на бюджетном!». Ну как же тут не расплакаться… Услышал меня Бог на Афоне! Услышал… Я этой милости век не забуду…

… Ты уж про Афон так, знаешь, напиши (обращается он ко мне перед расставанием), чтобы за душу хватало! Ведь женщин как жалко-то: благодати афонской никто из них не увидит. Ну так вот ты для них и напиши, чтобы и их проняло. Чтобы и им хоть немного да досталось… Ты уж, брат, постарайся…

Иеродиакон Садок

Девять лет назад на Афоне, в русском Свято-Пантелеимоновом монастыре, я познакомился с насельником этой обители диаконом Сергием. В ту пору он был помощником начальника архондарика и садовником монастыря. Он рассказал мне о своем удивительном пути в монастырь. Из Киева он уехал искать счастья в Америку, разбогател, участвовал в рок-концертах. Занимался раскруткой рок-группы «Моральный кодекс». Пробовал создать гольф-клуб под Киевом. Все складывалось удачно до того дня, как он должен был дать рок-концерт в одном из городов Америки, в бывшем католическом храме. Этот запустевший храм перестроили в бар и по жуткой иронии назвали его «Gladsome Light» («Свете Тихий»). Будущий монах отказался устраивать рок-концерт в стенах бывшего храма… Готов был платить неустойку, разорвать деловые связи. Так начался его путь в монастырь. А потом и старец благословил его идти на Афон. В то время никто не мог и представить, какой резкий зигзаг спустя год всего сделает его судьба. Казалось, что в монастырских стенах уже не достанут отца Сергия никакие мирские треволнения. Вот и греческий старец Папа Янис предсказал ему жизнь и смерть на Афоне. И вдруг…

Вот и наша новая встреча. Правда, теперь передо мной уже не отец Сергий, а иеродиакон Садок. Занимается он не садоводством, как раньше, а ландшафтным дизайном в монастыре. И за плечами у него тяжелый опыт духовной брани.

— Меня арестовали прямо здесь, на Афоне, — рассказывает иеродиакон Садок. — В один прекрасный день причалил к афонскому берегу катер Интерпола, и на глазах у братии на меня надели наручники. Это случилось осенью 2005 года. Меня обвинили в финансовых махинациях и неуплате налогов в США. Срок заключения мне светил немаленький — 99 лет. Сначала меня держали в тюрьме городка Иерисос, рядом с Уранополем, потом перевели в более крупную тюрьму. Всего я в Греции в тюрьмах провел 9 месяцев. И еще 21 день в нью-йоркской тюрьме. Судили меня в Бруклине. За меня молились верующие в России и на Украине. Старцы на Афоне молились… На каждый свой шаг я брал благословение у настоятеля нашего монастыря Архимандрита Иеремии. Сначала он меня благословил оставаться в Греции, требовать суда над собой в этой стране. Потом он сказал, что все-таки мне нужно ехать в Америку, и там надо мной осуществится воля Божия. Наверное, в этом была какая-то справедливость. Раз уж в Америке считали меня виновным, там и должны были меня судить. Хотя виноватым я не был.

В США мне сразу предложили пойти на сделку со следствием. Максимум, что меня ожидало в случае признания своей вины — это 5 лет тюрьмы. Столько лет без Афона!… К тому же после этого меня еще ждал пятилетний условный срок. Во время него я был бы вынужден оставаться в США. Десять лет вне монастыря, куда я пришел спасать свою душу!? Нет, это слишком долго, на это я не мог согласиться. И я не признал своей вины, рискуя получить гораздо больший срок заключения. Адвокат попросил меня написать судье письмо, в котором бы я представил себя с наилучшей стороны (за меня уже поручились и афонские монахи, и родственники, и знакомые в Америке). Но я написал письмо, в котором говорил, что я ничего хорошего не сделал, жил для себя. Но в результате я пошел в монастырь — спасать свою душу. Я грешник пред Богом, — но перед американским правосудием я невиновен. И пусть суд произнесет свой вердикт о моей дальнейшей судьбе. Этим я, по сути, отказался себя защищать, передал над собой суд Богу. И вот Господь мне дал самого доброго судью и самого лучшего адвоката во всей Америке! Как это получилось, я не знаю. Все это произошло, по-видимому, по молитвам многих верующих людей. Один колумбиец в тюрьме сказал, что мне очень и очень повезло, мой процесс будет вести самый добрый судья. Он сказал, что я родился в рубашке. За меня шла такая мощная молитва! Мой кум был в зале судебного заседания, и вдруг он ощутил, как через него проходит мощная, светлая волна. Он тоже молился за меня. И вдруг ухнул в эту молитвенную волну… От этого он чуть было не потерял сознание! Почувствовал, как за меня молится огромное количество замечательных Православных людей.

