Остров безсовестных

Главы из книги.

Марина Васильевна Гончаренко (Грязнова) родилась в Самаре в 1971 году. В 1997 году окончила филологический факультет Самарского государственного университета. Журналист, пишет статьи на социальную тематику. Автор рассказов и сказок для детей и взрослых. В газете «Благовест» публиковались ее рассказы «Государевы дети» и другие. В 2006 году ее рассказы были опубликованы в сборнике «Случайностей нет» московского издательства «Благо», а в 2008 году — в сборнике белорусского писателя Б.А. Ганаго «До первой звезды». Замужем, воспитывает двоих детей. Живет в Самаре.

 

Представьте, что совесть — это не категория моральная, душевная, невесомая, а некий «отросток» на сердце. И его можно удалить хирургическим путем, вместе с ним удалив все сомнения и тревоги. Как будет жить такое общество, где люди добровольно отказались от совести? Погрузится в хаос, анархию или… наоборот, все поголовно будут счастливы? Вот только счастливы ли… И не обречено ли такое общество на скорую гибель?

Для героев повести: дизайнера молодежного журнала Виктора, его жены Елены, сына Лёвушки и других — уже наступило время, когда «многие прельстятся», время определяющего, последнего выбора. Налаженная, комфортная, бездумная жизнь — или тяготы, лишения, гонения, но жизнь по совести, велению сердца и с верностью Богу. Выбор этот многим героям повести стоит жизни…

Перед нами не обычная повесть для юношества — это антиутопия. И относиться к произведениям такого необычного жанра нужно соответствующе. Это не футурология, не «заглядывание в будущее» через замочную скважину, это лишь модель нашего возможного «завтра». И модель — шаржированная, сознательно усиленная, словно рассматриваемая в увеличительное стекло. Но — многие реалии этого «будущего» уже виднеются, уже приняли осязательные очертания в нашем «сегодня». И потому эта повесть — еще и предупреждение всем нам…

Очень скоро книга «Остров безсовестных» нашего доброго друга и автора Марины Гончаренко выйдет в свет в Православном издательстве «Зёрна» (г. Рязань). Книга получила Гриф «Рекомендовано к публикации Издательским Советом Русской Православной Церкви». Мы публикуем небольшой отрывок из этой книги. И этот отрывок только лишь вводит читателя во все перипетии этой трагической истории. Которая, надеемся, в жизни еще не слишком скоро случится.

В гостях

Левушка абсолютно точно догадался — отец с матерью, за-бросив его к бабушке, отправились в гости к друзьям. Правильнее будет сказать, что друзья были больше Еленины. Виктор со своей печатью неудачника не вписывался в их компанию, но ради жены и его там принимали вполне дружески, с легким оттенком снисходительности. Это были люди довольно успешные, а еще более — перспективные, тоже супружеская пара, только без детей. Муж — банковский работник, жена — компаньон владелицы модного магазинчика. Они недавно купили новую шикарную квартиру  в привилегированном районе, почти всю ее обставили самой современной техникой и мебелью и любили показывать ее друзьям. В подземном гараже стояло три новеньких автомобиля, у жены в ближайших планах стоял выкуп всего магазинчика. Рождение ребенка не планировал ни тот, ни другая. Зачем они нужны «современным людям», так думали они. От них одни хлопоты да головная боль.

В этот день на острове отмечали большой праздник — очередную годовщину Освобождения. По этому поводу хозяева — Нора и Александр — и устроили вечеринку. Было приглашено несколько пар — супружеских и не только, играла веселая музыка, за окном в вечереющем небе взрывался, разлетаясь разноцветными звездами, праздничный фейерверк. Кандидатуры всех приглашенных на вечер заранее и скрупулезно отбирались, и теперь хозяева не без самодовольства встречали у себя на пороге настоящий цвет их городка. Тут был старший офицер полиции совести со своей супругой, шеф Александра — президент банка, с молоденькой любовницей, холостой редактор местного еженедельного издания с подружкой и Виктор с Еленой — пожалуй, самая незначительная пара из всех. Свою совладелицу магазина Нора решила не приглашать, намереваясь в ближайшем будущем ее «скушать». Все было очень прилично: мужчины, несмотря на жару, явились в летних костюмах (кроме редактора газеты: он пришел в неизменной футболке и джинсах и с самого порога, поприветствовав хозяев, принялся сновать между гостями, всех зорко оглядывая, узнавая знакомых и определяя, кто есть кто). Женщины красовались в легких по-летнему, но, тем не менее, прекрасных вечерних платьях. Первая натянутость быстро прошла и вскоре дамы уже шутили и смеялись, явно кокетничая с мужчинами. Но Виктор с привычным замиранием сердца понял, что его Елена здесь была вне конкуренции. Высокая, белокурая, грациозная и невозмутимая, она смотрелась королевою по сравнению с толстой, увешанной драгоценностями хозяйкой Норой, чопорной офицершей и остальными, вертлявыми и болтливыми дамами. Взгляды мужчин чаще всего останавливались именно на ней. «Ты у меня самая красивая!» — улучив минутку, шепнул Виктор ей на ухо. Она ответила спокойным равнодушным взглядом.

