‣ Меню 🔍 Разделы
Вход для подписчиков на электронную версию
Введите пароль:

Продолжается Интернет-подписка
на наши издания.

Подпишитесь на Благовест и Лампаду не выходя из дома.

Православный
интернет-магазин





Подписка на рассылку:

Наша библиотека

«Блаженная схимонахиня Мария», Антон Жоголев

«Новые мученики и исповедники Самарского края», Антон Жоголев

«Дымка» (сказочная повесть), Ольга Ларькина

«Всенощная», Наталия Самуилова

Исповедник Православия. Жизнь и труды иеромонаха Никиты (Сапожникова)

Советы святого праведного Алексия Мечева (продолжение)

"Для познания Бога нужен свет Божий…"


Начало здесь

Мы должны спасать себя и других, строже следить за собой, а к другим быть снисходительнее, изучать их, чтобы и относиться к ним так, как требует того их положение, характер, настроение. Например: нервный человек, необразованный, а будет требовать от одного спокойствия, от другого — деликатности или еще чего-нибудь, так это будет безрассудно, и мы должны строго следить за собой».

Отец Алексий считал жизненной задачей своей каждому дать то, в чем душа его нуждается. И больше того — своих близких приучал к ответственности за тех, кто рядом. Чтобы не повредить им, надо строго следить за собой. Обычно так и получается в общежитии: каждый требует, чтобы с ним считались, учитывали его характер, привычки, настроение. От этого и в семьях, и среди знакомых, родственников, сотрудников нередко вспыхивают ссоры, бывают неприятности, огорчения, портятся отношения. Чтобы избежать этого, да еще помочь близким, отец Алексий говорил: «Мы должны строго следить за собой». Не за другими — за собой! Не с других требовать — с себя! Это трудно. Восстает самолюбие: почему только мне надо с себя требовать? Почему к другим одно снисхождение? Им что, закон не писан? Если так всегда и везде рассуждать и поступать, не будет мира между людьми.
Почему же все-таки с себя построже требовать, а к другим поснисходительнее быть? Да потому, что разная мера у всех. Русская пословица говорит, что нельзя спрашивать с больного здоровья. Тем более глупо кого-то упрекать за болезнь. К болезни и к больным естественно относиться с сочувствием, с состраданием и стремиться помочь. Здесь нечего объяснять и доказывать, все всем ясно. Так и в отношении духовных болезней. Кто был обделен в детстве, не получил хорошего воспитания — разве ему не труднее ломать себя, перевоспитывать? Самое обычное — «спасибо», «простите», «пожалуйста» — ему сказать труднее в тысячу раз, чем тому, кто с детства слышал эти слова и приучен ими пользоваться. Это только самый простой пример. В жизни много сложностей, и тому, кто вынужден был выносить много горького, грубого, тягостного, разве не надо посочувствовать?! Если не замыкаться на себе, то легко понять отца Алексия, ратовавшего за доброе, сочувственное отношение к каждому и за строгое и требовательное к себе.

«Так как молитва «Отче наш» есть сокращенное Евангелие, то и подходить к ней нужно с должным приготовлением».

Отец Алексий советует к молитве вообще подходить более серьезно, чем мы это делаем, а к молитве «Отче наш» особенно. Вряд ли найти другую такую молитву, которая могла бы столько вместить! О глубине ее прошений догадываешься после многих лет, в которые не раз она читалась и слышалась. Ее мы читаем скороговоркой, вполне уверенные, что знаем слова, читаем без ошибок — что еще надо? Надо, оказывается, к ней готовиться. Как еще готовиться?
Подходить к ней как к Евангелию. Ее Господь дал, ею научил молиться Своих учеников. Уже одно то, что Господь ее дал, могло бы нас как-то особенно согревать и устремлять к ней не только ум, но и сердце.
Когда есть свободная минутка, надо бы чаще возвращаться к прошениям этой молитвы. Если трудно самим понять их глубину, можно обратиться к святым отцам. Многие из них обращались к этим прошениям и писали о них, так что была издана книга «Молитва «Отче наш» в толковании святых отцов». Кто не может ее достать, может пользоваться толкованием Епископа Феофана на прошения этой молитвы. Если даже это трудно, то просто подумать самим для начала — и то польза будет. Когда на душе скорбно — сказать «Отче наш» с надеждой, что услышит Господь как Отец, и Отец Небесный. Когда одиноко — одно сознание: «Отче наш» уже объединяет всех, напоминает о том, что есть Церковь, где ты — свой. Когда светло и радостно — «да святится Имя Твое!». Когда грустно видеть многое вокруг — «да придет Царствие Твое!». Когда тревожно на душе — «да будет воля Твоя!». Когда голодно — «хлеб наш насущный даждь нам днесь!». Хлеб в прямом смысле. В Евхаристическом, в смысле самого необходимого в жизни. Когда грехи томят — «остави нам долги наши», когда на кого-то не мирно сердце — «яко же и мы оставляем» — задание и долг наш. Когда что-то или кто-то грозит — «не введи нас во искушение». Когда страх парализует душу — «избави нас от лукавого»… Пусть кто-то больше вложит в эти прошения, каждый по силе своей, но пусть никто не читает ее механически, только произнося слова — вот о чем заботился отец Алексий.

