«Рядом с ней была благодать»

Блаженная схимонахиня Мария после пострига. На руке у нее кольцо.

Воспоминания о самарской старице схимонахине Марии (Матукасовой)

Прошло уже тринадцать лет со дня кончины самарской блаженной схимонахини Марии (Матукасовой). Она отошла ко Господу 14 января 2000 года, в праздник Обрезания Господня и день памяти самарских новомучеников Архиепископа Александра (Трапицына) и иже с ним пострадавших. Но Православная Самара помнит и чтит свою блаженную, служатся по ней панихиды и многие келейно просят ее святых молитв. В святочные дни я познакомилась с Тамарой Петровной Мантровой. Сама она много лет проработала экономистом в медицинских учреждениях. А ее дочь — монахиня Дамиана — подвизается в Свято-Троице-Серафимо-Дивеевском монастыре и возглавляет монастырскую больницу. Тамара Петровна Мантрова близко знала самарскую старицу — блаженную схимонахиню Марию. И я попросила ее поделиться воспоминаниями о блаженной схимонахини Марии.

— Матушка Мария была необыкновенный человек! — говорит Тамара Петровна. — Помню, как я первый раз приехала к ней в 1994 году в сторожку при храме в Кинель-Черкассах. Я купила ей в подарок комковой сахар, тогда это была редкость. Матушка лежала на топчанчике лицом к стенке. В комнате было много сумок паломников, и я свою сумочку положила к ним. Матушка повернулась, села и сказала мне: «Дай мне вон ту последнюю сумочку». – «Матушка, там сахар». – «Ну давай, я погрызу». А ведь там мог быть обычный сахар-песок. Как она догадалась? Она взяла кусочек своими чудными пальчиками, а остальной сахар велела всем раздать.

С этой встречи я к ней прилепилась. И когда она переехала жить в Самару при Воскресенском храме на улице Черемшанской (сейчас там монастырь), я ходила чуть ли не каждый день к ней. Прибегу с работы, приготовлю что-нибудь вкусненькое для нее и бегу. Посидишь рядом – и такая благодать, идешь как на крыльях, просто летишь.

Потом она переехала жить в здание на территории церкви святых Апостолов Петра и Павла. Мне стало далеко к ней добираться, у меня семья. Но приеду с работы, что-нибудь приготовлю и опять еду к ней, возвращаюсь поздно.

Ехала к ней просто посидеть рядом. Сядешь около нее – она как будто обычный человек. А потом начинаешь чувствовать — благодать. В сердце умиротворение, сердце отдыхает, всех любишь, все прекрасно. Так я к ней все время и ездила, общалась.

Как-то матушка стала мне говорить: «Москва, Москва, Москва. Поехали в Москву!» – «Матушка, а зачем в Москву-то поедем?» — «К Николаю Чудотворцу». Мой знакомый благодетель дал нам денег на дорогу: матушке, ее келейнице Тамаре Степановне Ахтемировой и мне. Я побежала брать билеты. В кассе было только два билета «СВ». Я купила их, побежала искать знакомых, кто бы помог — не нашла. Вернулась в кассу, и мне предложили еще один билет, тоже «СВ», прямо за стеночкой с матушкой — по ее молитве.

Приехали в Москву. У меня там жила дочка. Я ее попросила позвонить в Пюхтицкое подворье и спросить, можно ли там остановиться. Она позвонила, и ей сказали, что у них идет ремонт, они никого не принимают.

Мы решили поехать в Свято-Данилов монастырь. Побыли там – а куда дальше? Я говорю: «Матушка, может быть, поедем все-таки в Пюхтицкое подворье?» — «Да, да, да!» Приехали – а там делают трапезную, мраморные лестницы, украшают двор: оказывается, у них завтра Святейший Патриарх Алексий II будет освящать храм. Только мы появились — к матушке Марии все сестрички побежали, окружили ее. Среди них одна была из Самары и так радовалась, что ее увидела. Матушка ее по щеке потрепала и что-то ей сказала, и она от матушки отлетела. Видно, блаженная в чем-то обличила ее.