Поначалу Виктор даже не замечал шушуканья у себя за спиной, многозначительных взглядов и насмешливых ухмылок. К нему никто не обращался, с ним не заговаривали, и он развлекал себя сам, рассматривая фарфор в шкафу и хозяйские фотографии. «Пусть царит, ведь это ее стихия», — думал он про жену и радовался примирению. В этом обществе он был чужой, его просто терпели ради красавицы жены, которая в их глазах несла венец страдалицы при неловком и глупом муже.

Наконец сели за стол. Первый тост объявил хозяин, поклонившись в сторону офицера — молчаливого, чисто выбритого мужчины с невыразительным лицом, одетого во все гражданское, но сохраняющего при этом военную выправку: «За великий день в истории нашего государства и за его служителей!» Офицер чуть заметным движением руки отклонил эту честь: «Вся заслуга принадлежит только нашему мудрому Правителю, поэтому предлагаю выпить за него!» Александр тут же исправил оплошность, и гости вслед за ним подхватили: «Ну конечно, первый тост — за нашего любимого, дорогого Правителя! Если бы он три года назад не принял такого мудрого решения — избавить нацию от совести, мы и сейчас прозябали бы в нищете и мучениях!»

Поначалу разговор за столом был общим и протекал в светски-приличном русле, но постепенно, с новыми тостами, гости начали разбиваться на группки, и становилось все шумнее и непринужденнее. Между прочим, заметно было, что главное лицо на празднике — офицер полиции совести, а совсем не банкир, как думали вначале некоторые.

«Просто не верится, что это случилось всего три года назад. А мне кажется, что со дня Освобождения прошла уже вечность! — с восторженным смешком выкрикнула одна из женщин. — Я совсем уже не помню, как мы жили до Освобождения?» — «Страдали, милая, страдали все!» — «Выгоды своей не понимали», — мрачно подытожил офицер, как бы точку поставил. Гости замолчали, выпили и принялись за закуску.

Хозяйка с вежливой улыбочкой спросила Елену о сыне (желая на самом деле вырулить на излюбленную тему «ненужности детей»).

Елена тут же дала пищу для этой темы:

— Ох, как я устала с этим ребенком! Что ни день, то новые причуды…

— Вот и я говорю, — с готовностью подхватила Нора, — рожать детей — это приобретать проблемы! Корми их, расти, заботься, воспитывай, а они норовят то заболеть, то нагрубить! А потом еще школа, успеваемость, улица с ее пороками: наркотиками, алкоголем, требованием денег. И неблагодарность, вечная неблагодарность родителям!

Женщины за столом с интересом прислушивались к раз-говору, они были явно не прочь его поддержать.

— Вот вчера, — продолжила Елена, — приходит домой босиком. «Где, — спрашиваю, — обувь?» Такие прекрасные дорогие туфельки на нем были! Оказалось, отдал какой-то девчонке-нищенке! Представляете? Я послала его вернуть их назад, хорошо, хоть вернул…

— Да, наверное, он не сам отдал, — предположила дама банкира, — а та нищенка у него отняла.

— Да-да, наверное, так оно и было, — поддержали женщины.

— Эти бродяги, — проскрипела молчавшая до сих пор супруга офицера, — совсем уже обнаглели, лезут везде и всюду. Давно пора очистить от них наш Остров, а их детей поместить в государственные приюты.

Офицер с неудовольствием покосился на жену:

— Молчи лучше. Это не твоя забота!

Но тут вмешался газетчик, который болтал с банкиром, ухитряясь одновременно прислушиваться и к женским разговорам. От него не укрылась перебранка офицера с женой.

— А что? — подхватил он, широко и добродушно улыбаясь, — и в самом деле, по окраинам города, вместе с крысами и бродячими собаками, слишком много шныряет всяких темных личностей. Они и грабят, и убивают, таким ведь ограбить и убить — ничего не стоит.