«Для познания Бога нужен свет Божий, а Он этим светом исполняет только немощных и смиренных, подобно апостолам, которые, будучи невеждами в науках человеческих, но преисполнены света Божественного, устремились к этому свету всеми силами души, загоревшись пламенной верою, говорили Господу: «Дай нам быть с Тобой, дай нам возможность наслаждаться таким счастьем вечно». Они стремились к тому, к чему призывал их Господь, а в этот момент раскрывалось, очевидно, для мира Его Божественное достоинство».
Из письма отца Алексия.

Отец Алексий, говоря о свете Божественном, указывает на непременную связь смирения, немощи и горячности в следовании за Господом. Кто верит слегка, кто уверен в себе, кто прежде всего стремится к достижению своих целей, тот может прожить всю жизнь и не иметь самого скромного представления о таком свете. Ни научные исследования, ни авторитетные заверения, ни собственные усилия не дадут никаких результатов. Поэтому если первоначальные шаги к вере не несут никаких особых радостей и откровений, надо не винить веру, а просто знать, что ни система обучения, ни вдохновение и опытность руководителя, ни личная особая духовная одаренность ничего не дадут без искреннего, истинного смирения, при котором в душе всегда есть место Богу, и место первое, — и есть глубокое благоговение перед Ним. Свет богопознания никогда не явится гордой душе, самовлюбленной и надменной, в то время как вполне доступен смиренной простоте, искренней и преданной Богу, Которого такая душа видит, чувствует и любит. Тогда можно ничего уже не бояться — ни жизни, ни смерти, ведь «жив Господь Бог мой и жива будет душа моя».

«Надо помнить, что если Господь всегда смотрит на меня, ведь Он все знает, так как же я поступлю против Него?!»

Учиться всегда помнить, что Господь нас видит, знает дела, помышления, желания, знает трудности, огорчения и старания наши — это хотя и трудно, но совершенно необходимо. Отец Алексий, зная, как навык помнить о Господе нужен каждому, подчеркивает еще и такой момент: нам совестно делать что-то нехорошее на глазах даже посторонних людей, тех, кто, может быть, никогда знать нас не будет, тех, чье мнение о нас нам безразлично, неудобно, неприятно перед собой, просто при мысли, что о нас плохо подумают. Еще хуже, если мы бы стали на глазах вредить этим людям… Как же может быть не совестно явно вредить делу Христову на земле, если помнишь, что Он же нас видит до самых глубин души! Если помнишь об этом — не станешь, но вот помнить бы! Помнить себя сразу не заставишь, надо приучаться к этому, опять же понуждать себя и здесь. Везде и всюду, где речь о духовном делании, без понуждения себя не обойтись, как и без постоянства, терпения и молитвы.

«Вы говорите — закон, но там, где нет любви, закон не спасает, а настоящая любовь есть исполнение закона» (Рим. 13, 8-10).

Отца Алексия часто упрекали в том, что он в своей практике и в своих наставлениях первое место уделяет любви. К Богу — во-первых. К людям, как выражение любви к Богу. Ему говорили, что любовь — только венец совершенства, а не его основание. Потому-то приходилось отцу Алексию обращаться к авторитету апостола Павла, который говорил, что именно любовь и есть исполнение закона. Любители порядка в ветхозаветном храме и в нашей Церкви могут обидеть пришедшего без смущения, ратуя за «закон», а что чья-то душа будет ранена — это не волновало никого из них. Холодность, безчувствие, безразличие, беззаботность, безответственность по отношению к людям с древних времен сосуществует с усиленным вниманием ко всяким предписаниям «закона», иногда (особенно у иудеев) доходящим до мелочности. Самое страшное в ревнителях закона то, что забывается главное — человек. До чего можно дойти в ревности не по разуму, ревности об исполнении закона, говорит нам Голгофа. Суд над Праведником, суд при всей видимости «правосудия», со свидетелями и «волей народа» — и осуждение на смерть Невинного. Закон, по всей видимости, не забыт, но беззаконию это не помешало. Поэтому прав отец Алексий, когда говорит, что не спасает закон там, где нет любви. Трудно любить, трудно понуждать себя творить дела любви, но закон Христов одним внешним благочестием не исполнить.