Все матушку Марию так полюбили и потом наутро говорили: «Матушка, если бы не твои святые молитвы, мы бы не успели все сделать вовремя, у нас и свет отключали, и каких только проблем не было».

Матушка Мария была такая встревоженная. Попросила меня выйти вместе с ней на улицу, и мы обошли монастырь с молитвой.

Приехал Патриарх и сидел, отдыхал на лавочке. Мы к нему подошли. Тамара Степановна сказала Святейшему Патриарху, что это самарская блаженная матушка Мария. Патриарх такой добрый, мягкий, мы у него ручку поцеловали.

Служба была необыкновенная. Мы все за Литургией причащались у Патриарха. У него лжица со Святыми дарами была большая, полная, я такого Причастия нигде больше не получала. Я шла к Чаше вслед за матушкой и слышала, как она себя назвала «Мариамочка». Мариам – это Мария на иврите. Когда мы вышли из храма, я обратила внимание на прибитую к стене металлическую табличку «Храм в честь Святителя Николая Чудотворца». Как и сказала матушка, мы приехали к Николаю Угоднику.

Патриарх благословлял всех иконочками Благовещения и Николая Чудотворца в честь освящения храма, а мне не досталось. Просили мы, просили – нет больше икон. Я уже решила купить в храме икону Святителя Николая в честь такого события, дорогую, и вдруг мне несут иконочку с благословением Патриарха. Матушка лежала на лавочке лицом к стеночке и всего этого не видела. Но когда мы мимо нее проходили, она сказала: «И зачем покупать, когда безплатно дали».

На улице к ней подходили люди. Одна подошла со словами: «Матушка, я болею». – «Не колдуй!» Женщина голову опустила и бегом от нее. Матушка могла и строго обличить.

Она была необыкновенная. Одно время она жила дома у настоятеля кладбищенского храма отца Александра Шпарварта. Мы приезжали к матушке в Рубежку. Сидим за столом, разговариваем, а матушка лежит за перегородкой. И вдруг я чувствую благодать, она накрывает меня, словно покрывало. Мне ничего не надо больше, никаких разговоров.

— Она вам давала какие-нибудь советы?

— Когда я около нее находилась, забывала, что хотела спросить. Но она мне сказала основные моменты моей жизни. Предсказала рождение внучки Машеньки.

Протоиерей Михаил Фролов и блаженная Мария Ивановна возле Петропавловской церкви в Самаре.

Она обычно говорила прикровенно. Перед тем как схиму ей принять, матушка говорила своей келейнице Евгении Мавринской: «Кольцо, кольцо, кольцо». Ей много колец приносили. Она надевала и снимала – не подходит. У ее духовных чад Виктора и Галины Горбачевых в серванте лежало золотое кольцо, видимо, обручальное, которое стало Виктору мало. Она пропела им песенку, что у них лежит кольцо, им не подходит, а ей подойдет. Они его ей принесли, она надела – как раз. Евгения спросила: «Матушка, и мне надо кольцо?» — «Да, да, да». И она тоже надела золотое кольцо. Матушка Мария ей сказала: «Мы с тобой будем у престола Божия венчаться». Евгения спросила у нее: «Матушка, ты, может быть, схиму будешь принимать?» — «Да, да». Мария Ивановна имела в виду, что они будут венчаться как невесты Христовы. Так и произошло: ее постригли в схиму, а Евгению в мантию.

Матушку рекомендовал к постригу в схиму известный самарский священник духовник епархии протоиерей Иоанн Букоткин. Патриарх Алексий II прислал свое благословение. Схиму матушка Мария принимала в Оптиной пустыни. И с кольцом! Матушка на фотографии после пострига в схимнической одежде и с кольцом. Она его какое-то время носила. Когда перед своей смертью она приехала в Дивеево, кольцо сняла и к иконе батюшки Серафима положила.