В результате судья сказал, что я не виновен — и предложил меня отпустить туда, куда стремится моя душа, в монастырь (а в кулуарах он добавил, что в афонском монастыре жизнь гораздо суровее, чем в американской тюрьме с трехразовым питанием, свежими газетами, телевизором… И пусть уж раз он сам выбрал такой путь, там и пребывает — в монастыре!). Прокурор неожиданно сказал, что это решение судьи одобряет. Конечно же, и адвокат с таким решением согласился. В итоге меня признали невиновным и отпустили на Афон.

К сожалению, суд признал, что я остался должен американскому бюджету еще четыре с половиной миллиона долларов. На это я ответил так: если я буду эту сумму выплачивать из своей зарплаты, то мне придется платить… несколько столетий! Ведь на Афоне моя «зарплата» составляет всего 120 евро в год!

В гараже у моей сестры в Нью-Йорке хранилась достаточно серьезная коллекция современной живописи. Ее оценили примерно в миллион долларов. Но суд вначале не был готов к такому решению, не было опыта в оценке произведений искусства. Поэтому тяжба продолжалась еще чуть больше года. Я это время пробыл вне монастыря, и это меня печалило. В результате коллекцию живописи все же засчитали в погашение моего долга. И вот я вновь на Афоне. И ничего другого в жизни своей не хочу.

… В тюрьмах Греции и США мне открылась такая бездна человеческого страдания! Сколько горя, сколько слез, сколько разрушенных судеб!… Люди сидят там годами порой ни за что, или за какие-то мелкие правонарушения… Теперь я знаю, как нам, монахам, нужно горячо молиться за весь мир.

Священник Владимир Хромов

Рассказывает иеромонах Антипа (Авдейчев):

— Эти дни на Афоне мне особенно дороги встречей с иереем Владимиром Хромовым. Просто на службе в храме ко мне подошел немолодой священник с удивительно мягким лицом и как-то очень по-доброму, любезно заговорил…

Отец Владимир служит в пригороде Брюсселя, в Бельгии, у него там два прихода. Приехал он на Афон с сыновьями, которым 16 и 14 лет. Дети его русскоязычные, хотя и говорят с небольшим акцентом. На Афоне отец Владимир был уже более тридцати раз!

Священник Владимир Хромов на престольном празднике русского Свято-Пантелеимонова монастыря. 9 августа 2013 г.

Он уехал из России еще в 1970-х годах. Точнее, не сам уехал, его выслали. В России в советские годы он был диссидентом, защищал права советских евреев. Прошел через тюрьмы и психбольницы. Его признавали невменяемым, — на себе испытал «карательную психиатрию». В конце концов, от него потребовали уехать из России. Он был вынужден выехать в Европу. На тот момент он был неженатый, свободный от всего «борец за идею». Так это странно, так не похоже на сегодняшнего отца Владимира, с его мягкой улыбкой, с его радушием и светом во взоре.

Его очень возмущало попирание свободы совести в СССР, и он стал изучать Православие. Так он пришел к вере в Христа. Сейчас ему 66 лет, пять лет назад он принял священнический сан в Греческой Православной Церкви. После перестройки он несколько раз приезжал в Россию, углубленно изучал историю Православной Церкви. В один из приездов он посетил в Петербурге собрание Православного общества и обратил внимание на молодую женщину, имевшую богословское образование. Она изучала историю древних Литургий. Оказалось, она не была замужем. Вскоре они нашли друг друга, и несмотря на разницу в возрасте (отец Владимир старше на пятнадцать лет) они поженились. Он увез будущую матушку Марину в Бельгию и там у них родились дочка и два сына. Их дочери сейчас 19 лет. Пока священник Владимир Хромов с сыновьями был на Афоне, мама с дочерью молились в греческих монастырях в Метеорах.

