Советы святого праведного Алексия Мечева

«Молитва требует покоя, а у вас его сейчас нет. Вас тащат в разные стороны. Потом устаете физически очень. При этом молитва не пойдет. Первое для нее — покой, чтобы не тащили никуда, не теребили бы. Когда так жизнь идет, то молиться нужно умом, не обращая внимания, что душа не отвечает. Вникайте в слова молитвы. Ничего, пусть умом, пусть как-нибудь, но молитесь, молитесь. Не спрашивайте с себя того, что вы сейчас не можете дать. Не приходите в отчаяние. Успокоится ваша жизнь, тогда можно будет, а теперь нет».

Такое состояние, о котором говорил отец Алексий (Мечев), теперь знакомо многим. Покоя в жизни очень мало, помех же и препятствий к молитве, к сосредоточенности — очень много. И вот в таком состоянии можно или надрываться от неудовлетворенности, или откладывать «на потом» (авось когда-нибудь жизнь успокоится), или в безсилии терзаться отчаянием, не видя впереди никаких возможностей как-то выйти из такого состояния. Отец Алексий, между прочим, обращает внимание не на то, как можно оценить свое состояние, чего ждать или добиваться, а на единственно нужное и возможное в условиях большого жизненного безпокойства — на внимание к словам молитвы. Пусть времени мало на молитву, но и малое пусть будет со вниманием. Пусть только умом что-то воспринимается, но все-таки воспринимается. А не пролетает мимо. Пусть душа устала, не в силах ничего уже воспринимать — но просто внимательное, вдумчивое произношение молитвенных слов сделает свое дело: душа не останется совсем без пищи, без навыка к молитве, без потребности в молитве. Если только ждать, когда будут условия, когда будет тишина и покой, не делая возможного теперь, то в этом случае есть опасность не суметь войти в стихию молитвы, вдуматься в привычные слова, пережить их, оживить ими иссохшую и окаменевшую душу. Опасность серьезная, потому отец Алексий и просит: «как-нибудь, но молитесь!»

«Перед чтением Евангелия перекрестись и скажи: «Господи, вразуми меня, дай мне понять, «что тут есть». После этого бывает, что нечаянно находит как бы какое осенение и начинаешь понимать смысл того или другого. Тогда надо взять и записать эти мысли».

Отец Алексий (Мечев) советует не просто слушать или читать Евангелие, но относиться творчески к такой возможности. К сожалению, мы в своей суете или кое-как читаем, или кое-как слушаем. Мешает не только спешка, суетливость всей жизни, но и сознание, что, в общем-то, мы Евангелие знаем. В этом отношении поверхностное знание вредит больше, чем полное незнание. Кто совсем не знает, так и считает себя в этом невеждой. А тот, кто когда-то что-то читал или слышал, бывает уверен, что ему все знакомо, что нового ему здесь искать нечего… а читает потому, что надо. Если после чтения Евангелия спросить, что же читал один, а слушал другой, то не так редко можно было бы услышать в ответ, что один не помнит, о чем читал, а другой — о чем слушал. Чтобы такое бездумное, безответственное чтение не стало привычкой, надо нам начинать так поступать, как советует отец Алексий. Первое обращение — к Господу за просвещением ума «разумети Писание».
Дальше — готовность внимательно вникнуть в знакомые слова и, если что-то вдруг засветится в этих словах, записать себе. Только ни в коем случае нельзя из этого делать вывод, что «это мне Господь открыл по Своей милости…», с оттенком самоуважения и самохвальства. Если такое будет возникать, все хорошие мысли пропадут. Будет душа как пень. Тогда и усиленное внимание не поможет. Что же тогда делать? То, что отец Алексий советует: смириться, принять состояние окамененного нечувствия как заслуженное для себя, просить прощения и просвещения Свыше. И впредь остерегаться собой даже в душе хвалиться.

…«Очищение души и приближение ее к Богу делается здесь, вот в этой самой будничной, серой жизни. Оно сопряжено со многими скорбями и трудностями. Не думайте, чтобы я стал объяснять вам красоту духовной жизни и как достичь Царства Небесного. Я буду объяснять вам, как жить с людьми, с которыми нас Господь поставил».

