Во первых строках…

Размышления, записи и миниатюры Владимира Крупина.

См. также

ГЛАВНАЯ КРЕПОСТЬ РОССИИ, ОНА ЖЕ И ЕДИНСТВЕННАЯ И ПОСЛЕДНЯЯ — СЛОВО. СЛОВО БОЖИЕ, ЛЮДЬМИ ПОДХВАЧЕННОЕ.

ЧЕБОКСАРЫ. ЛЕТО. К Волге! Ушел подальше по берегу в безлюдность. Разделся, забрел в воду по пояс. Вдруг солнце засияло. Перекрестился: «Во Имя Отца!» И тут резко просыпался на меня дождь. Крупные холодные капли. Летят вертикально. Как десант. На воде прыжки фонтанчиков. Погрузился с головой. Опять крещусь: «И Сына!» — Опять погрузился. А дождь освежающий, прямо как окропление на водосвятии. Какая же огромная кисть у Господа! Снова крещусь: «И Святаго Духа!» — и в третий раз погрузился. Повернулся к берегу. И как ступил на берег — дождь в тут же секунду перестал. Как и не было.

Ну вот что это такое? Конечно, великая милость Божия. И как я об этом не рассказал бы? Тем более и свидетель был — мой брат двоюродный, по отцу, Виталий. И в Москве об этом чуде погружения в матушку Волгу рассказал. И думал: я хвалюсь или нет? Нет, не похвальба это, не грех. Это же было. Вот уж чудо так чудо.

РЕБЕНКУ, давно привыкшему к дорогим айфонам, привезли детскую книгу с иллюстрациями. Он охотно взял ее, раскрыл. Понравилось. Листает. А одну картинку ему захотелось рассмотреть получше. И он стал ее пальчиками раздвигать. Как сделал бы это на экранчике айфона. И там бы картинка увеличивалась. А в книге она не раздвигалась. И мальчик о т ш в ы р н у л книгу.
И это образ убийства книги. Тут разрыв поколений. Книга, конечно, не сдается. И выживет. Но выйдет из боев, как поредевшее войско.

И НИЧЕГО ИЗ физической осязаемости мира не хочется более испытывать, как только босыми ногами ступать по гладким плитам Старого города в Иерусалиме.

КОГДА ТЕРЯЛАСЬ какая-то вещь и мы принимались ее искать и не находили и переживали, мама говорила: «Не надо, не ищите, она сама окажется». — «Как?» — «Ей же без вас надоест, одной-то тоскливо будет». И правда — вещь о к а з ы в а л а с ь.

Японский император русскому: «У меня где какая вещь лежит, лежи она сто лет, никто не возьмет». Русский император ему: «Нет, у меня нос промеж глаз украдут. А ежели какая вещь валяется, то что ей зря валяться, надо ее взять и к делу пристроить».

Публичность и наличность уничтожают личность.

МЕСТНЫХ, ДИАЛЕКТНЫХ слов, синонимов общеупотребительных много в любой русской области, но мне, при моей вятскости, кажется, да не кажется, а так оно и есть, что в вятском говоре богатство слов-синонимов превышает любые другие говоры.
Устал человек, захомутали его, припахали, заездили, горбатился весь день, работа каторжная. Измучился, упетался, ухайдакался, устирался, ухлопался, запарился. Но и не только, он еще весь грязнущий, то есть он учучкался, устряпался, уханькался, ухрюкался, ухомаздался, извозился, вывозился, ушлепался. И задрипанный он, и замызганный.
У нас и на ходу сочиняют слова. При мне было: рассказывает мужчина о ком-то жадном: «Ему первое дело пузо затрамбовать. Не успеешь оглянуться, он уж сидит, нахомячивает».
А мой отец! Знакомая женщина на улице стала с ним советоваться, какие породы плодовых кустарников посадить. Он: «Да ты больно-то незамичуривайся, хватит тебе смородины да крыжовника. Малина сама вырастет, а иргу все равно дроздыобшишкарят, с ней не связывайся. Так, для цвета, в окошко весной полюбоваться, ткни кустик».
И в самом деле, ирга цветет дивно. И как яблоня, и дольше, чем яблоня.

ИГРА В «ВОЕНКУ». В Великую Отечественнуювойну мое поколение входило в возрасте младенцев. Война началась, а мы рождались. Война шла, а мы росли. И Победу помним. И горе, и крики вдов и матерей, и сирот.
И наши игры, которые были, конечно, все военными. Раздавался клич: «Айда в военку играть!»
И собирались моментально. В этих играх были и «наши», и «немцы». Бросали монетку, кому кем быть. Делились по-честному. Разбивались на пары, отходили в сторону, договаривались, кто кем будет, подходили к «маткам», к «водям».
— Матки, матки, чьи помадки?
Называли на выбор два предмета: буран или вьюга, трава или сено, лыко или мочало, куль или мешок и тому подобное. «Води» по очереди выбирали. Так создавались команды. Конечно, друзьям хотелось быть в одной команде, и они, чтобы не попасть в разные, вместе не сговаривались, старались шепнуть своему командиру свой «позывной», кем он назовется, сосной или березой.
После дележки силы уравновешивались, то есть в команду, куда собирался народ поплоше, выталкивали, в виде довеска, одного-двух из резерва, который крутился тут же. Никто из резерва не оставался без дела, он шпионил в пользу «своей» команды.
Итак. Свисток! Команды разбегались. А играли всегда в живописнейших местах: лесные опушки, речные обрывы, луга. Чаще в логу, берега которого были в лопухах и кустарниках. Внизу ручей. Берега над ним то глинистые, то каменистые, то песчаные. То ельник, то вереск, то пихта.
В начале «войны» еще помнилось, кто «наши», кто «немцы», но война была так горяча и энергична, обе команды так рвались к победе, так одинаково кричали «ура» и «полундра», что всегда побеждали наши. Тем более я не припомню, чтобы хоть раз какая-то команда признала себя побежденной. И никто и никогда не соблюдал никаких правил, которые вроде бы оговаривались до начала игры, никто не падал после крика: «Падай — ты убит! Падай!» И какие правила, когда захваченные в плен плевали в лицо тем, кто допытывался, где спрятано знамя, когда не хватало только настоящей гранаты, чтобы подорвать себя и врагов, когда уже и резервисты, никого не спрашивая, добровольно ввязывались в бой. Тут уж никакое жюри не смогло бы установить победителя.
В конце игры собирались на поляне, кричали, спорили. Спорили, опять чуть не до драки, чья победа. Но какая победа, кого над кем? Победа была общая. И вскоре обиды: царапины, синяки, кто-то и палкой получил, — не вспоминались. Возвращались сплоченной ватагой. Кровь, потешенная молодецкой игрой, входила в берега. Шли и дружно жалели, что настоящая война нас не подождала, закончилась, а то бы мы повоевали! А то жизнь проходит, и никакого просвета. Уже и Знамя над рейхстагом, и вообще мир во всем мире.
И не знали, несмышленыши, что войн и крови на нас хватит с избытком. Ибо страшна Россия врагам Христа. И все надеются ее убить. Ну-ну. Хвалилась теляти волка съесть.

