«Православие постигается сердцем»

Протоиерея Иоанна Гончарова называют «самарским Златоустом» за его замечательный дар проповедника.

14 ноября 1971 года, ровно тридцать шесть лет назад, был рукоположен в сан священника известный и любимый многими Православными самарцами протоиерей Иоанн Гончаров. Посвятил его в священнический сан Архиепископ Иоанн (Снычев), позднее Митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский, который снискал известность не только у самарцев, но и по всей России — за свое духовное мужество и мудрость. Сейчас отец Иоанн Гончаров продолжает нести свой пастырский крест, и к нему в сельский храм много людей едет из Самары специально послушать его замечательные проповеди. Уже издано несколько книг, где заботливо собрано слово пастыря за последние годы.

«Господь восполнял нам радость»

…На меня смотрела тишина. Тишина голубого неба, когда чуть колышется ковыль и сердце познает то, что разуму не постигнуть. Та тишина, когда говорит только душа, и от этой полноты хочется быть лучше и жить чище. Та тишина, когда все ясно без слов, когда слова только портят то, о чем хотят сказать.
А надо спрашивать, задавать вопросы, ведь за этим я и ехала почти шестьдесят километров сюда, в самарское село Новый Буян, к настоятелю Казанского храма протоиерею Иоанну Гончарову.
Бывают такие люди, с которыми хорошо молчать, в этой тишине не теряется связь, ведь она между людьми не в словах же. Но послушать такого батюшку большая честь, ведь недаром многие называют его «самарским Златоустом».
— Отец Иоанн, позвольте поздравить — завтра у вас годовщина священнической хиротонии. Начинали служить вы еще в советское время. Было ли в те годы в церковной жизни что-то особенное, такое, чего не хватает в церковной жизни сейчас? И не мешало бы позаимствовать оттуда?
— Трудно говорить о таких вещах. Как бы выразиться правильно, чтобы не резко звучало… Понимаете, идет утрата благодати. Это происходит на таком вот фоне. Когда человек сам добросовестно о себе заботится, крутится там, суетится, забывая Бога, то Господь перестает ему помогать. Когда же человек полагается больше на Бога, думает, как Богу угодить, то Бог о нем больше заботится и определяет все в его жизни. Вот когда мы в советское время жили, то благодать была преизобильней, чем сегодня. Может, я не прав, может, просто старею… Но нет, не только в этом причина…
Мы прятались, мы страдали и хотели быть «как все», но у нас это не получалось. Господь восполнял нам радость, и в храмах была удивительная атмосфера. Я не жил в те годы, когда за веру расстреливали… А та эпоха, которую застал как священник, в которую начинал служить, — в ней было немало хорошего.
И вот начались демократические перемены. Слово-то какое неприятное — «демократические», так вот в церкви сразу сквозняком потянуло. Холодность стала наступать, теплота уходит, почти нет сердечной молитвы. Все больше какой-то ненужной концертности, выпяченности. Как в человеке, когда в нем вместо искренней душевности идет пустая болтовня. Вот и умаляется благодать.
Мы свыкаемся с грехом, даже он нам нравится, поэтому и Божья благодать посторонилась, давая простор «свободе» нашей. Вот
случай такой мне рассказала одна монахиня, Матрона, когда работала алтарницей в Петропавловском храме. Монастырь, в котором она подвизалась, закрыли и всех сестер посадили в тюрьму, в одну камеру. Условий никаких, на всех одно одеяло, но в душе была радость. Господь не оставлял и даровал сердцам благодать, переживали необычайный душевный подъем. Эти вещи вообще-то для разума малообъяснимы. Православие постигается сердцем. Как о музыке, можно ли о ней сказать? Вот начнешь говорить и ничего не скажешь. Это надо услышать, пережить, чтобы сердце тронуло. Так вот сестра Матрона и говорит, что да, тяжело было, но Господь даровал благодать, потом стала работать она на хорошей должности, жить в уютной квартире, но уже той радости не было. По житейской мерке, казалось бы, ей сейчас надо себя счастливой ощущать, но чего-то главного не стало, того, что ощущалось под тем одним одеялом арестантским сразу на всех…
Так вот и при социализме мы, священнослужители, трудились и терпели скорби для Бога, и Господь утешение в сердца посылал. Все переживалось, как настоящая жизнь. Христианство чем богато? Благодатью. Насколько ты себя ущемляешь, настолько Бог тебе восполняет — в этом состоит радость.
Сейчас многие люди благодатью почти оставлены. Эпоха наша такая, эпоха оставленности наступает. И все не просто — Промысл в этом Божий. Нас подготавливают к историческим, огромным переменам. Вот глобализация намечается. Все тенденции этого видны, вся западная пропаганда пропитана гомосексуализмом, необъяснимой злобой и вытаптыванием настоящей жизни. Во всех сферах наметились серьезные перемены — в политике, в экономике, а особенно в сфере нравственной. Что-то висит такое в воздухе и ждет наших последних решений, наших определений.
Наступает общее охлаждение у людей, на мой взгляд. Вот хочется мне проводить беседы в школе нашего села, так директор — против. С ребятами потолковать хочется, хорошее для них сделать. Но директор ни в какую не соглашается.