Схиму матушка принимала 6-го января в Рождественский сочельник. Дочка моя в Москве жила, и я ей позвонила: «Матушка будет схиму принимать, будет большая благодать Божия. Поезжай с сыном в Оптину». Я потом часто ездила в Оптину к матушке Марии. Но тогда я еще не знала, что от Козельска до Оптиной надо три километра идти лесом, так как попутной машины может не быть. Дочь с сыном Антоном поехали часа в два дня. А зимой темнеет рано. В автобус зашел и сел прямо перед ними высокий монах. Дочь его спросила: «Вы не знаете, как доехать в Оптину?» — «А зачем вам туда? — «Там матушка Мария будет схиму принимать, мы хотим присутствовать». — «За мной держитесь». Они добирались долго, на перекладных, и приехали в монастырь уже часов в десять. Дочь с внуком шли за этим монахом, открылась какая-то дверь и показалась Евгения, келейница матушки Марии, которая воскликнула: «Отец Антоний, мы вас заждались, без вас не начинаем». Игумен Антоний (Гаврилов) поехал в Москву на машине, она сломалась, и он пересел на автобус. Но благодаря этому мои дети попали в Оптину. Что значит святая молитва матушки! Постригал матушку в схиму известный духовник отец Илий (Ноздрин).

Многие люди чувствовали благодать, которая почивала на самарской юродивой. Я несколько раз была свидетельницей, как даже священники обращались к ней: «Матушка, благослови».

Как-то матушка сильно заболела, и я позвонила в Ташлу настоятелю Ташлинского храма протоиерею Николаю Винокурову: «Помолитесь, матушка Мария совсем плохая, болеет». Он мне так спокойно ответил: «Помолюсь». Оказывается, он знал, что в Самаре с ней ничего не случится. Матушка ему за четыре года до своей смерти сообщила, что поедет умирать в Вышний Волочок к блаженной Любушке.

Однажды я поехала к дочке в Дивеево – ее должны были 19 декабря на Николая Угодника постригать в рясофор. Завернула по дороге в Санаксарский монастырь к отцу Питириму. Он меня благословил сразу поехать в скит, где находилась дочка. «Как благословите», — сказала я, а сама подумала: «Хорошо бы попасть в Дивеево — там сейчас матушка Мария, хочется повидаться». Отец Питирим вдруг сказал: «Но сначала заедешь в Дивеево, приложишься к Преподобному». Помолчал и добавил: «Приложишься к Преподобному и подождешь, когда священник выйдет с крестом. Приложишься к кресту». Батюшка Питирим прозорливый был, видел каждый шаг. Матушку Марию он очень любил. Она приезжала в Санаксары. Он почувствовал, что она одного с ним духа.

Я приехала в Дивеево, приложилась к мощам батюшки Серафима, везде пробежала – матушки нет, спрашиваю о ней – никто ее не видел. Пришла в храм, жду, когда священник выйдет с крестом, приложилась к кресту – и тут матушку с клироса ведут к кресту прикладываться. Я подошла к матушке: «Матушка, а ты с нами поедешь в Автодеево?» — «Поеду, поеду». И мы вместе с ней поехали, там ночевали вместе, я ее обо всем расспросила. Матушка присутствовала, когда дочку одевали в рясофор. Все мы делали по матушкиному благословению.

Священник Владимир Шикин из Дивеева очень почитал Марию Ивановну и хотел написать о ней еще при ее жизни книгу. Он поручил одной дивеевской сестре собирать для книги материал о блаженной. Но написать книгу он не успел. Матушка ушла в вечность в январе 2000 года, а отец Владимир – вслед за ней, в марте того же года.

У матушки Марии глаза голубые-голубые. И такие нежные пальчики. А руки очень сильные. Она всех на «вы» звала. Я боялась до нее дотронуться. Как-то подумала: «Какие счастливые люди — за ручку ее берут». Она вдруг подошла и взяла меня за руку. Счастье было такое! И счастье было возить ее в храм. Мы ее возили на машине, и муж как-то стал ворчать, что бензин дорогой. А она потом деньги ему дала со словами: «На бензин». Говорили-то не при ней. Она все мысли читала.

Перед тем как в Петербурге умер Митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Иоанн (Снычев), она шила ему одежду.