Так говорил отец Константин, близкий друг и единомышленник отца Алексия Мечева. После кончины отца Алексия отец Константин некоторым духовным детям отца Алексия мог помогать духовно, ободрять, укреплять, вести тем же путем, каким вел и отец Алексий. Путь этот можно определить как возвращение к человеку, о котором часто забывается среди суеты, своих дел и даже увлечения «духовной жизнью». Не может быть никакой духовной жизни у тех, кто не умеет жить с людьми. С теми людьми, которые рядом. Для верующего человека нет случайных встреч, нет попутчиков в жизненном пути, которые сойдут, как в поезде, на следующей остановке и забудутся навсегда. Все, с кем мы встречаемся, живем, знакомые, кто рядом с нами сейчас — все они наши ближние. Их, а не кого-то другого, кто далеко и нас не видит часто, не знает нас «во всей красе», мы обязаны любить. Заповедь эта так же значительна, как и подобная ей — о любви к Богу.
Жить с людьми по заповеди Божией, то есть принимая (а не возмущаясь, не бунтуя) их такими, какие они есть, любя их и взаимно помогая друг другу — целая школа. Трудная школа, где надо учиться и учиться, без скидок на усталость, занятость, обиды (ближние-то не всегда будут отвечать добром на добро, благодарностью на заботу, пониманием на стремление помочь). Успех такого обучения немыслим без помощи Божией, а это сразу ставит задачу учиться молиться, учиться понимать свои недостатки. Вопрос спасения души уже не будет стоять где-то в стороне от реальной жизни.

«Когда молитесь, поминайте родителей. Это очень важно, чтобы мы всегда поминали тех, кто о нас заботился, кто нас так любил»

Отец Алексий, советуя это, видимо, желал помочь таким образом каждому молящемуся смягчиться. Одному — от теплых чувств к родителям, родственникам, другому — от чувства заботы, доброжелательности к ним же. У всех или почти у всех прежде к родным, к родному дому, к близким своим было теплое, благодарное чувство. Им согретая душа могла свободнее и легче обратиться к Богу. Молитва объединяет. В молитве перед Богом все живы, теперь живущие и скончавшиеся. Молитва помогает и молящемуся о родителях, и родителям, уже покойным. Молящиеся чувствуют себя не одиноко среди оставшихся, даже если самые близкие и дорогие умерли. Это чувство общности в Боге через Церковь обогащает душу, укрепляет ее и вдохновляет на труд и терпение. Кроме того, это еще и долг признательной и благодарной души. Для верующих родителей молитва детей особенно дорога и приятна. В молитве этой — вся их любовь, всегда живая, проходящая все границы, не стесняемая ни расстоянием, ни временем.
Без всякого сомнения, молиться о любящих, о любивших когда-то, растивших с заботой и трудностями обязательно надо. Это приятный долг, потому что хорошо будет всем от такой молитвы.

На вопрос, как оживить Церковь, отец Алексий отвечал: «Молиться».

Молиться! Молиться ведь тоже уметь надо, значит, и учиться молиться надо. Наука эта не привьется, если жизнь будет не соответствовать заповедям Божиим. Иногда какая-то мелочь на первый взгляд, но вызванная недобрым чувством, может навредить себе и другим так заметно, что тогда о молитве говорить даже странно. Оживить Церковь — это все силы приложить каждому, включая и иерархию, чтобы жизнь была (семейная, личная, общественная) по заповедям Божиим. Жизнь такой без молитвы не будет. Молитва и жизнь нераздельны. Если каждый будет думать о том, что его жизнь, даже просто личная, домашняя, никого не касается и он волен вести себя как ему вздумается, то рано или поздно он будет или пустоцветом в Церкви, или, еще хуже, предметом соблазна и камнем преткновения для тех, кто по имени христианина хотел бы видеть и жизнь христианскую. Никакие реформы, решения, самые благие мероприятия не могут сделать церковное общество живым, если не позаботиться каждому его члену о жизни по евангельским заповедям и о молитве, которая очищает, вдохновляет, исправляет эту жизнь. Конечно, это же, только в большей степени, относится и к пастырям Церкви. Пример жизни самого отца Алексия свидетельствует об этом. У него в храме это особенно ощущалось. Его молитва держала многих, объединяла около него, вдохновляла на труд и терпение, несла семьям тех, кто общался с ним, тот мир и свет, который был так нужен, чтобы жить. Он опытом знал, как необходима молитва для жизни и каждого человека, и семьи, и общества, и всей Церкви, потому и указывал на самое могущественное средство ожить — молитву.

О молитве Иисусовой отец Алексий говорил:
«Число раз — не важно. Главное — как можно чаще. Ешь, пьешь, ходишь, говоришь, работаешь — все время надо ее читать про себя или в уме. Ночью проснешься — тоже. Только как можно проще, совсем-совсем просто».

Обычно нам кажется, что это занятие — для пустынников, отшельников, для тех, кто условиями жизни не связан так, как мы, простые люди, с работой и хлопотами, мешающими помнить о молитве. Между тем отец Алексий говорил это не монахам, не отшельникам или пустынникам, а таким же обычным людям, работающим, спешащим, устающим днем, не всегда крепко спящим ночью. Почему же он все-таки советовал именно Иисусову молитву? Вероятнее всего, потому, что она короче других, что в ней нет ни одного слова, которое бы как-то отвлекло от самого главного — от Господа, что она ставит человека непосредственно пред Богом, что она доступна всем. Ни особого ума здесь не надо, ни вдохновения, ни многословия. Одно важно — простота. И еще: ни в коем случае нельзя мечтать о себе (я-то, мол, уж за спасение души как следует берусь, вон какой молитвой занимаюсь!). Где «я» — там все ненадежно, все подпорчено самолюбием и далеко от Бога. Основное правило при этом: как можно чаще и проще. И  — везде, всегда, без счета и оглядки на себя.