— Ага, об этом все говорят, приличным людям и пройти вечером страшно! — подхватила его вертлявая, но неглупая подружка.

— Не пора ли их «того», а? — осторожно ввернул газетчик. — Я в смысле, — вдруг, испугавшись, заторопился он, — в воздухе точно что-то носится, надвигается вроде бы что-то серьезное, основательное такое, — и он вопросительно и цепко посмотрел на полицейского. Маленькие глазки так и буравили невыразительное лицо офицера, стараясь прощупать почву и раньше других вызнать важную информацию. Он быстро сообразил, что офицерша, по-видимому, проговорилась.

Но полицейский оставался непроницаемым.

— Не нашего это ума дело. Кто должен решать, тот и будет, — буркнул он.

— А …когда — «будет»? — снова было закинул удочку газетчик.

— Когда придет время, тогда и будет, — последовал суровый ответ. И глаза офицера на этот раз поглядели на газетчика даже с некоторой насмешкой.

Редактор проглотил досаду и тут же ввязался в другой разговор, почти одновременно подливая мужчинам спиртное. «Напьется, скорее проболтается», — рассчитывал он.

Елена, между тем, продолжала рассказывать женщинам о своих материнских заботах:

— А на днях Лев сообщает мне: «Мама, у нас на кухне паучок завелся!» Я в ужасе, а он такой радостный: «Наконец-то, — говорит, — у нас какой-то зверек будет жить!» Конечно, я тут же с тряпкой облазила всю кухню, нашла за шкафом с посудой паутину и раздавила паука… А он в рев, бегал за мной и просил: «Мамочка, не убивай его, он мой друг!» Вы представляете?! Ума не приложу, что делать с этим ребенком.

— Заведите ему электронного зверька, — снова подала свой скрипучий голос офицерша. — Сейчас в магазинах полно игрушечных электронных собак, кошек, попугаев. Я своей дочке накупила целый зоопарк, правда, они у нее и ломаются быстро…

— Верно, — подтвердила Нора, — все сейчас так делают. А как это удобно! Ни кормить, ни гулять с такой зверушкой не надо. А техника сегодня на таком высоком уровне, — электронная собака ничем не отличается от живой: лает, команды выполняет, даже ест специальную еду. Да кто же сейчас станет покупать живых зверей?

Женщины забросали Елену советами, пока одна из них, все та же вертлявая журналистка, не предположила:

— А сколько лет вашему сыну? Наверное, еще нет семи?

— Да, семь исполнится только в августе, перед школой, — ответила Елена, слегка смутившись.

— Вот! В этом-то и дело! Ему еще не делали Операции. Ваши проблемы, дорогая, абсолютно типичны! — довольным тоном прощебетала ее собеседница. — Почти все матери дошкольников жалуются на странное поведение и капризы своих детей. Но не волнуйтесь, сразу же после Операции все пройдет. Как рукой снимет! Поверьте моему слову.

— Ах, Операция, — протянула, жеманясь, Елена, — я так волнуюсь, ведь она скоро предстоит моему мальчику.

— Вы волнуетесь? О чем? — удивились женщины.

— Ну, конечно, известно, что сейчас все проходит благополучно, но все-таки, кто знает? Наркоз… А вдруг детское сердечко его не выдержит? — ей явно нравилось разыгрывать материнскую обезпокоенность.

— Не переживайте! — воскликнула всезнающая журналистка. — Медицина сейчас на таком высоком уровне, да с современными технологиями! Мы в наших публикациях, — поделилась она с женщинами, — в последнее время даже перестали употреблять слово «операция» и заменили его на более верное — «удаление»! Поверьте, сегодня это более всего напоминает удаление больного зуба, а самые авторитетные медики заявляют, что вскоре будут обходиться совершенно без наркоза!

Елена абсолютно успокоилась, роль матери она отыграла неплохо, и теперь алкоголь и мужские взгляды давали ей право стать снова самой собой — красивой, волнующей женщиной.

Когда заиграла музыка, Виктору не удалось станцевать с женой ни одного танца: ее приглашали наперебой, и женщины теперь поглядывали на нее безо всякой симпатии, а с явным раздражением. Виктора откомандировали на кухню — разбираться с грязной посудой. Он и не возражал, развлекать других дам ему не хотелось.

Управившись с посудой, он вошел в зал и не нашел там Елену. Кто-то из гостей танцевал, кто-то пил, кто-то курил на балконе, но ее нигде не было видно. Он сунулся туда-сюда и, дойдя до самой дальней комнаты, вдруг услышал приглушенные голоса. Он было толкнулся в нее, но остановился… Смеялась Елена, а голос Александра ясно произнес:

— Ну, что ты не бросишь его? Такая красавица, умница… Зачем тебе этот урод? Лично я хоть сейчас брошу Нору, — эта жирная туша мне уже надоела. А? Давай жить вместе!