Когда моему внуку Антоше было года три, он вдруг ночью во сне засмеялся. А мы сидели рядом и говорили на духовные темы, и дочь сказала: «Это, наверное, ангел играет с ним». Он вдруг сел и сказал: «Бабушка, смотри, в дверях дедушка стоит с иконой». Мы ему показали несколько икон, и он указал на икону Преподобного Серафима. А потом собрался снова спать и сказал мне: «Бабушка, закрой дверь, я боюсь, он светит сильно, как лампочка». Я на следующий день побежала к матушке Марии: «Матушка, кто к Антоше приходил, батюшка Серафим?» — «Да, да». – «Ребенок боится».— «Пусть не боится. Ну, посветит батюшка как лампочка и все». Повторила слова внука.

Священник Владимир Шикин, схимонахиня Мария и монахиня Евгения в Дивеево.

Мы хотели купить в Дивеево дом и спросили у матушки, продавать ли нам для этого одну нашу квартиру. Батюшка Питирим, кстати, не всегда благословлял там покупать дома, он был очень рассудительным. Матушка ответила: «Мы не умеем покупать-продавать». А когда дочка с мужем решили продать свою однокомнатную квартиру в Подмосковье и бабушкину однокомнатную и купить квартиру в Москве, я спросила у матушки, можно ли, она ответила: «Мы умеем покупать-продавать». Быстро мы квартиры продали. Я спросила у матушки: «Купят они квартиру?» Она ответила: «Красивую, красивую». А тут цены поднялись на квартиры, денег у нас не хватает. Дочь позвонила по какому-то адресу, а они по старой цене продают. Перед этим она смотрела квартиры – то пятый этаж, то квартира запущенная. А здесь по старой цене квартира на третьем этаже, чистая, красивая, с паркетным полом. Люди продавали квартиру и покупали другую поближе к детям, никакой цепочки не было.

Даже и сейчас матушка много помогает. Прошу: «Упокой, Господи, ее душу» и по ее святым молитвам прошу у Бога помощи. Матушкину фотографию я каждый день к груди прикладываю.

Когда я приезжала к блаженной Матронушке еще на кладбище, там под сенью были три могилки. Я зашла – сначала ничего в сердце не откликнулось. Но когда я подошла к ее могилке и стала на колени, как будто током меня пронзило. Так было и рядом с матушкой Марией.

Мне досталось бархатное дореволюционное Евангелие матушки Марии, которое она всегда носила с собой. Когда откроешь его, там лежит иконочка Казанской Божией Матери. Схимонахиня Мария покоится в Вышнем Волочке в монастыре в честь Казанской иконы Божией Матери. А еще в Евангелие вложены всякие ниточки, перышки, рисунки. Когда приложишься к этому Евангелию, ощущаешь благодать.

Записала Людмила Белкина

Раба Божия Тамара передала мне несколько печатных листков — воспоминания дивеевских сестер о пребывании в обители схимонахини Марии (Матукасовой).

Дивеево, 1999 год. Последний приезд блаженной старицы Марии Ивановны.

Матушку по Канавке возили на санках, которые специально для нее сделали, приделали к ним фанерную спинку. Матушка впереди, сестры за ней. Летом на Канавке матушка раздавала пшено: «Сеять нужно, сеять».

Каждый день матушку на коляске возили в храм причащать, подводили к «красивому батюшке» на исповедь. В храм она рвалась, невозможно было удержать. За десять-пятнадцать минут до колокольного звона сама поднималась, начинала собираться: «Ох, ох, в храм, в храм пойдем». По дороге в храм и из храма матушка ни с кем не разговаривала. В этот свой последний приезд она мало общалась с мирскими, возле нее были только сестры монастыря. В храме ее сразу подводили к мощам Батюшки Серафима. К мощам она прикладывалась двумя ладошками, в это время молчала. От Преподобного шла к левому клиросу, молилась лежа на скамеечке на левом боку, лицом к алтарю, под ее головой лежали церковные дорожки или чья-то одежда.

На помазание очень торопилась. «Матушка, подожди, сестры помажутся» — «Ох, ох!» Шла наперерез перед иконой. Если матушка игумения читала канон, то подходила к ней под благословение и затем на помазание.

