Девушка за стеклом

Из цикла «Капельки вечности».

Вода в реке Влтаве 4 июня прибывает со скоростью 20 сантиметров в час. В Праге эвакуировали тысячи горожан, не работает метро, закрыты дороги, остановил производство крупнейший в стране химкомбинат. Несмотря на то, что дождь в Праге прекратился, вода во Влтаве продолжает прибывать. Там, где из воды торчат дорожные знаки, была автопарковка. Расположенный на набережной ресторан почти полностью ушел под воду. Вместе с подъемом воды Прага из города туристического превращается в город-катастрофу. Набережная уходит под воду с каждым часом. Музеи чешской столицы не просто закрыты — забаррикадированы мешками с песком и гидробарьерами. Закрыт и Карлов мост. Вместо готической архитектуры туристы фотографируют на память тонущую Прагу.
В Праге эвакуация началась в микрорайоне Подбаба. Вдоль русла Влтавы и в центре Праги перекрыты магистрали, тоннели, метро. Закрыт Смиховский железнодорожный вокзал.

В Праге я был всего четыре дня, в 2005 году. Наверное, можно сказать так: я был там счастлив. Город святой Людмилы! Хранителя и защитника Праги — святого Вячеслава Чешского. А преподобный Прокопий Сазавский, запрягший двух бесов в ярмо и вспахавший на них несколько десятков гектаров земли, при этом погонявший их, как хворостиной, крестом… Русский храм на Ольшанском кладбище, вокруг которого встали кругом, в молчаливый хоровод, могилы наших эмигрантов в первом поколении. Карлов мост с его таинственными скульптурами… Одним словом, Злата Прага!

Мы ездили группой, самарские журналисты из крупного газетного медиахолдинга. Нас было человек пятнадцать. Из церковных журналистов был только я один, остальные — мои светские коллеги по перу. Жили в небольшой гостинице в самом центре города. А рядом на этой улице… сразу несколько публичных домов. Словно бы Прага, стряхнув с себя «путы коммунизма», спешно натянула на себя одеяло всевозможных западноевропейских пороков. Сутенеры-негры, всюду снующие, безцеремонно зазывали клиентов. Огромное количество ресторанов и борделей со стриптизом. Толпы пьяных немцев. О, пьяные молодые немцы, это тема для отдельного разговора. Даже наш интеллигентнейший, толерантный Чехов однажды в сердцах признался: «Мне противны игривый еврей, радикальный хохол и пьяный немец». Резковато выразился. Сейчас так не принято говорить. Игривых евреев и радикальных хохлов мне в Праге не встретилось как-то. Да и с ними вполне можно мириться. А вот немцев, и как раз пьяных — там была уйма. Они вполне мирно словно бы заново оккупировали город, по крайней мере его центр, и «оттягивались» там по полной… Ведь от Германии до Праги рукой подать. И шумно отдыхающим не до Кафки, не до готической архитектуры столицы Чехии — самого атеистического, к слову сказать, в Европе государства (по числу атеистов чехи давно превзошли всех вокруг). Пьяным немцам под стать только пьяные шотландцы в традиционных юбках, их почему-то тоже было в Праге в те дни немало. Перефразируя Чехова (обратите внимание на созвучность его фамилии пражской обстановке), я бы сказал чуть толерантнее, вот так: мне неприятны негр-сутенер, футбольный фанат из Шотландии и… все тот же пьяный немец. Уж простите за резкость…

За освобождение этого города бился с фашистами мой двоюродный дед Шурец — Александр Иванович Орлов-Артяев. Мой дед, кавалерист, оставил даже интересные воспоминания об этой странице своей жизни. Но вот сейчас Прага подпала под уже иную оккупацию. Оккупацию пороком и грехом. Стала Злата Прага чуть ли не всеевропейским борделем. Я не был в настоящей Западной Европе. Не знаю, как у них там. Но ни в радостной Италии, ни в ликующей Греции, ни в светящемся Израиле, ни на добром Кипре я не видел ничего подобного. Весь центр Праги в радиусе нескольких километров представлял из себя нечто для нас непривычное…

От этого мне в Праге стало не по себе. Мой Православный друг Александр, пражский рыцарь святой Людмилы (о нем я писал в ставшем широко известном очерке «Город святой Людмилы») — повел меня в бар, «где настоящее чешское пиво». Не знаю уж, какое у них там пиво. Мне как-то стало не до него. Просто сразу увидел там человека, у которого на голове был выбрит… крест! Мне и этого сразу хватило. Оказавшись в жутковатой среде, стал затравленно наблюдать за «их нравами».

Наводнение в Праге напомнило европейцам о библейском потопе.

Девушки наши и парни все разбрелись по городу кто куда. А когда ближе к ночи мы встретились (кроме одной — ее утянула-таки до утра своими огнями заманчивая Злата Прага), стали делиться впечатлениями и тяжело вздыхать. Журналистка из сельскохозяйственного еженедельника рассказала про встреченного ей в кафе странного раскрашенного под индюка «всеевропейца», который строил глазки исключительно мужчинам… За редактором деловой газеты увязалась девица с панели и ни за что не хотела оставить его в покое. Еле отвязалась, когда он сказал ей пару слов от души. Поняла без переводчика. Мужчины обсуждали какой-то особенный, даже по пражским меркам, бордель, где берут деньги лишь за «погляд» чужих грехов. Так им негр-сутенер объяснил на хорошем русском языке. В Ленинграде учился он на философском факультете… Не пошли туда наши парни, постеснялись. Да и денег жаль.