— Где? — насмешливо парировал голос Елены. — Так Нора и отдаст тебе квартиру! Она же на ваши общие деньги куплена.

— Эту квартиру? Да у меня есть деньги, я найду, куплю другую квартиру, у меня есть уже на примете, — жарко шептал, заплетаясь, пьяный язык Александра. — Я за начальничком темные делишки знаю, я скоро его слопаю. Ты понимаешь? У меня собственный банк будет! Ну, решайся! Хватит встречаться по углам…

— Ха-ха-ха, — заливалась Елена. — Это пока вилами на воде писано, вот станешь банкиром, может быть, соглашусь. И потом, — спохватилась она, — ты забыл, у меня ведь сын!

У Виктора захолонуло сердце. Он, точно очнувшись от столбняка, стукнул в дверь и громко крикнул:

— Александр! Ты там? Тебя Нора ищет!

За дверью воцарилась тишина, потом из комнаты, пошатываясь, вышел Александр. Увидев Виктора, он хохотнул и хлопнул его по плечу:

— Ну, брат, ты счастливчик: у тебя такая красавица жена и в тебя влюблена по уши, только о тебе сейчас и говорила!

Виктор с отвращением отшатнулся, но из дверей уже вы-скользнула Елена, быстрым, почти незаметным движением оправив платье. В вечернем полумраке глаза ее горели. Она вызывающе посмотрела на мужа. «Чего тебе нужно? Что ты все шпионишь?» — с раздражением прошипела она.

— Поехали домой! — трясясь от негодования, бросил Виктор.

— Езжай, если хочешь. Я ночую у Норы!

Виктор хотел ударить ее, но тут со смехом налетели гости, схватили Елену и потащили в зал. Ему пришлось сдержаться. Молча прошел он в коридор, обулся. Подумав, заглянул в общую комнату, где веселье шло вовсю, все более напоминая разгул:

— Елена, собирайся, поедем домой!

— Я остаюсь здесь! — отчеканила жена. Виктор повернулся и вышел. Его никто не удерживал. Впереди маячил полицейский с женой. Тому, как представителю власти, было неудобно слишком задерживаться в разгоряченной компании. У подъезда его ждал черный автомобиль с личным шофером.

Домой Виктор возвращался по ночному городу пешком. Всюду разрывались фейерверки, шатался и шумел подвыпивший народ. Какие-то люди толкали его, что-то кричали, он ничего не замечал.

Завершение праздника

В подворотне, недалеко уже от дома, к шатающемуся и не сознающему уже ничего от горя Виктору метнулись двое:

— Друг! С днем Освобождения тебя! — закричал один из них глумливо, хлопая его по плечу. Виктор молча попытался вывернуться, но, точно из-под земли, выросло еще несколько фигур.

— Куда! Куда, друг? Раз день Освобождения, освобождайся от лишнего, нам как раз к празднику не хватает, — продолжал хрипеть первый, и в тот же миг с десяток рук вытряхнули у него содержимое карманов, сняли часы, и оглушенный, избитый Виктор упал.

Пришел в себя он от предрассветного холода. Продрогший, чувствуя адскую боль в затылке, поднялся кое-как и поплелся домой. Пиджака на нем не было, видимо, его прихватили вместе с бумажником, разодранная окровавленная рубашка грела мало. Во дворе он столкнулся с брезгливо посторонившимся дворником.

— Пьяный, как видно, — пробормотал дворник. — Бродит, ходит тут…

Увидев, что Виктор подошел к подъезду и попытался в него зайти, дворник запальчиво прикрикнул:

— Пошел, пошел отсюда! Нечего шататься, здесь приличные люди живут!

В это время Виктор тщетно шарил по карманам брюк — ключей не было: то ли он их потерял, то ли их украли.

— Я здесь живу, — слабым голосом крикнул он дворнику. Но тот, угрожающе размахивая метлой, уже направился к нему:

— Чего это — «живу»? Не живешь ты здесь: я тебя не знаю! А ну, пошел, пошел, убирайся. Сейчас вот полицию вызову!

— Да живу я здесь! На пятом этаже, вон мои окна! Только ключа у меня нет, меня обокрали. Послушайте, у вас нет запасного, а? Давайте зайдем, соседи меня знают, подтвердят…

Дворник заколебался:

— А Удостоверение совести у вас есть? Должно же быть, на шее висеть, а ну-ка, покажите.

