‣ Меню 🔍 Разделы
Вход для подписчиков на электронную версию
Введите пароль:

Продолжается Интернет-подписка
на наши издания.

Подпишитесь на Благовест и Лампаду не выходя из дома.

Православный
интернет-магазин





Подписка на рассылку:

Наша библиотека

«Блаженная схимонахиня Мария», Антон Жоголев

«Новые мученики и исповедники Самарского края», Антон Жоголев

«Дымка» (сказочная повесть), Ольга Ларькина

«Всенощная», Наталия Самуилова

Исповедник Православия. Жизнь и труды иеромонаха Никиты (Сапожникова)

Баба Паша

Из редакционной почты «Благовеста».

Из редакционной почты «Благовеста».

В молодости я как-то спросил свою старенькую бабу Пашу:
— А что, баба, должно быть, и не страшно вам помирать? Много пожили, много повидали, да и многое познали. И если уж доведется помирать, так ведь и не обидно.
Мне казалось, что вопрос мой аргументирован и логичен. Да и задал я его в мягкой, доверительной обстановке, чтобы не задеть души бабули.
— Нет, милый, — спокойно ответила она. — Не обидно и не страшно, немощной не хотелось бы быть. Но помирать еще не хочется, вон как жись-то изменилась. Сколько всего нового, необычного. И интересно мне, что же это дальше-то будет?!
Тяжело ей было вырастить и поднять своих пятерых сыновей и двух дочерей. О своих детях, как растила, она рассказывала самую малость. Голодно было в военное время. Тянула из последних сил. Жила с надеждой и верой. И вот помог, видимо, Господь в одночасье. Был у нее дядюшка, не знаю уж, по какой линии родства. Не безбедный дядюшка. В кои-то годы припрятал он где-то несколько золотых монеток. Но, будучи хворым, скончался, не поведав о месте тайника. Как уж там случилось, мало кто ведает, но монетки нашли. И баба Паша тайно по одной штучке выменивала их на продукты для прокорма большой семьи.
Я никогда не слышал от нее упреков в адрес тогдашней советской власти. Не слышал и сетований на нехватку средств, тесноту и неудобства. Она как-то безропотно несла свой крест… Для меня ее лик всегда был светел. Сухонькое маленькое лицо с благородными чертами. В глубине глаз некая усталость от пережитого и нелегкого прошлого. Мне нравилась в ее лице еле заметная улыбчивость вперемешку с пытливым прямым взглядом, от которого исходили внимание и забота. Эта черта передалась и ее детям. Должно быть, я ее немало огорчал в детстве своими проказами, но не помню ни окрика, ни шлепка. (Вот от отца мне доставалось с избытком…) Баба Паша относилась к нам с трогательной лаской. Мы были дети ее умершей дочери. Вокруг нее всегда было людно от разновозрастных сыновей, дочерей, снох и таких же разновозрастных внуков. Людно, но не шумно. Она и болела-то тихо, стараясь не досаждать близким своим нездоровьем.
Мне казалось, что она будет жить вечно, и я хотел этого. Очень хотел. Правда, мало чем содействовал. Теперь уже признаюсь, каюсь и сожалею. Уезжая от нее в дальнейшую самостоятельную жизнь, я почему-то был уверен, что в любое время увижу ее, когда захочу. Немного недопонимал, не соизмерял времени и годов. Жизнь закружила своим водоворотом. Новая, не менее интересная, необычная жизнь.
В армию меня провожали Валерка — друг со двора, моя вездесущая тетя Анна Тимофеевна и, конечно же, баба Паша. Тольятти. Площадь Свободы. Разношерстная толпа, автобусы, чья-то писклявая гармонь. Подвыпившая молодежь похлопывала своих «корешей», обнимала голосящих родственников, слюняво целуя подружек. Военкоматские проверяли списки призывников.
— Ну, с Богом, — произнесла баба Паша и своими тонкими перстами старательно трижды осенила меня крестным знамением. Я прижал ее руки к своим щекам, молча поклонясь. Кожа ее рук была тончайшей, почти пергаментной. Прощальная «Славянка» больно ударила по лопоухим ушам на стриженой голове и еще больнее — в глубь пока что не широкой молодой груди. Не дожидаясь отъезда автобусов, в которые расселась эта наша призывная братия, она засеменила наискосок через площадь в церковь. Церковь баба Паша посещала регулярно. Вера ее была без фанатизма, спокойная и без суеты. В то раннее утро, должно быть, Господь услышал ее тихие настойчивые молитвы, поскольку служба у меня протекала довольно сносно.
Из армии я писал родным, делился и с ней время от времени «тяготами» службы. В ответных письмах, не все понимая, она стыдила и отчитывала меня за «наряды вне очереди», приводила в пример своих сыновей — моих дядьев, рассказывала об их примерности, трудолюбии и уважении. И на старый манер советовала:
— Ты там курящим записывайся, им деньги дают на махорку. А некурящим — сахар, на кой он тебе нужен. За деньги прикупишь всю надобность…
Это сейчас нахлынули далекие детские воспоминания о бабе Паше, а тогда, наверное, уверовалось в подсознании, что хоть я и уехал, но рядом с ней ее дочь и еще крепкие сыновья, такие надежные люди. Уже тогда, уезжая, надо было, не стесняясь, низко поклониться ей и еще раз прильнуть к редким поседевшим прядям, к ее пергаментным сухоньким рукам…
Не совсем она верила в космос и говаривала:
— Выдумки все это, напрасно Бога гневят, там Его Царство.
Это, должно быть, от искренней Православной веры ее. Правда, некоторые из наших родных говорили, что в вере своей в Бога баба была непререкаемо сурова. Да, она не терпела никаких противоцерковных нападок. Помню, как ее пошатывало от слабости во время постов, которые она свято блюла. Но не помню, чтобы ее угол был заставлен иконами. Некоторые из ее церковнославянских книг я сам брал в руки. Не понимая старославянской азбуки, бережно перелистывал их подтлевшие странички и поглаживал потрепанные переплеты. Я не вникал в текст, мне было важно соприкосновение с чем-то очень далеким прошлым, издревле почитаемым. Да и молилась баба незаметно.
— Разговариваю с Богом, — поясняла она, и я невольно притихал.
Должно быть, баба Паша, как и все верующие бабушки, относила свои пожертвования в храм из того немногого, что у нее имелось. Тетя Анна Тимофеевна что-то ей выговаривала по этому поводу, но я не вмешивался. Лично со мной баба беседовала на тему веры очень даже сдержанно.
— Не отвергай, если и нет веры, — спокойно поясняла и, зная мою склонность посмеяться и подшутить, добавляла: — Ты не юродствуй и не ехидничай, грех это.
У нас дома хранится ветхая церковнославянская книга, переданная мне тетей Аней. Это, пожалуй, единственное, что осталось у меня на память о бабушке, да еще старые картонные порыжевшие фотографии, на которых она выглядит одинаково свято-благородно. Ее постоянная забота о нас была такая же, как и обо всех, кого она вырастила. Нет, не случайно у нее орден «Материнская Слава».
Последний раз я видел бабу Пашу тяжело больную. Мы приехали в Тольятти и с сестрой Любой и братом Евгением навестили ее. Кажется, тогда я не нашел ни нужных слов, ни утешений. Баба беззвучно плакала и приговаривала:
— Слетелись, голубки, слетелись… родненькие.
Я как-то покорно, обезсиленно разом сник, смекнув о ее безнадежном диагнозе. Ее провалившиеся глаза были печальными, а лик увядшим. Нет, не подшустрил, не подсуетился. Должно быть, передалось чувство всей нашей родни — чувство ожидания конца. Неприятное, опустошающее чувство…
От родных я слыхал, что моя баба Паша, Прасковья Романовна, происходила из благородной и знатной семьи Андриановых. Во избежание притеснений со стороны тогдашней власти ее отдали замуж за простого, но делового человека. Ее муж, мой дед Тимофей Гаврилович Борисов, вел крепкое конное хозяйство. Он погиб в Отечественную. Я послевоенный и потому не могу его помнить. Родные говорили, что дед был недюжинной силы, строгий и в то же время добрый…

