Кровью написанные строки

Более пятисот Православных верующих были репрессированы и расстреляны в Пензенской области всего за два года «красного террора».

Недавно редакцию «Благовеста» посетил Сергей Владимирович Зелёв — пензенский краевед, автор книги «Сурская Голгофа», которая издана совсем недавно по благословению Архиепископа Пензенского и Кузнецкого Филарета.
Православный крест, помещенный на обложке книги, собран из множества маленьких деревянных дощечек и словно олицетворяет собой тюремную,   лагерную решетку. Он принадлежал когда-то священнику, репрессированному в тридцатых годах. Создатели книги символично разместили фотографию этого креста на фоне стройных сосен лесного массива — места массовых расстрелов в годы репрессий в Пензенском крае, как и вся страна, густо политом кровью мучеников за Христа.

— Сергей Владимирович, как появилась на свет эта книга?
— Поначалу мы хотели создать лишь мартиролог с перечислением имен людей, пострадавших за Православную веру в годы гонений в Пензенской епархии. А к нему дать вводную статью, чтобы читатели имели представление о том, что происходило на пензенской земле с 1917 по 1941 годы, как и за что страдали христиане. И незаметно эта статья переросла в целую книгу.
Книга основана на большом количестве источников — это данные архивов, мемуарные записи, рассказы и свидетельства людей того времени, их родных и потомков. Книга состоит из нескольких частей, и самая впечатляющая из них — о «красном терроре», гонениях на Церковь и верующих в 1918-1919 годах. Впервые в книге «Сурская Голгофа» приводятся данные о том, что в Пензен-ском крае в тюрьмах и концлагерях за веру, Царя и Отечество были расстреляны более пятисот человек. Уже в 1919 году в Пензе появился первый концлагерь. А основная часть книги посвящена периоду большого террора 30-х годов в Пензенской области.
— Что это за люди, о которых рассказывает книга?
— По их судьбам прошлась страшная машина репрессий. Большинство заведенных чекистами «дел» были групповыми. Например, по делу Кузнецкого уезда (в те годы Самарской губернии) 23 июля 1919 года в овраге под названием Дуванный в один день были расстреляны двести человек.
Из книги «Сурская Голгофа»: «Проблему с переполнением тюрем стали решать путем массовых расстрелов заключенных. Так, в Чембаре 25 сентября 1918 года были расстреляны сорок восемь мучеников, объявленных капиталистами-заложниками. Среди них — чиновники, землевладельцы, стражники, белогвардейцы, крестьяне, духовенство. На рассвете под конвоем всех вывели в овраг на западной стороне города. Трудно представить, что пережили эти люди, делая последние шаги по родной земле, по земле, где прошло их детство, где жили их отцы и деды. Хотя среди них были не только горожане, но и сельчане всего Чембарского уезда, думается, они хорошо знали друг друга и теперь прощались, прощались со слезами, прощались лишь взглядами. Некто Жилкин И.П., по кличке Чиряк, открыл пулеметный огонь, разрезавший тишину чембарского утра. Люди падали как подкошенные. Тогда жертвой кровавой бойни стал и 62-летний священник Казанской церкви села Каменка Чембарского уезда Евгений Степанович Доброхотов, прослуживший на одном приходе тридцать восемь лет. Вместе с ним были расстреляны его сыновья — 18-летний Федор и 20-летний Николай. Трупы оставили на месте, присыпав землей. Кое-кто из местных жителей ходили раскапывать тела — снимали сапоги, одежду. Родственники казненных в страхе покинули уезд. Позднее в овраге устроили скотомогильник, место назвали Бусыжьим кладбищем, а совсем недавно на месте оврага сделали пруд».
