Под зовущей Твоей звездой

К 90-летию Православного поэта Бориса Сиротина.

5 февраля исполнилось 90 лет Православному поэту Борису Сиротину. Три года не дожил он до этой вехи. Но всё же Бог щедрой рукой отмерил ему земной срок. И все эти годы поэт жил в согласии со своим талантом. Родился под поэтической звездой - и умер поэтом. Ни на йоту не отклонился от заданного Свыше маршрута.

Не искал шумной славы в столицах - жил в Самаре, где после родного Саранска обрел поэтический голос. Любил Волгу - и до последних месяцев что ни день спешил летом и даже осенью к ее спокойным водам.

Принял крещение Борис Сиротин уже в зрелом возрасте. Но в его и ранних стихах уже угадывалось стремление к вере, к Богу. Этот его духовный порыв еще усилился с начала девяностых, когда поэт не стихийно, а вполне сознательно посвятил свое творчество Богу.

С середины 1990-х годов поэт становится активным участником творческой группы «Благовест». Больше полусотни концертов провела наша группа. Прошли выступления в Москве, Саранске, во многих городах и весях Самарской области. Сиротин относился к таким поездкам как к важнейшему делу, можно сказать, и жил в ожидании выступлений. Творческой группе «Благовест» он посвятил один из своих поэтических шедевров.

На чествование Сиротина в день его 80-летия в большой зал Самарской филармонии приехал поздравить поэта Губернатор. «За труд во благо земли Самарской» - достойная награда, врученная тогда юбиляру.

Но даже для родственников поэта - дочери Людмилы Жоголевой и для меня, его зятя, - оставалась неведомой сокровенная сторона его жизни. После его кончины мне в руки попал его поэтический дневник. Оказалось, все эти годы изо дня в день Сиротин вел записи в поэтической форме. Несмотря на погоду, новости по телевизору, не обращая внимания на хандру, он рифмовал всё то, что ложилось на сердце. Это был его диалог с Богом в рифму и стихотворный размер… Львиная доля этих очень личных строчек так бы и канули в его черновиках. Если бы мы их не выудили из разрозненных бумаг. Не все его стихи достойно огранены, как бриллианты. Но то и дело встречаются образы и строки, достойные быть вплетенными в венок русской словесности. Часть их приводим ниже.

На Старом городском кладбище Самары на могиле Сиротина под большим крестом установлен скромный его бюст работы скульптора Николая Куклева (известен по памятникам Святителя Николая у Дома Зои, двух самарских Владык - Митрополитов Мануила и Иоанна). Бюсты и памятники ставят ведь победителям. Таким вот тихим победителем и оказался мой тесть-поэт. Потому что победа не только литавры с ковровыми дорожками. А честная жизнь в согласии с Богом. Во славу родной земли.

Антон Жоголев.

Пение в клубе сахарного завода

Посвящается творческой группе «Благовест».

В старом и ветхом клубе сахарного завода
Дочь моя пела о святом Серафиме,
И ложилась на скучные лица сияющая забота,
И губы шептали полузабытое имя.
И еще слово «батюшка» вслед за дочерью повторяли
Серые губы - и зал озарялся сияньем,
И сиял аккомпаниатор Слава за разбитым роялем,
И сияла дочь моя в белом своем одеянье.
Батюшка Серафим так долго молился на камне,
Что образовались две впадины от его коленей…
А я думал о том, что скоро мы канем
В бурлящей воронке подрастающих поколений.
И не то что на камне, даже на мягком воске
Не оставим следов (иль не солоны слезы наши?),
Может, останутся от имени какие-то отголоски,
Но слезы прольются мимо вселенской чаши…
Завод был старым и простаивал, люди эти,
Что собрались в зале, остались без всякой опеки.
Батюшка Серафим, батюшка Серафим, на Том свете
Молись перед Богом за нас - зане человеки!
Ведь дочь моя, дочь Твоя, русская дщерь Людмила
Поет о Тебе с надеждой и покаяньем,
И ветхому залу слово «батюшка» мило,
И он не зря как бы весь озарен сияньем.

Подмосковье

Сюда приезжаю, как будто домой,
А был до приезда как глухонемой.
Не слышал, что люди вокруг говорят,
И звуки в ответ издавал невпопад.

А здесь вдруг прочистились уши мои,
Услышались зяблики и соловьи.
И с птичьим язык мой на той же волне,
И речь человечья понятна вполне.

Сюда я приехал, как будто домой,
Еловый - мой лес и березовый - мой.
В обиде, пожалуйста, Волга, не будь,
Ведь к памяти детства так радостен путь.

Так радостен путь к изумрудному мху,
К прозрачной речушке, к простому стиху.
Об этой речушке, об этой - в траве
Царевне-лягушке, о граде Москве.