Виктор попытался нащупать цепочку, — все граждане Острова действительно носили Удостоверение на шее, наподобие ладанки. Но цепочки и Удостоверения там не оказалось. Самого важного, единственно важного в этом мире документа! Неужели грабители польстились на цепочку?

— Чего? — ехидно крякнул дворник, заметив безуспешные попытки Виктора найти документ. — Тоже потерял? Или украли? — И, уже грубо и раздраженно прикрикнул: — А ну, пошел, бродяга! Быстро пошел отсюда! Буду я тебе порядочных людей будить…

Виктор поплелся прочь. Тяжесть его состояния, — физического и морального — трудно было передать. Он чувствовал себя сломленным и погибающим. Глупо, конечно, но окончательно добил его именно дворник. Под его внимательным и подозрительным взглядом он добрел до детской горки в соседнем дворе (там, по счастью, ему никто не встретился), свалился и погрузился в забытье.

Очнулся он, когда уже порядком рассвело, от того, что кто-то тряс его за плечо:

— Ну, ну же, вставай! — над ним склонилась, тревожно заглядывая в лицо, какая-то женщина. Он с мукой разлепил веки:

— Три… Трина!

А она, рыжая и нелепая, тут же заулыбалась всем своим морщинистым лицом и облегченно вздохнула:

— Ну вот, ну, слава Богу! Очнулся, узнал меня, голубчик, значит, все ничего!

Она помогла Виктору подняться, отряхнула его заботливо и произнесла:

— А мне девчоночки про тебя рассказали. Прибежали испуганные: человек, мол, какой-то, весь в крови валяется. Может, убитый? Я скорее сюда, а это — ты. И живой! Это хорошо. Сейчас пойдем, отлежишься, полечим мы тебя…

Виктор без возражения дал себя увести. Он готов был идти куда угодно, только было бы где упасть и снова забыться…

У бродяг

Как сквозь сон, отрывочно, видел он дорогу, ощущая, что его тащат куда-то мимо домов, каких-то сараев, за черту города. Откуда-то вывернулись три чумазые девчонки и, переговариваясь шепотом, засеменили рядом. Попадавшиеся на пути прохожие от них шарахались, видимо, выглядела эта группа — Трина с окровавленным Виктором и девчонки-оборвашки — на редкость непрезентабельно. Да Трина и сама избегала встреч, пробираясь малолюдными дорогами.

— Куда, бабушка, ты его ведешь? — услышал Виктор вопрос одной из девочек.

— К себе, наверное.

— Нет, в лес не надо. Там неудобно, и воды нет, и раненому будет плохо, — возразила Трине та девочка, что была постарше. — Отведем его к нам.

— Ага, там удобнее будет, мы тебе поможем! — поддержали другие девочки.

— А мать? — задыхаясь от ходьбы и тяжести Виктора, который временами почти терял сознание, наваливаясь на нее, спрашивала Трина.

— Опять где-то пропадает, — махнула рукой средняя девочка. — Да и вернется, ничего не скажет, она у нас добрая, хоть и пьяная…

— Не судите, детки, мать. А точно, Анна не рассердится.

— Зачем вы меня куда-то тащите, — попробовал возразить Виктор, когда они остановились передохнуть, и Трина прислонила его к какому-то забору, чтобы он не упал. — Ничего мне не надо, оставьте меня здесь, уходите!

Чумазые девчонки уселись на корточки вокруг него и разом вдруг испуганно заверещали:

— Это Лёвушкин папа!

— Бедненький!

— Может, надо Лёвушку найти и сказать ему?

Их тонкие писклявые голоса напоминали птичьи и больно отзывались в разбитой голове. В глаза Виктору бросились нелепые среди сухого лета резиновые сапоги, в которые была обута одна из девочек. У остальных двух смуглые исцарапанные и грязные ноги были босыми.

Старуха, отдышавшись, возразила:

— Не надо, девочки, зачем же Лёвушку пугать? Вот выздоровеет его папа, он и обрадуется…

Виктор закрывал глаза, но его теребили, поднимали, тащили, и приходилось идти.

Привели его в тот самый барак на краю города и самого Острова, куда он недавно приходил с сыном за сандалиями. Он оказался в большой уродливой комнате, в которой, казалось, стоял запах нищеты, уложили на одну из кушеток, покрытых тряпьем, и он тут же провалился в сон.