Я спросил своего нового знакомого о духовной ситуации в Бельгии. Его ответ меня не на шутку встревожил. Духовное остывание среди верующих происходит там очень стремительно. Один из его двух приходов раньше был католическим, но его закрыли — просто не стало прихожан. А ведь это древний храм, построенный в начале второго тысячелетия от Рождества Христова! Но ведь и среди Православных прихожан средний возраст в его двух храмах от 50 до 60 лет. Детей среди его паствы почти нет. Совсем другая ситуация во Франции. У него есть знакомый священник, который служит в пригороде Парижа. Там есть монастыри, есть паства, насыщенная церковная жизнь… В Бельгии же все как-то сникло. А в других христианских конфессиях Бельгии дела обстоят еще хуже. Католические храмы опустели, многие из них закрылись. Протестантские конфессии тоже не процветают.

Его жена Марина продолжает заниматься изучением древних Литургий, делится своими знаниями с учениками. Но у нее всего пятеро учащихся, которые разбросаны по всей Бельгии. Ей самой приходится ехать то к одному своему ученику, то к другому, при этом преодолевая большие расстояния.

На Афон отец Владимир обычно приезжает с сыновьями — хочет из них воспитать монахов. Это меня смутило немного. Как-то не принято у нас так строго определять за детей их духовный путь. Ребята учатся в светской школе. Образ жизни у них довольно суровый. Семья отца Владимира живет в небольшом селе. У них есть своя домовая церковь. Отец Владимир в ней может даже служить Литургии. Вечерние и утренние молитвенные правила вычитывают всей семьей. Дети просыпаются рано, в церкви читают молитвы, потом отец дает им святую воду, просфору, помазывает их освященным маслом. Дети завтракают, потом отец Владимир везет их на учебу. Один учится в одном месте, другой в другом. Сначала одного сына отвозит на железнодорожную станцию, мальчик садится на поезд — школа у него находится далеко от дома. Потом второго сына везет на автобусную станцию. Из школы они приезжают вечером. Короткий отдых и подготовка к урокам. Вечернее правило всей семьей читают тоже в домовом храме. И так изо дня в день. И это при том, что в Бельгии очень тяжелый климат. Представьте: в Бельгии не бывает солнца! Такая серая обстановка, она подрывает оптимизм и жизненные силы. Отец Владимир мне признался, что они месяцами не видят солнечных лучей. В соседней Франции есть солнце, а в Бельгии солнца нет совсем. Он из-за этого собирается уезжать из Бельгии, выбирает для себя Православную страну, куда можно было бы уехать. Пока склоняется в сторону Сербии. Говорит, что еще год продержится в Бельгии и уедет туда, где продолжает светить солнце.

Да и воспитание детей в семье отца Владимира Хромова идет не просто. Дети учатся в светских школах — становятся рассеянными, все более мирскими. Отправил недавно мальчишек в Петербург, в археологическую экспедицию, чтобы побыли они в среде русских сверстников. Они вернулись оттуда и стали… сквернословить! Вот тебе и живое общение с русскими сверстниками…

Я пытался передать отцу Владимиру свой педагогический опыт, говорил, что на каком-то этапе надо слегка уменьшить давление на детей, дать им больше самостоятельности. Но он, кажется, меня не услышал. С болью говорил о том, что из школы ребята приезжают совсем другими. Их тянет к светским развлечениям, а не к молитве. Да и у него самого уже силы сдают, а младшему сыну только еще 14-ть… Его еще долго нужно вести за руку до взрослой жизни.

От полного упадка сил отца Владимира защищает Афон, куда он каждый год, а то и по нескольку раз в год, приезжает черпать духовные силы.

… Я пожелал ему больше солнца над головой — в прямом значении этого важного слова.