«Учись жизни, изучай людей, делай добро».

Этому учил отец Алексий, напоминая часто, что все это нужно для исполнения заповеди о любви к Богу и ближнему. Не зная жизни, не сможешь понять людей, посочувствовать им, посоветовать что-нибудь нужное, предостеречь от какой-либо неприятности, не говоря уже о том, что нельзя любить того или тех, кого не знаешь. Потому отец Алексий, уча смотреть на жизнь серьезно и внимательно, тут же советует изучать людей. Нельзя всех одинаково принимать или отвергать, как и подходить ко всем со своим аршином. Сколько людей, столько и вариантов характеров, столько и неповторимых личностей. Узнать и понять, уметь разобраться даже в том, где можно целиком верить, а где надо в первую очередь проверить, — очень важная наука, без которой можно вместо пользы принести многим вред. Кроме того, отец Алексий направляет внимание и на то, чтобы каждый считал своим долгом делать добро. Если бы теперь спросить каждого о том, к чему он считает нужным направить свои усилия, то одни скажут, что хотят работать так, чтобы жить спокойно, избегая всяких неприятностей; другие — что хотят больше иметь выгод; третьи — надо же чем-то жить; четвертые — что могли бы прокормиться, но без дела умрешь со скуки… И дальше можно продолжать перечень, но главным для Христианина, первым и основным долгом должно быть стремление делать добро, да еще не как успеется, а спешить его делать. Без этого Христианин только название одно себе усвоил, а жизнь не соответствует имени. Теперь, когда многие уже не хотят бездуховного существования, призыв отца Алексия особенно своевременно звучит, и к нему стоит прислушаться всем.

«Путь ко спасению, — любил говорить батюшка, — у каждого свой и в своей мере. Нельзя установить общий путь для всех, нельзя составить формул спасения, которые объединили бы всех людей».

Одно только, вероятно, можно назвать общим в любом пути к Богу — это то, что любой путь трудный, что трудно всем, каждому в своей мере, что не стоит ни мечтать, ни надеяться, ни завидовать другим — на пути к Богу легко не бывает. Трудно потому, что каждому предстоит борьба. Кто должен преодолеть греховные привычки, уже укоренившиеся за годы безпечности и нерадения, тот должен бороться с греховными склонностями, воспитанными средой или «подаренными» предшествующими поколениями тех, кто не позаботился покаяться; кто — соблазны своего положения. Кому с чем, только всем приходится участвовать в борьбе, которую ведет Бог и враг за обладание душой. Это не символ, не воспитательный прием, это действительно трудная реальность нашей жизни. Нельзя найти общую формулу спасения, как верно заметил отец Алексий, а отсюда следует и то, что нельзя свое понимание навязывать другому как закон. Опытом делиться — другое дело, но спрашивать, требовать, подходить к другому со своей меркой нельзя. Кстати, чем духовно опытнее человек, тем больше понимает он и сложность борьбы, и разность людских характеров, и разнообразие судеб, и различную силу влияний многих факторов на организацию всей обстановки, в которой находится каждый. Понимая, сочувствует и не давит ни авторитетом, ни приказным тоном, ни предписанием правил… Посоветовать, поделиться опытом, помочь увидеть в себе что-то неладное, неверно направленное может, но сумеет сделать это ненавязчиво и очень тактично. Научит такому подходу внимание к другим и заботливое отношение к душе любого человека. Понять трудность борьбы можно не из книг и не со слов других, а только опытно изведав ее.

«Отец Алексий учил так: сначала любовь к Богу, через нее, как последовательное желание угодить Богу, — любовь к ближнему, а затем переделывание себя для ближнего».