 Сознание вернулось к нему уже, наверное, поздним вечером. Чувствовал он себя прескверно: глаза ломило, голова болела, а в теле, казалось, не осталось ни одной целой косточки. Сквозь тяжелые веки оглядел комнату — все старая ветошь кругом: и шкаф, и кушетки, и тумбочка, и разбитое зеркало. Но и эта обитель нищеты, как ни странно, сохраняла жалкую претензию на уют. На окне зеленели цветочные кусты в глиняных горшках, а на соседних кушетках вдоль грязной, местами облупившейся стены сидели в ряд какие-то явно дефектные игрушки: старые пластмассовые куклы без носов и волос, тряпичные зайцы и мишки из затертого плюша. «На помойке они, что ли, все подбирают?» — мелькнула у него в голове брезгливая мысль.

В комнате царил вечерний полумрак, а где-то за стеной раздавались приглушенные голоса, и вдруг потянуло невыносимым запахом рыбы. Это умножило его страдания: рыбу он никогда не любил. «Это девчонки наловили, у них отец был рыбак», — отчего-то вспомнилось ему. А тут и дверь (да какая там дверь, просто ситцевая занавеска вместо двери!) открылась, и на пороге показалась Трина с тарелкой в руках. Она внимательно вгляделась в больного и, заметив, что глаза его открыты, как-то по-молодому воскликнула:

— Очнулся, сынок? Вот и слава Богу! А мы тебе ушицу сварили! Ушица хорошая получилась, — поешь, сразу тебе легче станет…

Эти слова точно обожгли Виктора, из-за занавески выглянули и снова спрятались любопытные лохматые головенки, а он, не смея отказаться, послушно, как дитя, принялся хлебать суп, показавшийся ему неожиданно вкусным. Поев немного, он в изнеможении откинулся на подушку. Ощупал ноющую голову и с удивлением обнаружил, что она перевязана. Также была перевязана рука и предплечье. Одет он был в старую рубаху с чужого плеча, довольно ветхую, но чистую. Когда же это старуха успела его перевязать? А он ничего и не почувствовал… Потом так же ласково Трина велела ему спать. Виктор уснул.

…Ночью разбудил его какой-то шум, возня, свет лампы, осветившей ему лицо. Открыв глаза, он увидел перед собой фантастическое существо. Это была, по-видимому, женщина, довольно миловидная и нестарая. Но мутные ее глаза смотрели с пьяным недоумением, а на лицо космами свисали темные волосы. Виктор, растерявшись спросонья, только щурился и мигал, не зная, что сказать. «Эт-тот что тут делает?» — пробурчала женщина. И тоненький, немного испуганный детский голосок отвечал: «Мама, его Трина привела, он был ранен, мы знаем этого дядю, это Лёвушкин папа…» Лицо осклабилось — широкая улыбка обнажила рот с сильной нехваткой зубов, и хозяйка дома (а это была она) простерла на Виктора свое гостеприимство: «Ну что ж, пусть тогда живет, сколько хочет!» И раздражающий свет был убран, а Виктор оставлен в покое. Женщина еще долго и шумно укладывалась, девочки ворочались на своей кушетке и перешептывались, но сон вскоре снова всех победил.

Три сестры

На другое утро — а было уже утро, судя по тому, что косые лучи солнца проникали сквозь окошечки комнаты, Виктор проснулся, почувствовав себя практически здоровым. Ныл только затылок, напоминая о недавнем празднике Освобождения.

Он встал, брезгливо поморщился, снова увидев на себе чужое старое белье, и огляделся в поисках своей одежды. Его рубашка и брюки висели на спинке стула, такого рассохшегося и ободранного, что ему давно уже полагалось пойти на дрова в печку. Рубашка оказалась выстиранной и заштопанной, брюки вычищенными. «Интересно, кто это сделал: Трина или девочки?» — почему-то полезло в голову. Он неслышно оделся и на цыпочках прошел в коридор, отыскал свои туфли и уже обувал их, когда за спиной его вдруг раздалось сиплое:

— Куда это вы уходите? Сейчас девочки придут, поесть приготовят чего-нибудь!

Виктор вздрогнул и обернулся. Спавшая на кушетке женщина уже встала и смотрела на него с любопытством, но дружелюбно.

— Я — Анна, — представилась она. — И не сердитесь, что я не могу вас как следует принять.

Виктор вымученно улыбнулся и опустился на колченогую табуретку в коридоре.

И она пошла на кухню, пригласив его за собой. В коридоре было темно, Виктор несколько раз щелкнул выключателем, но свет не зажигался. Серые обои отставали от стенки, а дощатый пол в доме, видно, так давно не красился, что приобрел свой естественный цвет.