ЕСТЕСТВЕННО, ЧТО трудности были и будут, но сейчас еще и искусственные трудности. Они специальны, чтобы нас вымотать, измучить. И не стыдно их не преодолевать.

КОГДА ВОЛК хочет задрать овцу, то отгоняет ее от стада.

— В тебе два волка. Они враждуют. Один добрый, другой злой. Какой победит? Тот, которого ты будешь кормить.

РОЖДАЕМОСТЬ В РОССИИ увеличивалась после войн, после Куликовской битвы, Смутного времени, Отечественной, даже после Гражданской, а вот после Второй Отечественной загасла. А Господь посылает женщинам способность к деторождению, но многие из них лучше в убийцы пойдут, а рожать не хотят. А не смогут?

Женское: «Надо посуду вымыть, а тянет ее разбить. Это усталость, Господи, это вовсе не лень. Господи, как же трудно мужа всю жизнь любить. Каждый день, Господи, каждый Божий день».

— «НАШ ВОЖДЬ не тот, кто пляшет польку, а тот, кто сбегал в монопольку». — Уже и «монопольку» надо объяснять. Это торговая точка. Государственная, в отличие от лабаза и лавки. Монопольное право (акцизы) продажи спиртного было у государства. Потом к нему подобрались арендаторы, в основном, как известно, евреи.

…Мы ходим по золоту. Эволюции в русской письменности нет. В ней путь вперед — это путь во времена соединения текста и его значения. Как в живописи — путь к вершине рублевской «Троицы».

СТАРИК СТАРИКУ: — А давай, братишка, вернем свою юность! — Как? — Очень просто. Давай повторять ошибки молодости. — Хорошо бы. Да у меня уже не получится. — Ошибки-то не получатся? — Дак ведь новых наделаем.

СОВЕТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА в средней своей массе безкостная, хрящевая. Все в ней правильно, иногда интересно, чаще уныло. Но даже и такая, она нравственна.

Как-то ведь читали и «Битву в пути» Николаевой, и «Далеко от Москвы» Ажаева, и «Поджигателей» Шпанова, «Цемент» Гладкова, и «Кавалера Золотой звезды» Бабаевского, и «Орлиную степь» Бубеннова. И «Флаги на башнях» Макаренко, «Знаменоносцев» Гончара, «Бурю» Лациса, «Щит и меч» Кожевникова и «Брат океана» другого Кожевникова… И многое-многое подобное. В книгах были образы-слепки, с деда Щукаря, например. В Сибири был свой «Тихий Дон», это «Даурия» Седых. То есть после прорыва начиналась, говоря военным языком, «паспортизация местности».
Смотрю список. А ведь это едва ли не сотая часть того, что я прочитал и помнил. А добавить сюда зарубеж? У Киплинга: «Запад есть запад, восток есть восток, и вместе им не сойтись»? Как же не сойтись? А в литературе? А в голове вятского мальчишки? Среди Анны Зегерс, Арагона, Го Мо-жо были и Диккенс, Драйзер, и Лондон, и, позднее, Маркес, Акутагава. И институтское: Сервантес, Лопе де Вега, Гете, Мицкевич, Ванда Василевская, Леся Украинка (вся безбожная, как и почти все украинские письменики)… И самостоятельное: Фолкнер, Гамсун, Бёлль, Сэлинджер, всего с избытком.
И самиздата была полна коробочка. Все то, что науськивало на соцсистему, а по сути, на Россию. Но не стал же в ряды зубоскалов-хохмачей типа войновичей, матерщинников алешковских: как-то мерзки были их «сходняки», их готовность услужить осмеянию русской действительности, из них один Владимов нравился независимостью суждений. И еще Максимов.

ГНИЛОЙ УГОЛ. Так называли у нас западную сторону. Всегда оттуда приходила плохая погода: дожди летом-осенью, зимой вьюги.

ПУСТЫНЬКА МЛАДЕНЦА Иоанна Предтечи. Она теперь в ведении или францисканцев, или бенедиктинцев, не знаю. Неважно. Земля православная, недалеко от госпиталя Хадасса. А он на земле русского владения в Палестине. Конечно, уже не отдадут. Наша миссия уже и не мечтает.
Пустынька соблюдается, в нее допускают. Но строго в определенное время. Я жил в Горней и все мечтал побывать в пустыньке. И раз вырвался. Мне рассказали, как идти. С утра, еще до завтрака, чтобы успеть к поездке. Пришел, скорее даже прибежал. И закрыто. И что? И спасовать? Перекрестясь, полез через заросший виноградом железный забор. Собак не слышно. По тропе вниз. Цветение, благоухание, весна. Вот она, пещерка. Пред нею источник, заросший водяными цветами. Меж них шевелятся толстые разноцветные рыбы.
И тут вот жил младенчик, потерявший и отца, и маму. Косуля приносила молоко, Ангелы занимались с ним. Спал вот в этой пещерке. Пища — дикий мед, акриды. Конечно, знал о своем предназначении. Видел вот эти горы, ущелье, поток внизу.
В первый раз я принял этот источник за источник Иоанна Предтечи. И ухнул в него. А он без дна. Нырнул крепко. Но всплыл, выкарабкался. А время неслось. И я побежал напрямую, не по дороге, в направлении госпиталя, а там рядом. Продирался через кусты и очень, помню, боялся змей и себе говорил: какой же ты православный, когда знаешь, что ничего с тобой при вере в Господа не будет, ничего тебе не повредит, даже если «на аспида и василиска наступиши и попереши льва и змия».
Когда через несколько дней приехал с группой, то монахиня указала на источник Иоанна. Он выше, рядом с пещерой. Холодный необыкновенно. Холодящий до костей. Но так благотворно. Уже на рыб в «своем источнике» смотрел как на знакомых и ужасался их величине и своему к ним нырянию. Ну не змеи же, не акулы.

И ПОСЛОВИЦЫ НАШИ готовили нас ко всему неожиданному: от тюрьмы да от котомы не зарекайся, сегодня пан — завтра пропал, деньги что навоз — сегодня пусто, завтра воз, сегодня жив — завтра жил…

РОК-МУЗЫКА — это музыка? Это культура? Это цивилизация? Это прогресс варварства.

