Под Сталинградом

Из семейных преданий.

Андрюша тихонько приоткрыл дверь. Комната была мягко освещена дневным светом, проникающим из-за неплотно задвинутых штор. Дед лежал на спине и тяжело с хрипом дышал. Мальчик хотел было уйти, но увидел, что дед открыл глаза. Андрюша привычно уселся у него в ногах. Дед болел. Мальчик понимал, что в шахматы сейчас с ним не поиграешь, и не попутешествуешь, как бывало, по географическому атласу.
— Дедуль, расскажи что-нибудь, — попросил Андрюша. — Расскажи про Сталинградскую битву, как ты остался жив.
Дед был замечательный рассказчик. Особенно Андрюша любил его военные истории. Но дед не шевелился, не открывал глаз, хотя дыхание его стало заметно ровнее и тише. Потом он открыл глаза и посмотрел на внука. Андрюша увидел прежние лучистые глаза деда и понял, что рассказ состоится. Он подтянул колени, прикрыл ноги краем дедова одеяла и приготовился слушать.
— Когда меня призвали на фронт, я был всего на пять лет старше тебя. В сентябре мне исполнилось 17 лет, и в этом же сентябре меня призвали на фронт.
Дед ненадолго замолчал. Он вспомнил себя молодого, кареглазого, с чуть пробивающимися усиками. Вспомнил, как ловил на себе взгляды девчонок. И сам отчаянно влюблялся то в одну, то в другую встречную незнакомку. Война ничего не могла поделать с этой безрассудной юностью. Уходил на фронт он тоже весело, унося в сердце острый холодок от чего-то неизвестного, но захватывающего и романтически геройского. Время в училище пролетело быстро, подгоняемое нетерпением бить врага. Военная форма очень шла ему. Он знал это и втайне гордился собой. Висящая сбоку кобура вызывала такой восторг, такое упоительное чувство собственной значимости, что он даже старался напускать на себя строгий вид, хмурил брови, а рука непроизвольно ложилась на кобуру.
— После училища я угодил в самый суровый 43-ий год. Под Сталинград. Есть там такой Заячий остров, — продолжил свой рассказ дед. — Знаешь, миленький, честно тебе признаюсь, я был просто сбит с толку, обезкуражен непрерывным грохотом, каким-то хаотичным движением людей и машин. Представляешь, там кончилась белоснежная зима. Кругом было сплошное месиво из грязи, снега и крови.
Дед опять замолчал и прикрыл глаза. Он с прежней силой ощутил, как каждый день его недолгой войны росло в нем безпокойное чувство последнего часа. Страха не было, напротив, приближение смерти даже прибавляло сил и отваги.
— Под моим началом была противотанковая рота, — снова заговорил дед. — В это утро, прячась за каждый бугорок, мы залегли в ожидании немецких танков. Пауза затягивалась. Танков все не было. Я вжимался в недавно выпавший снег. И вдруг я ясно почувствовал, что меня сегодня убьют. Мне так жалко стало себя, своей молодости. Я представил, как горько заплачет моя мама, твоя прабабушка, над моей похоронкой. Мне даже самому захотелось заплакать.
Андрюша слушал, боясь пошевелиться. Он как в кино отчетливо видел рыхлый снежок, припорошивший изрытую землю, черные стволы деревьев, фигуры залегших солдат. Глуховатый голос деда как будто сопровождал "за кадром" это захватывающее кино.
— Вдруг я увидел боковым зрением идущего прямо на меня рыженького солдатика с винтовкой наперевес в одной руке, — сказал дед прерывистым и даже звонким голосом.
Андрюша оторвался от своего "кино". Дед смотрел в потолок куда-то в одну точку и заметно волновался.
— Лицо этого солдата было необыкновенно светлым, оно словно сияло.
Да, он сохранил в своей памяти на всю жизнь это лицо — до мельчайших деталей.
— Я хотел ему по-командирски крикнуть "Без каски! Ложись!", но крик неожиданно застрял в горле, — продолжил дед. — А солдат этот, проходя мимо, провел рукой по моей ноге (менно в том месте, где у меня сейчас вмятина-шрам от пулевого ранения, ну, ты видел раньше), и солдатик стал неспешно уходить в сторону передовой, скрываясь в редком тумане.
Дед опять заволновался. Глаза его увлажнились, и он крепко зажмурился. Нос защекотал тот самый аромат спелого арбуза. Дед хорошо помнил, как его удивил в тот миг разлившийся в воздухе свежий, легкий — какой-то неизвестный и как будто забытый запах. Так иногда в сырой день от снега пахнет арбузом. Страх исчез, уступил место спокойствию и уверенности.
— Я хотел крикнуть вслед ему: "Назад!", — и даже схватился за кобуру, чтобы сделать в воздух предупредительный выстрел, но тут увидел появившиеся немецкие танки. Что тут началось, это трудно даже представить. Стояла сплошная стена из комьев земли, обрубков деревьев, человеческих тел. Неба не видно было. Вот тут и меня вдруг ожгло и откинуло в какую-то жижу.
На это раз дед замолчал надолго. Но Андрюша не мешал ему. Он понимал волнение деда и сам начал волноваться в предвкушении последних таинственных слов этого рассказа.
— Да, миленький, это было настоящее Чудо, что я остался жив в том кромешном месиве человеческих жертв. И только ранен в ногу, в ту самую, по которой провел рукой тот солдатик. Он спас меня.
Раньше Андрюша всегда спрашивал шепотом: "Кто?" Сейчас он молчал, опустив голову на острые мальчишечьи коленки, и ждал, когда дед, как обычно, встанет и пойдет, тяжело прихрамывая, к иконе Христа в терновом венце, с которой смотрел на него все с той же жалостью и любовью Тот Самый "Солдат", — спасший его под Сталинградом. Но дед на этот раз не встал. Слабой, слегка дрожащей рукой он медленно скупо перекрестился. В комнате было тихо, только равномерно поскребывал будильник.
— А знаешь, какое было второе Чудо, — неожиданно спросил дед Андрюшу.
Мальчик оживился. Дед никогда не говорил ему ни о каком другом Чуде.
— А второе Чудо было, что меня подобрали санитары. Их катастрофически не хватало. Можно было истечь кровью или замерзнуть. На меня натолкнулся пожилой санитар. Он все приговаривал: "Тебе повезло, парень, тебе повезло". А я знал, что это Он меня спас. Наш Спаситель — Господь Иисус Христос, пришедший ко мне в тот день в облике солдата...
Дед снова перекрестился и отвернулся к стене. Они еще немного помолчали, потом дед тихо попросил:
— Ты иди, миленький, иди.
— Ты будешь спать, дедуль? — спросил Андрюша, соскальзывая с дивана.
— Да, я буду спать, — медленно, с расстановкой произнес дед, — а ты будешь жить долго-долго. Помни, что Господь может совершить любое Чудо. Ты только верь.
Андрюша заботливо поправил одеяло, с неясным безпокойством посмотрел на деда и тихо прикрыл за собой дверь.
Деда уже давно нет. А Андрей все несет в своем сердце, как завещание, его слова: "Ты только верь".

Наталия Тимофеева

01.03.2002