Самарская Голгофа

Есть такое место в Самаре — парк имени Юрия Гагарина. Раньше это была окраина города, теперь географический центр. Среди шума и пыли мегаполиса —  32 гектара оазиса тишины. Высокие дубы и липы с густой кроной, прыгающие с ветки на ветку белки, нежно-зеленая весенняя трава. Сладкий душистый запах цветущего каштана. Озеро с живыми лебедями. Многочисленные аттракционы. Парк был открыт в конце 70-х годов. И стал самым массовым по посещаемости в самом большом районе города — Промышленном.

Но мало кто из горожан знает, что в этом красивом парке, залитом солнечным светом, — девять безымянных братских могил, в которых лежат жертвы политических репрессий 30-х — 40-х годов. Их точного местонахождения сейчас, видимо, не знает никто. Кроме одной, у которой в дальнем левом (со стороны Московского шоссе) углу парка установлен памятный знак из красного мрамора. На нем надпись: «Памятник установлен на месте захоронения жертв репрессий периода 30-40 годов. Поклонимся памяти невинно погибших». У подножия памятника — кем-то положенные уже увядшие тюльпаны и красные гвоздики, сам он покрыт пылью. За памятником, словно страж, стоит черемуха, она сейчас отцветает, а позже она покроется вяжущими черными ягодами. Внезапно душу окутало чувство благодати, святости места. Сами собой кладутся поклоны, поется Пасхальный тропарь, губы произносят вполголоса: «Погибшие мученики, молите Бога о нас!»

Для меня это настоящее открытие — такое особое, святое место в центре Самары! И кажется непонятным, почему тут, в этом пустынном углу парка, кроме меня никого нет, никто не молится у этого памятника, не читает с покаянными слезами фамилии и имена погибших на стелах…
В Самаре, как, наверное, в каждом городе России, есть своя Голгофа — земля, обагренная кровью новомучеников. Это парк имени Гагарина. Особенность этого места — сюда привозили закапывать уже убитых. Сами расстрелы производились не здесь. На месте нынешнего парка имени Гагарина в 30-е-40-е годы были дачи сотрудников НКВД. Убиенных закапывали по ночам в братские могилы. Их имена названы в «Белой книге». Только что вышел последний — 21-й том «Белой книги», этого уникального труда покаяния. К читателям «Белой книги» обращает свое слово в ее начале Архиепископ Самарский и Сызранский Сергий: «В архивах Самарской области хранятся дела более чем на сорок тысяч несчастных жертв. Многие и многие из них расстреляны, повешены, сведены в могилы голодом, холодом, физическими истязаниями. Но были, были и такие, кто до конца вынес нечеловеческие пытки, пошел на неминуемую гибель, отвергнув клевету на себя и своих близких, памятуя завет Христа Спасителя:: «Нет больше той любви, как кто если положит душу свою за друзей своих».
Засыпанных шурфов с убитыми на территории парка имени Гагарина девять, в них лежат 3500 или 3600 человек. Но даже эти цифры мы могли бы никогда не узнать, если бы не Валерий Константинович Куренев, редактор «Белой книги».
Куренев был начальником учетно-архивного подразделения КГБ СССР по Куйбышевской области, именно там хранятся архивные уголовные дела на жителей Самары и Самарской области — 25 тысяч дел. Когда вышел Закон «О реабилитации жертв политических репрессий» (18 октября 1991 года), Куренев стал по своей инициативе писать в газеты статьи по теме реабилитации, получил выговор от начальства, а потом — благодарность. Первым руководителем рабочей группы по созданию «Белой книги» был первый заместитель начальника Управления КГБ СССР по Куйбышевской области Николай Евдокимович Попков, в издании «Белой книги» помогли областные власти. Когда Куренев в 1995 году вышел на пенсию, Попков пригласил его участвовать в создании «Белой книги».
Валерий Константинович разыскал бывшего коменданта Управления КГБ, который лично принимал участие в расстрелах и захоронениях, и попросил о встрече.