ЗА ГРОБОМ известного писателя. Говорят в толпе, что на отпевании будут обе жены. Одна женщина решительно оправдывает вторую: «Я тоже всегда влюблялась в женатых. Первая жена — это кто? Первые жены выходят за студентов и не понимают мужей. Не ценят, не берегут, не уважают. Истерички, курицы-наседки. А мужу нужно понимание, нужны позывы в творчестве.
А первая что? Для плиты. Я семей не разбивала, всегда с их женами старалась дружить. Но я не для щей». Другая женщина, постарше: «Ну да, когда самое трудное пройдено, можно за него уцепиться». — «Нет, вы не поняли, я выше, я для души».
Уже подошли к церкви.

ИДУЩИЕ ЗА ХРИСТОМ всегда будут гонимы. Это о нас. Если явно не гонимы, то постоянно оболганы. Надо к этому привыкнуть и жить спокойно и не обижаться ни на кого. И выполнять свою миссию. А миссия у России — сохранять присутствие Христа на земле.

СОН ЖЕНЩИНЫ: «Я гуляю с коляской, подошли женщины в черном без лиц. В коляску заглядывают. Отошли, я гляжу, а ребенка в коляске нет».
В ту же ночь сон ее мужа: «Я гуляю. На руках ребенка держу в одеяльце. И вдруг оказывается, что это не ребенок, а кукла».
Это было перед выкидышем.

ОСЕНЬЮ ХОДИЛ в лес, пусто в лесу. А выпал ночью снег, и утром увиделось, какое множество следов. И зверьки, и звери, и птички, и птицы. Они же, конечно, были тут во все эти дни и меня видели.

НЕАПОЛЬ — КАПРИ, огромный паром. Движемся на конференцию, тему забыл. Неважно — повод счастливого недельного отдыха. Олег Михайлов крепко выпил. Но он никогда ума не пропивал. Ходит по палубе, держит в одной руке бутылку красного французского, в другой бокал, в который подливает и отхлебывает из него. Озирает голубое пространство и вещает:
— Кучка взбесившихся лилипутов свалила Гулливера. Да! И что сказал Александр Первый? «Я недостоин быть императором!» От стыда за участие в убийстве отца скрылся в Таганрог. Ночью вызвал начальника караула, сказал: «Я умираю». — Их штербе, повторил потом Чехов. Далее Сибирь, Томск. И не служили панихиды по императору, пока старец Феодор Кузьмич не опочил. Такая симфония. Когда у дома Шолохова поставили охрану, а это было заключение под арест, то Михаил Александрович выходил из дома и играл у ворот в подкидного дурачка с охранником.
А еще Олег всегда повторяет: «Леонов пишет венозной кровью, Шолохов артериальной».

— ЭТО БЫЛО ЕЩЕ в те времена, когда спорили, сколько ангелов поместится на острие иглы. — Так зачем ангелов на иглу сажать? — Они же безтелесны. — Все равно — больно же.

СТУДЕНЧЕСКОЕ: «Солнцем прогретый бился в карниз ветер — простывший альт. Самоубийцы-сосульки вниз бросались грудью в асфальт. На солнце глаза открылись едва. Смеялись стекла до слез. Тебе и мне подарила Москва два букета мимоз…»

ЧЕМ ДАЛЬШЕ государство от Бога, тем короче срок его существования. Враги России взяли это правило на вооружение.

— Жизнь? Что жизнь? Деньги, барахло, должности? И за это держаться?

МНОГО И РЕКЛАМЫ писал: «Каждый товар имеет лицо: шляпа — круг, а баранка кольцо. Чтоб шляпа была над румяным лицом, чай повенчайте с этим кольцом».
В московской «Химчистке» хлопот никаких: сдал — получил и одет как жених.
Наша Тая расцветает. Ей завидуют подружки. Тая тайны не скрывает: Тая к чаю покупает мосхлебторговские сушки.
Чтоб жизнь дожить до седых волос, нужно помнить очень немного: по рельсам ходит электровоз, для пешеходов дорога.
Это примерно 1969-й год, первое рекламное издание в Москве — приложение к «Вечерке». Так что я, на свою голову, был в числе основоположников рекламы в СССР. Но не борьбу же с перхотью воспевал. А например: «Знать должен каждый человек: полезен серебристый хек!» Или: «Вы знали про такую рыбу, такую витаминов глыбу? Хотите свой украсить век? Купите серебристый хек!» Или: «Без тени я сомнения — пред нами нототения». А эти вообще блеск: «Советую врагу: мясное ешь рагу. Жене, соседу, другу шепну: купи бельдюгу!»

— ВОТ ЕЙ КТО-ТО втемяшил, и она поверила, что третий ребенок самый талантливый. Она оттого и рожала третьего, потом больше не хотела. Тряслась над ним, и такого ли вырастила эгоиста. Все его таланты были, как с родителей побольше вытянуть. Дружки это поняли и около него паслись. Он им таскал и деньги, и еду, чтобы его не лупили. Учился плохо. Потом по кабакам, и все дела. Так ведь что надо сказать: она-то сама в семье третья. Так после нее еще трое. В нужде росла, не хотела для детей нужды. Нужды нет, а жизнь испортила. Особенно этому, третьему. И сама несчастна.

ДЛЯ ИСТОРИИ обязательно надо сохранить память о неообновленцах начала 1990-х годов. Не зря же в бумагах сохранился листок с записью встречи их с общественностью в библиотеке «тургеневке» у метро «Чистые пруды». С нашей, православной стороны были: отец Владислав Цыпин (он меня и позвал), отец Олег Стеняев, кажется, отец Максим Козлов.

Тогда я записал неообновленческие высказывания священников Георгия Чистякова, Иннокентия Павлова, Александра Борисова, Владимира Лапшина:
— Церковнославянский язык — это церковная феня. Я как филолог это говорю.
— Своих мыслей у Преподобного Серафима почти нет.
— О Святителе Николае почти ничего не известно.
— Борьба за чистоту Православия напоминает борьбу за чистоту идеологии.
— Как относиться к Мошиаху, которого ожидают иудеи? А вы не знаете, что Мошиах это Христос? Так и относиться. Мошиах — это Второе пришествие Христа.
— Ермоген страдал не от латинства. Никто никогда не пытался олатинить Русь.
— Очень сомнительное утверждение в Добротолюбии, что святые — это такие же люди, как мы с вами.
— Что касается праздника Введения во храм, то скажем честно: такого события не было и быть не могло.
— Экстрасенсы тоже разные бывают.
— Католики для меня такие же православные.
— Толстой — религия 21-го века.
Вот такие их были жуткие высказывания в самом начале 1990-х. Тогда же Глеб Якунин сотрясал трибуны, севши на паршивого конька доносов на священников, которые якобы были агенты Лубянки. В частности, старательно мазал черной краской Владыку Питирима. И ведь находил сторонников. О, матушка Русь, о, русские интеллигенты! И если священноначалие прощало таким якуниным клевету, будем надеяться на Господа…

ИЗБУШКА НА КУРЬИХ ножках. — А стоит на одной, — говорит мальчик. — А говорят: не на ножке, а на ножках. Почему? Умная бабушка объясняет: — Но это же зима, холодно, вот она одну ножку от холода подняла и к себе прижала, греет.