Добавлю уже от себя несколько слов. Трудно понять, если вообще возможно, — почему в Бельгии «пропало солнце», если это конечно действительно так. Может, из-за суперкомпьютера «Зверь», который, по слухам, разместился именно в Брюсселе. Или потому что там штаб-квартира НАТО? Не знаю… Может, совсем по каким-то другим причинам. Но есть над чем задуматься. Пока еще над нашей головой светит радостное солнышко.

Прощание с Афоном

… Вот и причалил паром к афонскому берегу. Спешу к кораблю. Главное, все что нужно — успел. Святых Таин причастился. Попал на исповедь к афонскому духовнику, отцу Макарию. Исповедь — это только для меня и Бога. Об этом молчок.
А духовный совет старца, он и другим сгодиться может.

Когда стал говорить о своих мирских делах (с этим поругался, этому резко ответил, там не промолчал), отец Макарий остановил меня вопросом:

— Уже сегодня уплываете?

Я кивнул.

Редактор газеты «Благовест» Антон Жоголев в русском Свято-Пантелеимоновом монастыре на Афоне.

— Как пойдёте к парому, сначала спуститесь к морскому берегу. И там камушков афонских насобирайте. Маленьких, гладких, побольше. И всегда при себе их держите. Чуть что — кладите их прямо в рот. Не стесняйтесь! И так будет вам легче промолчать в ответ на обиду. Увидите, что будет.

И вот уже два немолодых человека — один в мирском (хотя и черном), другой в монашеском подряснике, оба с седеющими бородами, склонились у берега, выискивают — как маленькие! — те самые афонские камушки. Гладких, разноцветных, красивеньких — себе в карманы кладут.

— Зачем так много берете? — упрекаю отца Антипу. — Куда вам столько?

— У тебя в редакции сколько человек работает? — отвечает он мне вопросом на вопрос.

— Больше десяти будет. А что?

— У меня на приходе в пять раз больше! — коротко объясняет священник.

Кстати, камушки эти я не забыл. У меня их теперь достаточно. Так что если в ответ на какую-то грубость смолчу или только промычу что-то невнятное, не удивляйтесь. Это я, значит, афонские камушки в ход пустил.

Паром плавно отчалил от пристани русского Свято-Пантелеимонова монастыря. Становится прошлым все то, что успел здесь пережить всего лишь за сутки. Но у чуда нет времени, так как оно больше вечности принадлежит. Так и Афон — на сколько часов бы ты ни приехал сюда, это почти и не важно. Хозяйка этой Святой Горы, Пресвятая Владычица наша
Богородица — все равно успеет тебе объяснить все то, что тебе сейчас всего нужнее. И будет сниться тебе этот берег, эти скалы, увенчанные крестами седые афонские купола. Эти чайки у берега. И будешь опять считать дни до следующего отпуска. Чтобы уж непременно снова сюда… снова…

Возле меня присели двое монахов «из наших», стало быть, со Святой Руси. Третьему, что помоложе, они закричали с понятным только им монашеским юморком:

— Геронта, геронта!… Иди к нам сюда…

Но молодой «геронта» только по-доброму улыбнулся им в ответ и отошел в сторонку.

Монахи эти оказались иеромонахами украинского Покровского монастыря близ Киева. Вообще-то это женская обитель, но и мужчины-монахи там подвизаются. Одного из моих соседей зовут отец Зосима. Другого, простите, не запомнил как зовут (поминай как звали!). А люди эти оказались замечательные!

Узнав, что я из Самары, один из них, тот, кто не Зосима, обрадовался:

— В прошлом я инженер, — сообщил он. — Много раз бывал в командировках на вашем заводе 4 ГПЗ (я уж не стал его расстраивать, сообщать о перестроечной печальной судьбе некогда машиностроительного гиганта).

И сразу какая-то ниточка между нами завязалась. И стали мы говорить о том, о чем и положено говорить соотечественникам (а мы все равно соотечественники, кто бы там что ни говорил!) возле афонских берегов. О Святой Руси, о наступающей отовсюду биометрии в документах (эти монахи молятся, чтобы эта беда не накрыла Украину), о том, как живут верующие у нас на родине — и на Афоне…

— Стяжи дух мирен, и вокруг тебя спасутся тысячи, — привел слова Преподобного Серафима Саровского отец «не-Зосима» (простите за такое вольное величание). И тут я, даже для себя самого неожиданно, спросил у своих новых знакомых:

— А у вас в монастыре есть самое главное? Есть христианская любовь?