— Ему за 80 уже было, имени его я называть не буду, может, родственники его живы, — вспоминает Валерий Куренев. — Его подпись есть под многими исполнительными справками о расстрелах. Он ничего сам не рассказывал, а расспрашивать я как-то не смог. Вы можете представить, человек, у которого на совести такой груз, и чтобы он сам рассказал, как это происходило… Это был уже глубоко больной человек, с психическим сдвигом. Мы с ним вместе прошли по парку имени Гагарина, и он показал мне места захоронения. Насколько точно он их указал, я не знаю, ведь местность со времени расстрелов изменилась. Он показал мне девять таких мест. Я для себя составил схему захоронений. А когда уходил на пенсию, передал эту схему своему преемнику: «Возьми, может, пригодится». Но он, насколько я знаю, ее не сохранил. Комендант умер через месяц после нашей встречи. Из тех людей, кто участвовал в расстрелах, никого уже нет в живых. И в Сызрань я писал — найдите захоронения, их там нашли в Заусинском овраге.
Хорошо хоть, что около одного захоронения в парке имени Гагарина мы в 1989 году поставили памятный знак. Общество «Мемориал» пыталось начать в парке раскопки, привлечь к этому молодежь, но я был против. Это надо делать правильно, должно быть постановление прокуратуры для проведения эксгумации трупов. Да и найти останки конкретного человека очень сложно.
— Есть еще места захоронений жертв массовых репрессий в Самаре?
— Я больше таких мест не знаю. На кладбищах не хоронили точно. В Куйбышеве были лагеря военнопленных, большой Безымянлаг, где они своих хоронили, я не знаю. Эти данные должны быть в милицейских архивах, но пожар здания облУВД 1999 года мог их уничтожить.
— Говорят, что над братскими могилами в парке имени Гагарина специально сажали большие дубы, чтобы никто ничего не нашел. И якобы, где большой дуб — там могила.
— В тех местах, которые мне показывал комендант, ничего не росло, я думаю, что про дубы это легенда.
— Как велась работа по созданию Белой книги?
— Мы просмотрели 25 тысяч архивных уголовных дел по Средневолжскому краю, начиная с 1919 года. Средневолжский край объединял Самарскую область, часть Саратовской, Пензенской, Ульяновской областей, центр его был в Самаре. Это все уголовные дела на тех, кто был репрессирован с 1919 года и до сегодняшнего дня, они находятся в архиве КГБ (теперь ФСБ). Этот архив у нас существует, хотя уже не должен существовать. Когда в 1993 году пришли к власти демократы, вышло указание президента Ельцина передать архивы КГБ на хранение в Государственный архив. Приехала к нам в Управление КГБ комиссия, опечатали наши архивы печатями и уехали. Месяц прошел — никто не появился. Я написал запрос — реакции никакой. А в то время только что вышел закон о реабилитации, и к нам поступало очень много заявлений от граждан, по десятку каждый день. Мы подбирали дела и направляли их в облпрокуратуру, а уже прокуратура выносила постановления о реабилитации. Я собрал накопившиеся заявления, отвез их в эту комиссию, на второй день они приехали и сняли печати с наших дверей, сказали, что им «негде хранить». Благодаря тому, что архив остался у нас, и была создана «Белая книга».
— Когда в Самаре начались первые расстрелы?
— В 1919 году. Если пролистать все тома «Белой книги», то там найдете всю информацию. А вот пиком репрессий был 37-й, самый расстрельный год. 37-й и начало 38-го года — на эти годы приходится половина всех дел. В 20-е годы массовых расстрелов не было.
— По какой год шли расстрелы?
— По 53-й год.
— 25 тысяч дел — по ним все казненные?
— Нет, расстрелянных было около пяти тысяч. А всего по этим делам проходит около 40 тысяч человек. Не всех расстреливали. Остальных, кого не расстреляли, в ссылку отправляли, в лагеря — на Соловки, в Сибирь, в Магадан. Резона не было всех расстреливать. Тогда создавалась промышленность нашей страны, и это был дармовой труд. Тачка, лопата и минимум еды. Многие, конечно, из лагерей не вернулись. Есть, конечно, дела на тех, кто не подлежит реабилитации. Есть еще какая-то часть дел, я думаю, тысяча, в архиве областного суда.
— У нас в Самаре тоже «тройка» была?
— И тройка была при УНКВД по Куйбышевской области, и особое совещание было, и областной суд — все судили.
В 37-м году на пике репрессий тройка в основном занималась. По пятьсот человек судили за раз. Я видел дела — заседание тройки, в одно заседание осудили пятьсот человек, вынесли пятьсот тяжких приговоров. «Этого расстреляем: этому пять лет: а этому — десять лет», — а в глаза не видели тех, кого осудили. Считалось, что происходит усиление классовой борьбы, и они боролись с классовым врагом.
— Где это происходило?
— В здании Управления НКВД на Степана Разина, 37, допрашивали в кабинетах.
— Что это были за люди, которые попадали под пресс репрессивной машины?