«Каждый человек — чудо!»

— Батюшка, что самое важное в Православном воспитании детей?
— Дети — это радость. У меня четыре внука, четыре мужика. Красота.
Воспитание такая вещь странная — вот все можно делать правильно, а ребенок неправильно растет. Наоборот. Родители все вроде бы делают не так, как надо, глядишь — дети у них хорошие вырастают.
Вы знаете, сколько на свете непонятных вещей — все непонятно. Начинаешь углубленно рассматривать, хочешь объяснить — ничего не получается. Какой-то общий благой Промысл невыразимо течет над нами, и, зная наше сердце, Бог изливает Благодать.
А вот систематизируешь какие-то педагогические приемы — и пользы никакой. Одно надо сделать точно — говорить ребенку, что добро есть добро, а зло есть зло. Воспитывать детей надо только своим благородством и своим примером.
— Подскажите, а хвалить ребенка надо? Гордыню мы похвалой не взращиваем?
— Все надо, и хвалить, и ругать — все вовремя и дозированно. Все индивидуально. На кого что больше действует. Обязательно хвалить, а как же не хвалить! Подбадривать и радовать! Ведь ребенок вас радует, и вы порадуйте его. Радовать надо друг друга. Он увидит вашу радость и захочет еще лучше что-то сделать. Но можно и махровую гордость нахвалить — вот и не знаем мы ничего, пытаемся что-то, но каждый человек — это чудо, и как все в нем протекает, не знаем. Нейтрализация всех плохих процессов в человеке наступает в молитве, когда сердце твое болит и любит. Любит, потому и болит. Начинаешь молиться, и Бог как-то все улаживает, все скверное уходит. Иногда Господь плохим учит человека, показывает, как не надо делать. Так сказать, от противного учит, но учит хорошему. Столько всяких моментов, неуловимы они для логики, неуловимы.
Где радиация, там все быстро растет и крупно. Но только есть этого нельзя. Вот, похоже, что сейчас какое-то «радиационное» время у нас в духовном смысле. Все пороки: гордость, тщеславие, прелюбодеяние и многие другие — чуть вырастают и прямо сразу лопушатся. А вот такое настоящее: совестливость, благородство, милосердие — угасает, как-то нет ему простора, заглушают его сорняки. Что-то в самом воздухе происходит. Такая «радиация» детей портит прямо сразу. Какое-то веяние времени, ну как мода. Приходит время носить именно такие брюки, и какой бы ты ни был, бросаешь старые брюки и надеваешь модные.
Женщины сейчас не хотят рожать. Конечно, можно оправдать, что мужчины не хотят делить ответственность за детей, часто ускользают от нее. Но вот после войны мужиков мало было. Жуть что было. А женщины в очередь выстраивались, чтобы зачать и родить. Тогда хотели жить. Жить хотелось всем и изо всех сил. Вот очисток картошки в землю сажали, и картошка росла. Вообще, все, как чудо, восстанавливалось. Сейчас есть все. Но даже в хороших семьях после одного ребенка не хотят второго. Начинается кривляние: там жилплощадь маленькая, денег недостаточно.
Через женщину проявляется цветение жизни или ее уничижение. Не хочется людям жить — в духовном смысле, а он преимущественный. И дети тонко чувствуют эту атмосферу отрицания жизни, атмосферу тупика.
— Отец Иоанн, ваше детство — каким оно было? Какой были вы? Умница-отличник или хулиган?
— Я рос среди хулиганов. Но сам был довольно тихий. Вспоминаю детство и понимаю, что Господь от многого меня уберег. Такая была муть, с кем я мальчишкой общался. Воровство, курево, драки — кошмар! Уголовный мир, одним словом. Жили в большом доме на улице Калинина, 5, чего там только не было. Жуть. Тогда я не замечал, сейчас понимаю, что Господь уберег меня от этого, предостерег от того. По мелочи-то всякое было, но от большого падения предостерег. Все мои друзья сейчас или умерли, или по тюрьмам сидят. А я вот милостью Божией живу, да и служу в храме уже тридцать шесть лет.
— Сын ваш Павел — тоже священник, вы довольны тем, как складывается его пастырское служение? Есть ли значимое в том, что служит он в Покровском кафедральном соборе, где вы так много лет прослужили и были настоятелем?
— Чем я должен быть доволен? Его зарплатой? (Смеется) Сын мой хороший, честный, послушный. Вообще, очень славный человек. Слава Богу! В том, что он служит в Покровском соборе, где мне довелось служить много лет, есть, конечно, какой-то Промысл Божий. Есть. Но он неуловим для меня. Где проявляет себя любовь Божья, как она действует в мире, никто не знает. Мы пытаемся это как-то логически проследить, но ничего не получается.

