‣ Меню 🔍 Разделы
Вход для подписчиков на электронную версию
Введите пароль:

Продолжается Интернет-подписка
на наши издания.

Подпишитесь на Благовест и Лампаду не выходя из дома.

Православный
интернет-магазин





Подписка на рассылку:

Наша библиотека

«Блаженная схимонахиня Мария», Антон Жоголев

«Новые мученики и исповедники Самарского края», Антон Жоголев

«Дымка» (сказочная повесть), Ольга Ларькина

«Всенощная», Наталия Самуилова

Исповедник Православия. Жизнь и труды иеромонаха Никиты (Сапожникова)

«Царице моя Преблагая…»

Заметки о церковнославянском языке, о попытках перевода его на русский и о традициях народа нашего.

Заметки о церковнославянском языке, о попытках перевода его на русский и о традициях народа нашего.

Об авторе. Алексей Алексеевич Солоницын — известный Православный писатель. Живет в Самаре. Родился в 1938 г. в г. Богородске Горьковской области. Автор многих книг, в том числе -«Врата небесные», «Повесть о старшем брате», «Свет, который в тебе». Произведения А.А. Солоницына переведены на болгарский, венгерский, польский языки. Член Союза писателей России и Союза кинематографистов России. Награжден орденом Даниила Московского, медалью Святителя Алексия.

Автор этих строк относится к тому поколению, которое вошло в Церковь в восьмидесятые годы, во время, которое назвали «вторым крещением Руси».

Празднование тысячелетия Крещения Руси в нашей стране вылилось в массовый приход русских людей к своей вере, которая, казалось бы, к той поре была стерта в пыль. Возрождение Православного народа нашего удивило не только доморощенных либералов, но и весь мир.

Вхождение во Храм Святой продолжается и сегодня, хотя прошло немало лет. Но речь уже ведется не о правилах поведения в храме, не о порядке богослужений и обязанностях каждого прихожанина, а о понятиях куда более сложных, которые касаются самого существа нашей веры.

Не в первый раз заходит речь о «непонятности» богослужебного языка, необходимости его упрощения и большей доступности. «Надо вообще перевести церковнославянский на русский, тогда все будет ясно и понятно», — говорят одни, склонные критиковать и обязательно «исправлять».

«Нет, — говорят другие, — перевод богослужебного языка невозможен. Этот язык обращен ко Господу, и он не может быть другим. Так молились наши предки, так будем молиться и мы».

Откликаясь на запросы времени или, как сейчас говорят, «вызовы времени», на обсуждение предложен проект документа «Церковнославянский язык в жизни Русской Православной Церкви XXI века», подготовленный Межсоборным присутствием Русской Православной Церкви. Этот документ уже собрал немало откликов в средствах массовой информации, в том числе и в интернете.

Предложено высказаться и мне, как рядовому прихожанину Православной Церкви, который вот уже почти тридцать лет старается жить по заповедям Христа.

Введение во Храм

Начало этих заметок для меня знаково: именно на Торжественном собрании, посвященном 1000-летию принятия Христианства на Руси, — вечер проходил в нашем Самарском Академическом театре оперы и балета летом 1988 года. Неожиданно Владыка Иоанн (Снычев), в то время Архиепископ Самарский и Сызранский, объявил мое выступление, хотя об этом заранее не говорилось вообще. Я шел к трибуне, совершенно не зная, о чем буду говорить. И уже когда зал затих, в моей голове вдруг всплыли строки «Пророка» Пушкина:

Духовной жаждою томим,

В пустыне мрачной я влачился…

Это стихотворение я не вспоминал со студенческих лет, а тут стал его читать и ни разу не сбился. И все больше укреплялся в той «жажде духовной», о которой говорил с Архиепископом Иоанном за несколько недель до того, готовя передачу для радио и телевидения, а потом и спецвыпуск киножурнала «Поволжье»: наша литература, музыка, живопись — все из храма Божьего. Об этом стало возможно говорить в те переломные для страны годы. Народ наш уже понял, но внятно еще не сказал, что Храм Святой — колыбель нашей жизни, нашей культуры. Я говорил об этом, конечно, не столь внятно, но громко, со всею силой и искренностью, на какую было способно мое сердце.