— А что у вас с электричеством? — спросил Виктор.

— И с электричеством, и с газом, и с водой, — словно чему-то обрадовавшись, завопила вдруг Анна. — Нету! Уже несколько лет, как нету ни того, ни другого, ни третьего! Отключили все!

И, зачерпнув воды из ведра в чайник, поставила его на плиту и, пригорюнившись, уселась за стол:

— Разве вы не знаете, что все-все у нас отключили! Скоро и самих домов лишимся… Воду в колодце на улице берем, готовим в железной печке, которую дровами топим, другой печкой комнату отапливаем, а то бы мои девчонки зимой совсем замерзли… Какой уж тут свет да газ, ой, бедные мы, бедные!

— А что же вы в социальную службу не обратитесь? — только из вежливости поинтересовался Виктор. 

Анна горько усмехнулась и махнула рукой:

— И-эх, какая уж тут социальная служба… Документа-то у меня нет, и социальная служба для меня теперь — первый враг, только девчоночек моих у меня отнимет!

— Так что же вы не получите? — недоумевал Виктор, подумав про себя, что сейчас даже пьянчужкам положены какие-то пособия. — Детей хоть пожалейте!

— Нет, мне Трина не велит, — как-то по-детски наивно отвечала эта полупьяная женщина, глубоко поглядев Виктору в глаза.  — И муж мой, рыбак, тоже мне говорил: «Не делай Операции, это, мол, большой обман людям….» А вы-то разве с Документом? — точно очнулась женщина, недоверчиво уставившись на Виктора прояснившимися вдруг черными глазами.

Тот усмехнулся невесело и хлопнул себя по опустевшему месту на груди:

— Я? Нет…

— А! — и снова широкая беззубая улыбка озарила лицо женщины.

— А вам лучше? Вы разве не подождете бабушку Трину? — спросил кто-то из девочек. Все они, между тем, суетились: одна перебирала ягоды, вторая чистила рыбу, третья промывала грибы. На рыбный запах с улицы в полуоткрытую дверь прошмыгнул тощий котенок и теперь умильно глядел на маленьких хозяек, задрав кверху хвост.

— Да нет, я на работу опаздываю, — на ходу придумал Виктор и неожиданно для себя спросил: — А Трина — ваша бабушка?

— Нет, — ответила Анна. — Трина нам чужая, но для девочек она — лучше родной.

— А-а-а…— на этом Виктор попрощался и чуть ли не бегом отправился на работу.

…Звонок прозвучал почти в конце рабочего дня.

— Алло? — раздалось в трубке осторожно-вопросительное. Это была Елена! Виктор весь напрягся: в рабочей круговерти он почти позабыл о семейной ссоре, а теперь Елена сама напомнила ему о себе.

— Да? — хрипло выдавил он. Трубка молчала. Эти мгновения всколыхнули все пережитое и измотали ему нервы.

— Ты когда придешь? — наконец-то отозвалось в трубке. Как просто! Когда придешь?! Как будто не было измены, не было той страшной ночи и жалкой помощи бродяг, как будто не выкинула его жизнь пинком за ворота своего сада радости и успеха, и не болтался он еще вчера утром между жизнью и смертью!

— Не знаю еще, а что такое? — вместо этих, захлестнувших его вопросов поинтересовался Виктор деланно равнодушным тоном.

— Да надо Льву подарок купить… Ему ведь семь лет стукнет через две недели, помнишь? Он собаку, кажется, хотел. Вот ты с ним в магазин и сходишь, игрушку выберете…

— А сама не можешь? — буркнул Виктор грубо. Такой тон всегда нежного мужа Елену, кажется, озадачил, но ответила она спокойно и сдержано:

— У меня дел очень много. Я тут готовлю, убираюсь… Сходи ты. Или сегодня ты очень занят?

— Часам к семи постараюсь быть, — пробормотал Виктор и повесил трубку. Потом похлопал по ней рукой. Усмехнулся невесело. Что ж? Опять живем…

Хлопоты

Виктору предстояли серьезные хлопоты: нужно было восстановить украденный Документ. С утра он даже прочесал то место, где повстречался с бандитами, поискал в траве: не затоптан ли случайно оброненный им медальон с Удостоверением в землю? Но, конечно, ничего не нашел.

В свой кабинет в институте он проходил и без Документа только потому, что охранники знали его в лицо, да и то это могло продолжаться недолго — до первого ужесточения охранной системы. Так что нужно было явиться в полицию совести и заявить о факте пропажи.

