Жаворонки приносят весну

Очерк писателя Сергея Жигалова.

Об авторе. Сергей Александрович Жигалов родился в 1947 году в с. Кандауровка Курманаевского района Оренбургской области. Окончил филологический факультет Куйбышевского (Самарского) госуниверситета. Работал собственным корреспондентом «Известий» по Куйбышевской области. Автор романов «Дар над бездной отчаяния» - о безруком иконописце Григории Журавлеве, «Царская голгофа» и других книг. Член Союза писателей России. Живет в Самаре и в Кандауровке.

В № 10 за прошлый год журнала «Лампада» был опубликован очерк Сергея Жигалова «Преодоление». В нем писатель рассказал о том, как привез свою новую книгу на передовую, бойцам СВО. И вот писатель вернулся к поднятой теме.

После возвращения из зоны спецоперации всё время чувствую ее притяжение. Как? Иду по дорожной колее к речке, нечаянно раздавил «яблоки» от пастушьей лошади и сразу: «А там ребята проходят по минным полям - под листвой, зацепился за проводок и остался без ноги - видел таких в самарском госпитале…» Дома шмыгнул за дверь котенок. Мысли опять туда: «Ребята взяли дом штурмом. Заходят в комнату, мяукает котенок в шифоньере - кто-то из наших потянул дверцу - в лицо взрыв…» В сумерках гуляю с собакой за околицей, тихо, благостно. Вдруг в дальних вётлах затрещала сорока: лису ли учуяла, куница в гнездо залезла. Да мало ли? А ты улетаешь мыслями опять туда, на передок, в лесопосадку: «Разведгруппа под носом у противника «на лисьих лапках», сучок под ногой не хрустнет. И вдруг вот так же в темноте затрещала сорока. Замерли, напряглись, указательный палец скользнул на спусковой крючок автомата…»

Лето ушло. Северными ветрами и тяжелыми тучами накатилась осень, а то самое притяжение остается. Выйдешь во двор, осыпает ледяная крупа, сечет лицо, ноги в теплых сапогах разъезжаются по грязи… Летки в ульях прикрыл, дрова в предбанник занес и скорее в дом. В тепло, в уют. На плите доспевает лапша. Посреди стола огурчики-помидорчики… Глядишь в окно на эту ледяную мешавень и вдруг искрой: «А как там ребята? Хорошо, в подвале, в блиндаже с буржуйкой докрасна. А если в голом окопе, в мокрых берцах под артой и минометами? Осколки градом. Не дай Бог кого зацепило… Зажгутовали, чтобы не вытек, тащат на себе - грязь по колено. До эвакопункта как до Луны…»

Да этот айфон еще напрягает. Прислал друг видео с места боя. (Как только умудряются снимать при наступе?!) Первые же кадры «перемещают» тебя с дивана туда, в лесопосадку. Вот во весь экран прыгает ствол автомата - значит, снимают на бегу. Мелькают израненные стволы деревьев под ногами штурмов, камера выхватывает пронзительно-голубое небо сквозь голые ветви. Не сразу узнаю в залегшем бойце - Тулентая. Помню его в Пантелеймоновке - худощавый, в одних шортах, весело машет в экран рукой. Тут же - в каске и бронике, с автоматом выглядит лет на десять старше. Он командир группы - приказ продвинуться, занять опорник противника. Видно, как опасливо двигаются по лесной тропе. «Пацаны, аккуратнее, мина! Вон провода торчат! Под ноги внимательнее смотрите!» - Тулентай перешагивает через проволоку поперек тропы. Из листвы справа торчит мина. И тут разгорается стрелкотня. Полосуют автоматные очереди, потом начинает бить пулемет. Слышен треск сучьев под ногами, тяжелое дыхание ребят. Сыплются срезанные пулями ветки деревьев. Залегли. На мгновение, как просверк молнии, будто и ты с ними. Прячусь за пень, вжимаюсь в осеннюю листву. Мышечная память рук вспоминает дрожь автомата, на ночном полигоне, когда вместе с ротой разведки бил длинными очередями по вспыхивающим мишеням. «Молния» погасла, а страх вцепился в загривок - не отпускает…

- Свои! Свои! Россия! - срывая голос, кричит в кадре Тулентай. - Кончайте стрелять! Пацаны, мы проходим на четвертую точку. Кончайте стрелять! Свяжитесь со своими. Мы только что у них были!..