Рассказывается в книге и о судьбе Епископа Леонтия (Устинова), — продолжает рассказ Сергей Владимирович. — За короткий период управления епархией Владыка Леонтий подвергся чудовищной травле со стороны обновленческих группировок. Более трех месяцев он томился в пензенской тюрьме, затем чекисты переправили Владыку в самарскую тюрьму. В книге приводится его тюремная записка, в которой он, больной туберкулезом, просит о смягчении условий его заключения. Позднее было разрешено через посредника передать ему в самарскую тюрьму еду и одежду. Репрессиям подвергся в 1937 году и известный подвижник, ныне прославленный как святой — священник Иоанн Оленевский; решение о его заключении на шесть лет было вынесено Самарским (тогда Куйбышевским) областным судом.
— Удалось ли вам найти очевидцев тех ужасных событий?
— Я общался со многими людьми, которые повидали немало горя и уже стояли на пороге Вечности, большинство из них — 1910-1913 годов рождения, все они были в здравом уме и твердой памяти. Они рассказывали о пережитом со слезами на глазах и вскоре после таких встреч уходили в мир иной, словно бы ждали для перехода в Вечность этого разговора... Удивительно, но многие умирали именно после того, как успевали передать очень ценную информацию, какой владели — то есть Господь хранил их до времени. Так, в книге «Сурская Голгофа» написано о священнике Анатолии Иссинском. Его сын Константин Анатольевич прожил восемьдесят восемь лет. Я с ним несколько раз встречался, разговаривал, затем вышла эта книга, он ее прочел, одобрил, прослезился и — через несколько дней умер. Константин Анатольевич прожил очень тяжелую жизнь, в тюрьме в Вологодской губернии сидела его мать, отец-священник сидел в Кузнецке, а в Пензе он был расстрелян.
— Много сил потребовала от вас работа над книгой?
— Не просто — собрать материал, пропустить все услышанное, увиденное через себя, через свое сердце. Когда сидишь и работаешь в архивах, о судьбах людей рассказывают уже не буквы, не текст, а вопиет сама бумага, пожелтевшие от времени листы дел НКВД, эти росписи, кресты вместо росписей, — все это сильно впечатляет; в одном «деле» я видел даже кровь на бумаге.
Некоторые сегодня ведь как рассуждают: «Мы не жили в то время, в этих темных делах не участвовали, и каяться нам не в чем». Считаю, что всем нам есть в чем раскаиваться. Наше сегодняшнее равнодушие — вот отголосок безчеловечности жесточайших преступлений тех лет, мы до сих пор ходим по костям. Один из самых сильных, самых важных моментов книги — рассказ о том, как был найден расстрельный полигон на окраине Пензы. Место это называется Калашный Затон, рядом с поселком Сосновка. Оно никак не обозначено, но в ближайшее время необходимо установить там хотя бы Памятный крест. В Самарской области построен храм Новомучеников и Исповедников Российских — у нас же в Пензенской области ничего подобного нет. Как обнаружили место расстрела? Там очень мягкая песчаная почва, которую брали на вывоз, и в земле периодически находили скелеты людей. Одно расстрельное место удалось отыскать, но таких в области еще много. 
— Как долго вы работали над книгой?
— В общей сложности — год. Сейчас собираем материалы для следующей книги — «Старец Иоанн Оленевский и его время». Это фундаментальный труд, основанный на всех доступных источниках информации. Мы нашли родственников святого Иоанна Оленевского в Москве, Подмосковье, в селе Оленевка Пензенской области, и они поведали много интересного, ранее о нем не известного. Важная находка для меня — это фотография святого Иоанна Оленевского в двадцатилетнем возрасте. К большому сожалению, пока нам не удается отыскать фотографию действовавшей когда-то в селе Оленевка — на родине Иоанна Оленевского — церкви, сейчас на ее месте лишь груда развалин. Велико желание восстановить этот храм, и, возможно, когда-нибудь это осуществится. Пока у нас есть лишь рассказы старожилов о том, как выглядела эта старинная церковь.

Записала Ирина Гордеева

«Сурская Голгофа»

Главы из книги.