Полиция совести располагалась в самом центре города, в большом двухэтажном здании из стекла и белого мрамора. Около часа Виктор отсидел в очереди, состоящей большей частью из женщин с детьми старшего дошкольного возраста, странно напоминающими испуганных цыплят, и попал на прием к строгой женщине-администратору в светло-зеленом форменном костюме. Разговаривала она ледяным тоном:

— Как же это Вас угораздило потерять Документ?

— Понимаете, это же было ограбление, на меня напали бандиты, избили до потери сознания, — пытался оправдаться Виктор, но безуспешно.

— Бродить не надо по ночным подворотням, — жестко отрезала администратор. — Вы прекрасно осведомлены, что Документ нужно беречь как зеницу ока. Не маленький, инструкцию читали и подписывали. Когда, говорите, это случилось? В день Освобождения? А в каком виде Вы возвращались в этот день домой? — она буквально пробуравила смутившегося мужчину взглядом. — Говорите, шли из гостей? Конечно, перебрали! А в таком виде немудрено что угодно потерять!

Ее взгляд из сурового сделался брезгливым, и она сухо отчеканила:

— Вам необходимо написать заявление о восстановлении Документа на имя начальника полиции, принести справку из стола находок, справку из жилищной конторы по месту прописки, справку с места работы и, наконец, когда все эти бумаги будут собраны, Вы запишетесь на прием в Архив совести и возьмете там подтверждение об Операции. Вы оперировались здесь, в нашем городе?

Виктор, проглотив комок в горле, кивнул.

— Прекрасно. Не придется никуда ездить и делать междугородных запросов, Ваш отросток хранится в нашем Архиве. Да, потом со всеми собранными бумагами Вы придете снова сюда, и мы выдадим Вам новый Документ. Сейчас я Вам выпишу временный. Все.

Виктор поблагодарил и поспешно встал, считая неприятный разговор законченным, но женщина-администратор вдруг негромко и задумчиво произнесла, точно обращаясь к невидимому собеседнику:

— Гм, сколько возни с такими вот недотепами… То у них крадут, то они теряют. Ничего, скоро наведем порядок.  Готовится новый закон, — сказала она уже громче, обращаясь к Виктору. — Всем гражданам Острова документ будет вживляться под кожу в виде микрочипов. Тогда Вам придется оч-чень постараться, чтобы его потерять. Разве что вместе с головой.

И она впервые хмуро улыбнулась.

Фантом

Возле дома его встретил сын.

— Козленок? — удивился Виктор. — Ты разве уже приехал от бабушки?

— Да, папа, вчера! — крикнул мальчуган и с разбегу прыгнул на отца. Такое он себе позволял только в отсутствии матери. Живой и озорной по природе мальчик боялся рассердить свою маму, всегда такую холодную и сдержанную. Его шумные игры с отцом или другими детьми она категорически не одобряла, а Левушка тонко чувствовал ее недовольство, для этого ему было достаточно одного ее взгляда, движения руки.

— Я по тебе так соскучился, пап! — мальчик крепко уцепился за шею отца — не оторвать! Круглые синие глаза его смеялись, а на щеках появились ямочки. Так, с сыном на руках Виктор и вошел в подъезд. Малыш погладил его щеки: ух, какие колючие! И бесстрашно прижался к ним губами. Нежность горячей волной захлестнула отца. Она вдруг придала ему сил. Вот оно, то единственное существо на свете, которое любит его и нуждается в нем! Ради него он и будет терпеть, будет мириться.

Лёвушка точно почувствовал состояние отца и ответил на его невысказанный вопрос:

— А мама тебя ждет. Она сейчас совсем не сердитая, пап. 

«Не сердитая? — повторил про себя Виктор. — Разве что там не выгорело? Или получила отбой?» Он опустил сына на пол перед самым порогом.

Дом показался ему дорогим и манящим, точно возвратился он в него не после двухдневного отсутствия, а после долгого путешествия. Из кухни доносился аромат какой-то выпечки, на шум из кухни выглянула Елена в фартуке и с белыми от муки руками, вся порозовевшая от огня. Она взглянула на мужа таким мягким взглядом и улыбнулась так, будто ничего между ними не произошло. Боже, какая забытая и прекрасная картина!

— Наконец-то пришли! — проворковала она грудным голосом, — я уже заждалась. Обед у нас сегодня праздничный, посидим за столом всей семьей!

И ушли куда-то далеко-далеко, почти растворились его обиды, и далеко позади осталось предательство Елены, и он снова был рад обманываться и готов был поверить в мечту.

Рис. Г. Дудичева.