От начала к началу

Откуда вышла и куда идет наша литература.

Переход от русской литературы устного периода к письменному был у нас необычайно легким, потому что и былины, и сказки, и народные песни, обрядовая поэзия, пословицы были глубоко нравственными, учили праведной жизни. Любая наша былина перевесит все красоты гекзаметров античности, ибо она обязательно воспевает добро, призывает к защите родной земли. То есть наши предки, «не знающие закона», жили по Закону. И русских тысячу лет назад не надо было насильно загонять в днепровскую купель, они шли в нее с радостью. Но не радовало это падшего денницу. И он взялся за свое дело: доказать, что можно жить без Бога.

И началась Новозаветная история: схватка света и тьмы, Христа и велиара. И сколько же мы прошли нападений на Церковь, на веру, сколько встрясок. Они были нам на пользу. Мы же молимся ежедневно: «Да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли». А как это может быть? Когда будем безгрешны. Но как, это же трудно? Мы же не ангелы. Но мы сотворены «по образу и подобию Божию», только вот порой бываем слабоваты душой.

У русской письменности с первых шагов открылось огромное поле деятельности - учить людей жить по Заповедям. Учили по Псалтыри, по Писанию, по Житиям святых. По Поучению Мономаха. И это поле стремительно расширялось. Но враг нашего спасения не дремал. Писатели древности сеяли пшеницу, а сатана всевал плевелы, сорняки. Которые цвели, обольщали, разрастались, захватывали сердца и души, глушили пшеничные колосья. Плевелы доселе правят бал на книжном рынке. Они обязательно получат своё заслуженное, по слову Писания, они сберегаются на день Суда огню гееннскому.

Конечно, зараза в русскую литературу, в культуру, в образ жизненного поведения проникала с запада. Ну а кто виноват? Сами! Расхлебенили, как говорится, открыли настежь российские ворота, как тут в них не хлынуть всякому безбожию. Так что сами хороши.

Спасительны для России были сочинения Державина, Крылова, Жуковского, особенно Пушкина, Лермонтова, Тютчева, Достоевского, Гончарова, Островского, вслед идущих Кольцова, Никитина, Майкова… Это была могучая поддержка святителям Тихону Задонскому, Феофану Затворнику, Игнатию Брянчанинову…

Но не отставал и губитель рода человеческого. Выпустил на свет теорию эволюции. То-то заплясали бесы, а следом одержимые ими: не Бог нас сотворил, от обезьян мы. И литература пошатнулась: Белинский, Писарев, Добролюбов, Чернышевский, - вот кого тащили в красный угол. Невероятен был авторитет Льва Толстого. Не только писателя, а вещателя, свергателя трона, кощунника редчайшего. Да и никто его не изгонял из Церкви, просто в наказание лишили причастия «до покаяния». Как же, покается он, такой гигант и перед кем? Ему Сам Господь не икона («Не надо мне ни камня, ни креста на могиле», вот как!), сам от Православия отпал.

Да, две бородищи, карлмарксовская и левтолстовская, заградили путь Православному народу: первая звала идти за «призраком коммунизма, который бродит по Европе» («Манифест» Маркса), вторая - свергать самодержавие и посягать на Небеса.

Литература в то время мутила народ против царя. И кто слушал святого праведного Иоанна Кронштадтского, а ведь он криком кричал о покаянии, о вреде учения Толстого.

Но тут в атаку на Россию пошли уже бороды другие, революционные. Некогда было Ленину, Троцкому, Дзержинскому, Свердлову, тому же Бухарину, бороды отращивать, клинышков на подбородках хватало. Троцкий: «Революция делается для того, чтобы воры и проститутки стали философами и поэтами». А мы-то думали! А как издевались эти малобородые над Православной культурой!

Но пришел и на них мучитель. Безбородый, но усатый.

Начало 20-го века - в литера туре якобы серебряный век. Какой серебряный, на железо не тянет. Только и есть, что Гумилёв, Северянин, Есенин да Блок, остальное - разврат, цинизм, пляска на «пароходе современности». Потом обслуживание большевиков (Придворов - Демьян Бедный: «Что с попом, кулаком вся беседа - в брюхо толстое штыком мироеда»), а потом нытье пассажиров философского парохода: «Мы так не хотели».

Потом 20-е, 30-е годы, изгнание всего русского, сплошной троцкизм. Просьбы Хрущева увеличивать нормы на расстреливаемых. В литературе склоки, оканье Горького («Если враг не сдается, его уничтожают»)… В жизни усекновение церковных глав, казни и ссылки священников. И как только еще выжили, как?