В ответ стрельба еще гуще - головы не поднять. В кадре комья земли, вывороченные с корнем пни. Слышен треск рации: «Доложите обстановку Ангелу!..» - «Бьют по нам. Скажите им там, свои мы! Свои!!!»

Потом вроде как притихло.

- Давай, пацаны, погнали! Не ждем! Рэмбо, пошел! - слышу, как торопит командир. Двинулись, навстречу опять густая стрельба. Тут уж не до сантиментов:

- Пацаны, вы совсем там, что ли?!!

Опрокидывается на экране голубое небо, верхушки деревьев без листвы. Позже мне объяснят. Пока группа продвигалась, линию впереди, где только что были наши, успели занять укры. Им и кричал, не разобравшись, Тулентай: «…Не стреляйте, свои!»

Последняя фраза: «Ангел, Ангел! Они с пулеметов работают по нам!» На этом всё обрывается - на экране чернота. Долго и тупо гляжу в загустевшую темень окна. Темнота как бы съедает пространство в полторы тысячи кэмэ до места боя. Кажется, шагни за ворота и очутишься в той самой лесопосадке с посеченными осколками деревьями, услышишь автоматные и пулеметные очереди над головой, ругань залегших под огнем ребят. Зябко. Заставил-таки себя ткнуть кнопку с продолжением этого же боя: опять на экране деревья, небо. Слышно прерывистое хриплое дыхание. Крики: «Птичка» над нами!» - «Где?» - «Да вон слева! Смотри выше дерева… Скорректировала нас! Уходит…»

Треск автоматов, пулеметные очереди, взрывы снарядов. Втягиваешь голову в плечи, будто град осколков от мин и снарядов могут и тебя так накрыть, что лохмотья от броника повиснут на ветках, останки соберут в черный мешок, если будет кому собирать. Смотришь, и кровь в жилах стынет. Впору от такого ада надевать каску, броник и ложиться животом на пол.

- Ангел, Ангел, ответь Туле! - в руке Тулентая рация с погнутым, будто поджатым от страха хвостиком. - Ангел! Ведем тяжелый бой. До них всего пятьдесят метров! Плотный огонь! Не можем пройти! У них там такие блиндажи!.. Помогите артой! Нужны боеприпасы! И «мухи». Побольше «мух»!..

Через секунды в руках у него уже не рация, а ручной пулемет. Залег в ложбинку за деревом, бьет короткими очередями. Привстает на колено: «Рэмбо, брат! Ударь с «трубы»! Выйди вот сюда, сзади. Тут никого. Повыше бери!..»

«Мужики, автомат не находили?» - звучит голос за кадром. «Вон, даже два, забирай!» И тут же крик: «Камикадзе! Вон он, сзади заходит!..» - стрельбу и взрывы прорезывает тонкий вой и следом взрыв. Дрон-камикадзе при развороте цепляется за верхушку клена…

- Пацаны, мы тут уже два часа. Давайте продвигаться! После «птички» начнутся прилеты! Рэмбо, пошел первый. За ним!..

В кадре мгновенный промельк и тут же стон. Через паузу: «Жгут! Быстро жгут и воду!» И еще через минуту:

- Ангел, Ангел! Тула и Рэмбо - «триста»…

- Пацаны, отходим! - Тулентай вскидывает забинтованную руку - алое пятно расплывается на белом. Осколок навылет разворотил кисть. У Рэмбо осколок вонзился в щеку и ушел вглубь к шейной артерии. Позже мне скажут: следующая волна наших наступающих бойцов заняла тот самый опорник.

На сотни километров протянулась красная от человеческой крови линия «соприкосновения» - термин-то какой осторожный, чуть не ласковый, соприкосновение. По всей этой линии «соприкасаются» славяне друг с другом в жестоких боях… Куда бы точнее звучало: «линия вгрызания», «гибели», «невозврата».

Пока писался очерк, Президент Владимир Путин дал интервью американцу Карлсону. Интервью российского Президента разнеслось подобно вселенскому взрыву - миллиард просмотров в интернете. Скольких в этом миллиарде мужчин и женщин из разных стран и континентов, как меня, потряс момент интервью, где Президент говорил о окруженных вэсэушниках? «Сдавайтесь, останетесь живы!» - кричали им наши. «Русские не сдаются!» - летело в ответ из украинских окопов на чистом русском…

Линия фронта там, на Украине, измеряется сотнями километров, линия же ментальной войны огибает весь земной шар.