«Вглядываясь в жизнь»

— Уже восьмой год вы служите в селе Новый Буян, поменялись ли у вас привычки городского жителя? Смогли вы стать настоящим сельским батюшкой?
— Да, всю жизнь прожил я в городе. Но сейчас я не чувствую разницы, потому что все мои друзья приезжают ко мне. По воскресеньям сколько машин возле храма! Больше половины прихода состоит из городских моих знакомых, друзей и духовных чад. В общении я разницы не чувствую. В чем есть разница между городом и деревней, так это в чистом воздухе, в тишине и в хороших настоящих продуктах.
А вообще, унижения и покинутости не надо бояться. В этом есть своя дивная красота — приходит такая благодать, какой и не ожидаешь.
— Скажите, отец Иоанн, как вы стали книги писать? Для кого они, для прихожан?
— Я книг не пишу. Прихожанка записывает мои проповеди, Меланья Анатольевна, потом она редактирует, и делает это профессионально. Но когда она записывать начинает, во мне что-то происходит, как замыкание, сразу мысли во время проповеди путаются. Ответственность включается за слово, и уже нет той простоты и непосредственности прикосновения к предмету. Так все радостно, такие слова появляются, а как увижу, что записывает, все — нет ничего. Бог мне лично дает, а говорить для записи начинаю, будто тиражирую, будто хочу перепродать, и ускользают от этого слова нужные. Вот так пишем-то книги.
— Вам не показалось, что в письменном виде что-то из ваших проповедей уходит?
— Уходит, еще как уходит. Меня там нет. Нет моего стиля разговора, моих вздохов, пауз. Нет дыхания. Меланья Анатольевна все правильно технически подстрогает, но текст теряет душу. Мертвый становится текст.
Она очень меня уважает, старается сделать как-то под меня. Вот сейчас хотим сделать книгу, чтобы мой язык был там. Будет она сделана небольшими зарисовками. Вот последняя книга, «Вглядываясь в жизнь», уже сделана такими мазками, набросками и немного походит на живые проповеди.