«Матушка, а батюшки у нас хорошие?» — «Очень». «А Батюшка Серафим бывает на службах?» — «Да, он старший».

Матушка в течение дня просила менять ей платки, развязывала свой и указывала рукой на стопку платков.

Во время Всенощной батюшка сначала помазывал сестер, а матушку обошел – сначала сестры, по чину. Матушка Евгения тогда решила матушку одеть «по форме». Сестры принесли подрясник, апостольник, взяла свою схиму. Матушка, надевая одежду, целовала ее: «Люблю, люблю». Повели матушку в храм.

Вечером матушке выделили кроватку в сестринской келии. Матушка была очень ласковая. То на одну кровать присядет, то на другую, где сидели сестры. Сказала: «Рубашки сшейте, белые рубашки. Нас Божия Матерь уже отпела».

На Литургии матушка причащалась, а когда служба закончилась, стала собираться: «Поедем, поедем скорее». Приехали в Дивеево, а в собор внесли Батюшкины вещи, которые недавно привезли из Москвы. Так вот зачем надо было быстрее ехать в Дивеево!

Матушка есть никогда не просила, нужно было предлагать. Но если ей предлагали, не оказывалась. Ела все, но очень немного. Кушала не всегда одинаково. Если еду на кухне давали неохотно, с упреком «не вовремя пришли» — матушка съест одну ложку и ложится спать. Если еще кто-то принесет, тогда она поест, а к той еде не притронется. Если еду готовили с молитвой, ела, похваливая. Когда матушку кормили, иногда велела есть вместе с ней, а в другой раз не разрешала. Очень любила еду запивать: «Чай пить». Если крошка падала на юбку, она быстро брала ее и клала в рот. Еда после матушки всегда оставалась, и она предлагала ею кормить сестер.

Готовили поминальные пироги, матушку водили по коридору, она зашла на кухню, благословила рукой печку, кадку с тестом: «Ой, хорошие!», по-хозяйски походила, везде заглянула, потрогала руками: «Ох, ох!» «Матушка, угодное дело печь поминальные пироги?» — «Очень!» — «Это помогает нашим усопшим?» — «Очень!» Матушка несколько раз посылала за пирогами. Ночью ей принесли попробовать: «Ох, ох, хорошие, красивые».

В келии до трех-четырех часов ночи не укладывалась, свет не выключали всю ночь. Часто проверяла, не сняли ли с нее валенки. «Ох, ох» — пощупает – на месте.

Одна поссорилась с сестрами, пришла к матушке: «Благослови». Она отвернулась. Когда сестры уходили, некоторых матушка благословляла рукой, а некоторых – нет.

Остались собороваться в храме после Литургии. Были больные, перед тем как они начинали кричать, матушка безпокойно вскакивала, бормотала, размахивала руками, порывалась уйти.

В день Обители, вечером после Всенощной службы в праздник Зачатия праведной Анны и иконы Божией Матери «Нечаянная Радость», матушка оживленно разговаривала с сестрами. Пришло как никогда много сестер. Матушка вдруг сказала: «Золотой мой, золотой!». А потом: «Одевайте меня в белую кофту, белый платочек. Идем, идем».

Повели ее по коридору. Матушка стремительно шла, почти бежала, сама, сестры едва за ней поспевали, ее только слегка поддерживали. Она ручки вытянула вперед, стремилась к окну на восток, будто что-то видела. Сели, сестры окружили матушку, спрашивали ее, толковали между собой. А матушка стала тихонько напевать «Христос воскресе». Все подхватили – ходили по коридору гостиницы, пришли в келию, пели стихиры Пасхи, Пасхальный канон. Сестры запели колядки, а матушка «Христос воскресе». Собрались все в гостинице – и сестры, и паломники, всем хватило места: кто на полу, кто в дверях, кто у окна примостился. Матушка сказала: «Давайте петь акафист Иисусу Сладчайшему». Запели, кто как мог, но было очень хорошо. Только когда пропели Пасхальные часы, матушка благословила всех идти спать.