«…Все дело в том, чтобы читать ее с чувством покаяния (речь о молитве Иисусовой). Все внимание — на слова: «Помилуй мя, грешную». Бывало, когда не слышишь, что читают, или не понимаешь, что поют в церкви, начнешь читать ее — и рассеянность пропадет, мысли и помыслы куда-то исчезают и является молитвенное настроение».

Отец Алексий, говоря так, из личного опыта знал, что очень мешает на молитве рассеянность. Она не проходит сама собой и в храме. Помочь сосредоточиться на церковной молитве может молитва Иисусова, но если у нас уже есть опыт повторения ее очень просто, с чувством покаяния. Кратко ее читать (хотя бы два слова: «Господи, помилуй») можно везде и всюду. Чем больше самых различных причин, которые мешают молиться, тем усерднее должно было бы наше обращение к такой молитве. Но и это нам трудно. Все, кто пробует заниматься ею, все подтвердят, как трудно удержать мысли от парения, от безполезных разговоров, обдумывания еще не наступившего или перебирания подробностей прошедшего. Удержать, чтобы заняться молитвой, трудно, но преодоление своего нежелания может помочь нам выработать привычку собирать мысли на словах молитвы в храме, а настроиться на молитву, то есть сердцем войти в нее поможет навык к молитве Иисусовой. Только ни в коем случае нельзя позволять себе мечтать о том, что вот так постепенно выработается из меня «делатель молитвы Иисусовой»! Кто знает свои грехи и немощи, тому важно одно: «помилуй!» Кто не знает — тому знать надо. Если не видишь за собой, то это не значит, что их нет. Это значит, что слеп человек духовно, потому самое главное в этой молитве — покаянное чувство (обращение): «помилуй!»

«В храме подальше становись от тех, которые любят разговаривать».

Разговоры в храме — показатель нашей духовной черствости и человеческой невоспитанности. Можно в какой-то момент чувствовать себя рассеянным, неспособным сосредоточиться, но это не значит, что можно мешать другим.
Как же быть с теми, кто не намерен считаться с другими?
Отец Алексий дает простой и доступный, всем возможный совет: держаться от таких подальше. Не лучше ли объяснить им, что мешают их разговоры?
— Видимо — не лучше. Обычно любители поговорить и этому будут рады, лишь бы говорили. Они найдут для себя оправдание, они любят говорить, а кто чем любит заниматься — сумеет отвоевать место и время для любимого занятия.

«Установи порядок во всем».

Это тоже совет отца Алексия. На вид обычный, привычный, ничего особенного не значащий совет. А между тем далеко не каждый умеет вести строго упорядоченную жизнь. Обычно кажется, что порядок — это всегда скука и сухость, что человек порядка, как и долга, — человек неинтересный, вечно ограниченный своими представлениями, скованный, не знающий вкуса свободы и удали. Но в жизни анархия, произвол, безтолковая сутолока мыслей, необдуманных поступков, на ветер брошенных слов… что это все? Достоинство тех, кто не умеет упорядочить свою жизнь? Нет, к порядку во всем надо себя приучать, тогда легче будет одолевать и те трудности, которые принесет каждому невидимая брань. Порядок необходим и потому, что нельзя жить, не думая о находящихся рядом. Порядок нужен и для своей внутренней жизни, для молитвы, для размышлений в пути, для оценки всех своих поступков. Прав отец Алексий — нужен всюду порядок и во всем.

Человек молится, а молитва его — будничная. Очень иногда трудно бывает. Он старается, а молитва его сухая, рассеянная. И вот посылается ему в утешение, в поощрение дивная, светлая молитва. Это как бы небесная симфония. Духовная музыка, которая наполняет его душу. На него изливается сверху как бы поток дивных, небесных звуков, и проходят у него усталость, уныние. Он может даже забыть, где он находится. Радость, покой, мир наполняют его душу. Вот что дается Богом человеческой душе в утешение и поощрение — и только. Ждать и просить этого никогда не следует.