«Добрый совет может дать только совесть»

— Батюшка, вы столько лет у алтаря, наверняка были свидетелем явных Божественных чудес, подскажите, как правильно относиться к таким вот неожиданным и даже чудесным явлениям?
— Когда человек пытается правильно духовно жить, то духовность, совесть, сердце правильно реагируют на все поступки. Этому нельзя научить, всюду отдельные случаи, особенные люди, характеры и ситуации.
Сказка такая есть про Ивана-дурака. Вышел он на улицу погулять, а там ситуация какая-то, влез он в нее, и его поколотили. Пришел он домой, рассказал, что случилось, матушка пожалела его, разобрала по полочкам всю случившуюся ситуацию и подсказала, как надо вести себя в ней. Вышел Ваня опять на улицу, а там уже иная ситуация. Дурачок-то стал действовать, как его научили, и опять тумаков получил. Не надо быть Иваном-дурачком. Как поступать, может подсказать только сердце. Для этого сердце надо воспитывать в благодати. Надо любить Бога. Разглаживать внутри себя свое внутреннее «я», направляя его к Господу. Все ситуации объяснить нельзя, добрый совет может дать только совесть. Только содержать ее надо должным образом, она тебе всегда в любой ситуации правильно подскажет.
— Ехала к вам в Новый Буян и, проезжая поселок Большая Царевщина, увидела один дом с удивительно красивыми резными наличниками, знаете, дом весь ветхий, в запустении, а наличники красотой просто радуют глаз. Тот, кто создал эту трогательную резьбу, вероятно, уже умер. Я увидела, порадовалась, подумала по-доброму об этом человеке — можно это назвать молитвой?
— Не только святые слова молитвы, но и любое радостное помышление о человеке, когда мы благодарим его за то, что он сделал, — это тоже молитва. Молитва — она не только в заученных выражениях, она гораздо шире. Не зря говорят, что «добром тебя помянут».
Человек создал красоту. Через нее он познал Бога и на земле остался в красоте своих дел. Вообще, человек по-разному остается. В поступках, в словах и делах, и не всегда хороших. За все дадим ответ в Вечности.
Двести лет назад построили в селе Новый Буян храм и пивзавод. Один человек остался своими делами в создании храма, другой в строительстве пивного завода.
— Что как пастыря тревожит вас в жизни прихода? О чем болит сердце?
— Апостол Павел говорил, что непрестанная боль его сердца — за своих братьев иудеев. И заветы — их, и Христос — их, но они всем пренебрегли… Понятно, о чем я… О нашем народе…
Еще болит сердце о родственниках своих неверующих. Сколько говорю, сколько доводов привожу — ничего не помогает. И душа болит, болит очень серьезно. Размышляю вот я: почему люди не хотят Бога? Начинаешь разговаривать с человеком, копать его, а у него одни только претензии к Богу. А где вот ваш Господь был, когда то-то и то-то случилось у меня… Вот и болит сердце за людей, которые к Богу никак дорожку не найдут.
— Что пожелаете читателям «Благовеста»?
— И читателям вашим, и вам, писателям, хочу пожелать спасения. Сейчас нужна особая сосредоточенность. Нужно переводить стрелки в духовную линию и бросать все плотское. Время пришло. Еще желаю всем сердечного покаяния. Это отношение к жизни другое — душевное, радостное и мудрое. Покаяние — это прозрение духа и ощущение Божественной красоты. Покаяние — это мужество устоять перед соблазнами, пороками сегодняшнего времени. Только внутреннее озарение и сохранение этого чувства может уберечь человека.

Не знаю, есть ли в селе Новый Буян цветочный магазин. Наверное, нет. Но вот что довелось мне там увидеть: на вечерней службе батюшку Иоанна прихожане поздравляли с годовщиной рукоположения в священнический сан букетами цветов. Поверьте, дорогого стоит, чтобы простые прихожане просто по любви своей к батюшке принесли с собой в храм большущие букеты красивых цветов, не забыли, пришли, поздравили и помолились за своего батюшку на тихой и нежной вечерне.

Ольга Круглова

См. также

16.11.2007