В общем, впечатлений навалом было. И все из одной области. Ничего более грязного никто из них, по-видимому, не встречал. Хотя вроде бы не ханжи и отнюдь не паиньки. Журналисты народ тертый. А тут… Вляпались, одним словом.

Я уж им не стал рассказывать, с чем мне пришлось столкнуться этим вечером в Праге.

… Поздним вечером я возвращался к себе в отель. Быстро стемнело. Позади был длинный-предлинный день со множеством самых разных впечатлений. Все началось еще в трамвае — я сразу из гостиницы утром поехал в храм (был праздник Вознесения Господня) на Литургию. Но не знал, как у них принято платить за проезд, да и кроны еще не успел поменять. И меня высадили почему-то именно на Иерусалимской улице, возле сияющей золотом пражской синагоги. Но на Литургию в наш храм я все-таки попал на перекладных. И еще много, много, много всего было… И вот до гостиницы осталось всего пару кварталов по совершенно безлюдной, словно вымершей улице… красных фонарей. Я уже представлял, как вытяну ноги на постели у себя в номере. При этом буду горделиво ощущать себя не где-нибудь, а в Праге. Даже придумал про самого себя веселую стихотворную строчку: «Раз по Праге проходил// Очень странный господин… » Строчка понравилась, но мне подумалось, что Прага видала господ и постраннее меня… Вот ведь угораздило нас оказаться в чистенькой, тихой, ухоженной гостиничке и на такой вот улице. Ведь не все же улицы в центре Праги такие? Не все?

Но еще одно удивление ждало меня впереди. В нескольких витринах домов терпимости (то есть, как бы толерантности) стояли полуголые женщины и немного кривлялись за стеклом, пританцовывали. Зазывали! Живые, не мумии и не куклы. Вот я прошел одну такую живую витрину, вторую. Да когда это кончится?

Осталось пройти всего одну. Или уж перейти на другую сторону улицы? Но и там, наверное, увижу нечто подобное. И вот я взглянул на витрину. За стеклом стояла молодая симпатичная девушка лет двадцати или чуть больше. С мягким славянским лицом, без резкой тени какого-то сильного порока. Она мягко и грациозно двигалась в такт неслышной для меня музыки. И при этом совсем не кривлялась. Я невольно взглянул на нее, мгновение упустил и чуть-чуть задержал внимание. Прилог!… Накрапывал летний дождь (было самое начало июня). Мне показалось ее лицо знакомо. Где мог ее видеть? Наверное, показалось. Девушка тоже увидела меня и как-то тихо, мило улыбнулась с витрины. И с мягкой улыбкой посмотрела на меня. Наши взгляды встретились — между нами (через стекло) было не более двух метров.
И вдруг по лицу ее пробежала какая-то тень. Не то удивления, не то стеснения. Почти испуга. За кого она меня приняла? За соотечественника? За своего брата? Который приехал за ней и вот сейчас устроит скандал в заведении… Писала же матери, что учится в Пражском университете, а тут… Она вдруг соскочила с подоконника и тут же растворилась в мареве за стеклом. Я мгновенье помедлил и несколько удивленный зашагал дальше. Поскорее прошел мимо, так ничего и не поняв в случившемся. Вскоре уже я разлегся перед телевизором в своем номере.

На следующий день журналистка из нашей группы стала рассказывать о своих впечатлениях от ночной Праги. Задела в разговоре и эти «живые витрины». Сказала, что здесь в заведениях этого типа в основном работают славянки из Восточной Европы. Больше всего тут украинок (спустя время выйдет на экраны фильм «Чужая», где эта украинская тема в ночной Праге очень жестко прозвучит).

И вдруг мне все стало чуть-чуть понятнее. Борода! Вот что ее смутило, даже напугало немного. Вот что заставило ее убежать со своего срамного «поста». Она этим летним вечером узнала во мне… «священника». А что, в строгом костюме, с бородой лопатой… такое тут не часто встретишь. А так как она все-таки Православная, и не совсем все стерто еще в ее душе… Да и не всё, далеко ведь не всё подлежит стиранию… Вот она и не выдержала — убежала. Ей стало, должно быть, непереносимо стоять вот так вот в витрине перед тем, кого ее мать, наверное, называла батюшкой. Обозналась она, не священник я вовсе. А просто Православный человек. Но дело-то ведь не в этом.

Больше в те пражские вечера я не ходил по той стороне улицы.

Спустя год или два из Праги вернулся мой добрый знакомый, директор крупной самарской компьютерной фирмы. Его тоже изрядно «озадачила» ночная Прага. Обменялись своими впечатлениями и нашли их схожими. Значит, мне не пригрезилось, а все там действительно именно так.

… И вот над прекрасной Прагой разверзлись небесные хляби. Затоплен ресторан «Чертовка» под Карловым мостом. Да и на сам этот мост не допускают туристов. А тихая, толерантная речка Влтава вдруг странным образом взбычела и с ревом стала терзать погрязший в грехах город. Значит, еще не скинули Прагу со своих спасительных рук ни Святая Людмила, ни ее внук, князь-воин Святой Вячеслав Чешский. Может, взбунтовавшаяся Влтава смоет с пражских улиц всю накопившуюся за десятилетия либеральной «свободы» грязь и накипь греха? И наутро чудный, умытый город — Злата Прага — засияет свежими, чистыми красками?

Антон Жоголев