Отец Алексий, говоря о том, что не следует ждать и у Бога просить утешения свыше, имеет в виду нашу склонность к духовному сластолюбию. Но это только наш недостаток, и его беречь, питать мечтами, конечно, не следует. Молитва, как и любое дело в духовной жизни, требует терпения, постоянства и мужества. Отказать себе в желании утешения свыше — тоже мужество. Когда Господь найдет нужным и полезным — пошлет и утешение, и ободрение, и вдохновение. Усталость в такой момент забудется, человек может почувствовать себя помолодевшим и способным на подвиги. И будет ему дано все для того, чтобы такое желание осуществить: терпеть свою сухость, безсилие своей молитвы, безрезультативность усилий, терпеть тех, кто составляет его окружение (как и окружающие терпят его), не опускать рук, когда никто не ценит усилий, делать не ради поощрений, а по чувству долга перед Богом и совестью — все это и многое другое придется испытывать куда более длительное время по сравнению с минутами духовной радости, внутреннего умиротворения и полного блаженного покоя. Зачем же так устроен путь жизни, зачем так много на этом пути колючек, больно ранящих душу?
Затем, что путь жизни готовит нас к настоящей жизни в Боге, а она невозможна для нас до тех пор, пока мы не освободимся от самомнения и самолюбия. Не будь таких смен — мы бы твердо уверены были, что всего добьемся сами. Мысль эта — самим стать для себя Богом — не давала покоя даже ангелам, что и привело к отпадению части их («буду подобен Всевышнему»). Гордыня может стать высокой стеной на нашем пути, и ничем, кроме смирения, ее не одолеть. Смирению и учит нас Господь, допуская периоды сухости, безсилия, безпомощности. По мере смирения они будут уменьшаться.

«…Прелесть донимает людей духовных больше тогда, когда они стараются всеми силами любить Бога, но сами себя все же любят больше ближнего своего».

Отец Алексий видел многие примеры того, как самолюбие упорно отстаивает свои права в душах тех, кто искренне хотел бы любить Господа. Можно прочитать в советах св. отцов, что любовь к Богу приходит с молитвой, в ответ на многие подвиги и лишения, которыми подвергают себя ради Христа. И все это так, если не забывать о том, что подвижники всех веков прежде всего боролись с самолюбием. Теперь многие могут не догадываться даже, что не просто так, не случайно многие подвиги не даны нашему времени, то есть нет возможности, нет условий, нет сил, нет примеров, нет руководителей… Нет потому, что есть очень много самолюбия в каждом. И редко кто понимает, как же опасно, как трудно любое духовное устремление очистить от предательского самолюбия. Оно гасит молитву, извращает дружеские отношения, укореняет в душе недоверие ко всем и всему, портит характер, омрачает добрые чувства. Проверить «недоброкачественность», то есть пораженность души самолюбием, легко можно по отношению к ближним. Где «я» на первом месте, где «мои» интересы важнее и ценнее, где другим место на задворках, там даже самые большие усилия любить Бога могут привести к опасному состоянию — прелести. Почему? Все потому, что Бога любить после себя нельзя. Господь будет или на первом месте в душе — или Его не будет совсем в жизни, одни слова останутся да притворство. А ближние здесь какую роль играют? Ближние указывают каждому на то, способен ли человек расстаться с драгоценным «я» или дальше слов дело не пойдет. Способен тот, кто хочет своему самолюбию предпочесть Бога. Тогда ему нетрудно будет забыть о себе ради ближнего. Но это требует не одного порыва. А труда и терпения всей жизни. Тогда не будет опасности впасть в самообольщение, не будет и безконечных обид ущемленного самолюбия. Тогда жизнь будет не ареной борьбы одного самолюбия с другими, а трудом над преодолением самолюбия с помощью Божией в себе и пониманием, сочувствием с готовностью помочь в этом же другим.

«Молиться как-нибудь, говорит Марк Подвижник, состоит в нашей силе, а молиться чисто есть дар Божьей благодати. Итак, что сможем, то и пожертвуем Богу, хотя количество (для нас возможное) и Божья сила изольется в немощную душу, и молитва сухая, рассеянная, но частая — всегдашняя, обретши навык и обратясь в натуру, соделается молитвой чистой, светлой. Пламенной и достодолжной».
Из письма отца Алексия.

В этом письме отец Алексий обращает наше внимание на то, что нам по силам, — на молитву такую, какая уж получается. «Как-нибудь», но не из презрения, невнимания, механически, а по духовной немощи, которая часто сопровождает усталую душу, может молиться каждый. Если же постарается, то сможет молиться и чаще. Пусть не подолгу, пусть среди дел, пусть совсем не так, как хотелось бы — спокойно, перед иконами, но все-таки с желанием как можно чаще вспоминать Господа. Так, при желании, можно. И помеха здесь не столько дела, сколько привычка не контролировать свои мысли. Если же мы поставим перед собой задачу позамечать: сколько времени уходит у нас и на что? Руками мы делаем привычное, а в голове что? Разговоры, повторяемые про себя, воспоминания, обсуждение, рассуждение (еще дай Бог, чтобы не осуждение) и просто так текущие обрывки мыслей, на которых уже никакого внимания не обращается. Если это отложить, а заставить себя хотя бы и против воли обратиться к Господу, то можно будет убедиться в правоте и Марка Подвижника, и отца Алексия.
Господь усердие наградит хотя бы минутными искорками Своей благодати, и молиться в какой-то миг станет легко. Пусть недолго такое продлится, но, главное, наше усердие этим как-то подержится, и если не поддадимся лени и самооправданию, то навык часто молиться приведет к тем результатам, о которых писал отец Алексий.