ВСТРЕЧАЛИ В ПУШКИНСКОМ музее раритеты Древнего Египта. Речи. Славянофил: — «Если мы падаем на колени перед гробницей Тутанхамона, то почему нам не упасть перед своим великим наследством?» Западник: — Мы не можем не видеть влияния античности на искусство Европы, а потом и Европы на искусство России». Славянофил: — «Античность влияла на Россию непосредственно напрямую, а не опосредованно через Европу. Европа тут ни при чем».
Тутанхамон лежит и слушает.

В КОКТЕБЕЛЕ: Жизнь безшабашная бродяжья, но все же оторопь берет, что эта морда карадажья всех нас, увы, переживет.

— ЕСЛИ НАЧАТЬ с конца, то будет долгая песня. Начну с начала: было мне пятнадцать лет. Название колхозу «Заборье» Солотчинский район. Подростков нас собрали, послали на дальнее поле сажать картошку. Посадили. Немного осталось. Разделили. У всех же голод в семьях. Прикрыли березовыми ветвями. Дальше догадываешься?
Это была первая ходка. А ведь что им стоило просто нас выпороть, а? Работал расконвоированным после зоны на сцепке вагонов. Видишь шрам? Шмякнуло навсегда. Крепко нажгло. Меня начальник Меркурьев оставлял, я хороший работник был. Да я и оставался. Тогда город Салават Юлаев строился. Я и жениться хотел. И девушка хорошая. Познакомились на реке Белой. Холодная река, чистая. Ох, я плавал! Она на берегу. Вижу — глядит. Я на ту сторону, да без передышки обратно! Выхожу, иду к ней боком. Она говорит: «Да вы не стесняйтесь, что у вас рука поранена». Видишь как? Танцевать любила. И я любил кружиться. В клубе танцевали, и я в вихре вальса отлетевшей ногой зацепил другой девушке чулок и порвал. Но она ничего, вот в чем дело! Я извиняюсь, моя девушка извиняется: мы вам чулки купим. Она: ну что вы, что вы, ничего особенного! Но тут два бригадмильца с повязками. А они меня пасли. Пасли, стерегли. Ненавидели, что девушка меня выбрала, зэка! Потащили в ментовку. Там разговор короткий, я же уже с судимостью.
Да-а. Дали три года как бы за разбой. А эта девчонка осталась чистой. Не далась никому. Потом узнал.
А я что за эти три года стал? Баланду давали из сечки, цветом синяя. Началась цинга. Хоть бы кто хоть бы дольку чеснока послал. Я же ее даже фамилии не знал, не то что адреса. Да и не попросил бы. Кровь из десен течет. Врач знакомый говорит: грызи мослы, кости. Кровь идет, все равно грызи, спасай зубы. Водили на работу в лес, зелень жевал. Бежать хотел. Но там так: бежавших убивали, трупы привозили и нам показывали — вот, смотрите. Тайга, тундра, куда бежать? Ненцы их ловили и выдавали. Им за каждого пойманного давали винтовку. И что там от меня осталось? Тень человека. Как себя рядом с ней представить? Такая красивая и рядом смертник.
Девушку эту и после смерти помнить буду.

— ЛАМБАДА, САМБА, кукарача, макарена, ча-ча-ча, — все эти танцы, они от черного мужчины и белой женщины, — так всерьез объясняли мне девчушки, которые, как и я, смотрели на уличные танцы под музыку из оглушительного репродуктора.

ЭТО И НОРМАЛЬНО, это и хорошо — думать о замужестве. Но почему ж мечтают о муже, а не о любви? То есть когда девушке хвалят какого-то кандидата в мужья, то говорят о его должности, достатках, квартире, родителях, и она… начинает его любить.

БАТЮШКА: ГОСПОДЬ ходил по земле и Апостолы по земле ходили, а враг спасения ходит по головам, боится ступить там, где Господь прошел. По головам летает, закручивает.

БАБЫ СУДЯТ, бабы рядят, бабы треплют вечерам. Не судите, бабы-дуры: отзовется дочерям.

НАЛЕЙ, ПОСКОРЕЕ налей! О, как я тебя жалею: ведь страшен не сам юбилей, ужасен канун юбилея.

ЦЫГАН: — НАМ можно воровать, мы у Креста Господа гвозди воровали, чтобы Его не прибивали. — Что ж вы все не украли?

ТЕЛЕВИДЕНИЕ ЗАБЫЛО, что оно для нас, а не мы для него. И вышло из берегов приличия, потекло в русло хамства и диктата. И уже пустышки Малахов, Басков, Киркоров, им подобные учат жить. Да это ладно, но им же завидуют. Это и есть позыв к подражанию.

ВХОДЯ В КАБИНЕТ Константинопольского Патриарха, сразу замечаешь слева на стене огромный фотоплакат: он и Папа Римский.

ТЕНЬ ЛАСТОЧКИ, мелькнувшая по лицу — вот образ летучего воспоминания. Не угонишься. А потом мучит: ведь оно же было!

— ПАПА РАНО умер, а мама была очень молодая и красивая. Но ни на кого не заглянулась. У нее был, про нее говорили, «зеленый палец», то есть все в огороде росло и все самое лучшее. И всем семена раздавала. Как же я с кого-то буду деньги брать? В память о маме даром раздаю: и луковицы георгина, и отводки смородины. И все остальное. И с ней всю жизнь советуюсь. Что непонятное, я сразу мысленно: Мама, а тут как? И сразу в голову приходит решение.

ИВАН ИЛЬИН: «Учитесь христианской любви у Преподобного Сергия, у Патриарха Ермогена, у Александра Невского и не учитесь ей у Льва Толстого и его последователей».
А как над ним российские либералы Зарубежья издевались: «Военно-полевое богословие», «палачество».