— Всех социальных категорий, без исключений: крестьяне, служащие, военные, партийные работники, руководители предприятий. Но больше всех было крестьян. Да тогда и Россия была большей частью крестьянская.
— Что было основанием их ареста?
— Нередко их судили скопом, по полдеревни сразу. Вся вина их заключалась в том, что они не хотели вступать в колхозы или просто выразили сомнение в целесообразности создания колхозов. Или судили за антисоветские разговоры, это статья 58-10: «пропаганда или агитация, содержащие призыв к свержению, подрыву, ослаблению советской власти». Осуждали на 6 месяцев лишения свободы — это нижний предел, а верхний — вплоть до высшей меры наказания. Карающие органы действовали в соответствии с этой статьей: арестовывали, судили. Она существовала с 20-х до 50-х годов, с приходом к власти Хрущева приняли новый Уголовный кодекс, и эта статья стала 67-й, но смысл ее оставался тот же.
— Какие дела вас лично особенно задели и поразили?
— В последние годы меня особенно задевают судьбы священнослужителей и мирян Православной Церкви. Я сам стал верующим, и мне это стало близко. Священнослужителей много пострадало в годы репрессий, я думаю, до 90 процентов. В книге «Новые мученики и исповедники Самарского края», которую составил по архивным делам Антон Жоголев, они называются практически все. А если кто не вошел туда, они вошли в «Белую книгу».
— А было что-то особенное в поведении священнослужителей на допросах?
— Большинство священнослужителей достойно себя вели. Это я могу сказать не наверное, а точно. Ведь как составлялись групповые дела? Одного арестовывают — он дает показания на других. Каким образом это происходило? В том числе и принудительно, существовали «стойки» — несколько дней человек стоит, и ему не дают спать. В конце концов, он в состоянии полуневменяемости подписывает все, что ему диктуют, дает показания на кого-то, тот — еще на кого-то, так групповое дело и сочинилось, «возникла» антисоветская организация.
Давали люди друг на друга показания, к сожалению. Я иногда был противник, чтобы родственники знакомились с этими делами. Чтобы не знали страшной правды о своих близких. А вот священнослужители старались не подставлять своих знакомых и близких. Но были и обратные факты тоже. Меньше — но были.
— Где расстреливали в Самаре?
— Там же на Степана Разина, 37. В подвале. В Самаре была еще и тюрьма на улице Арцебушевской, где сейчас общежитие медуниверситета. Документов нет, но можно предполагать, что там тоже расстреливали. Политзаключенные еще содержались в Сызранской тюрьме, там тоже расстреливали.
Некоторых расстреливали на второй день после вынесения приговора, а других еще по полгода держали. Грамотные люди писали заявления в вышестоящие суды и Верховный суд, пытались себя защитить. Ну, их через полгода все равно расстреливали, в делах написано: есть справка об исполнении приговора, подпись коменданта. Или справка прямо с заседания тройки: такой-то осужден к расстрелу, и тут же написано: исполнено и дата. На месте парка Гагарина за городом были тогда дачи сотрудников НКВД. Место охранялось, посторонние туда не допускались. Решили именно там хоронить расстрелянных, чтобы народ не узнал.
— А дачи там оставались?
— Оставались. Люди на дачах обычно жили в выходные дни, а в будни там никого не было. Ночью привезут трупы, выкопают глубокие шурфы, и в них закопают. Там не расстреливали. Если бы там стреляли, то слышна была бы стрельба — город был недалеко.
— Так много людей сразу могли расстрелять в здании на улице Степана Разина?
— Дело нехитрое — расстрелять человека. В затылок из пистолета стрельнул — и готов. В машину погрузили, увезли и закопали. Все расстрелянные в Куйбышеве захоронены там, в парке Гагарина. А дачи там перестали существовать уже после войны.
Для меня «Белая книга» — не только дань памяти незаслуженно осужденным, но и предупреждение. Не приведи Господи, чтобы все это еще раз случилось. Сейчас много говорят, что надо действовать пожестче, приводить к порядку, в том числе и путем репрессий. Категорически против! Должен действовать только закон. Когда человек берет в руки эту книгу, он говорит: «Репрессии допускать нельзя, ведь страдать будут и невинные. Непременно».
Когда мы начали работать над «Белой книгой», составили список расстрелянных в Самаре. Они все захоронены в парке имени Гагарина. Остальные захоронены в Сызрани, в Заусинском овраге. Там нет даже памятного знака! Существует и проект мемориального комплекса в парке имени Гагарина: площадь, в центре памятник жертвам политических репрессий, вокруг — стелы с именами погибших. Но городская комиссия по реабилитации никак не найдет на это денег. Наша идея — сделать поименные списки погибших на стелах, назвать всех. Мы такой список подготовили и передали в эту комиссию, он на обыкновенной канцелярской бумаге, там его переплели, теперь он хранится в областном архиве. И никому он не нужен. Я говорю им: «Только, Бога ради, его не теряйте».