«Что может быть радостнее Господу, как когда Он видит, что мы лишаем себя в чем-нибудь, чтобы отдать то ближнему, что мы стесняем себя в чем-нибудь, чтобы дать покой ближнему; что мы сдерживаемся и стараемся направить душу свою, характер свой так, чтобы ближнему было бы легко с нами жить».

Отец Алексий, обращая наше внимание на то, что так поступать всегда — это делать приятно Господу, конечно же, подразумевает, что мы все делаем ближнему ради Господа. Очень важное это условие. Если его не будет постоянно в сознании, то будет явно или тайно другое: делаю-то другому добро, а думаю-то о себе. Благодарят — хорошо, ценят — хорошо, уважают — хорошо! А если нет всего этого? Тогда в душе бунт: неблагодарный, не умеет ценить, невоспитанный…
Что же, если ради Христа себя во всем ограничивать и ближнему устраивать все доступные и возможные удобства и удовольствия, все так всегда гладко и будет? Будут все и благодарны, и уважительны, и вдохновляться будут хорошим примером, и смягчаться, подобреют сами?
Не все, не всегда. Будут разные случаи, разные поступки и разная реакция. Главное — человек ничего не потеряет. Не будет в душе бунта и обиды. А по отношению к черствым, недоверчивым, подозрительным, неблагодарным будет только чувство сожаления. Им хуже от того, что они так на добро реагируют. Им тяжелее жить на свете, потому что за такие качества не любят, да и они не способны других любить. Только пожалеть останется. Тот, кто может от себя оторвать, чтобы дать другим, — с Богом в душе, а те, кто только все для себя — с кем? Всегда им мало, всегда им плохо, всегда им тесно всюду и нехорошо. Одно это уже говорит о том, что «блаженнее даяти, нежели приимати». Давать же по любви к Богу — всегда радость, которая сама по себе — награда, ценнейшая из всех возможных благодарностей и любого уважения.

«Когда видишь вокруг себя что-нибудь нехорошее, посмотри на себя сейчас же, не ты ли этому причина».

Здесь отец Алексий учит нас преодолевать укоренившуюся привычку винить кого угодно и что угодно в своих невзгодах или даже в простых житейских неурядицах. Привычка к самооправданию так глубока в нас, что мы не хотим ничего признавать, будем изо всех сил оправдываться, а уж предположить, что из-за нас получилась какая-то неприятность — это лучше никто не начинай! Тем не менее именно этому учит отец Алексий. Опытный руководитель, он знал, как вредит самооправдание, как мешает оно добрым отношениям среди людей, как ослабляет душу того, кто не хочет с такой привычкой прощаться. Работать над собой в этом направлении трудно, потому что на вид это пустяк. Редко кто с детства привык следить за всеми своими поступками. Еще реже встречаются те, кто умеет в своих поступках видеть свою вину, но если кто и не занимался этим, не умеет этого, о. Алексий обращает его внимание на это, учит думать об этом, чтобы легче было примириться с ошибками других, зная, как часто вредят свои.

Отец Алексий всегда требовал устной исповеди, так как, по его мнению, это лучше очищало душу. Труднее было, но полезнее. Отучал от самолюбия. Он не любил, чтобы даже для памяти имела записку у себя, так как выходило, что ты, значит, плохо готовилась, если не помнишь грехов своих.

Сейчас многие советуют записывать грехи свои, чтобы помнить, не разговаривать вообще о грехах, не молчать у аналоя… Теперь это — запись грехов — говорит о том, что человек хоть как-то готовился, думал об исповеди. Отец Алексий требовательнее относился к этому. Если кто-то переживает о грехах, если у кого-то душа болит из-за соделанного, то такой не забудет о душевной боли, о причинах такой болезни. Поэтому, естественно, устная исповедь, не по бумажке, более способствует очищению души. Если бы каждый подумал о том, что он, собираясь к врачу, должен записать симптомы своей болезни и на вопрос врача: «что болит?» — стал бы читать свою записку, как бы это воспринялось? Врач сомнительно отнесся бы к такому больному. И неудивительно: кто же, придя к врачу, не знает, что и как у него болит?! С болезнью душевной бывает труднее. Иногда бывает состояние такого «окамененного нечувствия», которое вызвано может быть разными причинами. Может быть, это от переутомления, от запущенности своего состояния, многолетнего безразличия к вопросам духовной жизни, может быть, от попрания норм поведения, от презрения ко всем ограничениям, распущенности, уныния и многих других. В таком случае надо попробовать разобраться в причинах такого состояния, и даже если понять себя трудно, на исповеди как свой грех сказать о нем, не подыскивая извинений, оправданий, смягчающих обстоятельств. Готовиться к исповеди надо, и если для кого-то легче исповедоваться, написав свои грехи, пусть пишет на первых порах, потом, научившись следить за собой и ответственнее относиться к себе, сможет и без бумажки сказать о том, что мешает душе, темнит ее и от чего она болит.