Значит — себе последнее место. Внимание к себе — в последнюю очередь, да и то еще только в отношении к ближнему: переделывай себя, чтобы другому было с тобой хорошо. Это как раз то, чего мы всегда избегаем. Мы готовы других переделать так, чтобы было нам удобно. Нам в первую очередь. Но, возразят, для всех не переделаешься. Каждый охотно возьмется из тебя веревку вить, только поддайся, а надо ли? Этих каждых сколько, разве на всех угодишь, ко всем подстроишься? Надо или не надо переделывать себя для удобства других? Отец Алексий говорит: надо. Но надо учитывать и другое: отец Алексий говорит об этом не как о цели (иначе это будет не любовь к ближнему, а человекоугодие, что — грех), а как о пути к цели. Цель — исполнение заповеди о любви к Богу. Любить Бога не словом и языком, а «делом и истиною» — это ради Бога любить ближних. Чтобы эта любовь тоже была реальной и деятельной, придется взяться за себя. Не от себя идти, будто ближним дар несешь, какого они не стоят, а от Бога. Любя Бога, можно и жалеть, и терпеть ближних, не очень думая о том, кто стоит, кто не стоит такой любви. Оценка своих добродетелей идет от самолюбия, а вовсе не от Бога. Потому так много горечи и боли испытывают некоторые члены различных духовных семей, где к ним снисходят с высоты своего величия духовные наставники. Чтобы не мучиться, не переживать зря, отец Алексий четкую градацию наметил. Первое — любовь к Богу. Первое, основное, непременное. К Богу, а не к себе. Ни явно, ни тайно. Не к себе. Если Бог на первом месте будет, то, любя Его, стерпишь и тех, кого Он, переживая, продолжает терпеть и любить, устраивая все в жизни так, чтобы каждый пришел «в разум истины». Тогда отходит вопрос об отношении, о том, как понимается, принимается, оценивается забота о ближних. Тогда не придет в голову и вопрос о том, почему это я должен как-то меняться, чтобы другим со мной легче было, а не другие подстраиваться и учитывать мой характер, мое настроение. Но если мысль о Боге не будет силой, держащей все — желания, стремления, готовность исполнять волю Его, то все намерения помогать ближним разобьются о нежелание их или собственный эгоизм.

«Желай счастья всем — и сама счастлива будешь».

Отец Алексий сказал, казалось бы, так мало — «желай счастья всем»… Много ли сделает такое желание? Пожелать-то легко, а вот прожить счастливо жизнь… Однако есть зависимость между тем, что желаешь другим, и что получает сам желающий. Тот, кто другому желает счастья, должен, конечно, иметь доброе сердце. Пожелать нетрудно, но иногда и этого не хотят. Иногда очень простое, легкое для исполнения приветливое слово, внимательное обращение, просто приветствие при встрече, поздравление с праздником, желание хотя бы сказать что-то приятное и т.п. может хотя бы у кого-то отозваться в душе хорошо. Надо, естественно, уметь и терпеть, уметь не ждать в ответ ничего и, не дождавшись, не расстроиться, не укорить, простить прежде, чем попросят прощения (и если не попросят — тоже). Кто будет стараться приобрести терпение и доброжелательство, тот постепенно поймет, что его Бог осчастливит устойчивым миром души, умением радоваться даже малому, забывать и прощать обиды, не помнить неприятности, не ждать огорчений, не бояться тревог. Кто знает, что жить, помня, что Бог хранит его, светлее и легче, тому ясно без слов, что он счастлив всем, пусть малым на вид счастьем. Да и в том ли оно, чтобы всем на зависть жить обезпеченно, делать все по собственным прихотям и заглушать ежеминутно совесть, чтоб не мешала ни о ком не думать? Вот отец Алексий предлагает простое и доступное для всех: желай другим счастья — и будешь счастлива. Возможно это? Конечно. Всем по силам? Всем. Почему же не все пользуются такой возможностью стать счастливым? Потому что желать всем счастья — это может тот, кто умеет думать о всех, жалеть всех, терпеть все от всех, не сердиться ни на кого, не помнить обид (все ли уж так хороши, что одно добро от всех?), не замыкаться в себе. Когда эти и другие качества приобретет человек, тогда и будет счастлив.

«Кто много о себе думает, тот, значит, нехорошо живет… А ты себя любишь, так уж люби себя как следует».

Как это — нехорошо? Отец Алексий говорит не о материальном благополучии или успешной внешней жизни, которая вдруг как-то испортилась, а о внутреннем состоянии. Почему же для хорошей жизни надо меньше о себе думать?
Потому что собой занят только эгоист, только человек черствый, равнодушный к другим, всегда недовольный (многие ли любят эгоиста?), требовательный, обидчивый и… одинокий. Естественно, что же здесь хорошего?! Но, могут возразить, кто же себя не любит, кто о себе не думает, кто рискнет рассчитывать на такую заботливость со стороны других, которая могла бы помочь собой не заниматься?!
На это отец Алексий говорит: «Любишь себя, так уж люби себя как следует». А как себя следует любить? Душу свою хранить чистой, свободной от всякого пленения страстей (в том числе и самолюбия), живо реагирующей на всякое движение Господа очистить, укрепить, обогатить ее Своими дарами. Это на словах, если они не переживались опытно, мало что скажет, а кто знает тяжесть борьбы с самолюбием, с подозрительностью, обидами, раздражительностью и прочими «обычными» грехами, тот знает, что такая борьба не на жизнь, а на смерть. Чего? Жизни души. Жива душа верой в Бога, а если, любя свою живую душу как следует, не бороться как следует за нее, то в ней увянет и вовсе пропадет вера. Не будет веры — не будет и Бога в жизни. Не будет тогда и радости жить, верить другим, радоваться за других, делить с ближними радости и печали, способности легко и от души прощать другим, охотно и с любовью молиться о других. Жизнь станет очень тяжкой. Никакое самолюбие, тщеславие, самомнение, никакие внешние отличия и награды, лесть и уважение (чаще притворное, если человек самолюбив) не заменят простой и ясной открытости души, которой не страшны обиды или недооценка трудов и забот, потому что с Богом душа жива и всем готова помочь, поделиться той силой жить, терпеть, прощать, которую получает от Господа.