Какие найти слова, чтобы ты содрогнулся от внутренней боли, перекрестился, заплакал, вскипел «волною ярости благородной»?.. Но не в силах я найти такие рвущие душу слова. А коли так, просто расскажу об одном из парней, чье мертвое тело, втиснутое в такой вот черный мешок, привезли по домашнему адресу - получи, мать.

…Солнечным осенним утром там, в Пантелеймоновке, познакомился я с ним незадолго до его гибели. Зовут Руслан Умаров, тридцать пять лет. Крепкий парень в синей майке, смуглое, скуластое лицо степняка. Сквозь короткие, почти под ноль, волосы белеет на затылке косой шрам. Щедро раздает парням на пробу куски дозревающего на костре бишбармака… Всплывают в памяти обрывки разговора с Русланом: «Мне тоже подарите Вашу книгу?» - «Да когда ты читать ее будешь?» - «Обязательно прочитаю. «Преодоление», название какое… важное. Подарите, пожалуйста… Прочту!» Жить ему оставалось пару недель. Тогда мне, облопавшемуся бишбармаком, лень было вылезать из-за стола, плестись через двор к машине, искать упаковку с книгами: «Потом подарю…» Заговорились и… забыл. Хорошо, наутро перед отъездом вспомнил, надписал автограф, отдал. Успел ли «Кореец», такой был у Руслана позывной, хотя бы пролистать «Преодоление» перед тем последним для него наступом?..

…При штурме их группу накрыла артиллерия и минометы противника. Под градом огня парни откатились, тяжело раненный Руслан остался лежать на земле. Когда за ним вернулись, был уже мертв…

Вглядываюсь в видеозапись с траурного митинга на родине парня у нас в Оренбуржье, в Акбулаке. Скорбные лица отца и матери, жены, детей, земляков. Живыми ранами горят красные гвоздики.

«Сегодня мы провожаем в последний путь достойного сына России, воина Умарова Руслана…», - дробится эхом усиленный микрофоном голос. Посредине зала накрытый российским флагом табут с телом Руслана (у мусульман вместо гроба - погребальные носилки с особой крышкой). Не только снаряды и ракеты летят на огромные расстояния, боль тоже может поражать «живые цели» за сотни и даже тысячи километров… Траурные речи, подобно каплям ртути, сливаются для меня в одно слово «Никогда!..» Никогда он не обнимет отца и мать, никогда не поцелует жену, никогда не вскинет на руках сынишку. Никогда не сядет с боевыми товарищами вокруг дымящейся чаши с бишбармаком. Ни-ког-да…

Вскоре после новогоднего праздника как-то вечером встретил в скверике знакомого - прогуливался с собакой. Обрадовался я ему несказанно: живой, здоровый. В отпуске. Оттуда, с Авдеевки, с передка. Офицер, военный разведчик. Хотел задать ему сразу сто вопросов. Но гляжу на его сумрачное лицо и срабатывает некий внутренний тормоз. Молча идем по аллее. За деревьями, сверкая фарами, по улице проносятся редкие автомобили. Желтая луна отпечатала на снегу тень памятника Пушкина. Бойкий рыжий комочек вьется у ног хозяина. «Когда туда отправишься?» - «Завтра утром». Оно и понятно, почему сумрачный: из тихого теплого дома на берегу Волги, от близких и любимых опять в окопы. Пожали друг другу руки, а он, уже в спину: «Понимаешь...» Остановился. Рассказал, как перед отпуском их позиции подверглись жестокому обстрелу вражеской артиллерии. Били гаубичными 155-миллиметровыми. «Один снаряд попал в дверь блиндажа. Там были двое моих бойцов. Один - ближе к двери, основную силу взрыва принял на себя - спас товарища. Когда я забежал в блиндаж, увидел жуткую картину: тело убитого лежало у порога, глаза еще жили. Второй остался жив - сильно контузило… Тело убитого бойца вынесли на брезенте…»

…Тогда в сквере мы остановились на протоптанной в снегу тропе под голой черной липой. «Понимаешь, от такого напряжения у некоторых ребят нервы с трудом выдерживают… Много там чего происходит…»

Мы обнялись. Заметив мое состояние, он ободряюще улыбнулся: «Всё будет хорошо!»

