Улица друга

Был у меня друг, Михаил Варняк. В последние годы застоя и первые — перестройки — мы вместе учились в Питере на факультете журналистики. Он приехал учиться в северную столицу из Украины. Я был у него на родине в Херсонской области, в небольшом утопающем в зелени городке с неблагозвучным названьем Цурюпинск (в прошлом носившем поэтическое имя Олешье!). После первого курса он женился на своей землячке Елене и меня, студенческого друга, пригласил к себе на широкую, раздольную, пьяную малороссийскую свадьбу. На третьем курсе у них родилась Даша. После учебы Михаил получил распределение на "рiдну Украiну", чему был очень рад, в небольшой городок неподалеку от Днепропетровска. Там он начал, там и окончил свою короткую, яркую журналистскую карьеру.
Я ничего не знал о его религиозных воззрениях. Был он, конечно, крещен, как подавляющее большинство украинцев (там "пережитки прошлого" изживались с гораздо большим скрипом, чем у нас).

Но эта тема, как ни печально, почти не затрагивалась в наших разговорах. Только два раза, как помню, за всю историю нашей дружбы мы с ним заговорили вскользь "о высоком". В первый раз на военных сборах под Выборгом, на лесной полянке в перерыве между муштрой и занятиями. Он вдруг спросил, как я думаю, где у человека находится душа? Я не знал, что ответить, и промолчал. Тогда он ответил сам за меня, с какой-то особенной мрачноватой серьезностью: "Я думаю, что душа находится где-то там, на небе…" До сих пор не знаю, насколько он прав.
Второй раз — это было во время нашей последней встречи уже в Днепропетровске в 1988 году — Михаил признался, что живет и работает в "ничтожном" городке, в котором не на что бросить взгляд, так все там серо, убого, уродливо… "Есть только одно место, где я люблю бывать — возле Православного храма. Смотрю на него и радуюсь… А ни на что другое глаза бы мои не глядели…" Впрочем, в конце нашей беседы он не без удовольствия произнес, что его фамилия в этом городке уже на слуху, хотя и работает он в нем меньше года. С тех пор мы не виделись. Однажды он написал мне письмо, в котором ругал "идеалы" капитализма эпохи первоначального накопления, то есть, если говорить яснее, эпохи обманов и грабежей. Больше я ничего не слышал о своем друге целых двенадцать лет. И почти не вспоминал о нем. Жизнь развела, думал я. А оказалось — смерть!

В марте 2000 года в Москве я встретил давнего студенческого друга, который тоже дружил с Михаилом Варняком. Когда мы перебрали почти всех общих знакомых, я наконец спросил о Михаиле: "Где он? Что с ним?" — "Как… ты разве не знаешь? Его же убили. Очень давно".
Десять лет назад его, самого известного в районе журналиста-телевизионщика, автора самой "крутой" разоблачительной передачи, вместе с женой Еленой расстреляли из автоматического оружия. Их машину всю изрешетили пулями, выпущенными из-за угла… Он уезжал из своего городка в Днепропетровск, как думал, на новое место работы. А оказалось, за своей гибелью. Впереди его ждала большая, настоящая карьера. Слава о нем гремела по всему региону. Каждую неделю он с экрана кого-то разоблачал, клеймил, наказывал… Его имя стало притчей во языцех для вороватых "новых украинцев", для хапуг и всех, делающих бизнес на чужом горе. Его боялись, перед ним заискивали. Ему постоянно грозили. Но он продолжал разоблачать, видя в этом смысл своей профессии. В народе он снискал заслуженную славу неподкупного, правдолюбца.
Всю жизнь Михаил был лидером — высоким, красивым, ярким… Помню, на первом курсе на физкультуре мы бежали кросс. И он пришел не первым, как уже привык, а вторым. И это его не на шутку расстроило. Еще однажды он посетовал (и тоже почти всерьез), что там у себя, в Олешье, он был во всем самый-самый, а тут нет, тут не то… Даже и ростом он не самый высокий, а только второй (после одного долговязого ленинградца, фанатичного болельщика "Зенита"). Таким он был и в профессии. С таким характером чаще всего спокойно и долго не живут.
До Днепропетровска он не доехал. Его машину подкараулили на шоссе. Жена его, Лена, разделила с ним участь: верная, до смерти верная оказалась жена! К счастью, с ними в то утро не было Даши и потому дочь осталась жива.
"В Днепропетровске есть улица, которую назвали в его честь. Улица Михаила Варняка", — сказал мне приятель.
Несколько дней я ходил под впечатлением от услышанного. Стал я молиться об убиенных Михаиле и Елене (прошу о них помолиться и вас, читатели!). Первая весточка оттуда пришла довольно скоро. В коротком, нечетком сне ко мне пришел почивший друг и спросил, почему я не молюсь о нашем общем друге (мы с ним были в ссоре из-за "проклятой" проблемы ИНН). После этого я стал его поминать, хотя и не примирился внутренне.