Раз в год в октябре в день поминовения жертв массовых репрессий в парке имени Гагарина проходит митинг. В последний раз там был священник, который служил панихиду по погибшим. В течение года к памятнику приезжают родственники погибших. И все. А ведь нужно — для нас, чтобы это место пользовалось всенародным почитанием. Одна из причин выбора места для мечети рядом с парком, как сказали мусульмане Куреневу, — то, что в этой земле лежат их братья по вере.
В Подмосковье по решению Правительства Москвы на месте «расстрельного» Бутовского полигона создается мемориальный комплекс. Там построен храм святых Новомучеников и Исповедников Российских, идут службы, на которых поминаются поименно все погибшие в массовых репрессиях. Все это стало возможным, потому что нашлись люди неравнодушные.
Когда в конце 1970-х годов в Куйбышеве открылся новый парк им. Гагарина, радости у горожан не было предела, ведь это был самый благоустроенный парк в городе. Но радость была не долгой. Вскоре после его открытия страшная трагедия потрясла горожан. Во время работы карусель «Сюрприз» вдруг оторвалась, и много детей разбились из-за, как тогда решили, чьей-то халатности! Но, может быть, не только она явилась причиной? Ведь парк открылся на месте нашей скорби. На костях мучеников. Сейчас уже многого не исправишь. И пусть будет парк, пусть цветут на этом месте цветы, плавают лебеди, играют дети. Но пусть на этом историческом и святом месте будет и церковь, мемориальный комплекс, плиты, на которых выбиты имена погибших. Так будет спокойнее всем. И живым, и усопшим.

На снимке: памятный знак на месте массовых захоронений в парке им. Ю. Гагарина.

Людмила Белкина

27.05.2005