Рад был я, что не унес это парень в себе, выплеснул горечь души мне - и бронзовому Александру Сергеевичу. Я глядел ему вслед вдоль аллеи, и может потому, что он был в камуфляже, подумал: вот так же будет он уходить в тыл противника… Провожал глазами и чувствовал, как поднимается мутная злоба на всех, кто в сытости, тепле и благоденствии не вспоминает, не помогает, не сострадает, не молится за живых и погибших наших воинов. Ворчит, возмущается, критикует. Хуже того, если желает нашего поражения… Одни пашут, другие пляшут… Мысленно обрушивал волны этой злобы на участников знаменитой московской «голой» вечеринки, на завсегдатаев ресторанов, на пустобрехов, на беглецов - на всех, кто повернулся спиной к нашей общей славянской трагедии. Сгреб ладонью с перил ночной снежок, прижал ко лбу… Горстью снега остужает библейская истина, что гнев человека не творит правды Божьей. И всякий человек будь скор на слышание, медлен на слова, медлен на гнев. А я?..

Луганск. Во дворе госпиталя. Писатель Жигалов (второй справа) вручает воинам свою новую книгу «Преодоление». Бойцы после ранений встали на ноги. У каждого из них судьба достойная романа.

При встречах в госпиталях, в разговорах с ранеными не замечал я такой опаляющей злости, как в соцсетях. Буднично, просто ребята говорят о боях, о ранах, о боли. В самарском военном госпитале познакомился с худощавым кареглазым парнем из-под Уфы. Женат, двое детей. Звать Константин. Наступил на мину… Сейчас ждет повторную операцию - будут отпиливать ногу выше. Ни жалоб, ни обид на врачей, что где-то там напортачили - сюда направили на долечивание… Можно предположить, что там, под огнем, в окопах, рядом со смертью, где отдают жизнь за други своя, возникает иная шкала жизненных ценностей - любви и терпенья.

Там, в окопах, случаются истории - век не сочинишь. Вот одна из них. Представьте морозную ночь. Небо в крупных звездах. Выглянула луна, осветила темнеющие тут и там продолговатые бугорки. И, будто испугавшись, спряталась за облако. Очнулся он от мертвящего холода мерзлой земли под спиной. Попытался встать и… охнул от боли. Раскаленные осколки оплавили края ран, холод, подобно жгутам, сжал сосуды, не дал крови вытечь. Догадался, свои в горячке боя приняли его за «двухсотого». И те, и наши откатились на дальние позиции. Здесь теперь серая зона. По Полярной звезде определил стороны света и примерное расположение своих. Пополз на руках. Ноги волочились по земле. Хорошо, на руках были перчатки, иначе бы до костей стер о мерзлые кочки ладони. (Попробуйте лечь на пол и доползите на одних руках от окна до двери…) Полз, пока окончательно не выбился из сил. Мороз, ветер - до утра не выжить. Скатился в ближайший окоп, разглядел в темноте белевшую досками дверь блиндажа. Толкнул ладонью, перевалился через порог, отдышался. Услышал стоны. Окликнул: «Я русский десантник, а ты кто?» В ответ стоны. Подполз: на полу лежит скорченный человек. Лица в темноте не разглядеть. Одна нога поджата к животу, другая на отлёте, как неживая. Провел по штанине ладонью от бедра до щиколотки - сухо. Значит рана не кровит. «Говори, кто ты?!» В ответ едва слышно: «Брат, не вбивай. Я важко пораненый, мобилизованний».

Если бы кто перед наступом напомнил этому нашему парню Христову заповедь про то, что надо любить врагов своих, думаю, не откликнулся бы. И когда жал на спусковой крючок - поливал очередями украинские окопы, мог ли подумать о любви к врагам? Да никогда и ни за что! И вдруг два смертельных врага оказались в одном блиндаже. Будь они здоровыми, полными сил, кинулись бы убивать друг друга… А тут Божьим Промыслом встретились омытые кровью две живые, объятых страхом смерти души. Этот «растворенный любовью страх» очистил от всякой грязи и злобы. Они, русский десантник и вэсэушник, стали спасать друг друга. Делились медикаментами, кололи обезбол. Тяжело раненный украинец из последних сил перевязывал кровоточащие от осколков «дырки» на спине и плечах русского. Так они продержались несколько суток. Ночью спали спиной к спине, согревая друг друга. Боль. Холод и жажда. Обрадовались, когда повалил снег. Ладонями сгребали его с крыши блиндажа, лепили снежки и грызли… Через несколько суток украинец умер. Десантник закрыл ему глаза, перекрестил и пополз дальше. Его спасет эвакуационная бригада на десятый день (так писали об этом в соцсетях и в СМИ).