Вопрос этот своей простотой и своей важностью застал их врасплох… Но они не растерялись.

— Мы стараемся эту любовь сохранять, — ответил отец Зосима.

— У нас игумен — ученик старца из Китаевой пустыни под Киевом. Он учит нас любви, — добавил второй иеромонах.

Монастырь Святого Павла, Святая Гора Афон.
Фото Ольги Ларькиной с борта паломнического теплохода.

Их ответ меня тронул. Я передал им газеты «Благовест» и журнал «Лампада». Но теперь настал их черед меня вопрошать. И один из них спросил так же просто:

— Что самое главное? Для чего мы живем? — прямо вот так вот, «в лоб». Но близость афонского берега давала им право на такие вопросы. Сразу вспомнилось, как совсем юным, на украинской пышной свадьбе у друга я примерно так же вот вопрошал подвыпившего старичка: «Зачем ты жил?». И в ответ он… разрыдался… Я запомнил этот его красноречивый ответ…

— Чтобы заслужить спасение, — не очень твердо проронил я. — Чтобы Богу поработать…

Мой ответ не мог устроить двух иеромонахов. Оставалось мне только расплакаться. Тогда иеромонахи пришли мне на помощь:

Мы живем, чтобы исправиться. Изменить себя. И монах в этом отношении ничем не отличается от мирянина. Просто монах отрекся от всего мирского, а мирянин совершает путь исправления себя в миру.

Вскоре украинские монахи вышли на берег у одного из афонских монастырей. Но эти их слова, их благословение, стали последним напутствием мне с Афона…

За этими мыслями, стоя на самом верху парома (поближе к небу и чайкам) я как-то упустил из виду происходящее вокруг меня. А происходило немало интересного. Вдруг краем глаза узрел, как из морской пучины вынырнуло нечто, удивившее своими огромными размерами и иссиня-черной окраской спины. Мелькнул над водами большущий раздвоенный рыбий хвост, черный, как у афроамериканской русалки. Не сразу дошло до меня, что именно разворачивалось возле нашего парома на участке моря между монастырями Ксенофонтом и Дохиаром.

— Что это? Что за рыба? — спрашиваю на русском, забыв от удивления, что нахожусь не у себя дома. Но сосед тут же отвечает на понятном мне языке (не знаю уж, как это слово звучит по-гречески и по-английски):

— Дельфины!…

А тем временем из глубины вод вновь грациозно всплыли две огромные не то рыбины, не то морские звери, красиво (как наши синхронистки на недавней универсиаде в Казани) вынырнули из воды и снова погрузились в лазурные воды. Люди столпились у правого борта судна. Кто-то пытался фотографировать. А я просто смотрел, как на фантастическое видение, на двух иссиня-черных эгейских дельфинов, на наших глазах танцующих какой-то свой танец — в такт морю, волнам, небу и солнцу. От радости танцующих, от полноты бытия. Просто для того, чтобы порадовать тех, кто сейчас с грустью покинул афонский берег. То появятся из воды их спины, красиво выбросятся вверх как в замедленном действии, то вновь пропадут в воде… И долго, долго они сопровождали наш паром, потом, наконец, уплыли далеко, далеко, в безкрайнюю лазурную даль… Эти пророческие животные, эти эгейские таинственные дельфины.

Антон Жоголев.

7993
Понравилось? Поделитесь с другими:
См. также:
2
2
3 комментария

Оставьте ваш вопрос или комментарий:

Ваше имя: Ваш e-mail:
Содержание:
Жирный
Цитата
: )
Введите код:

Закрыть






Православный
интернет-магазин



Подписка на рассылку:



Вход для подписчиков на электронную версию

Введите пароль:
Пожертвование на портал Православной газеты "Благовест":

Вы можете пожертвовать:

Другую сумму


Яндекс.Метрика © 1999—2024 Портал Православной газеты «Благовест», Наши авторы

Использование материалов сайта возможно только с письменного разрешения редакции.
По вопросам публикации своих материалов, сотрудничества и рекламы пишите по адресу blago91@mail.ru