Свет и тени

Воспоминание в день Ангела Федора Достоевского.

Протоиерей Геннадий Беловолов у могилы писателя Достоевского.

Сегодня, 1 марта, память святого великомученика Феодора Тирона - день Ангела Федора Михайловича Достоевского. День своего святого он почитал и праздновал.

Неординарная история однажды произошла со мною. Мне предложили исполнить в экранизации романа «Преступление и наказание» роль священника, который исповедовал перед смертью Семена Захаровича Мармеладова. Что из этого вышло? Давайте всё по порядку.

Многие помнят замечательный фильм «Преступление и наказание», снятый в еще 1969 году режиссером Львом Кулиджановым. В нем были блестяще воплощены образы романа: Раскольников в исполнении Тараторкина, Порфирий Петрович - в исполнении Смоктуновского, и один из самых сильных образов - Мармеладов, сыгранный Евгением Лебедевым. Фильм стал классикой нашего кинематографа. После него трудно представить героев Достоевского в другом воплощении. Казалось, лучше сыграть невозможно. Может быть, поэтому несколько десятилетий роман не экранизировался.

Только спустя почти 40 лет за новую экранизацию в жанре телевизионного сериала взялся опытный кинорежиссёр Дмитрий Светозаров («Улицы разбитых фонарей» и др.). Работа продлилась полтора года. Премьера 8-серийного фильма состоялась в декабре 2007 года на Первом канале.

О новой работе я узнал совершенно случайно на стадии подготовки. В начале осени 2006 года мне позвонил помощник режиссера фильма (сейчас боюсь ошибиться в имени) и сообщил, что начата работа над экранизацией романа Достоевского.

- Работа масштабная, серьезная. Снимает наш мэтр Дмитрий Иосифович Светозаров. В сериал войдет практически весь роман дословно.

Я искренне обрадовался тому, что знаменитый роман дождался своей новой экранизации, и в то же время удивился, чем я могу быть полезен в этом деле.

Помощник режиссера, как будто почувствовав мой внутренний вопрос, сразу перешел к ответу на него:

- Нам посоветовали обратиться к вам в Музее Достоевского. Ведь вы работаете в Музее и совмещаете это со службой в Церкви.

Я подтвердил: «Именно так. Работаю в Музее научным сотрудником и одновременно служу в храме на сельском приходе, а также являюсь настоятелем храма на Леушинском подворье в Санкт-Петербурге».

- Как Вам удается совмещать работу в музее и в Церкви? - удивился он.

- Мне это скорее помогает, культура и культ понятия однокоренные.

- Вот это нам как раз и надо, - ухватился помощник за мои слова. - У нас к вам есть интересное предложение.

У меня мелькнула мысль о том, что, наверное, меня хотят пригласить консультантом, но я ведь не самый большой специалист по Достоевскому.

- Нет-нет, вы нам нужны как священник, - опять будто прочитав мои мысли, сказал помреж. Но его ответ меня еще более озадачил. «Неужто хотят освятить сценическую площадку? Или может быть молебен нужно послужить перед началом съемок?» - мелькнуло у меня в голове.

Между тем помощник режиссера продолжал:

- Вы, конечно, помните, в романе есть сцена со священником. К умирающему Мармеладову приходит батюшка, исповедует и причащает его перед смертью.

Я, конечно, помнил этот небольшой, но выразительный эпизод в романе и образ не названного по имени священника, «седого старичка», пришедшего «с запасными дарами». Мне всегда хотелось понять, был ли прототип у этого священника, из какого храма он мог быть? Как утверждают исследователи петербургской «топографии» романа, дом Мармеладовых находился на Большой Подьяческой улице близ Садовой, и ближайшим храмом к этому условному адресу в романе является знаменитый собор Спас-на-Сенной, который вообще играет важную смысловую роль в романе. Перед ним на Сенной площади в конце романа совершает покаяние Раскольников.