«Иногда жаждешь всей душой соединения с Господом в таинстве святого Причащения, но останавливает мысль, что недавно причащалась… Это значит, Господь касается сердца, так что тут уже все эти рассуждения неуместны».

Отец Алексий, обращая внимание на желание души причаститься, не подходил формально к этому вопросу. Так часто губительно действует этот формализм (сколько прошло времени со дня последнего Причащения или почему не во время поста кто-то хочет причаститься), что страдают от него и те, кто отгораживается рамками «правил» (между прочим, нигде нет установленных норм, как, кому, сколько раз можно причащаться) от живой жизни во Христе, и те, кто поневоле выполняет эти требования (если священник один в храме или даже не один, но в данный момент вышел на исповедь и будто специально становится заслонкой между Богом и человеком). Отец Алексий, кстати, очень хорошо знал устав и никогда не считал себя вправе отменять узаконенное или что-то вводить по собственному желанию. Он знал, что от себя не будет желания, а если оно и возникло — это Господь позвал. Надо откликнуться, надо пойти на зов, надо отложить все рассуждения. Хорошо было бы, если бы наши священники чаще вспоминали о таком отношении к самому существенному моменту в духовной жизни и не умножали бы огорчений тем, кто в таинстве Причащения ищет примирения с Богом, прощения и помощи в трудной жизненной битве со злом.

«Ежедневно, как матери, кайся в грехах твоих Божией Матери».

Многие переживают, что нет такого человека, которому можно было бы все сказать, все открыть, всю душу вытряхнуть, чтобы ничего уже больше не оставалось, не мешало, не давило. Совет отца Алексия, который он давал тем, кто приходил к нему на исповедь, скорее годится теперь тем, кто не найдет уже такого внимательного, заботливого, входящего во все нужды души батюшку, каким был отец Алексий. Обращаться же к Владычице нашей, для всех Матери, можно всегда, везде, при любых обстоятельствах. Правда, на первых порах может показаться, что этого мало, но только так будет сначала. Потом, когда уже выработается привычка всегда со всеми своими скорбями и греховными мыслями, неверными поступками, необдуманными желаниями обращаться к Матери Божией, будет легче. Даже если и есть кому исповедоваться, все равно каждый день не помешает перед Образом Матери Божией (если есть возможность — перед иконой Царицы Небесной, а если нет — мысленно перед Ней, без представления какого-либо Ее Образа) всю душу раскрыть, все Ей рассказать, все доверить, во всем покаяться. Приобрести такую привычку очень стоит, а чтобы она укоренилась, придется какое-то время себя к этому понуждать. В скорбях у всех нет недостатка, а при обращении к Царице Небесной пусть они и не пропадут совсем (они нужны нам часто как воспитательное средство), но острота переживаний пропадет. Пусть трудно, но терпимо, выносимо — и за то слава Богу и благодарение предстательству Царицы Небесной.

«Следи за собой. Хочешь жить духовной жизнью — следи за собой. Каждый вечер просматривай, что было сделано хорошего и что плохого; за хорошее благодари Бога, а в плохом кайся».

Многие хотят жить духовной жизнью, но представляют себе, что она возможна где-то в тихих скитах или в такой обстановке, где все способствует этому. Но время скрыло от нас тихие обители, разметало скиты и монастыри, лишило руководителей духовной жизни. Лишило, но, слава Богу, не до конца. Одним из них был отец Алексий, и это ему принадлежит такой универсальный совет: следить за собой, каяться и благодарить Бога. Исполнить его каждому по силам, хотя это не так легко сделать. Трудно не столько потому, что мешают условия (развлекают, рассеивают, требуют сосредоточенности для выполнения своих обязанностей и многое другое), но больше потому, что нет навыка, нет привычки, слаба воля. О слабости воли особенно стоит позаботиться. Заставлять себя заниматься этим, то есть следить за своими мыслями, чувствами, словами, делами, желаниями, проверять их Евангелием, просить за все ошибки прощения у Господа и благодарить Его за все удачи придется не день-два, а много-много дней, месяцев и, может быть, даже лет, пока привычка станет второй натурой. Тогда многое изменится, на многое будет другой взгляд, тогда понятие «духовная жизнь» приобретет ясность, конкретность и, главное, возможность осуществлять в любых условиях, в том числе и наших, на первых взгляд исключающих духовную жизнь.