«Знаешь свой долг, и нужно его спокойно и твердо исполнять. Иисусову молитву читать нужно».

Интересно, что отец Алексий исполнение долга соединяет с чтением Иисусовой молитвы. Почему? Разве без этой молитвы или вовсе без всякой молитвы нельзя выполнить свой долг? Мы же знаем немало примеров того, как свято выполняли долг люди, совсем не считающие себя христианами.
Да, были и такие примеры, но отец Алексий своим духовным чадам говорил не просто о выполнении долга, но о служении Богу через это выполнение. Служить же Богу без призывания Его Имени, без обращения к Нему нельзя. В беседе с Мотовиловым Преподобный Серафим говорил, что всякое доброе дело, не ради Христа делаемое, не принесет душе человека благодатный плод Святого Духа. Вот потому и старался отец Алексий в своем обращении к близким приучить всех к памяти о Господе при выполнении долга. Кстати, выполнять долг только потому, что это долг, — трудно и порой безрадостно. Ведь далеко не все по долгу исполненное может радовать приятным, явным результатом. Обращение к Господу, молитва Ему скрасит все трудности, поможет с надеждой делать все, что по долгу требуется. С надеждой и терпением. Да и силы даст исполнять этот долг, ведь чаще всего это не то, что «я хочу», а то, что «надо», хочу ли того или нет, есть ли настроение или нет, легко ли выполнимо или нет. «Я должен», — и все. Надо. Чтобы это «надо» не было тяжким бременем, надо читать молитву Иисусову — и с ней тяжесть всех препятствий будет облегчаться и душа крепнуть.

«Возлюби Господа Бога твоего… и ближнего, как самого себя». Великие это слова, великое и трудное дело — любить ближнего как самого себя, когда и Бога-то часто любим меньше, чем себя. А тут ближнего надо любить, который часто нас оскорбляет, делает нам неприятности, часто не понимает нас, а ты вот изволь его любить, как самого себя и больше себя. И тогда только было бы хорошо и совесть наша чиста, и тогда только делали бы мы угодное Господу, о чем Спаситель так часто просил нас. И радостью исполнилось бы сердце наше от «сознания, что Господь доволен нами».

Здесь, как и в других своих советах, отец Алексий подчеркивает одну очень трудную мысль: любить других можно, невзирая на недостатки их, только в том случае, когда стараешься это делать ради Господа. Именно стараешься, хотя и не сразу, и далеко не все получается, но пересиливаешь себя только потому, что Господь заповедал любить ближних. Не только терпеть, не только как-то привыкнуть не раздражаться и не требовать ничего от других, а любить. Зачем Господь послал нас на такую пытку? Любить и знать, что тебя тоже любят, терпеть недостатки, зная, что и твои терпят, надеяться на изменения к лучшему, видя, что понимают твои усилия — это еще ничего, а вот любить равнодушных, не желающих никого замечать, знающих только свою выгоду, безсовестно эксплуатирующих доверие простодушных? Этих любить как? И зачем? Сначала — зачем? Затем, что так Бог велел. Он их любит, всем желает спасения и, главное, Он человека выбирает для выявления ЧУДА Своей любви. Поэтому это Он нас, каждого, невзирая на наши немощи и пороки, делает соработником Своим. Зачем Ему-то это надо? Разве Господь не найдет способа воздействовать на человека, которого хочет спасти, без всякого посредника? Господь-то найдет, но Он хочет спасти и тех, кого берет Себе в соработники. Друг о друга спотыкаясь, друг другу причиняя иногда весьма значительную боль, могут люди (если стремятся честно исполнить заповедь о любви к ближнему ради Бога) помогать друг другу меняться к лучшему. А где брать силы терпеть и как любить тех, кто весьма равнодушен к заботам других о них?
Силы — в молитве. Даст их Бог, когда видит искренность и живое желание исполнить Его заповедь. Она очень трудна, и чем дальше люди от Бога, тем труднее любить или хотя бы терпеть друг друга. Этому надо учиться, долго и терпеливо.

«Попробуй жить для людей, живи их радостями и скорбями — и забудь о своем личном. Увидишь, как хорошо тебе будет».

