Сальери

Поэма Юрия Астанкова.

Об авторе. Юрий Васильевич Астанков родился в Самаре-Куйбышеве в 1959 году. Окончил Куйбышевский авиационный институт, учился в Литературном институте им. Горького. Публиковался в самарских изданиях, в сборнике «Молодая Волга». Работал журналистом в областной газете «Волжская коммуна», районной газете «Волжская новь». Живет в Самаре.

«Попытка первого императорского капельмейстера Сальери покончить с собой не удалась; по приказу императора его поместили в дом умалишенных».

Вена, 1823 год. Газетное сообщение.

«Хотя я смертельно болен, я хочу заверить Вас честным словом, что нет совершенно никаких оснований для этих абсурдных слухов. Вы знаете, о чём я: Моцарт, что я якобы отравил его. Но нет. Это - злобная клевета, одна только злобная клевета. Скажите миру, дорогой Мошелес, что старый Сальери на краю смерти сам Вам это сказал».

«Пресвятой Боже, смилуйся надо мною» - последние слова Антонио Сальери.

1

«О, скорбный дом, зачем я здесь, откуда,
В меня вошли растерянность и страх.
Ты, Кто дарил мне музыку, как чудо,
Антонио оставил в дураках.

Несчастные рычат здесь словно звери,
О, Господи, но где ж Твоя любовь?
Я помню крик: "С ума сошел Сальери"
и суматоху и на бритве кровь.

И проясненье. И тоску. И ярость.
Уныние и слезы на лице.
Что в жизни прожитой от прошлого осталось,
О чем печалиться, и что любить в конце?

О, мой Отец, Ты примешь покаяние?
Я припадаю ниц, себя кляня.
Ты благ и мудр, и я Твое создание,
но музыка покинула меня».

2

То было ль наяву, иль только снится,
Сосед во сне кричал, безумно зол.
Сальери выбрался из замершей больницы,
накинув на плечи потрепанный камзол.

Дремали санитары на кушетках,
Скрипели половицы под ногой.
И по стеклу скребли, пугая, ветки,
где ливень шел бушующей стеной.

И город будто вымер до рассвета.
Провел ладонью мокрой по лицу.
Ударил в спину налетевший ветер,
толкая к центру города, к дворцу.

Да, мне туда. Подумал отрешенно.
И мысль о Моцарте мелькнула стороной.
И потянулись окна и колонны
вдоль залитой водою мостовой.

3

«Да! Что о Моцарте. Он был любимец сердца.
В Волшебной флейте есть один мотив.
Ла-ла, та-та, божественное скерцо...
И духа дерзкого в безсмертие порыв.

Безсмертие! Но кто его достоин,
ведь в мире царствуют безумие и тлен.
Я слаб рассудком, я совсем расстроен,
их вместо музыки я получил взамен?

Напрасно к небесам взывать и плакать,
Что я для неба? - страждущая мышь.
Цепляет за ноги безумие и слякоть,
того гляди в канаву угодишь.

4

В газетах врут, распространяя бредни,
Что в смерти Моцарта Сальери виноват.
Но я знавал творца восторг победный.
А кто творит, тот не приемлет яд.

Ведь мне рукоплескали Вена, Лондон,
Милан, Париж, Варшава, Лиссабон.
И музыка была моей свободой,
в которой всё - и благо, и закон.

Рисунок Анны Пелевиной.

Небесный дар - алмаз, да без оправы.
И потрудиться надобно сперва.
И было б глупо состязаться в славе,
Ведь публика - она во всем права.

Она Сальери избрала кумиром,
И что с того, у Вольфганга свой путь.
Ведь музыка не ноты для клавира,
она порою разрывает грудь.

О, Господи, в Твоих руках я глина,
Твое ли имя прошепчу, как стон».
Сальери долго смотрится в витрину,
вот тот старик - неужто это он?

Он жив еще, но для музыки умер,
Его отпели молнии и гром.
Ученики Бетховен, Лист и Шуберт
Маэстро в оный час вспомянут за столом.

5

Входная дверь с трудом, но отворилась,
Шагнул вперед, рукой сжимая грудь.
«О, Господи, за что такая милость,
Ты силы дал пройти последний путь».

Всё в опере торжественно, как в храме,
Откуда здесь необъяснимый свет?
И эхо бродит в оркестровой яме,
где кроме тени никого и нет.

Но он же помнит всё до мелочей,
Там контрабас, там лютня, там валторна
в неверном свете тающих свечей.
Звучала музыка печально и задорно.

И певческий случался поединок,
За увертюрой пролетит пролог.
Всё на потребу музыке единой,
Там, где Сальери царь, и раб, и бог.

Какие здесь блистали примадонны.
Поклонники бросали им цветы.
С великим Гайдном постигал законы
Гармонии и ясной простоты.

Взмахнет рукой - и музыки дыханье
объемлет вдруг земное естество.
И шепчет он, срываясь на рыданье:
«Не верьте слухам, я любил его».

6

И отчего так сердцу стало тесно,
И чье лицо выхватывает взгляд?
«Так ты пришел, Сальери, друг любезный,
я жду тебя который день подряд.

Сегодня разыгралась непогода,
как будто в небесах затеян спор.
А я, представь, записываю ноты
Дождя и ветра в тоне до минор».

И посмотрел с улыбкой и открыто.
С прищуром молодых веселых глаз:
«Я на досуге набросал сюиту.
ты посмотри, там славный контрабас».

«Но, Моцарт, ты же умер в девяносто первом,
И катафалк, и никого окрест.
И галки все галдели на деревьях,
как в перерыве оперный оркестр.

До кладбища тебя не проводили,
за гробом шли до городской черты.
Ты четверть века почиешь в могиле,
Иль ты воскрес? И это вправду ты?»

«Ах, друг Сальери что ты, брат мой, что ты,
в тебе живут растерянность и страх,
ведь жизнь и смерть всего лишь только ноты
на главной партитуре в небесах.

И мы из тех, кто чувствует острее,
Кто понимает смысл и ход времен.
И гений духа, Моцарт ли, Сальери
на это пониманье обречен.

Ты помнишь Реквием. Я угадал три звука,
почувствовав дыхание Его.
Теперь я знаю, как звучит разлука,
и смертный страх и жизни торжество».

Всё наяву, иль это всё приснилось,
и он открыл в последний раз глаза.
И стихло всё. От Вены откатилась
К рассвету ослабевшая гроза.

7

А журналист не сдерживая шага,
вбежал за новостью под этот скорбный кров:
«Сальери жив?» - «Отмучился бедняга.
День протянул, а там и был готов».

«А перед смертью что сказал маэстро?
Он отравленье подтвердил наверняка?
Раскаялся? Ведь это всем известно,
Вся Вена осуждает старика».

«Да нацарапал на листке молитву,
но по секрету я открою вам.
Он улыбался, и глаза открыты,
как будто он увидел что-то Там».