«Построже, построже в духовном посте, то есть учись владеть собой, смиряйся, будь кроток».

Совет отца Алексия быть построже в духовном посте сразу же отвечает и на незаданный еще вопрос: что включает в себя духовный пост. Мы скорее всего склонны считать, что это усиленная молитва, внимание к чтению и пению в храме, пост, поклоны и т.п. Отец Алексий об этом ни слова. Он точно указывает совсем на другое, например: учись владеть собой. Кстати, не очень-то получается, если не молиться. Владеть собой — это не только уметь сдерживать порывы желаний или чувство обиды, раздражения, досады, гнева и многое другое, но это и постоянное внимание к тому, что происходит в душе. От внимания появляются осторожность и понимание, как необходима помощь Божия. Когда это станет ясно, тогда можно к молитве обратиться как к средству помочь себе через признание своей немощи и призывание помощи Божией. Тогда и смириться проще, а смирившись, понять и простить других легче. Отсюда уже не так далеко и до кротости. Все это взаимосвязано, и все помогает духовному росту. Конечно, такой пост никогда не знает «разговенья», то есть отмены ограничений, но, если человек старается хранить его постоянно, не оправдываясь и не кивая на обстоятельства, Господь его жалеет и временами посылает утешение в какой бы то ни было форме. Если смирение и кротость как-то привьются душе, то утешения от Бога безопасны будут. Пока же мы не одолеем гордость, эту самую страшную, предательскую основу доступа к душе вражьей силы, даже утешения свыше не будут защищать нас от вражьих нападок. Мы и их сможем принимать с вредом для себя (допуская мысль: как же мне, не кому-то, Бог дал такое!). Потому-то отец Алексий так серьезно и требовательно обращался к своим духовным чадам, а через эти записи его советов — и к нам: «Построже, построже в духовном посте!». Мы, не другой кто-то, можем помочь душе своей такой строгостью, а это требует времени и сил. Времени продолжительного, труда упорного, терпения неограниченного и желания неослабного. Помоги, Господи, молитвами Твоего служителя протоиерея Алексия!

«Иисусова молитва — серьезное дело. Надо постоянно иметь перед собой Господа, как бы ты находишься перед каким-нибудь важным лицом, и быть как бы в постоянной беседе с ним».

Отец Алексий, говоря о молитве, подчеркивал каждый раз какую-нибудь отдельную необходимую черточку в поведении того, кто хотел научиться молитве. Здесь, говоря о молитве Иисусовой, указал на необходимость учиться так помнить о присутствии Господа, чтобы не позволять себе никакого расслабления, лени, неблагоговения, всего того, что никто себе не позволит в присутствии важного лица. Это серьезное замечание, так как иногда, по привычке все себе прощать и во всем снисходить, мы так уж много себе позволяем, что все меры переходим. Может выработаться привычка на все свысока смотреть и даже к священному в жизни — к словам молитвы, например, — относиться без должного благоговения. Это всегда плохо, в отношении же к молитве — особенно. Поэтому отец Алексий и напоминает, что для желающего научиться молиться надо уметь хранить благоговение и быть постоянно сосредоточенным на одном, то есть как бы всегда беседовать с Господом. Вначале это может утомлять, так как внимание привыкло блуждать, но, говорят знающие, что это усердие венчается навыком к такой молитве и с нею уже человек приходит к пределу желаний: душа знает Господа своего и больше ничего не хочет.

«Быть с людьми, жить их жизнью, радоваться их радостями, печалиться их скорбями — вот в чем назначение и уклад жизни Христианина, а особенно пастыря».