Так говорил отец Алексий. Говорил не раз и не одному человеку. Мы не можем сказать, достиг ли тот, кому это советовал отец Алексий, состояния, когда только с благодарностью Богу можно сказать: «как хорошо, слава Богу!» Но мы знаем на примере самого отца Алексия, который не только этому учил, но и так делал, что возможно такое «хорошее состояние». Пока мы с недоверием пробуем раз-два подумать о другом, забыть о себе даже (и не всегда только раз-два, но много больше!), мы больше наталкиваемся вовсе не на хорошее. Чаще наоборот — встречаем плохое. Очень горько переживать холодность и безразличие в ответ на открытость и искренность. Тяжело видеть неблагодарность и безучастие там, где должно было бы быть совершенно иное… Так что же, отец Алексий неправ? Или ему просто посчастливилось встретить более чутких и восприимчивых людей, с которыми можно было общаться не на горе себе? Но ведь он говорил это другим как совет, совет, подкрепленный опытом. Наверное, он имел в виду то, что у нас отсутствует. Жить для людей и забыть о себе — это, во-первых, можно только ради заповеди Божией, помня постоянно о Господе и молясь Ему о помощи, а во-вторых — забыть о себе, видимо, следует совершенно. Забыть так, чтобы уже ничего для себя не ждать и, не получая, не расстраиваться. Если мы реагируем на отсутствие ответной реакции, на доброту, отзывчивость, внимание — значит, о себе помним, не забыли.
А если помним не о себе, а о том, кто никак не хочет быть человеком (неблагодарный сравнивается и называется известным животным)? Если от заботы и внимания человек только наглеет или, по крайней мере, принимает как должное и еще растет его требовательность к людям и обидчивость? Что тут хорошего?
Возможно, если человек делает все ради Бога, то Господь обстоятельствами изменит положение, и человек, избавленный от общения упрямого себялюбца, вздохнет облегченно и радостно, поняв и приняв это как счастье, как освобождение, и от души скажет: «Слава Тебе, Господи!». И опять ему хорошо будет, потому что он всегда с Богом.

«Ничего не благословляю говорить о других такого, что может о других распустить нехорошую молву, а назидательное, полезное — долг наш говорить».

Так решительно и твердо говорил отец Алексий своим духовным чадам. У него всегда было много тех, кто обращался за советом, с недоумением, с покаянием. Уж кто-кто, а отец Алексий знал, сколько зла несет людям язык. Привычка говорить без всякого основания, по подозрению или со слов тех, кто еще может приукрасить выдумку, усилить ее или хотя бы просто распустить с кем-то нехорошую молву, вредит всем. Опорочить невинного — грех одному и боль другому. Рассказать о чужих грехах — горечь одному и опять же грех другому. Просто посудачить о чьих-то поступках — всем грех и всегда грех. Так что же — ни о чем и не поговори? Можно говорить, и говорят люди, общаясь. Только всегда надо себя спрашивать: зачем я это рассказываю? Основное стремление рассказать должно исходить из желания сделать что-то доброе другому, принести пользу. Рассказать, чтобы утешить, рассказать, чтобы воодушевить примером, рассказать, чтобы предостеречь… Любой наш рассказ должен приносить людям пользу. Иначе это будет только пустословие. Значит, опять грех. Грех осуждения, клеветы, оскорбления, пустословия вроде бы зависит только от нас. Хочу — говорю, хочу — нет. Никто не приневолит, никто не заставит говорить того, кто не хочет. Но, как мы все знаем на практике, именно грехами необузданного языка мы все страдаем. Поэтому-то все духовники, все старцы, просто серьезные и искренне верующие люди всегда были примером большого внимания к словам. От них можно было услышать своевременную шутку, мягкую, добрую, направленную на то, чтобы утопленную, больную душу успокоить, снять напряжение, но насмешек они себе не позволяли. Можно было узнать историю, притчу, даже басню (старец Амвросий Оптинский пользовался баснями Крылова), но никогда не сплетню, не темную молву с подозрением или осуждением. Все и всегда — только на пользу другим и никак не во вред.

«Труден и скорбен путь, ведущий к Господу, и только с Божьей помощью мы можем идти вперед. Предоставленные самим себе, мы в самом начале погибли бы. Нужно ежеминутно вопить ко Господу: помоги, Господи! Помилуй меня, немощную! Молиться нужно только о том, чтобы Господь помиловал тебя, просить у Бога прощения в грехах, просить дать силы жить, дать силы исправиться и служить ему, как он того желает. Благодарить Его непрестанно за Его великое долготерпение и милосердие — и все. Просить же для себя радостей душевных и телесных благ не следует».

