Невыдуманные рассказы

Мордовский старик

Действительно: "Затерялась Русь в мордве и чуди..." Вот и все мои школьные каникулы прошли в чувашских и мордовских деревнях — на родине отца и матери. Много там было разного, но в основном хорошего. Из этого хорошего иногда всплывают рассказы старших, когда-то казавшиеся неправдоподобными, а сейчас кажущиеся тем немногим истинным, что вынес из детства...
По берегам Кондурчи, Большого Черемшана и обеих Тарханок до сих пор бытует поверье о живущем в тамошних лесах мордовском старике. Почему мордовском? Как мне рассказывал дядя Вася, потому, что всегда появлялся он в какой-то длиннополой белой рубахе, светлой высокой шапке, да и сам весь такой седобородый и голубоглазый, ну, — типичный мордвин в праздничной одежде, какими они были до революции и наряды которых еще хранятся кое-где по сундукам. А появлялся он всегда неожиданно: или возле очень больных, или возле детей в трудные минуты.
Вот что мне рассказал дядя Вася. Однажды в голодный год пошел он со своими малолетними сверстниками в лес собирать щавель, грибы да и просто наломать молодых липовых веток для лепешек. Охота была удачной, лес манил и манил. Набрали полные мешки даров Божьих и решили возвращаться домой. А куда идти — не знают. В лесу смеркается рано, девочки уже плакать начали. Одна села на землю и запричитала: "Ах, Туру, Туру!..", что в переводе с чувашского означает "Господи, Господи!" Тут и подсел к ней мордовский старик: "Не плачь, маленькая, я вас выведу. Идите за мной". Пошел впереди и как бы засветился. Вывел на опушку и показывает: "Вон туда идите..." А там — холм с остатками порушенного храма во имя Николая Чудотворца, а за холмом — село.
А вот что мне рассказывала мама. Когда она была еще девочкой, в их деревне была очень многодетная семья. Жили бедно. Случалось даже такое, что молили Бога, чтобы прибрал кого-нибудь из мальцов, все ртом меньше. А время было тяжелое: только что прошло раскулачивание. И вот все большое семейство пошло на поля, оставив без присмотра меньшую худосочную девочку, потому что решили: все равно не выживет — уже несколько дней не ела и не спала. Когда же семейство вернулось, то увидело, что девочка счастливо спит, положив под щеку кулачок, а на столе стоит ополовиненный чугунок с вареной картошкой. Проснувшись, девочка рассказала, что приходил дедушка, дал копеечку и сказал, что все у нее будет хорошо. И, разжав ладошку, показала монетку. На вопрос, как выглядел дедушка, ответила: "Как у бабушки на самой большой иконе". — "Никола Угодник", — выдохнул отец.

"Петя!.."

Это случилось в мои студенческие годы в Москве. Я был совершенно нецерковным человеком, но верующим — правда, достаточно отвлеченно: просто знал, что Бог есть. Хотя вера отцов была мне, конечно, ближе любой другой. Крепко дружил я тогда с сокурсником Петром, который мог перечислить все двунадесятые праздники, знал, кто такой Сергий Радонежский, мог отличить Дионисия от Андрея Рублева, почитал старообрядцев. Но в Бога не верил. К религии относился как к основополагающему пласту культуры и идее, создавшей Русское государство.
Как-то он меня вытащил в Новый Иерусалим, показал весь монастырь, бывший тогда музеем, многое объяснил, просто заваливая информацией.
В общежитии за чаем я высказал мысль, что, если бы не было Бога, не состоялись бы такие иконы, монастыри-крепости, да и Россия. Он возражал, что как раз наоборот: живописцы, строители, воины создали идею, назвав ее Православием. Завязался спор. Петр сказал, что лишь тогда поверит в Бога, когда лично ощутит Его присутствие.
— Как это?
— Например, пойду я в лес. И вдруг Он возьмет меня за руку и оттащит в сторону. А в это время на место, где я стоял, упадет сосна.
Студенческие годы хотя и счастливые, но голодноватые, и поэтому мы почти все где-то подрабатывали. Я устроился неплохо: вечерним разнорабочим в родном институте, так что выходные были свободны — хоть в музей, хоть на природу. А вот другие вкалывали по выходным. Петру с утра надо было на какую-то фабрику, поэтому спор наш не затянулся до полуночи.
Встретились на следующий вечер. Петр пришел с бутылкой красного сухого вина, сказав, что сегодня праздник. Я не возражал. Но был он какой-то бледный, задумчивый.
— Что случилось?
Оказывается, вот что. Во время работы стал он очередной раз устанавливать на наковальню форму с каким-то полупластмассовым литьем. Как всегда, без помощи спецприспособлений, а по пояс залезая под пресс и все делая руками. Вдруг кто-то громко его окликнул: "Петя!.." Причем голос напоминал голос отца, находившегося за тысячу верст. Петя встал и обернулся. В это время пресс рухнул на наковальню, раздавив и форму, и все, что в ней находилось. А в цеху никого не было, все уже ушли на обед.
Петр налил себе еще, выпил и произнес:
— Вербное Воскресение.
...Только много позже я узнаю, что в тот день был такой праздник, что вообще у христиан есть такой Праздник.

Компьютер

Оказался я как-то в одном учреждении, где в том числе занимаются и социальной защитой населения. Сижу и жду очереди в нужный кабинет, а напротив в холле выдают малоимущим пакеты с социальной помощью. Подсаживаются рядом две старушки, ждут очереди на раздачу, завязывая беседу:
— Лучше б деньгами выдавали. В прошлый раз пшено, какую-то серую лапшу да чай, что пыль, дали.
— Это кому как. Вот Ольга со своим деньги бы сразу пропила, а тут, хошь не хошь, а лапшичку сваришь.
Вдруг от прилавка донесся голос:
— Как же так, дочка! Ты же знаешь, какие пенсии у нас со старухой. Да и паек мы здесь не первый месяц получаем.
— Все так, дядь Коль, — отвечает раздатчица. — Но в этом месяце компьютер вас в список не внес.
— Почему?
— Не знаю.
— Ты в районное отделение позвони.
— Да они ничего не решат, потому что данные ваши уже внесены в компьютер. Когда он распорядится, тогда и выдадим социальную помощь.
...Еще лет десять назад, когда друг говорил мне, что скоро будет неперсонофицированная сила, которой не смогут противиться даже люди, обладающие властью, я это воспринимал чисто образно, а тут... Время гораздо ближе, чем кажется многим из нас.

Владимир Осипов

29.10.2004