Я рассказал вам о моей родной бабуле прежде всего в память о ней. Конечно же, таких людей тысячи и миллионы. Миллионы лиц и судеб… Пренебрежение к предкам, к их памяти в последнее время стало заметным. В нынешних фильмах почти нет места для родителей. Молодежь сама вершит дела, и мы, те, кто их вырастили, вроде даже и мешаем им. Нудим своими советами да примерами. На телеэкранах «звезды» и публичные люди. Все меньше места хлеборобам и тем, кто у станка, у мартенов. Не видно тех, кто в забое. Что роптать, жизнь действительно поменялась. Она теперь в «офисах»… И я не о засилии — насилия, которое теперь повсюду, а о безсилии, о утрате интереса к роду, к корням, к родословной. И мало кто знает свою родственную и фамильную связь, редко кто интересуется ей. Но никогда не поздно заняться своей родословной, только сделайте это не откладывая, прямо сейчас. Сейчас, пока живы ваши родственники, бабушки, дедушки. Помогая друг другу, вы почувствуете умиление от содеянного и силу. Пусть вас объединит память. И пусть вам поможет общекоренное: родной — родник — природа — народ — родина.

Рис. Германа Дудичева

Александр Ионов, г. Чистополь, Татарстан
08.02.2008
949
Понравилось? Поделитесь с другими:
См. также:
1
2
Пока ни одного комментария, будьте первым!

Оставьте ваш вопрос или комментарий:

Ваше имя: Ваш e-mail:
Содержание:
Жирный
Цитата
: )
Введите код:

Закрыть






Православный
интернет-магазин



Подписка на рассылку:



Вход для подписчиков на электронную версию

Введите пароль:
Пожертвование на портал Православной газеты "Благовест":

Вы можете пожертвовать:

Другую сумму


Яндекс.Метрика © 1999—2024 Портал Православной газеты «Благовест», Наши авторы

Использование материалов сайта возможно только с письменного разрешения редакции.
По вопросам публикации своих материалов, сотрудничества и рекламы пишите по адресу blago91@mail.ru