Да, труден путь настоящего христианина. Отец Алексий, конечно, знал, что большинство приходящих к нему просили помолиться и в молитве выпросить для них определенных жизненных благ. Каждого честного верующего человека всю жизнь преследует искушение добиваться для себя удобств и преимуществ в этой жизни. Побороть это искушение — значит себя доверить Богу. Тогда уже искать только одного: как бы исправиться, как начать новую жизнь, где все силы, все умение направлено будет на исполнение воли Божией. Разница между тем, кто внешне исполняет все по-христиански, но живет или стремится жить в свое удовольствие, и тем, кто в первую очередь ищет исполнения воли Божией, может не бросаться в глаза. Ее виднее в периоды искушений, трудностей, испытаний веры. Чтобы все искушения одолеть с пользой для души, отец Алексий обращает внимание на то, о чем надо молиться и чего просить у Бога. Теперь желание внешнего благополучия значительно превосходит стремление во всем творить волю Божию, так как связано с неизбежным отказом себе во многом. Самолюбие, не сдерживаемое ни чувством долга, ни сознанием ответственности, сумеет себя замаскировать внешней порядочностью. Когда же совесть станет усиленно отвергать всякую маскировку и человек окажется духовно в тупике, тогда совет отца Алексия будет ему тем указателем, который выведет из тьмы самомнения в свет ведения истинного пути ко спасению через покаяние, молитву о помощи и благодарение за все милости Божии.

«Батюшка учил, что каждый раз, как нам наш крест покажется тяжелым, мысленно надо взирать на крест Спасителя. И подумать, что мы являемся по сравнению с ним. А крест-то несем самый ведь легкий. Мы не должны искать другого креста, кроме своего, который нам дан Господом и который всегда нам кажется тяжелее других…»

Конечно, думаем мы так, что нам тяжелее всех потому, что любим себя очень. Можем не говорить об этом вслух, можем даже возмущаться, если кто-то нам скажет об этом, но в глубине души сознаем, что это так. Можно обманывать себя, не признаваться в этом даже себе, но только притворством жить нельзя. Как бы мы ни доказывали другим, как хорошо им и трудно мне, как легко другим и тяжело мне, как счастливы все и как несчастен я… легче не будет. Можно добиться только того, что всем тошно станет слушать безконечные доказательства того, как страдает душа моя, как безрадостна жизнь, как безчувственны и безучастны все вокруг, довольные и обезпеченные… Может, у других не хватит решимости сказать, что это самолюбие портит жизнь, это самовлюбленность заставляет видеть только свои беды, не замечая больших бед у других, это зависть говорит в нас, если мы видим не трудности и терпение других, а их воображаемые часто удовольствия и выгоды. Если б нам дано было поменяться местами с тем, кому завидуем, то мы бы заговорили другое. «Лучше уж мне мое» — это самый верный вывод сделали бы, приподняв тяжесть чужого креста. Мы можем себе облегчить тяжесть переживаний доверием Богу, но только не сосредоточенностью внимания на себе и своих неудачах. Только наш крест нам удобнее и легче. Только Крест Христов ободрит и облегчит наши горести, только доверие и преданность воле Божией поможет нам увидеть, что наш крест самый легкий. Увидеть, поблагодарить за него и пожалеть других, кому тяжелее. Тогда душа будет смягчаться, а не грубеть от всего переживаемого.

«Каждый из нас не замечает за собой недостатков и может усовершенствоваться только при участии близких, дорогих людей, и поэтому усердно прошу тебя продолжать свое дело в том же духе, за что, повторяю, буду очень благодарен тебе».

Это отрывок из письма отца Алексия своему сыну Сереже. Сын написал отцу свое мнение относительно квартиры причта. Чего бы ни касалось это мнение, отец Алексий пишет, что «воспрянул духом», так как со времени смерти жены у него не было никого (дети были еще очень маленькие), кто бы мог ему сказать все, что думает, откровенно, просто, с доверием, не боясь непонимания или раздражения при несогласии. Это — способность делиться мнениями, доверительно и откровенно, без страха — очень способствует духовному росту, росту внимательности к своим поступкам, словам, даже мыслям. Об этом заботиться советовали еще апостолы христианам первых веков, зная пользу такого «делания» («да исцелеете»). Почему теперь трудно так общаться, трудно помогать друг другу откровенным замечанием и признанием своих недостатков и указанием по-дружески другим?
— Потому что у большинства из нас очень глубоко укоренилось самолюбие. Сказать спокойно, доброжелательно, без нажима и стремления переделать на свой лад другого не все могут, как не все потерпят без обид и возмущения указаний на свои недостатки. Что же остается? Терпеть друг друга такими, какие есть? Или зарыться, замкнуться ото всех, спрятать поглубже свое самолюбие, чтобы никто не тронул? Первое труднее, но полезнее. Последнее опаснее, так как с самолюбием надо бороться, а не беречь и лелеять, охраняя от любого прикосновения. Лучше же всего просить у Господа сил, терпения, доброжелательности ко всем, чтобы хотя бы с некоторыми были возможны отношения откровенной взаимной заботы друг о друге без обид, подозрительности, раздражения.

Продолжение следует

Галина Пыльнева

г. Москва.

24.06.2005