Владыка, который вошел в историю Церкви как Митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский, — наш, самарский, родной. И поэтому я вспоминаю его сейчас совсем неслучайно. Потому что его слово пастыря, слышимое всей Россией, всем Православным миром, было как раз о сохранении основ веры нашей, ее святости и незыблемости. А вера эта выражена языком богослужебным, церковнославянским.

…И вырвал грешный мой язык

И празднословный и лукавый,

И жало мудрыя змеи

В уста замершие мои

Вложил десницею кровавой.

Возвышенный тон этого безсмертного стихотворения рожден как раз использованием церковнославянских слов: язык — «празднословный», «змеи — мудрыя», «уста» — а не рот, «десница» — а не рука, и так далее.

Можно построчно разобрать этот стих и увидеть в нем мудрость и силу поэта, знавшего, что наш церковнославянский язык — основа языка русского. Знал он это и от Арины Родионовны, и от гувернеров, и от лицейских учителей, и от Карамзина, что вся церковная гимнография создана учителями Церкви, молитвенно переработана народом и усвоена им как нечто самое родное, заповедное, Божье.

Конечно, мы вошли в Храм еще ничего не понимая, но замерев от восторга и благоговения перед красотой всего храмового устройства. В душу сразу ворвались и переполнили ее песнопения Божественной Литургии, слово Евангелия и Апостольские поучения.

И сразу бросились наиболее чуткие сердцем в поисках нужных церковных книг, в первые возникшие тогда воскресные школы, чтобы понять Богослужение.

Конечно, уже тогда были «критики», скептически ухмыляющиеся: что это, мол, все так «старо», «непонятно».

Но первые же наши наставники объяснили: вера наша трудна, надо силы немалые приложить, трудиться душой каждый день — тогда и только тогда откроется тебе вся красота, мощь и сила богослужебных текстов.

Выучи сначала «предначинательные» молитвы, «Отче наш», «Символ веры»; сначала прочитай тексты основных песнопений Литургии, постарайся понять их символику и смысл. Потом двигайся дальше — к основным молитвам Двунадесятых Праздников, Псалмам, Акафистам. И уже не будешь стоять, «отбывая время» в храме, а сердце твое будет вбирать в себя, откликаясь радостно и тревожно на все, что происходит в храме.

И вдруг заметишь, что во время «Херувимской» или возвышенного песнопения «Тебе поем» молитвенные звуки пронзят твою душу и на щеках сами собой выступят слезы.

Таинство, а не лекция

«Особое мнение» о документе, касающемся церковнославянского языка, высказал протоиерей Сергий Правдолюбов, настоятель московского храма Живоначальной Троицы в Троице-Голенищево. Его статья вызвала множество разных суждений. Одобряя документ в начальных его пунктах, верно отражающих суть поднятых вопросов, он затем решительно выступает против даже самого малого вмешательства в «перевод» «непонятных» слов:

«В подпункте IV говорится: «Основное внимание следует уделить лексическому составу языка: замене полностью малопонятных церковнославянских слов, а также тех слов, которые в современном русском языке имеют принципиально иное значение по сравнению с церковнославянским».

«Пусть будущая Комиссия по книжной справе, — пишет отец Сергий, — представит полный список этих самых «полностью малопонятных церковнославянских слов».

Далее автор приводит «малопонятные» слова, которые предлагается заменить: «от лести идольския → от прельщения идольскаго; напрасно судия приидет → внезапу судия приидет; во всем угобзити → во всем ущедрити; сего ради в вас мнози немощни, и недужливи, и спят довольни → …и умирают мнозии (1 Кор. 11. 30); реть → рвение; вжиляемь → укрепляемь; возбнув → воспрянув; иногда → древле».

«Эти слова, — пишет далее автор, — вполне понятны и являются общеславянским достоянием, т. е. присутствуют практически во всех славянских языках.

Свое мнение автор подкрепляет таким аргументом:

«Для понимания церковнославянских богослужебных текстов вполне достаточно комментариев в сносках (следовательно, нужно печатать отдельными брошюрами хотя бы службы двунадесятых праздников, как это происходило, например, в 1950 году, когда Московская Патриархия выпустила брошюру «Церковная служба на Успение Божией Матери», где в сносках внизу каждой страницы последования службы приводятся на русском языке пояснения некоторых трудных церковнославянских текстов). К тому же существуют церковнославянские словари, где можно при желании найти объяснения непонятных слов».