Отец Алексий подчеркивал не зря, что пастыря — особенно. Не только потому, что пастырь — пример для христиан, но и потому, что пастырь в богослужении может черпать силы жить и держаться твердо силой Свыше, силой Божией. Являя на деле — в самоотвержении, в забвении о себе — собой пример жизни по заповеди каждый Христианин, а пастырь тем более, продолжает служение, дело Христово в мире. Самолюбивый мир свое ценить умеет, беречь старается, умножать спешит. Жить жизнью другого, да еще так, чтобы радость другого стала твоей радостью, а горе — твоим горем — на это способны только Христиане, и не по имени только, но по жизни. И не особые подвижники, а обычные Христиане, все, каждый должны учиться жить не для себя. Теперь это не только трудно (как и всегда было), но и многим кажется безсмысленно. Но кажется так потому, что понятие о Христианстве в жизни исказилось. Стали ограничиваться соблюдением внешних форм, внешнего благочестия. Отказаться же от себя, от своих радостей и печалей, своих собственных, отказаться ради другого — это подвиг, и на это охотников всегда было мало. Как мало и истинных Христиан. Но это не значит, что можно не думать ни о чем и ни о ком, тешить свое самолюбие и оправдываться тем, что даже пастыри больше пасут себя, чем заботятся о других. Не все были на высоте своего призвания всегда — и пастыри, и обычные Христиане, но все перед Богом и совестью в ответе только за то, что каждый отвечал жизнью на призыв Божий, как соответствовал он, как исполнял свой долг. Прежде всего — он сам. Не прятался ли за любые причины, не искал ли поводов к самооправданию, когда четко сказано всем, что заповедь о любви к Богу неотделима от заповеди о любви к ближнему. Чтобы ее исполнить, надо учиться жить жизнью других и забыть обо всех своих помехах, в основе которых чаще всего лежит самолюбие.

«Как приобрести любовь к Богу? Чаще надо вспоминать, что сделал для нас Господь и что Он делает. Все, все житейские дела надо освящать Христом, а для этого Иисусова молитва. Как хорошо и радостно, когда солнышко светит, так же хорошо и радостно будет на душе, когда Господь будет в сердце все нам освящать».

Любовь к Богу кажется нам такой недосягаемой добродетелью, что отцу Алексию, сказавшему простые слова о любви к Богу, трудно верить. Веришь, конечно, но глубже копошатся мысли: а что сделал мне Господь? Что Он для меня делает? С этого, вероятно, и надо начать. Невнимательным и неблагодарным трудно доказать, что все доброе, начиная просто с самой жизни, — дар Божий. Они согласятся, но радости от этого не прибудет. Надо слишком решительно оторвать от себя влюбленный взгляд, чтобы не угодить в пустоту вокруг собственного самолюбия. Мы не видим из-за него жизни как дара любви Божией. Не умеем ценить время и возможности, не хотим признать и их даром Божиим. Вроде бы есть и должны быть. Когда так смотрят многие, а еще большее количество видит и уверено, что только своим трудом все завоевано, трудно думать о любви Божией. Потому и живут «без солнца». Все серо, все не так, всего мало, все плохо. Трудность положения в том, что признать в себе засилье самолюбия не хочется, а если и можно, то тянет оправдаться его естественным состоянием. Кому же тогда я нужен, если о себе не сумею позаботиться? Это ли не законный вопрос? Законный, но для неверующего. Если же мы живем так, как и «неимущие упования», по слову Апостола, то неудивительно, что слова о любви к Господу, о Его любви к нам — только слова. А если хочется сделать, чтобы они обрели силу, что тогда?
Тогда молитвой надо освещать и освящать каждое дело, слово и мысль. Собственно, в этом все: или с молитвой живем и Бога учимся помнить, благодарить и любить, или любим себя, заняты собой и до молитвы дела нет. Просто все — и все так трудно. Но если с Богом — одолимо!

«Ум — это только рабочая сила у сердца».

Отец Алексий любил это повторять. Но так может быть (чтобы ум помогал добро творить) только при добром сердце. Если же сердце злобой горит, ум не перестает быть силой, но становится силой разрушения. Это мы теперь видим везде. Не дураки выдумали огромное количество всех способов массового поражения людей, изготовили, хранят… Иногда, правда, ум как бы притупляется, куда-то отходит, люди массами подвергаются удивительной обработке, глупеют на глазах, переставая понимать, что рубят сук, на котором сидят. Тогда тоже можно сказать, что большинство ведет себя как в басне Крылова «Свинья под дубом». Где же ум? Почему человек так черств, так недальновиден, так глупо вредит себе и всем вокруг? И это по одной причине — испорченности сердца. Не ум, а сердце — направляющая сила. Способность человека выбирать добро или зло регулируется сердцем. Все это знают, но не все так серьезно думают, что сердцем определяется жизнь, ее направленность, ее наполненность. Ум, развитый и верно направленный, конечно же, ценное качество. Но не все знают, не всегда задумываются многие о том, как страшно иметь испорченное, злобное сердце. Тогда и сильный ум только повредит, в то время как доброе сердце и не очень завидный ум сделает желанной поддержкой, надежной помощью и верным сотрудником. Главная задача Христианина — чистить сердце, беречь его чистоту и свободу от страстей. Тогда ум, даже очень скромный, поможет сделать все нужное, и не будет у человека ощущения ущемленности, наоборот — с добрым сердцем в душе всегда полная гармония. Пусть одни призваны вершить великие дела, а другие — менее заметные, но не менее необходимые. Главное — сделать свое дело на совесть, во славу Божию и во благо людям.