Потом, спустя полтора года, мне привиделся сон, который я, при всей необходимой осторожности, ничем иным, кроме вести оттуда, назвать не могу. Снилось мне, что я снова в Питере и еду в трамвае. А контролер вместо того, чтобы проверять билеты, призывает народ к покаянию. Некоторые пассажиры опускаются на колени, и в их числе — Михаил Варняк. Я подхожу к нему, говорю, что совсем случайно узнал о его гибели. Спрашиваю: "Тебя правда убили? Или, может, погиб в аварии?" — "Нет, убили, — отвечает он. — там мою смерть признали почти героической" (это "почти" я отношу к тому, что пострадал он все же за земную, человеческую правду, а не за правду Божию).
Далее привожу запись нашей беседы почти дословно (из дневника).
— Как ты там? — спрашиваю я.
— У меня там мебель из… (неразборчиво) дерева (он назвал какой-то, по-видимому, благородный сорт древесины, но я не расслышал, какой — А.Ж.). Все в общем нормально. Но полностью отчет я еще не сдал. Пишу, вспоминаю…
— А Елена с тобой?
— Нет, не со мной. Она меня выше. Тоже отчет пишет. Иногда мы встречаемся, но каждый пишет сам. Помогать нельзя (насколько я знаю, Михаил и Елена не были в венчанном браке — А.Ж.).
— Там ты стал мудрее? Знания твои расширились?
— Да, стал. Больше узнал…
На этом сон оборвался, оставив по себе ощущение весточки из каких-то иных миров. Я стал еще горячее молиться за друга. Чувствовал, что наш с ним "потусторонний" разговор стал возможным лишь потому, что я в молитве дотронулся до его души. И он, словно бы в благодарность, открыл мне быть может весьма незначительные тайны загробной жизни, которые целиком узнать можно лишь при переселении в лучший мир. Но без какого-то хотя бы минимального знания о том, что нас ждет там, жизнь не только безсмысленна, но и опасна…

Недавно я снова увидел сон про своего друга. Это был как бы последний штрих, дополняющий картину. Снова снилось, что мы в Питере, на родном журналистском факультете. Нас, уже вполне состоявшихся журналистов, собрали на факультет из разных мест — с просьбой хоть чем-то помочь alma-mater. В числе приехавших я узнал только своего соседа по общежитской комнате, сейчас работающего в Эстонии. Какой-то незнакомый солидный мужчина с благородной сединой предлагал нам сотрудничество. Разговор вертелся вокруг каких-то издательских проектов. Я оказался тут явно ни к селу ни к городу со своей Православной журналистской тематикой. И зачем меня только позвали?! Но вот ко мне подсаживается… Михаил Варняк. Я не удивляюсь и спокойно говорю ему: "Наша дружба переживает странный период. Я молюсь за тебя как за убиенного, а ты — вот ведь — живой! Сидишь со мной рядом…" — "Да, — соглашается друг, — это странно". И подтверждает, что… жив. Тогда я спрашиваю, как у него дела и хочет ли он чем-то помочь выпестовавшему нас факультету? Он с сожалением признается, что находится сейчас не у дел в своем городке возле Днепропетровска. Времена изменились, сейчас у них там правят бал европеизированные западные украинцы, которые "москалей" не жалуют. А он… он слишком пророссийски настроен. "Как же так, — удивляюсь я, — ведь ты же знаешь украинский язык!" — "Да, знаю, — отвечает он, — и жена украинский знает, но все равно…"
На этом сон оборвался. А я проснулся с уверенностью, что вот сейчас, вот только что реально общался со своим почившим другом. "У Бога все живы". И смерти на самом деле нет — есть что-то другое, пока еще трудно для нас уяснимое… Но как ни трудно разобраться в этой сложной "механике", я верю, что наши молитвы об умерших не бывают безсильны. Они влияют на посмертную участь наших родственников, наших друзей… Если, конечно, в эти молитвы мы вкладываем живую теплоту наших сердец…
Прости, друг, что я целых десять лет не писал тебе писем в вечность!
Прости…
Когда-нибудь я обязательно приеду в Днепропетровск. Найду улицу Варняка и пройду по ней до конца. И мне будет так трудно удержаться и не рассказать прохожим — случайным прохожим, твоим землякам — что я знал тебя, что мы с тобой даже дружили… Я вот тут все чего-то делаю, пишу, суечусь, а в честь тебя уже названа улица! И по этой улице можно пройти. И кто-то на ней обязательно живет. И таким образом, пусть невольно, каждый день тебя поминает. Скажу им (нет, лучше все-таки промолчу!) о том, что мы с тобой как были, так и остались друзьями!

Антон Жоголев

02.11.2001