В самом деле, почему английский язык, например, с таким рвением и усердием внедряется в школах, изучается платно в специальных заведениях (чтобы комфортно отдыхать где-нибудь на Гавайях?), а святоотеческий язык надо непременно «упростить» для понимания?

Ладно, изучайте английский, французский, никто этому не препятствует. Но вот понимают ли сторонники перевода на современный русский, что они подрывают не только основы языка, но и веры?

Для примера возьмем наиболее читаемую в интернете статью преподавателя Свято-Филаретовского института Кирилла Мозгова, который пишет:

«Свобода в выборе языка богослужения предполагает и определенную активную позицию в церковной жизни, и соответствующую ответственность за такой выбор. А это не позволяет окончательно закоснеть в устоявшихся — пусть и освященных веками — формах, часто к сегодняшнему дню уже потерявших или теряющих свое истинное содержание».

Вот и «проговорился» сам Кирилл Мозгов.

Значит, дело не только в «исправлениях» «устаревших» слов, но и «в активной позиции».

К чему эта «активная позиция» приводит, мы отлично знаем на примере «обновленчества» в начале ХХ века.

Но позиция Мозгова подкрепляется сегодня «научными» аргументами:

«Если мы говорим о языковой материи как таковой, очевидно, что носителю русского языка без особой подготовки понять церковнославянский, имеющий свою особую грамматику, лексику и во многом копирующий греческий синтаксис, невозможно. Например, развернутая система прошедших времен — аорист, перфект, имперфект и плюсквамперфект — в древнерусском языке была утрачена уже к XIII веку, а особые формы двойственного числа — на пару веков раньше».

Думаю, дальше К. Мозгова цитировать безполезно, потому что для верующего человека, нужно не понимание того, что собой представляет «плюсквамперфект», а то, о чем совершенно справедливо пишет архимандрит Рафаил (Карелин):

«Автор забывает о самом характере Богослужения. Оно не описывает духовный мир и его свойства (хотя в нем содержатся догматические истины), а непосредственно включает человека в тайну, которая только приоткрывается в слове, но сама остается выше всех понятий. Богослужение — это, прежде всего, язык человеческого сердца. А внутреннему языку человека, где невидимое находит себя в слове, ближе древний язык, как более непосредственный, более приближенный к простому видению, потерянному и теряемому через грехопадение. Сам процесс образования человеческого слова в душе тоже тайна, которую не может объяснить никакая наука.
Духовная сниженность — это вытеснение духовного начала душевным. Дух более динамичен, чем душа, поэтому современные языки с их психологичностью оказываются в духовном отношении более слабыми и вялыми, чем древние языки. Энергетику древнего языка не может вместить в себе современный язык».

И вот эти сложные богословские истины сердцем понимают «белые платочки», наши матери и бабушки, «седые бороды» — наши деды и прадеды, которые как пели «Царице моя Преблагая», так и будут петь «до скончания времен», какие бы «перфекты» и «формы двойственного числа» ни предъявляли им ученые.

«Взыскание погибших»

Сколько ни живу, не перестаю удивляться красоте и мудрости церковнославянского языка. Вот, к примеру, икона Богородицы, названная «Взыскание погибших».

«Взыскать» — значит «искать, найти», для того, чтобы «спасти».

В то же время «взыскать» — значит «спросить», «потребовать». Что Богоматерь может спросить у всех нас? Как мы живем, как веруем. «Взыскати Господа» — обратиться ко Господу и всем сердцем прилепиться к Нему, к Его закону».

Я цитирую «Полный церковно-славянский словарь протоиерея Г. Дьяченко (репринтное воспроизведение издания 1900 г.)

Этот словарь авторитетен как у одной стороны из тех, кто обсуждает вопросы перевода церковнославянского на русский, так и у другой.

А между тем в том же словаре даны еще и другие толкования глагола «взыскати» — «домогаться», «наведываться», «разузнавать».

