«Русское Солнце, или Новые тайны русского слова»

Главы из новой книги Фазиля (Василия) Ирзабекова.

См. также

«Говорите-говорите, я вас не слушаю!»

Не могу не поделиться с тобой, мой добрый читатель, одной болью. Один из самых мудрых людей, когда-либо живших на нашей земле, философ Сократ справедливо полагал величайшим на земле блаженством беседу умных людей. Почему я вдруг вспомнил эти слова великого грека? В том-то и дело, что не вдруг; хочу обратить внимание на то, что, как правило, остается за рамками нашей речи, а именно — как мы разговариваем друг с другом. Исконное русское слово наука по Шишкову значит на ухо. Интересная версия, и если следовать ей, то выходит, что давным-давно русский человек понял, осознал: воистину просветить, умудрить человека может удивительная способность слышать другого. Да-да, как и многое в русском языке, это тоже связано со Христом, с Его звучащим рефреном сквозь два тысячелетия Евангельским назиданием: «Кто имеет уши слышать, да слышит!» (Мф. 11, 15; 13, 9, 43; Лк. 8, 8, 15; 14, 35). Заметьте, именно слышать, а не помногу говорить (что нередко называют еще пусть едким, но таким точным словом умничать) или же много читать. Разве не встречаются нам люди, прочитывающие «запоем» горы всевозможных книг, но не приобретшие не только твердых основ каких-либо знаний, но даже навыков нормального человеческого общения? Есть, правда, иная небезынтересная версия, объясняющая происхождение этого гордого слова от глагола научаться. Но, согласитесь, и тут слышится все то же ухо.
…Во время ссылки на Кавказ Михаил Юрьевич Лермонтов проживал, в том числе, и в Азербайджане, где в горном районе, который и по сей день называется Гусары (потому как там некогда квартировал гусарский полк), сохранился его домик, давно ставший музеем. Современники свидетельствуют, что великий поэт живо интересовался историей и культурой моего народа, и плодом его стараний стала знаменитая поэма «Ашик-Кериб». К слову, неизменно с благодарностью вспоминаю выдающегося режиссера, тбилисского армянина Сергея Параджанова, с трогательной бережностью подошедшего к экранизации этого шедевра и создавшего, в свой черед, шедевр кинематографический — ведь у него герои за кадром говорят на азербайджанском языке. Так вот, Михаил Юрьевич, как свидетельствуют современники, не терял времени даром и довольно сносно овладел местным языком, даже заучивал пословицы и поговорки, любимая из которых нравилась ему своей звукописью. Не возьмусь перевести ее именно по причине непереводимой игры слов. Смысл же состоит в том, что если ты молвил одно слово, другое обязательно выслушай. Иначе, чередуй говорение со слушанием собеседника. Предпочтение гения кажется мне весьма закономерным, до того трепетно относился он в своем творчестве к каждому слову. А теперь давайте-ка припомним, как общаемся, как беседуем порой друг с другом сами. Причем непринципиально, происходит ли общение по телефону или в уличной толчее, за праздничной трапезой или в вагоне метро. В любом случае, это надо слышать! Итак, двое вступают в беседу, но не успевает начавший договорить свою фразу, как другой перебивает его. И знаете почему? А потому, что он ведь не дурак и сразу понял то, о чем ему собираются так долго (а время-то ныне — деньги!) и нудно втолковывать. Но первый собеседник, конечно же, не дает ему договорить, потому как разгадал, похоже, мысль другого; и до того ему обидно, что его сообщение сочли таким примитивным. А потому с удвоенной силой он будет теперь доказывать, что нет, он вовсе не так прост, как показалось его приятелю (приятельнице). Надо видеть противоположную сторону, которая из мирного собеседника по мере общения превращается в разобиженного оппонента, тщательно, впрочем, скрывающего свою досаду (а то подумают еще, что некультурный человек). Теперь его задача (или, вернее, сверхзадача) состоит в ином: надо как можно скорее дать понять этому болтуну и пустобреху… дальше продолжать или не надо? Одним словом — молчи, когда мы с тобой разговариваем! Да и тебе, дорогой читатель, — я просто уверен — картина эта знакома до боли. Как же это модное ныне пресловутое «общение» не похоже на традиционное русское: «Наговорились, как меда напились»…
Когда-то аристократы обучали своих отпрысков искусству (!) беседы и риторики, в среде же простого народа залогом достойного словесного общения служило почитание старших, воспринятое чуть не с молоком матери. Поразительно, но ныне между говорящими часто нет никакого различения возраста и пола. Чтобы убедиться в этом, достаточно побывать в любой — на выбор — средней общеобразовательной школе или высшем учебном заведении и стать свидетелем таких словесных баталий между учителями и учащимися, преподавателями и студентами, девушками и юношами, о которых лучше и не упоминать. Вспоминаю в этой связи рассказы покойного деда о порядках в «царской» гимназии, где директор этого учебного заведения (в отличие от нынешних, лицо очень влиятельное) даже к учащимся из нулевого класса (!) обращался исключительно на «вы». Наверняка великий Сократ, наслушавшись всевозможных современных нам «базаров», «терок» и «толковищ», изрек бы горестно: «Ну нет, уважаемые, я имел в виду совсем иное…»