«Мысли нехорошие гони, а какие появятся — тащи их за ушко да на солнышко. Строже будь к себе».

Отец Алексий, конечно, знал, что лучшее средство избавиться от назойливости нехороших мыслей — это открыть их другому. Кому? Здесь важно не ошибиться. Кое-кому нельзя. Нельзя сразу по нескольким причинам: одного смутишь, другого заразишь этим, третьему дашь повод разглагольствовать о чем не следует, четвертого испугаешь, пятому откроешь дверь к лени и нерадению мыслью: «если у других так, значит, ничего особенного, все естественно». Все это надо знать и о другом подумать, чтобы, желая облегчить свою душу, не нанести тяжести другим. Но кому же тогда можно сказать? Прежде всего идеальнее было бы сказать духовнику или просто мудрому и опытному священнику. Если таких нет, то такому человеку, который знаком с духовной бранью, доброжелателен, умеет молчать и молиться. Если же и этого нет, то хотя бы мысленно открыть все Богу или Царице Небесной, прося Ее помощи и заступления. Главное — нельзя рассчитывать, что пройдет все само собой, что достаточно переключиться на другое и забудется всякая грязь мысленная. На время, может быть, и забудется, но вспомнится тогда и там, где менее всего хотелось бы. Не запрятать поглубже, а отмыть покаянием и высушить «на солнышке» откровением — важно. В этом и заключена требуемая отцом Алексием строгость к себе. Без нее можно основательно запачкать душу находящими нечистыми мыслями, которые дальше за собой повлекут представления, могут разбудить нечистые желания и, не видя преград, доведут до потемнения и ума, и сердца. Христианам заповедана чистота, и за нее надо бороться.

«Когда нападают на тебя нехорошие мысли, особенно в храме, представь себе, пред кем ты предстоишь, или открой душу свою и скажи: «Владычице, помоги мне!».

Совет отца Алексия обращен к нам прежде всего для воспитания внимания и противоборства всякой нечистоте, которая, как темная туча, может находить на душу в любое время и в любом месте. В храме это особенно заметно. И отец Алексий советует самое действенное — вспомнить о Боге, позвать себе на помощь Царицу Небесную. Сами мы не сумеем справиться с этой тучей. Поэтому не в отвлечении спасения, ни тем более в погружении в эту тучу, даже с желанием бороться, а в призыве помощи Божией, которому предшествует смирение. Признать свою немощь, покаяться в безсилии и просить помощи у Пречистой Богородицы — вот надежный путь к преодолению вражьей тьмы.

«Прежде чем сказать, нужно подумать, Христа можно вспомнить, как бы он тут поступил, и потом, как совесть твоя говорит, так и делать и говорить…»

Здесь отец Алексий имеет в виду не просто разговор на обычные житейские темы, а такой разговор, от которого иногда очень многое зависит. Серьезное общение, серьезное обращение с другими требует неизбежно помощи Свыше. Если об этом не позаботиться, то может получиться и так, что отвечающий искренне хотел добра тому, кто его спрашивал, но к добру примешалось тайное тщеславие, или самонадеянность, или самоуверенность, или тщательно скрываемое сознание своего превосходства. Как бы то ни было, но скрытая примесь может стать той ложкой дегтя, которая испортит всю бочку меда добрых желаний и сочувствия. Потому и важно с мысленным обращением к Господу говорить и делать все.

Окончание следует

На снимке: икона святого праведного Алексия Мечева.

Галина Пыльнева
г. Москва.
01.07.2005
967
Понравилось? Поделитесь с другими:
См. также:
1
2
3 комментария

Оставьте ваш вопрос или комментарий:

Ваше имя: Ваш e-mail:
Содержание:
Жирный
Цитата
: )
Введите код:

Закрыть






Православный
интернет-магазин



Подписка на рассылку:



Вход для подписчиков на электронную версию

Введите пароль:
Пожертвование на портал Православной газеты "Благовест":

Вы можете пожертвовать:

Другую сумму


Яндекс.Метрика © 1999—2024 Портал Православной газеты «Благовест», Наши авторы

Использование материалов сайта возможно только с письменного разрешения редакции.
По вопросам публикации своих материалов, сотрудничества и рекламы пишите по адресу blago91@mail.ru