Вот видите, какой многозначный МИР таится всего лишь в одном глаголе!

Так какое же из них выберет прихожанин (прихожанка) Церкви, когда будет молиться перед образом Богоматери «Взыскание погибших»?

Да им и в голову не придет, какой выбор сделать — он давным-давно сделан, и сердце верующего человека знает, что Матерь Божья конечно же ищет его душу, чтобы спасти!

А если он откроет Молитвослов и прочтет молитвы из Акафиста Пресвятой Богородице пред Ея иконами, именуемыми «Взыскание погибших» и «Всех скорбящих Радосте», то найдет слова, которые столько раз слышал в тех церковных песнопениях, которые волновали его до слез:

«Заступнице Усердная, Благоутробная Господа Мати, к Тебе прибегаю аз, окаянный и паче всех человек грешнейший: вонми гласу моления моего…»

Надо ли здесь что-либо переводить?

Посмотрите ВНИМАТЕЛЬНО на характерную особенность нашей веры. Все, вроде, пришло к нам из Византии, все не наше.

Вот храмостроение — зодчество. Как будто бы по образцам греческим построены храмы, а получились свои, именно русские, которые не спутаешь ни с какими другими.

Храм Покрова на Нерли стал олицетворением русской святости, русского Православия, России. Ученые мужи написали толковые и объемные книги, реконструировали на бумаге этот храм. Пишут, что он был пятиглавый, могучий. Но он ведь вошел в наши души одностолпным. Издалека он выглядит возвышенно-стройным, как девушка — красавица. Но чем ближе к нему подходишь, тем мощнее, величавей он становится. И уже напоминает богатыря, стоящего на страже Родины.

А наша иконопись? Ведь неслучайно отец Павел Флоренский, замечательный знаток древнерусского искусства, сказал что икона «Троица» Андрея Рублева — еще одно доказательство существования Бога».

То есть в иконографии, взяв за основу византийские образцы, на русской почве они замечательно ПРЕОБРАЗИЛИСЬ, ВОБРАЛИ В СЕБЯ ЧЕРТЫ НАЦИОНАЛЬНЫЕ, СТАВ УЖЕ РУССКИМИ СВЯТЫНЯМИ.

То же произошло и с богослужебными текстами — они вошли в сердце русское, стали неотъемлемой частью его культуры — в данном случае именно церковной.

Вот почему многие выступают против всякой «справы» — исправления текстов Богослужения. Ведь путь протестантов нам известен — исправление, сначала небольшое, потом более решительное, привело к выхолащиванию самой веры.

Когда я писал о Царственных Мучениках, ничего лучшего не нашел для названия этой повести, чем «Взыскание погибших». Ведь они, Страстотерпцы, именно «взыскали» истины. И на нас взыскующе смотрят с икон, будто спрашивая: как вы теперь живете, как веруете?

Главная святыня нашего кафедрального Покровского собора — именно эта икона Богородицы «Взыскание погибших».

Подойдем к ней, помолимся и приложимся к ней своими покаянными устами.

Икона — окно в мир Божий. Это не живопись, это тайнотворчество, ведущее нас в мир горний, небесный.

Как и Богослужения, которые служатся в соборе.

На том языке, который дан нам предками и который мы обязаны хранить.

Ибо язык дан нам для разговора с Самим Господом.

Алексей Солоницын, прихожанин храма во имя Предтечи, Пророка и Крестителя Господня Иоанна в г. Самаре, писатель.

3196
Понравилось? Поделитесь с другими:
См. также:
1
1
4 комментария

Оставьте ваш вопрос или комментарий:

Ваше имя: Ваш e-mail:
Содержание:
Жирный
Цитата
: )
Введите код:

Закрыть






Православный
интернет-магазин



Подписка на рассылку:



Вход для подписчиков на электронную версию

Введите пароль:
Пожертвование на портал Православной газеты "Благовест":

Вы можете пожертвовать:

Другую сумму


Яндекс.Метрика © 1999—2024 Портал Православной газеты «Благовест», Наши авторы

Использование материалов сайта возможно только с письменного разрешения редакции.
По вопросам публикации своих материалов, сотрудничества и рекламы пишите по адресу blago91@mail.ru