СТАРУХА с накрашенными губами: «Ох, я была настоящей петита дьяболо! — Даже ногу отставила и подергала коленом. Даже пропела: — Да! Я всегда была петита дьяболо, петита дьяболо! А дьяволы не любят унывать! О! о! о!» — Оказывается, танцевала в оперетте.

И вот — жизнь прошла, и самое яркое воспоминание, как была «маленьким дьяволом». Петита — маленький. «Ну, женщины! — вспомним Шекспира, — вам имя вероломство! — или, в другом переводе: — Ничтожество вам имя».

СКАЛЫ, СЕРЫЕ пески, безжизненность. Старуха арабка ведет за узду ослика. К нему привязан еще один ослик. Оба нагружены. Память воображения сразу уносит в ветхозаветные пространства. Так же шла арабка, так же ослики несли поклажу. И у той арабки также были и дети, и забота о семье. Молилась. Думала, что сегодня сготовить на ужин? А то, что ее и осликов обгоняет мерседес или арабский скакун, ее не занимало. Невелика разница.

«СКОБЛЕНОЕ РЫЛО» — вот как обзывали в петровские времена тех мужчин, кто послушался приказа брить бороду. Готовы были за бороду на плаху пойти. А и в самом деле, что было тому Императору, воспитанному развратными учителями Европы, что ему было до русских бород? Бреешься сам, ну и брейся, а что тебе до других? Борода — это великий Божий дар: летом от нее прохладно, зимой тепло. Сам Спаситель на всех иконах с бородой. Волосы бороды — это ж и в ы е части тела, и их убивать? Еще эти скобленые рыла много содействовали разврату, смертному греху мужеложества. Надо же после бритья каким-то дезодорантом опрыскаться, это же запах для привлечения внимания. А в гладкой коже на лице, конечно, что-то женское, да просто бабье.
Но сумел русский царь, ученик голландский, нагнуть голову священству и повелеть ему вопрошать пасомых: «А ну-ка ответьте, отрастут волосы, если их остричь?» — «Отрастут», — уныло соглашались те, зная, что далее последует вопрос: «А если голову отстричь, отрастет?»
И вот — живем среди скобленых рыл. Только в церкви и вздохнешь.

ОТКУДА-ТО выписка: «Отвезя султану голову Али-паши, турки занялись греками».

КАВКАЗСКИЕ МИНЕРАЛЬНЫЕ ВОДЫ. Грот. Справа и слева бронзовые львы. Спины их вытерты до золотого блеска. Табличка: «На скульптуры не сметь садиться!»

С ДНЕМ СВЯТОГО Великого князя Владимира! У нас в семье три Владимира: дед, сын, внук. Я сопротивлялся, хотел и сына, потом и внука, назвать Ванечкой. Но нет у меня права решающего голоса. А прошло время, смирился. Да и очень удобно милостыню подавать: «О здравии трех Владимиров!»

Вселенское преступление большевиков — изгнание Бога из России. Наивна была эта их мечта. Господь Своих не бросит. Никуда Он не уходил. Был тут. Ждал возвращения к Нему.

ЕЖЕДНЕВНО В ТЕЛЕВИЗОРЕ идет речь о спаривании самцов и самок; девочек со стариками, мальчиков со старухами, лимитчиков с москвичами, белых с черными, русских с кем угодно. Ведущая много раз была замужем, цинична, уж она-то рейтинг разврата не даст опустить.
(подруге): «У тебя из-под пятницы суббота». То есть комбинация длиннее подола платья. Еще комбинации носили, чтоб не просвечивало. А сейчас специально чтоб просвечивало.
Дуры-бабы: чем больше в женщине тайны, тем она притягательнее. А когда она вся на виду: и груди вылезают, и вся в обтяжку, что тут остается?

КАКАЯ ВЛАСТЬ над нами хорошего воспоминания! Любимый мой город в Италии, конечно, Венеция. Представьте — город без единой машины. Да еще и попали мы в него поздней осенью. То есть морские ветры, чистый воздух. Самолет снижался и последние секунды шел так низко над морем, что, казалось, колесами касается воды. Распутин, сидящий рядом, засмеялся и сказал: «Увидеть Венецию и утонуть». Это он напомнил роман «Увидеть Рим и умереть».
Жили в гостинице «Гранд канал». Без устали ходили бы по городу карнавалов, если б не заседания. Особенно запомнилась площадь Сан-Марко и большой мост, мост Риальто.
Я к чему это. Сегодня неожиданно для себя купил кофе, даже не выбирая. Только оттого, что на коробке был рисунок: «Венеция, мост Риальто».

ОСНОВАТЕЛЬ РУССКОГО монашества преподобный Антоний знал, что такое католики. Он постригался на Афоне, а Афон и до него и при нем осаждали латиняне. Как живьем сжигали монахов Ватопеда. Так что святой Антоний знал, на что они способны и как надо им противиться.

К слову сказать, вспомнил об Афоне, и надо еще вспомнить о святогорце Максиме Греке. Именно он был направлен священноначалием Святой Горы в Русь для исправления Богослужебных книг. И они, в самом деле, нуждались в исправлениях. Но сколько натерпелся преподобный Максим! Ревнители благочестия тогдашние подвели его под суд и темницу. Еле живым выпустили.
Я как раз из тех мест, куда уходили старообрядцы при Никоне. У нас были их целые деревни. И трудяги были, и не курили, не пьяницы. Но очень замкнутые. Даже превозносительные. Кержаки, такая была деревня, полностью старообрядческая. Колхоз «Первое мая». Пришлось и им сеять кукурузу.

В НЕЗНАКОМОМ ГОРОДЕ поселиться в отдельный номер. Чтобы окна не на улицу. Выключить телефоны, выдернуть все штепсели из розеток. И лечь и лежать. В окне только облака, и только птицы их перечеркивают. Лежать до ужина и не ходить на него. И уснуть. И спать, спать, спать.
Ночью долгий сон.
Рано проснуться и идти по безлюдному парку. Остановиться и проверить в кармане куртки паспорт и билет на самолет. Встать на мосту через реку и стараться понять, почему рад тому, что не помнишь ночной сон.
И снова вынуть билет. И старательно рвать его на мелкие клочочки. Пускать их по ветру. Они полетят вначале как снег, а потом поплывут по течению, как быстро тающие снежинки.
И пойти на завтрак.

КАТЯ МАЛЕНЬКАЯ: — Придумать слово легко, а его значение выдумать трудно.