Если в боевых действиях используются орудия, минометы, ракетные установки, квадрокоптеры, то в ментальной войне оружием наших противников являются СМИ, социальные сети, политические шоу, сериалы, реклама… Продолжая военную терминологию, замечу, в ментальной войне вместо штурмовиков, разведчиков, пулеметчиков и снайперов участвуют журналисты, политологи, блогеры, писатели. Вместо автоматных рожков, пулеметных лент и гранат у них оружие - слово: образы, метафоры, слоганы, рифмы… Ментальные воины - мастера риторики, психологии и пропаганды. Если говорить совсем просто - мастера вешать лапшу на уши, да так, чтобы не стряхнули. Они формируют у людей представление о действительности на негативе. Постепенно они затачивают человека на потребление всего мрачного, трагического, гибельного. Поражают духовно и нравственно. Их жертвы начинают воспринимать мир таким, каким им внушили. Бомбардировка человеческого сознания не прекращается ни на час.

В очерке «Преодоление» я писал об украинце, который со времен службы в армии дружил с оренбургскими сослуживцами. Они ездили к нему в гости в Киев, он приезжал к ним. Тридцать лет дружбы - водой не разольешь. Сергей, так его зовут, состоявшийся пятидесятилетний мужчина с двумя высшими образованиями, после всех майданов сделался совершенно другим. Действительно, будто бес вселился. Русские друзья вдруг обратились в «москалей». Он, как и многие другие его соотечественники, и есть жертва ментальной войны, давно развязанной в незалежной. Кем? Скажете, Западом, Соединенными Штатами? Спору нет, над промыванием украинских мозгов крепко поработали американцы и западные идеологи. Вооружили злобой и ненавистью… Но не только они… Страшная это штука - ментальная война. Страшнее обычной. Вспомним призыв Господа Иисуса Христа в Евангелии от Матфея: «Не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить; а бойтесь более Того, Кто может и душу и тело погубить в геенне». Как это нам понимать? «Жизнь тела - душа, а жизнь души - Бог, - объясняет Блаженный Августин. - Тело мертво без души, а душа мертва без Бога. Любой человек без Бога обладает мертвой душой…» Так вот цель ментальной войны против Украины и против России тоже - умертвить наши души. Подменить Бога дьяволом. Погрузить во тьму. Как это происходит сегодня на Украине. И все, кто на стороне зла и смерти, ведут эту борьбу с живыми.

…На передовой один из наших разведчиков с шевроном: «С нами Бог» углядел на дне окопа, откуда выбили укров, что-то вроде куклы. Придерживая автомат, спрыгнул вниз, поднял двумя пальцами - игрушечный солдатик с оторванной ногой и с петлей на шее. Покоробило. Разжал пальцы - солдатик упал под ноги. Очень это все смахивает на культ вуду с магическими ритуалами над куклами, изображающими врага. Дальше - больше. Нашли ритуальный коврик с козлиной мордой. Подсвечники в форме отрубленной руки с черными когтями. Отлитую из металла мерзкую чертенячью маску. Брезгуя брать эти магические штукенции в руки, сволокли в кучу и сожгли. Случилось такое при освобождении села Верхнеторецкое. Исключительный случай? Ничуть не бывало. Похожую фигурку солдатика с удавкой на шее обнаруживают бойцы ДНР за сотни километров от первой находки. Флаг сатаны и всякие другие причиндалы для отправления черной мессы. На базе «Азов» в Мариуполе в казарме нашли сатанинский алтарь, перевернутые пентаграммы, физиономии вельзевулов, бафометов, люциферов. О засилии сатанизма среди вэсэушников пишет в своем телеграм-канале глава Крыма Сергей Аксенов: «Мы понимаем, что в лице этого режима имеем дело не только с антирусской, но и с антихристианской силой. Проще говоря, с сатанизмом…» Иными словами, это борьба с Христом. В этом свете спецоперация обретает поистине вселенскую значимость.