В романе за батюшкой «ходил полицейский». Подчеркнуто, что священник сразу пришел «с запасными дарами». «Доктор тотчас же уступил ему место и обменялся с ним значительным взглядом». В этой сцене глубоко трогает забота неравнодушного полицейского о душе умирающего человека. Также меня удивляло то обстоятельство, как батюшка смог столь оперативно - в считанные минуты - прийти к умирающему и исполнить свой пастырский долг, напутствовать в последний путь Мармеладова. Приятно отметить уважительное отношение к нему доктора, который тут же уступает место у постели умирающего. Кстати, Достоевский ничего не говорит о вознаграждении батюшки. Судя по всему, это было безкорыстно.

Во время исповеди приходит Соня, происходит ее последняя встреча с отцом.

«Исповедь и причащение кончились». Далее следует драматичный диалог священника и Катерины Ивановны.

«Священник отступил и, уходя, обратился было сказать два слова в напутствие и утешение Катерине Ивановне.

- А куда я этих-то дену? - резко и раздражительно перебила она, указывая на малюток.

- Бог милостив; надейтесь на помощь Всевышнего, - начал было священник.

- Э-эх! Милостив, да не до нас!

- Это грех, грех, сударыня, - заметил священник, качая головой.

- А это не грех? - крикнула Катерина Ивановна, показывая на умирающего. /.../ Ведь он, пьяница, всё пропивал. Нас обкрадывал да в кабак носил, ихнюю да мою жизнь в кабаке извел! И слава Богу, что помирает! Убытку меньше!

- Простить бы надо в предсмертный час, а это грех, сударыня, таковые чувства большой грех!

…Теперь же она вдруг набросилась на него почти в исступлении.

- Эх, батюшка! Слова да слова одни! Простить! …Так чего уж тут про прощение говорить! И то простила!

Священник поник головой и не сказал ничего».

Надо отдать должное терпению священника, который до последнего призывает к примирению раздраженную Катерину Ивановну с умирающим супругом.

Эпизод не большой, но чрезвычайно важный. Какой милосердный писатель Достоевский: тяжкого грешника, опустившегося человека Мармеладова не оставляет без исповеди и последнего причастия.

Я вспомнил эти страницы романа, всё еще не понимая, чем могу быть полезен.

- Мы долго думали, как воплотить эту сцену на экране, какого актера подобрать, и возникла неординарная идея: а что если снять в этой сцене настоящего священника. Ведь никакой актер не сможет сыграть священника, верно?! Все равно будет видно, что «поп не настоящий». Тут никакой грим не поможет. А вы все-таки изучаете Достоевского, живете в его мире, и в то же время служите в Церкви. Это позволит вам органично исполнить эту роль. Согласитесь, сильный режиссерский ход! Представляете: настоящий священник исповедует и причащает Мармеладова. Всей творческой группе понравилась эта находка... Мне кажется, что вам это тоже будет интересно. Ну а мы еще и на гардеробе сэкономим, - закончил он свою пафосную речь.

Не скрою, в первый момент я поддался его эмоциональной волне. Подумал, как интересно было бы послужить Достоевскому в такой ипостаси! Но как только на миг я представил себя стоящим с крестом у постели умирающего Мармеладова, а затем с потиром причащающего его, мне стало не по себе. То есть, получается, что я буду изображать причастие, играть в таинство?! Я должен буду наложить на актера епитрахиль, прочитать разрешительную молитву, а потом изобразить причастие?! Какой ужас! Это невозможно даже вообразить. В этот момент я почувствовал всю непроходимую пропасть между служением и игрой, церковью и сценой.

Мне легче всего было ответить сразу «нет» и прекратить разговор, но мне хотелось, чтобы меня поняли, и я попытался объясниться.

- То, что совершает священник - это таинство, священнодействие, которое невозможно сыграть. Вы верно сказали, что актер не может перевоплотиться в батюшку. А я вам говорю, что священник не может стать актером...

- Вот именно, - подхватил мой собеседник, - в том-то и дело, что вам не нужно становиться актером. В этом-то и фишка. Вы просто должны остаться собой. Нам больше ничего и не нужно. Вы даже будете в вашей привычной одежде...