«Над небом голубым…»

Не знаю, знаком ли был Николай Васильевич Гоголь с мыслями Шишкова и схиигумена Парфения (Агеева), но как проникновенны его слова из «Выбранных мест из переписки с друзьями»: «Нужно вспомнить человеку, что он вовсе не материальная скотина, но высокий гражданин высокого небесного гражданства. Покуда он хоть сколько-нибудь не будет жить жизнью небесного гражданства, до тех пор не придет в порядок и земное гражданство».
Кстати, нелишне будет поведать о той печальной метаморфозе, которую претерпело само это слово гражданин в советский период нашей истории. Ведь именно тогда оно стало ассоциироваться с понятием казенщина, более того, с весьма специфичным понятием общения с «гражданином начальником». Вспомним, будучи заподозрен в чем-то противоправном, человек из дружественного разряда «товарищей» автоматически переходил в печальную группу изгоев — «граждан». А ведь изначально слово это означало высшую похвалу и пожелание Православному человеку стать по завершении земного бытия насельником Небесного Града Иерусалима, и именно от этого Града ведет свое происхождение высокое слово гражданин. Не потому ли так нелепо звучат для нас, нынешних, бывшие некогда хрестоматийными строки: «Смотрите, завидуйте, я — гражданин Советского Союза!»
Как известно, памятник гражданину Минину и князю Пожарскому, воздвигнутый в 1818 году на Красной площади, стал первой скульптурной композицией в Москве. В книге В. Муравьева «Московские слова, словечки и крылатые выражения» читаем: «В ту войну имена героев XVII века были символом освободительной борьбы и ее знаменем: царский манифест о народном ополчении, приказы главнокомандующего призывали народ к тому, чтобы враг и ныне встретил в каждом дворянине Пожарского, в каждом гражданине — Минина».
Вот и в популярной песне в исполнении Б. Гребенщикова «Под небом голубым» (авторство его кажется весьма сомнительным, ведь мелодия и стихи принадлежат Владимиру Вавилову и Андрею Волохонскому) всего из-за одного единственного предлога искажен ее сокровенный смысл. На самом деле стихотворение это звучит несколько иначе: «Над небом голубым есть Город Золотой…» Ведь песня эта повествует нам все о том же Небесном Граде Иерусалиме.
Радостное созвучие этим мыслям автор обнаружил в одной из статей иеромонаха Серафима (Роуза): «Мы знаем, что с момента первой проповеди Евангелия до сего времени со всех концов мира собираются граждане одного и того же града, чтобы сделаться сынами Царствия Небесного. Все граждане этого града говорят на одном языке, все знают друг друга, потому что они прошли одну и ту же жизнь в Православии; прошли через одну и ту же борьбу по законам духовной жизни».
А взять, к примеру, слово славяне — по Шишкову, это люди, одаренные особым даром слова. И это правда: ни у одного народа в мире нет больше такой великой литературы, каковой является русская словесность. Конечно, есть множество народов, литература которых насчитывает не одно столетие и даже тысячелетие, но дело не в возрасте. Хотя по историческим меркам русская словесность еще достаточно молода в силу юности нации, главное ее отличие от всех иных прежде всего в том, что в творениях ее классиков, как ни в какой иной литературе, показана вся глубина, все неуловимые оттенки движения души человеческой — ее ангельские лучезарные взлеты и тяжкие мрачные падения. Никогда и нигде не ставились доселе так властно и с такой пронзительной любовью и болью «проклятые вопросы» человеческого бытия. А потому, отмечая то огромное влияние, которое она неизменно оказывала на весь строй души русского человека, его умонастроения и, в конечном итоге, на судьбы нации, находившийся в эмиграции Иван Алексеевич Бунин в 1925 году горько констатирует: «Нынешнему падению России… задолго предшествовал упадок ее литературы».
Известный академик О.Н. Трубачев предположил, что славяне — это «ясно говорящие, понятные друг другу». Ведь, как известно, немцами поначалу и в течение довольно длительного периода на Руси называли вообще всех иностранцев-европейцев, потому как те не говорили по-русски, ну совсем как немые. Правда, довелось познакомиться и с иной версией происхождения этого слова, согласно которой немцы — это те, кто не мы.
Вспоминаю, как покойный дед мой, окончивший классическую гимназию, а позже преподававший в ней, неизменно называл литературу словесностью. Невольно задумываешься о том, как же правильно обозначали наши воистину просвещенные предки важнейшую область человеческой деятельности, более иных связанную с человеческой душою: именно словесностью, а не литературой, где литера — всего лишь буква. Воистину, «имеющий ухо слышать да слышит…» (Откр. 2, 17).

См. также

Василий Ирзабеков

15.10.2009