Заполнил огнями он весь окоём,
Но возле него мне уютней, чем в нём.
А было иначе, коль годы долой…
И ночью я плачу о славе былой.

…И пела мне птица, шипела змея,
Что всё возвратится на круги своя.

8 сентября 2000 г., Переделкино.

* * *

Средь осени - то ли в саду,
То ли в парке - на комнатном стуле
Сижу в неизвестном году,
И мысли и чувства уснули.

Ни вздохов любви, ни войны
Не слышно у времени в нише,
И даже не слышно страны -
Привычный я голос не слышу.

А просто шуршания звук,
Круженья - в увядшей природе,
И солнца неяркого круг
С осеннего неба не сходит.

И мне неизвестно поднесь,
Зачем перед Господом Богом
И как оказался я здесь
На стуле своем колченогом…

20 октября 2000 г., Самара.

Холодный июнь

Дул ветер в июне и день и ночь.
А утром иней белел на траве.
Чем завязям бедным нынче помочь, -
Стучало у дачников в голове.

А ветер всё дул и крутил порой
Стволы, не скрывая своего торжества.
Деревья с нищенскою корой,
В спираль закрученная листва…

И дачники думали: всё, конец,
Ни яблок, ни вишен, живи как хошь.
И было чувство: ветер, стервец,
Носил под полою огромный нож.

Но как-то утром глядь - а трава
Зеленеет, в помине инея нет.
И деревья в саду уже не дрова,
И листва раскрутилась и нежен свет.

И вздохнули довольные старички,
И сказал один, учён и усат:
«Всем законам земным вопреки
Вдруг воскрес мой совсем уж умерший сад!

Воистину мира душа и плоть
В Руце Божьей, всё - от огня до льда».
И пропела старушка: «Славен Господь,
Он с нами, бедными, завсегда».

9 сентября 2000 г., Переделкино.

Лето - осень

1.

Какое короткое лето -
Проснёшься - и нету уже,
Какая тревожная мета
От лета опять на душе, -
Какие тяжелые книги -
На грубом стоят стеллаже,
Какие прекрасные миги! -
Но глянул - и нету уже…

2.

Но осень мудрее, чем лето.
Она замедляет слегка
Ход времени, тени и света.
Чередование – это
В небе бегут облака.
Радость, тревога, тоска,
Самое время поэта.

10 сентября 2000 г., Переделкино.

Боковой придел храма в Переделкино

Прекрасней я Лика не видел,
Вошедши в придел боковой:
Какой удивительный выдел
Не кисти - Природы самой!

Как будто явилась потреба
Божественный образ создать
У Воздуха, Солнца и Неба,
Чтоб людям нести благодать.

В церковном приделе, как в келье,
Пречистая Дева живёт,
Пред Нею в тоске ли, в веселье
Строжает душа, но поёт.

И губы сложились упрямо
Пред этой нездешней красой,
Чтоб выдохнуть: Матушка, Мама,
Вот весь я, как есть, пред Тобой…

10 июня 2004 г., Самара.

Кондак индикта (Новолетия)

В Вышних живый, Христе Царю, всех видимых и невидимых Творче и Зиждителю, Иже дни и нощи, времена и лета сотворивый, благослови ныне венец лета, соблюди и сохрани в мире град и люди Твоя, Многомилостиве.

Подражание кондаку Новолетия

В Вышних живый, могучий Боже,
От великой Своей любви
Сей венец летних дней – погожий
Иль дождливый - благослови!

Сохрани в мире град и люди,
Твоя люди, высокий Бог,
Чтоб душа не была в остуде,
И ложился бы к слогу слог.

В честь Тебя, Господь Милосердный,
Под зовущей Твоей звездой
Будем мы трудиться усердно
Над строкою и бороздой.

15 сентября 2004 г. Самара.

* * *

Краешек бабьего лета,
Завтра наступят дожди.
Главная песня не спета…
Друг мой, споёшь, погоди!

Близится время Покрова,
Светится храм Покрова,
Будет и новое слово,
Зимние лягут слова.

Только всё то же, любезный,
Брезжит в мелькании дней:
То же стоянье над бездной
И воспаренье над ней.

Так я к себе обращаюсь,
Тихо шепчу: «Подожди».
С летом я бабьим прощаюсь
И окликаю дожди.

8 октября 2004 г., Самара.

* * *

Мелкая правда моя не от Бога,
Хоть она движет и красит житьё,
Правду от Бога ношу я глубоко
И не всегда ощущаю её.

Чаще живу я, той правде переча,
В мире гремящем, как в мёртвой глуши…
Правда от Бога сгибает мне плечи,
Но выпрямляется стебель души.

3 апреля 2005 г., Самара.