Великая Отечественная война вернула Патриаршество. Победа породила литературу защиты Отечества: Ананьев, Астафьев, Бондарев, Бакланов, Василь Быков, Воробьев, Евгений Носов, Виктор Некрасов. Родила поэзию, дала тексты для песен: Твардовский («Тёркин»), Исаковский («Катюша»), Фатьянов («Соловьи»), Старшинов, Друнина, Горбовский, Костров, Симонов («…в бой провожая нас, русская женщина по-русски три раза меня обняла»).

А потом эстафету военной литературы приняла и очищающим валом поднимающейся волны хлынула деревенская проза: Абрамов, Астафьев, Белов, Лихоносов, Личутин, Распутин, Солоухин (по алфавиту, ибо каждый из них заслуживает первого места). Они, даже и невоцерковленные, кто-то и не причащался, но все, любя Россию, видели ее спасение на путях Православия.

Были в истории человечества великие личности. Именно великие! Каждый из них сумел увлечь за собой огромное количество поклонников, убедив поверить в его учение. Но они же были живыми людьми, прошедшими земной путь и растворившимися в бегущем времени. Может быть, и надолго, но не навсегда. А Иисус Христос - это Сын Божий, Бог-Слово, родившийся от Духа Святаго и Марии Девы и вочеловечившийся. И своей земной кончиной на Голгофском Кресте посрамивший смерть и отринувший ее. И взошедший на небеса к Отцу Небесному. И теперь вся наша жизнь - это ожидание Его Второго пришествия. Принадлежать Православию - наше главное счастье.

Вера во всемогущество человека губила человека. Хотя многие века пелось славословие именно человеку. Самомнение и гордыня зашкаливали. Докатилось и до 20-го. «Человек - это звучит гордо», - возгласил Максим Горький. (Хотя тот же Горький написал, как малый воробышек говорит человеку: «Человек, человек, у тебя две ножки, хоть и очень ты велик, едят тебя мошки. А я маленький совсем, зато сам я мошек ем».) Гордо-то гордо звучит, но это тупик. Жизнь-то и любого гордого конечна. «Сократ, афиняне приговорили тебя к смерти». - «А их к смерти приговорила природа». Хоть так, хоть так - финал. В жизни людей накапливался страх перед Аидом, Тартаром.

Но уже начинали слышать и слушать ветхозаветных пророков: жизнь на земле не заканчивается, есть ее основное содержание - потусторонний мир. И мир этот более реален, нежели реальность, ведь есть Единый Бог - Создатель всего живого. В предсказанное время пришел на Землю Христос - незакатное солнце взошло над нами. Но разве смирится с этим древнее зло - сатана. Ему же обидно: с такой легкостью пленил души, а тут между ним и людьми встала преграда - Господь. Тогда он, по примеру змия - падшего денницы, стал всевать в людей кроме гордыни еще и зависть, а она успешно ссорила людей и государства. Если бы они ополчались на врага рода человеческого - виновника их несчастий, были бы спасены. Нет, они видели врага в таких же людях, как они сами. Вот и всё. Тут тебе и революции, тут тебе и смуты.

А почему? «Потому, что люди мира сего более возлюбили тьму, нежели свет». Опять же, почему? «Потому, что дела их были злы». Видели спасение не в духовном, а в телесном. Вот это и есть главное зло в человеке против себя прежде всего.

Не нам знать, «когда закроет вечность время» (Державин), но помнить об этом - первейшая обязанность служителей Слова. Помнить, как помнили его служители в начале письменности. В начале. А потом? Оглядываешься: Боже мой, сколько же они поработали лукавому.

Но веришь, что не зря прошли века письменности. Начатая служением Богу, она много раз, иногда надолго, уходила в обслуживание сатанинского растления жизни. Более обслуживала воспевание страсти, а не любви. Опомнившись, возвращалась. Но силен враг, опять хватался за вожжи колесницы рода человеческого, заворачивал ее на протоптанные дороги, ведущие к гибели.

Последний такой разворот свершился на наших глазах одновременно и в конце столетия и тысячелетия. Как заплясали одержимые бесами в неистовом стремлении попирать всё святое, изображать разврат нормой жизни, кланяться наживе. И где они теперь, эти писаки? Да даже и неважно, где они - живы, не живы - важно, где их книги? А уже нигде, в дыре забвения. Умирали растленные книги раньше авторов. Разве может быть долгожителем книга, написанная озлоблением, а не любовью?

Русские писатели усвоили православную мудрость: Господь дал человеку свободу выбора. И чем ближе к Нему, тем мы свободнее. И знаем, что литература, не ведущая к Богу, безполезна. Мы, русские писатели, живы. Мы знаем, что одного только научного познания мира оказалось мало, нужно духовное. Его мы осваиваем и несем его людям. Идя к будущему литературы, мы идем к ее началу. Давно пора.

Владимир Крупин,
первый лауреат Патриаршей литературной премии, г. Москва.