Много примеров, когда «броне жилет» из молитвы и веры спасает бойцов СВО от гибели. «…А еще нужна вера. Без нее нельзя, - утверждает пятидесятитрехлетний доброволец Эдуард Шиханцев. - На передовую взял с собой молитвослов и перед каждым боем читал молитвы за всех. Бойцы в этот момент меня не безпокоили… После всего пережитого там, в зоне СВО, произошла переоценка ценностей. Всё, что оставил в мирной жизни, просто пыль…»

Тихим июльским вечером после вечерней службы вышел настоятель луганского храма иконы Божией Матери «Умиление» священник Владимир (Креслянский) на улицу и направился к дому. Подходя к улице Чапаева, услышал в небе гул. Вскинул голову. От крылатой глыбы отделялись черные капли и, мгновенно увеличиваясь в размерах, падали на город. Это потом станет известно, что нацисты обрушили кассетные бомбы на густонаселенный жилой район. (При подлете к земле срабатывал датчик на взрывателях и бомбы рвались в воздухе, в разы увеличивая радиус поражения.) На тротуарах толпы прогуливающихся. Один за другим два взрыва. Грохот, крики ужаса, опрокинутая детская коляска, молодая мать, прижимающая окровавленного ребенка. Один из осколков пробил священнику грудь и рассек левую руку. Что делать? Из раны хлещет кровь. Зажать ее здоровой рукой? Позвать на помощь и сберечь последние силы, чтобы выжить? А бомбы всё летят на город. Кто кроме Господа Бога остановит, спасет разбегающихся в ужасе людей?.. И тогда отец Владимир опускается на колени, осеняет всех убитых, раненых и живых крестным знамением, - рукой, которой мог бы зажать рану. Истекая кровью, молится - взывает к Богу о спасении горожан. (Время человеческой жизни при артериальном кровотечении измеряется минутами.) Разве не откликнется любящий Отец Небесный на молитву погибающего «за други своя»! По молитве священника датчики на бомбах не срабатывают. Рассчитанные на убийство сотен людей, авиабомбы вонзаются в землю, как пустые стальные болванки. Одна за другой, без взрыва. Когда прохожие подбегут к лежащему на тротуаре священнику, добрый пастырь, отец пятерых ребятишек, будет уже мертв…

Самарский священник Михаил Советкин (на снимке справа) вновь привез нашим бойцам в зону СВО гуманитарную помощь.

В зоне боевых действий Бог так близок!.. Вот группа наших разведчиков возвращается с задания. Засветились. Накрыли их очень плотно артиллерией и минометами. От всей группы живой остался один. Раненый, контуженный, но живой. И привиделось, будто окружают его друзья-разведчики, спрашивают: «Ты с нами, или остаешься?» - «А вы куда?» - «Мы на небо». - «Нет, я не готов. Остаюсь». - «Тогда иди, брат, по светлячкам». Очнулся, вокруг погибшие. Глядь, в траве светлячок мерцает, дальше другой, третий… Так по светлячкам к своим и вышел. Ночью, через два заминированных, буквально усеянных минами, поля. Услышавший эту историю священник рассудил так: если по светлячкам через минные поля прошел, значит и первая часть этой истории верна: погибшие ребята прямиком уходят на Небо…

Не удержусь, приведу еще один поразивший меня случай. Идет бой. Треск автоматных и пулеметных очередей, взрывы мин и снарядов. Укры окружили. Наш тяжело раненный парень, не желая попадать в плен, достает последнюю гранату. Большой палец - в кольцо. Сейчас рванет предохранитель - боёк ударит в капсюль и… Осколки стальной рубашки гранаты - верная смерть бойцу. И о чудо! В этот самый миг осколок вонзается в руку бойца. Рассекает сустав большого пальца, потянувшего было кольцо гранаты… Дальше эвакуационная группа выносит его из окружения. Оттуда попадает в госпиталь на операционный стол. Милостью Божией парень остается жив, выздоравливает…

Бойцы СВО, что ни день, убеждаются в истине: без Бога - не до порога (тут до порога блиндажа). Перед штурмами бойцы исповедуются и причащаются у фронтовых священников. В дни, когда пишутся эти строки, директор телеканала «Спас» Борис Корчевников объявил большой Крестный ход вдоль всей боевой линии соприкосновения. Задумка вместе со священниками, имея на руках мощи святых воинов Димитрия Солунского, Александра Невского, Георгия Победоносца, с молитвами этим святым пройти по возможности весь фронт. Служить молебны и Литургии в расположениях наших бойцов, укрытиях и подземных храмах. «У меня есть чувство, что грядет большой перелом в этой битве, - написал Борис Корчевников в интернете. - И сами святые воины - не мы - захотели прийти сюда и победить вместе с русским солдатом - может быть, по его и всего тыла молитвам… Подходят, похоже, особенно тяжелые дни. И бойцы особенно нуждаются в нашей общей молитве. Помоги нам всем Бог».