РЕБРО АДАМА. Ох, очень не зря есть пословица «Ребро Адама — кость упряма». Им же, женщинам, дочерям праматери Евы, все неладно, все не по ним. Если не сама она решила что-то в семье, так как это кто-то смеет решить? Муж? А он кто? И что он может? Сотрудник на работе умнее его, а сосед по дому умеет больше, чем он. А зачем замуж за него выходила? — «Дура была».
Почему в мире все переворачивается с ног на голову? Бабы становятся мужиками. Когда война — понятно: «Я и лошадь, я и бык, я и баба, и мужик». Но сейчас? Забыто правило: «Мужчина смотрит на Бога, женщина на мужчину».

МЫ ТОЛЕРАНТНЫ, мы политкорректны, а нас паскудят. Мы патриотичны, а на нас гадят. И было и будет так, ибо ненависть к России в генах неверующих во Христа.
И нечего ими возмущаться. Найти в себе силы даже пожалеть их, если нет сил полюбить. А на первых порах хотя бы не обращать на них внимания.

У АНГЛИЧАН НЕТ слов «правда», «истина». Их заменяет слово «выгода». Так мне сказали. Верю. Уже знаю, что у них нет и соборности, все саммит да симпозиум. И чего от них ждать?

С РАСПУТИНЫМ БЫЛИ членами Комитета по Ленинским и Государственным премиям. Выдвигалась на премию постановка театра Ленкома «Поминальная молитва» (по мотивам Шолом-Алейхема). И если не явно антирусская, то точно антиправославная. Мы поглядели друг на друга, решительно встали и ушли. С нами была Света, жена Вали. Она очень переживала, что мы так демонстративно.
— Переживут, — холодно сказал Валя.

НЕЛЮБОВЬ К РОССИИ чаще не народная, а, так сказать, частная, семейная. Фактически в поколениях почти всех семей были и репрессированные, и несправедливо осужденные, и обманутые, и изгнанные с работы, то есть всегда в любой семье хватало поводов для обиды на государство и власти. Так думаю, стоя около усеченного дедушкиного дома, в котором родился отец. Но что же во мне нет никакой, даже малехочкой обиды на Россию? Она вся в моем сердце. И не она несправедлива к сыновьям, а власти, которые не любили ни Россию, ни народ ее. Ничего, ответят. И наворовавшиеся и ворующие, и рвущиеся поворовать.

СМЕРТЬ ДА ЖЕНА Богом суждена.
Хватился монах, когда смерть в головах.

— Все работы ищут, а работать некому.

В ПАРИЖЕ. ИЗРЯДНОЕ застолье. Соседка, авторша прозы, поэзии, пьес энергично пьет, заедает. Смотрит на часы, хватает салфетку, вытирает губы, вновь их красит. Мне: «Я поняла, что вы писатель клерикальной темы. Мы сейчас едем причащаться. Едемте с нами. Это быстро».

О ИСПОВЕДИ: надо мной уже и бесы смеются: на исповеди вынужден повторять одни и те же грехи — плохо воцерковляю детей и внуков, много праздных разговоров, на письма (не на все) не отвечаю, обещания (не все) не выполняю, молитвы рассеянны.

ВООБЩЕ ОКАЗЫВАЕТСЯ, что не так уж и плохо жить в стране, которую все ненавидят. Ну, не все, но все бы рады были дорваться до наших кладовых. А то мы и сами не пользуемся, народ беднеет, и им не даем.
Интересно, что ненависть к нам прибавляет нам сил. Пример: Олимпиада.

РУССКИЕ ШТОРЫ в Берлине. Рассказ тещи Прасковьи Александровны (1918 — 2016): «Аэродром у нас был недалеко от Берлина. Уже после Победы мы выпросили увольнение, чтобы посмотреть на рейхстаг. Пошли: Кузьмич мой, Коля из штаба, он знал немецкий, и Ленка, шифровальщица. А в Берлине не все разбомбили, были и улицы вполне сохранившиеся. И уже люди внутри жили. Идем. Вдруг меня Ленка как схватит за руку: «Паня, мои шторы!» Домик аккуратный, немецкий. «Ты уверена?» — «Там, на уголках мои метки. Мама вышивала. И вверху подшито розовым». — «Ну давай зайдем». — «Да вроде неудобно». — «А чего неудобно? Мы же не грабить. Ты точно уверена?» — «Да».
Постучали, зашли. Немка в средних годах. Смотрит враждебно. Поздоровались. Коля ей говорит: «Вот эта мадам, — показал на Ленку, — говорит, что шторы на окнах из ее дома». Она отвечает: «Нет, это мои! Муж прислал». — Коля нам перевел, говорит: — «Ясно, что муж. — И ей: — У мадам есть примета: метки на уголке». Мой Кузьмич оттянул штору — точно! И метки, и розовым шелком края обшиты.
Ленка плакать. Коля немке сказал: «Мадам, верните». Она фыркнула, повернулась: «Берите сами!» Но тут Коля резко, он это умел, я поняла: «Шнеллер!» То есть давай сама и быстро!
Она сняла шторы, я их свернула, на улице Ленке говорю: «Ты что плачешь, радоваться надо». А потом только осенило: ведь маму у Ленки немцы убили. Может, муж этой немки и убил.
Пошли к рейхстагу. А там! Народное гулянье! Мы и попели там. Рейхстаг весь исписан. И я расписалась. Где пониже, все занято, но меня Кузьмич и Коля подняли на руках, и я расписалась: «Паня Красноперова из Тамани».

— Да ее жаба задавит! (То есть жадная.) У нее внучка лишнюю конфету съела, так она ее даже за волосы тигасила. (Драла, тискала.)

ВНУКУ: А ВСТРЕТИЛ бы Пушкина, что бы ему наизусть прочитал? — Я бы с ним сфоткался.

ДАЖЕ ПОЭТ ДМИТРИЙ КЕДРИН повелся на борьбу с царизмом. Зарифмовал полностью выдуманную историю о том, что якобы строителям Покровского собора на Красной площади (храм Василия Блаженного) по приказу Царя Ивана Грозного выкололи глаза. Якобы он испугался, что они где-то еще что-то подобное выстроят. Полная дичь! Они же в России строят.
У Кедрина: «Соколиные очи кололи им шилом железным...». Как не возненавидеть такого царя?

КТО СПОРИТ, что Петр I хотел сделать Россию сильной, конечно, нужны были перемены. И конечно, при своей чуткости к положению России в мире русские понимали необходимость перемен. Но крепко, до полного пренебрежения народными чувствами, гнал самодержец реформы. Еще же до него и его отец Алексей Михайлович отличился. И очень они обидели русских.
И это потом сказалось.

