Листая старую тетрадь…

Этим летом я ночевал в родительской небольшой квартире на улице Пролетарской в Самаре. Там вырос, провел годы детства. И вот невзначай в ящике стола увидел записи моей мамы о ее и, конечно, моих предках. Делюсь этими записками с читателями. Моей маме 81 год. Наталия Борисовна Жоголева до недавней поры работала в Православном магазине на улице Пушкина. И сейчас бы работала, но вмешалась эпидемия ковида, пришлось с работы уйти (по возрасту стала обязательной «удаленка»). Теперь она все лето и до поздней осени в деревне, занимается огородом. Но многие покупатели нашего магазина ее хорошо знают и помнят, звонят. Итак, раскрываю старую запыленную тетрадь…

Антон Жоголев.

Эту фотографию Иван Васильевич Артяев прислал домой с фронта Первой мировой войны. Снимок сделан в 1914 году до его контузии.

Предки по линии мамы. Дед - Иван Васильевич Артяев - родился в июне 1881 г. в селе Арбузовка Оренбургской губернии (может быть, и в Сорочинске). После Японской войны 1905 года, будучи прапорщиком, остался в армии писарем. Был грамотным, хорошо писал, окончил 4 класса школы. Звали «дворянчиком» за вежливость. В 1906 году женился на бабушке. Бабуля Мария Петровна тогда училась на учительских курсах. Дед приезжал к ней на коне, в форме, как гусар. Всем ее подругам он нравился. Голубые глаза, светлые вьющиеся (волнистые) волосы, добрый, стеснительный, с хорошими манерами. Но бабушка его не очень-то ценила. Сватать приезжали его родители.

Мой прадед - Артяев Василий Ферапонтович - держал извоз в с. Арбузовка у слияния рек Самарки и Бузулука. Возил людей и телеграммы за 60 верст. О прабабушке пока ничего не знаю.

Дед Иван Васильевич в Первую мировую войну в 1914 году опять попал в армию, в 102-й полк писарем, возможно, казначеем. После свадьбы семья переехала в Сорочинск. Дед служил в Тоцких лагерях. Там родился дядя Володя. В Сорочинске у них был большой дом, гостиная большая с зеркалом, две кадки с искусственными пальмами, большой стол с белой скатертью. Большой двор, сараи. Держали корову, кур. Был денщик [пленный] немец, который помогал по хозяйству. В гости приходили известные люди города - владелец мельниц Прияткин, священник с матушкой, дьяк с женой, врач и другие. Жили по тем временам хорошо.

В 1921 году был страшный голод. Доходило до людоедства. Ивана Васильевича бабушка старалась из дома лишний раз не выпускать. Он был пухленький, румяненький. Часто он отсиживался и в погребе. Работал Иван Васильевич после революции бухгалтером в какой-то артели. Был и управляющим на «Лесной пристани». Продавали сплавной лес.

Перед самой революцией, до 1917 года, семья жила в Казани, жили в номерах, в гостинице.

Иван Васильевич и Мария Петровна Артяевы в Казани. 1912 год.

В 1923 или 24 году, в июле, семья срочно, скрытно переехала из Сорочинска в Самару. Предупредил о возможных репрессиях (ведь Иван Артяев - офицер, занимал очень большой дом) владелец мельниц Прияткин. Он же помог организовать вагон. Ночью загрузили вагон и уехали в Самару. Иван Васильевич и в Самаре стал работать бухгалтером. Жили на квартире. В 1930 году бабушка развелась с мужем, чтобы не портить детям будущее, чтобы они могли поступить в институты. Дед уехал в 1931 году в Ташкент. Работал там бухгалтером, покупал семье ткани, вещи, копил для семьи деньги, а потом все равно все пропивал. Бабушка ездила к нему несколько раз. Вернулся он весной 1936 года. По дороге домой заболел дифтерией, и его ссадили с поезда. Лечили. Потом он приехал домой весь исхудавший. Бабуля, мама моя с женихом (мой папа) встречали его. А в 1937 году в феврале Иван Васильевич умер от туберкулеза, открытая форма.

Прадед Василий Ферапонтович приехал в Самару сватать бабушку Марию Петровну (за сына - моего деда). Первый раз она отказала. Василий Ферапонтович сказал: «Подумаешь, «цыганочка» (бабуля моя была смуглая, кареглазая с черными вьющимися волосами). У меня вон какие сапоги с галошами, а дома под потолком лампа». Во второй раз бабушка согласилась.

Бабуля Мария Петровна училась на учительских курсах и одновременно работала учительницей в Ставрополе (на Волге). Ездила туда на пароме по Волге. Бабуля была очень волевая. Дети ее слушались безпрекословно. Стоило ей только бровь поднять, и они понимали все. Дома всегда было довольно тихо, несмотря на то, что детей было пятеро, да и друзья приходили. Бабушка волю подавила в детях. Все, кроме самой младшей Тамары, были мягкохарактерные. Не знаю, как дяди Володя, Шура и Петя, но мама [Таисия Ивановна] духом все-таки сильная.

«Пришлите сухариков»

Дедушка и бабушка моего мужа [Евгений Федорович Лёзин - второй муж моей мамы - А.Ж.] были зажиточными крестьянами. Пахали и сеяли хлеб. В их доме вместе с ними постоянно жили работники. А в самую страду работников нанимали. Кормили хлебом матушку-Россию. А в 1929 году их раскулачили; выгнали из дома, все отобрали, иконы порубили. А их с детьми выслали в Котлас. Там они голодали, холодали. Старшие дети ходили по дворам, просили милостыни, чтобы отец с матерью не умерли с голода. Отец мужа вывез оттуда тайно младшую сестренку, чтобы хоть она бы не погибла от голода. А два средних брата бежали сами по просьбе родителей. Емельян Леонтьевич и Евдокия плакали и просили детей уезжать, чтобы всем не погибнуть. Еще какое-то время деды были живы, потому что раза два присылали письма с просьбой: «пришлите сухариков». Им отправляли посылочки, но они их не получали. Паспортов-то у них не было.

Россию-матушку хлебом кормили, а самим пришлось просить: «Пришлите сухариков!».

* * *

Некогда. Прасковья Ивановна [мать мужа] говорила мне, что раньше и слова-то такого не было «некогда». И в ее молодости в с. Григорьевка (Белый овр.) никто никогда не говорил «некогда», только если «у меня времени на это нет». Всё делали неспеша, по порядку. До войны и некоторое время после войны в Самаре она тоже не слыхала такого слова. «Все эти «некогда», как сказано в Писании, «суета сует». А если все с Богом делать, то все и успеется», - так она говорила.

Недобай. У Прасковьи Ивановны в селе про некоторых людей говорили: «Он недобай». Это она слышала в детстве и молодости от взрослых. «Недобай - это кто не договаривает свою мысль, или хитрый, или попросту неграмотный, говорить не умеет. А сейчас у нас как посмотришь в телевизор, все недобаи. Говорят много, а как конкретно что сделать - не говорят».

Бизнесмен. Раньше, говорила Прасковья Ивановна, были фабриканты, ремесленники, купцы, а теперь - бизнесмены. «Только деньги делают, а производство стоит».

О супружеской постели. «Да не остужается супружеская постель, - говорила мне Прасковья Ивановна. - Раньше утром постель застилали, подушечки взбивали, накидушечками накрывали. А теперь все утром поснимают с кровати и в какой-то ящик запихают. И на этом диване-кровати днем кто угодно сидит или валяется».

Об образовании. «Вот по радио слышу: этот с высшим образованием, тот с высшим образованием. Все получили высшее образование. А вот человеческого образования не получили».