Говорят, в боевых действиях действительно участвует боец с таким позывным - «Тёркин». Того, любимого всеми Василия Тёркина - героя поэмы Александра Твардовского - изобразил в своем стихе священник Владимир Русин. Да так живо!

Не в потёртой гимнастёрке -
Он одет в бронежилет.
Только в том, что это Тёркин,
Никаких сомнений нет.

Воротился с того света,
Взял у смерти выходной.
А о том, что Тёркин это,
Говорит и позывной.

Хоть его поэт Твардовский
В райских кущах поселил,
Вася Теркин не таковский,
От призыва не косил.

Он ушёл вчера за ленту.
Он нырнул в туман и грязь,
Чтобы не привлечь ракету,
Только с Богом держит связь…

Тёркин жив. В строю дед Вася.
Тёркин наш неистребим.
С ним не только на Донбассе,
С ним повсюду победим!

Победим, но не шапками закидаем. Победим при обязательном условии - держать «с Богом связь…» Вышел вчера утром из дома, во дворе знакомая машина, снегом засыпало. Владелец - сосед из нашего подъезда, улыбчивый, быстрый в движениях парень, мой тёзка. Утром встретил его мать. Рассказала, уехал в Луганск, определили в бойцы на Авдеевское направление. Понимает, на самое остриё. Голос подрагивает: «В храм хожу, молюсь. Скорее бы всё это закончилось…» Думаю, с той, украинской стороны, изболевшие сердцем солдатские матери молятся о том же.

Из городских кварталов, из глубин мужественной души поэта-киевлянина взвились к золотым куполам киевских церквей, разлетелись по белу свету вот эти вот строки:

Наш путь непрост,
но места нет для грусти:
Единый Бог, и мы - один народ.
И не был Киев никогда нерусским,
Он верой жив,
он молится и ждёт.

Будем же и мы молиться и ждать, ждать и молиться, чтобы розоватая от крови днепровская вода унесла в небытие ненависть и злобу, смыла укронацистский режим…

Скрупулезно собираю «золотые крупицы» сострадания и добра - даже со стороны смертельных врагов. Вот вэсэушник из мобилей достал из рюкзака и отдал нашему пленному парню с обмороженными ногами новые шерстяные носки… Сам не знаю, почему эти носки пробудили воспоминания детства. Покойная бабушка моя Христинья лепила, пекла из теста сдобных «жаворонков» - с головками, клювиками, крыльями и хвостами-блюдечками. По колено в снегу, в валенках и рукавицах, в мартовскую пургу лезли мы с этими «жаворонками» на сарай, кричали: «Жавороночки-полетовочки, прилетите к нам, принесите нам весну-красну!..»

Страшно далеки те «жавороночки» из послевоенного детства от жестоких реалий СВО. Хаймерсы, «баба-Яга» и дроны-камикадзе выжигают в украинских степях гнезда живых жаворонков. И много еще чего и кого уродуют, взрывают, жгут. Ледяная зима. Апокалипсис в отдельно взятой «неньке». Но проступает из глубин робкое тепло здравого смысла. Папа римский Франциск призывает украинский режим поднять белый флаг. Дональд Трамп грозится, заняв Белый дом, поставить под вопрос финансирование Украины. Теркин с медалью на гимнастерке рассказывает бойцам у костра про подбитый «Абрамс». Прилетают на наши позиции с той стороны снаряды - и не взрываются. По чьей-то молитве… А те двое раненых в ледяном блиндаже согревали друг друга... И эти шерстяные носки пленному с обмороженными ногами. Не есть ли это первые «жаворонки» долгожданной мирной весны? Наши герои-бойцы на передовой жертвуют жизнями, чтобы эта весна скорей наступила.