ВЫБРАННЫЙ РОССИЕЙ христианский путь означает силу России: она понимает, что идущие за Христом всегда будут гонимы в этом мире. Земные ее беды и скорби не уменьшатся, а будут увеличиваться. И это знак Божией милости.
В начале 1990-х написал в статье о бедах России: «Кого Бог любит, того наказывает». Это же не мои слова, очень православные. Астафьев в интервью, вроде в «Комсомолке», обозвал меня «христосиком», который радуется бедам страны. Что неоднократно повторял Личутин.
Но прав даже не я, а опыт тысячелетий. Если б израильтяне были Богу безразличны, Он бы просто забыл о них, а Он сколько с ними возился, вразумляя через беды египетского и вавилонского пленений. И Россию возлюбил, усыновил и отцовски наказывал.
Опять, если не вразумимся, опять накажет. Да еще как, да и в скорое время. Сейчас оно заторопилось.

— ЧТО СЕГОДНЯ на ужин? — спрашивает муж умную жену. Она (отрываясь на секунду от экрана):
— Я тебе выложила в инстаграме.
…Бедный супруг! Угрюмо тычет в кнопки, хочет есть. Перед компьютером жены безсилен. Вдруг слышит: что-то там, на кухне, готовится. Услышав запах котлет, понял муж: у жены загнулся интернет.

КАБЫ ДО НАС люди не мерли, то и мы бы на тот свет не перли.
Каково житье, таково на том свете и вытье.
День к вечеру, к могиле ближе.
Не ты смерти ищешь, она тебя сторожит.
Проси Творца, чтоб не лишил доброго конца.
Тяжек Крест, да надо несть.
Просятся в рай, а лезут в ад.
— Слава Богу, до старости дожила, дай, Господи, до смерти дожить. (Мама).
Наш век проходит, а у Бога дней не убывает.
И мы пойдем землю греть.
Рождается — кричит, умирает — молчит.
Перед смертью не надышишься (не слукавишь).
На сороковой день пекут лесенки, чтоб душе легче было подняться в Царство Небесное.
Кто вкладывает душу, Тот и вынесет.
Избу крой, песни пой, а шесть досок паси. (На гроб)
Тело в тесноту, душу на простор.
Кто чаще смерть поминает, тот реже согрешает.
Только тот и не умирает, кто не родился.
Смерти не бойся, бойся греха.
Не умел жить, так хоть умереть сумей.
Родится человек на смерть, а умирает на живот.
Бойся — не бойся, а смерть у порога.
Как говорится, без комментариев.

В. ВАХТЕРЕВ. «Основы новой педагогики». М.1913 г. Читал о разнице интересов и характеров детей. Уже зная правило, что мальчики любознательны, а девочки любопытны. По Вахтереву (о, невозвратное время!) мальчиков увлекала военная служба, любовь к труду, животным, они зачитывались сказками, девочки стремились к созданию семьи, были стыдливы, сострадательны…И как же все вывернулось, исказилось. Тогда девочка была «слабее физически, робка, нежна, кротка, нуждалась в покровительстве», а сейчас? Как огрубели девочки, они уже вовсю дерутся из-за мальчишек, курят, одеваются как парни.
Не все, конечно, не все. Но это слабо утешает.

ДАВАЛ КЛАССНЫЕ работы, в которых надо было продолжить начатую фразу. И не забыть, работу «За что я люблю бабушку?» Годы 80-е. Было: «… за то, что она участник войны, за то, что ходит со мной в походы, учит плавать…» и т.п. А одна девочка написала: «Я люблю бабушку за то, что она старенькая». Какое же сердечко!
И подобные: «Я люблю свой город, я в нем родился», «Я люблю русский язык, на нем я говорю с друзьями».
Позднее, в 90-е: «Я люблю церковнославянский язык, на нем я молюсь Богу».

ДИКОЕ ЯЗЫЧЕСТВО доселе. «Батюшка, у меня созвездие Девы, какую икону купить?» Другая: «А я родилась в год змеи, мне что посоветуете?»

ВСЕ-ТАКИ УЖАСНО в «Братьях Карамазовых» Митя кричит о покойном монахе: «Старец-то ваш провонял». Это о старце.

В ПЕРВОЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ сентября впервые служили молебен «О сохранении Божьего мира». Именно так. Не окружающей среды. Ведь и окружающий четверг раз в неделю бывает. Божий мир! Каждая былинка, дерево, животные — все для нас. И все не наше, Божие! Тебе дано — пользуйся, береги!

СЫНОЧЕК ПОЙМАЛ меня вроде как на противоречии. Всегда говорю, что у меня было счастливейшее детство. А тут сказал, что много раз бывал в детстве несчастен. Как? Но я же пишущий, я же с десяти лет имел «одной лишь думы власть» — писательство. А страдания пишущему необходимы. Это данное для развития души и сострадания к людям. Можно писать и так, но без жалости к современникам такое писание мертво. А чтоб других жалеть, надо самому сильно перемучиться.

Девочка и компьютерные вампиры

Девочка десяти лет в этот день сделала уроки быстро и хорошо. А почему так? Ей за хорошую учебу обещали и подарили сегодня новую электронную игру. Называется «Битва с вампиром».

И вот она засела за игру, и ее не могли от экрана оттащить: имела обещанное право играть, она же сделала уроки. Сидела и играла. Пришел дедушка.

— В чем же эта игра?

— Смотри! — она обрадовалась зрителю. — Вот вампир, видишь? У него десять, десять, дедушка, помощников. И их вначале надо всех убить, потом и его. У него и самураи, и маньяки. Но с ними легче: у меня кувалда, вот! — Внучка водит курсором по экрану. — Вот. Бац, бац! Но сейчас у меня уже все жизни израсходованы. Показать не могу. А начинать новую уже не дадут, торопят.

— Объясни без показа.

— Тут есть блуждающий дух. Он выше всех персонажей, пополняет комплект жизней. Вампира не убить, не утопить. Он возрождается в любом виде. Он же бывает совсем невидим, прозрачный. Стреляешь, повреждений не делаешь. Помощника какого убьешь, опять оживает. Еще вампир пускает метеориты.

— То есть вампир непобедим?

— Вот это-то и прикольно. Но я не сдамся. Побольше жизней заработаю, и вперед.

— Как это побольше жизней? У нас же у всех по одной жизни.

— Это у тебя одна. А у меня много.

— Ну, миленькая, как тебя затянуло. Оставь, пойдем чай пить. Я кое-что к чаю принес.

Внучка со вздохом встает из-за стола. Они пьют чай, но видно, что внучке совсем неинтересно то, что говорит дедушка.

— Да ты же меня совсем не слушаешь.

— Но вампира-то надо победить, ведь так? Они же кровь пьют. Так ведь? Ты-то не сможешь его победить. Ты же сам говорил, что ничего в компьютере не понимаешь.