Я чувствовал, что меня не понимают:

- Но именно это и недопустимо. Таинство нельзя сыграть. То, что для вас игра, для меня священнодействие. Священник не может играть в таинства. Священник может только служить. Если я прочту разрешительную молитву, то грехи будут прощены. Ведь я же священник.

- Вот это нам как раз и надо, - воскликнул помощник режиссера.

- Нет, вы не понимаете, грехи простятся актеру, который будет играть Мармеладова...

- Ну и что?

- Да то, что он будет каяться не за себя, а за Мармеладова. А это будет ложь, «дьявольский водевиль», как говорил Достоевский. Священник всегда остается священником. Он не может играть в таинства и имитировать совершение священнодействий. Это будет кощунство и профанация. Да я с вами всю благодать потеряю. Я не могу участвовать в вашем фильме при всей моей любви к Достоевскому.

- Что же нам делать?

- Что делали до вас, то и вы делайте. У вас есть актеры. Это будет честно. Вы не скрываете, что это не настоящий священник. Зритель понимает, что это игра. Всё честно...

- Ну, ладно, я ваши слова передам режиссеру.

Положил трубку и вздохнул спокойно: «Каких только искушений не бывает...» Я был уверен, что на этом история закончилась, но через несколько дней снова позвонил помощник режиссера: «Наш режиссер всё понял. Ваша позиция вызывает уважение. Но у нас есть небольшая просьба. Надеемся, не откажете».

Я молча напрягся.

- Можно ли у вас попросить реквизит.

- Что-что? Какой реквизит?

- Мы уже нашли актера. Хороший актер. Верующий. Но нам нужна эта чаша для причастия, Евангелие для исповеди. Ну что там еще нужно?! Короче реквизит.

- Нет, вы меня не поняли. Это для вас реквизит, а для меня церковные святыни. Эти предметы - потир, лжица, крест - освящаются, над ними читаются особые молитвы. И по церковным правилам потир может брать в руки только священник, и только во время службы для причастия. Поэтому я не могу вам дать священные сосуды из моего храма.

- Нам-то и надо всего лишь для одной сцены. Мы бы взяли у вас на один день. В тот же день всё бы и вернули, - не унимался помреж.

Я уже начинал напрягаться:

- В годы гонений за то, что священники отказывались выдавать безбожной власти священные сосуды, они подвергались арестам и расстрелам. Мои собратья мучениками становились... А вы хотите, чтобы я добровольно отдал вам священные сосуды...

- Что же нам делать?

- Не знаю. Это уже ваши проблемы. Найдите где-нибудь неосвященные сосуды... Потом подарите в какой-нибудь новый храм. Батюшка освятит, а вам скажет спасибо.

- Ну я все понял...

Когда вышел фильм, я с интересом посмотрел сцену с исповедью Мармеладова, - на все восемь серий сил не хватило. Надо сказать, что актер сыграл батюшку вполне реалистично. Был показан момент причастия. Я еще раз возблагодарил Бога, что не согласился исповедовать и причащать Мармеладова...

Позже я узнал, что потир купили в «Софрино», а после съемок передали в какой-то храм. Ну вот и практическая польза от фильма. Хотя бы таким образом я послужил Достоевскому...

ЦАРСТВО НЕБЕСНОЕ И ВЕЧНЫЙ ПОКОЙ ПРИСНОПОМИНАЕМОМУ ВЕЛИКОМУ ПИСАТЕЛЮ ЗЕМЛИ РУССКОЙ ФЕОДОРУ!

Больше помощник режиссера мне не звонил и, казалось, история действительно закончилась. Но бывают странные сближенья: сегодня, когда я писал этот рассказ, совершенно случайно узнал, что известный извергнутый из сана бывший священник Алексей Уминский, оказывается, играл в нехорошем сериале «Монастырь»... священника. Видимо, он иначе понимал смысл священнического служения и вполне допускал совмещение игры и служения. Как мы знаем, закончил он печально.

Одним словом, священником нужно быть, а не играть и не казаться...

Протоиерей Геннадий Беловолов,
директор Мемориальной квартиры св. Иоанна Кронштадтского.