Дедушка смиренно соглашается.

— Что ж делать, воюй тогда с вампиром. А пока воюешь, он у тебя все сожрет: и время, и ум.

— Ну, дедушка, все же играют, надо же развивать быстроту реакции.

— Ты и так торопыга, куда еще развивать? Десять жизней? Нет, миленькая, у всех одна. И все умрут. Все.

— И вампиры?

— На вампиров вообще наплевать. Перекрестись, их перекрести, и живи дальше. Вот есть рассказ из жизни. Умирает один человек. Богатый человек. А жил плохо. Умирает, понимает, что память о себе плохую оставляет.

— Прямо стихи, дедушка: «Умирает, понимает, оставляет».

— Так сказалось. И вот он понимает, что надо у тех, кого обидел, попросить прощения. А главное, у Бога. И он просит у ангела смерти, который пришел, хотя бы полгода жизни. Но нет, даже и трех месяцев нет, даже недели. Ни дня, ни часа нет! Дал минуту. И за минуту он успел только написать: ни за какие деньги время не купить. Вот так. И никакие тут ваши игры с десятью жизнями не помогут, это все вранье для таких глупеньких, как ты.

— Я глупенькая?

— С любовью к тебе я так сказал. Вон глазки у тебя от этой игры какие усталые. Ты маленькая еще, а плохие взрослые дяди, которые сочиняют такие игры, они и есть вампиры. Они сегодня из тебя, из твоей жизни три часа выпили, вычли. Три часа! А человек перед смертью минуту просил.

На следующий день внучка снова торопится сделать уроки побыстрее, чтобы сесть за игру. Надо же победить вампира. Блуждающий дух подарил ей десять жизней. Девочка начинает воевать с вампиром, и ей некогда вспоминать рассказ дедушки об одной жизни.

Двухскатная крыша

На севере вятского края, там, где водораздел северных и южных рек, то есть рек, которые несут свои воды или к Ледовитому океану, или к южным морям, стоял дом с двухскатной крышей. В доме жил мальчик семиклассник Миша. Был хорошим помощником маме и папе, надежным товарищем. Учился хорошо, особенно интересовался географией. Это заметил учитель Павел Иванович. Давал Мише интересные книги о других странах, о природных явлениях.

— Ты уже знаешь, Миша, что наше село стоит как раз на водоразделе рек. А знаешь ли ты, что именно твой дом, он же на пригорке, именно он может быть указателем раздела. Я вообще думаю сделать табличку, чтобы люди знали это природное явление.

— И на нашем доме прибить?

— Именно так.

— Здорово!

В этот день Миша, вернувшись из школы, остановился перед своим домом и как будто впервые его увидел. Дом стоит окнами к востоку, к восходу, и у него двухскатная крыша. Одна сторона крыши обращена на юг, другая на север. Заходят они в дом с запада. У них в доме солнце весь день. С утра приходит в восточное окно, будит, потом идет по часовой стрелке и вначале, до середины дня, нагревает южную сторону. Вот на ней уже и снега почти нет. После обеда солнце переходит на западную сторону, а северную и вовсе не греет. Вон какие сугробы с этой стороны на крыше.

Было не холодно в этот день. Солнышко светило. Шел мелкий-мелкий снежок, снежинки вспыхивали на солнце, будто крохотные легкие зеркальца.

Миша всегда любовался на увеличенные фотографии снежинок. Такие чудесные! Ни за что никому не сделать такие узоры. Только кружевницы как-то успевали запомнить их красоту и создать такие узоры. В районном музее они видели кружева северных мастериц. Особенно восхищенно любовались ими девочки. Может, и они смогут потом вязать кружева.

Миша глядел на крышу своего дома и видел, как снежинки садились на нее. Вот это да, думал он. Две снежинки летели вместе, а упали на разные стороны крыши, и дальше судьба их разделяется навсегда. Одна растает, побежит вместе с ручейком к реке Лузе, а там к Северной Двине и в Белое море, Ледовитый океан. А другая к реке Вятке, Вятка к Каме, Кама к Волге, а Волга впадает в теплое Каспийское море.

Конечно, рассуждал Миша, есть круговорот воды в природе. Вода испаряется, поднимается, замерзает, кристаллизируется, ее носит ветром, и она опять падает на землю.

К ним в школу приходил батюшка и говорил о воде как о Божием чуде.

— Трудно понять, что такое Святая Троица. Но когда это объяснить на примере из природы, то легко. Вот солнце — словно Бог Отец, круг. От него идут лучи, как посланники на землю, это как Бог Сын. А от них тепло и светло, это будто Бог Дух Святый. Также и вода нам поможет. Вода — кровь земли. Колодец, родник, река, озеро — все вода. И вот зима, вода замерзает, но что такое лед? Это все та же вода в другом виде. А если воду закипятить, от нее поднимается пар. И это тоже вода, водяной пар. Он легко превращается в воду, вода легко замерзает, и так далее.

А раз в году вода, на Богоявление, освящается везде, даже в водопроводе. И стоит в сосудах, не портясь долгое время. Но только если налита с молитвой и чистой совестью. Да, вспомнил Миша, бабушка так же говорила. У нее такая банка есть со святой водой, и она из нее Мише наливала в кружечку.

Назавтра Миша с отцом сбрасывали снег с крыши, с северной стороны. За ночь он отвердел, его легко было резать на большие куски. Снежные комья с шуршанием ехали вниз и падали, разбиваясь на землю. Некоторые куски Миша специально перебрасывал на южную сторону. Чтобы таяли скорее и текли на юг. Интересно было: снег, составленный из снежинок, умрет, превратится в воду и никогда не вернется?

— Вернется, — весело говорил отец. — Ему наша крыша понравилась. Побудет водой, испарится, поднимется в холод, превратится в снег и айда, по розе ветров, на север. Как нам без снега? Не в Африке же ему быть. Почему у нас, Миша, реки чистые? Они по полгода подо льдом очищаются. А представь реки Африки, Индии да иди попей из них. Не вернешься.

Они разговаривали о водоразделе.

— Вот повезло нам, пап, да? И табличку Павел Иванович сделает. Что тут раздел вод.

— И что тут живет Миша, который не выучил алгебру. А давай-ка мы новый скворечник соорудим. И старый подремонтируем. С крыши было далеко видно. Да еще и дом стоял на высоком месте. Далеко, на севере, синел лес, на юге тоже. А вверху шли облака. Шли, куда повелевал ветер. А ветру кто повелевал? Роза ветров? А розу кто вырастил?

Продолжение следует.