Рассказ о крестной

Елена Ивановна Резикова родилась в 1868 году и происходила из благочестивых крестьян села Кривозерье. Она всегда вела активную церковную жизнь, оставаясь на твердых позициях Православия даже с приходом советской власти. Безыскусный рассказ о мученической судьбе своей крестной — Елены Ивановны Резиковой написан рабой Божией Натальей не словом, а прожитым страданием.
«В Пензе Девический монастырь был огорожен тяжелой чугунной оградой. Мои родители жили в Кривозерье, примерно три остановки автобусом от этого монастыря, и крестная к нам ходила очень часто, так как у нее была мать — моя бабушка. Когда не было дождя, она нас всех детей собирала, и все пели: «Даждь дождь земле жаждущей, Спасе», и прольет дождь ведром, и она даст всем по маленькой конфетке. 
Однажды крестная сказала моему отцу (своему брату): «Миша, построй нам келью, монастырь разрушают», — это была моя радость, что я буду с крестной. Когда они переехали, я очень часто находилась в келье, училась вязать платки, стегать одеяла, вышивать, да и молились они Богу — каждый день ходили в храм. Рядом с нами жила одна девица, очень красивая, как-то она принесла беремя дров и положила к печке, и из этих дров выкатился клубочек шерсти. Она его подняла и... запела петухом. Пришла крестная, отмолила ее от одержимости, и все прошло. И еще одна женщина пожилая подняла подкову, которой ковали лошадей, пришла домой с подковой и упала и ходила вверх животом, ползала на спине, и тоже крестная ее отчитала. 
Когда я училась вязать платки, очень туго мне это давалось, а крестная была строгая — иногда и поплачу, да опять иду к ней. Я ее очень любила. Когда она про Господа Бога рассказывала, то очень горько плакала и рассказала мне, как однажды была присуждена к расстрелу. Когда еще жили в монастыре и стали закрывать церкви, ее келья была близко к храму. Священники спрятали под кельи все, что было церковное и золотое. Священников, верно, кто-то выдал, и все нашли, взяли крестную, но она ничего не знала, и ее осудили расстрелять. Тогда она попросила проститься с матерью, и ей разрешили, а мать была верна Богу, и она в решетку молитву ей передала, сказав: «Дочь, читай и читай, не спи и не ешь: «Помяни, Господи, царя Давида и всю кротость его». И подошли часы, в 12 часов ночи вызывают: «Резикова Елена Ивановна», — она вышла, а сама все читала молитву, и ей не открыли дверь по левую сторону, а открыли по правую, сказав, что она свободна. Ноги не шагали, дошла до монастыря, и все там радовались и плакали. Это было в 1919 году. И вскоре она (Елена Ивановна) приехала к нам в келью, которая была готова, и жила в ней десять лет...
Как-то крестная моя несла дрова, чтобы топить печь, упала и ушибла селезенку. Лежала в больнице недол-го, на Сретение Господне умерла. Она перед смертью видела на небе Господа, кричала сестре своей: «Вера Ивановна, посмотри, Господь Саваоф на небе» — и крикнула: «Господи!» — и кончилась. Вера же никого не видела.
 
Молочный источник

В трех километрах от села Пашково Земетчинского района в глубине живописного леса есть источник, именуемый Молочным. Здесь по старинному преданию чудесным образом явилась икона Божией Матери Млекопитательницы. Самый источник находится в глубоком овраге. Кристально чистая ключевая вода мелкими струйками бьет из серебристо-белого песка, создавая впечатление кипящего молока. Это место верующие Пензенской, Тамбовской и Рязанской губерний исстари почитали святым. Старожилы говорят, что когда-то в этих местах по рекам Ват и Выша стояли скиты, где спасались монахи. Вот и все, что нам известно об истории Молочного источника до революции.
Во время советских гонений в истории Молочного источника начинается новая эпоха. В 1930-1940-х гг. здесь была образована тайная Православная община верующих. Основательницей общины стала жительница села Раево Моршанского уезда Анастасия Кузьминична Мишина, известная среди верующих как блаженная Анастасия Пашковская. Она была человеком семейным — имела супруга Федора и двоих сыновей, Семена и Александра. Поэтому на Молочный источник в поисках уединения и молитвы верующие стали притекать тоже целыми семьями.
Светлое время суток пустынники проводили в работах, а ночи —  в молитвах, в чтении Священного Писания, псалмов, акафистов. Всего в тайном скиту  спасалось около 30 человек. В 40-х годах община была предательски выдана властям. Молочный источник был окружен работниками НКВД, и около 20 человек подвижников арестованы. Первоначально верующих доставили в Земетчино, где состоялся общий допрос:
— Ну и за что же вы здесь все оказались? — спрашивал следователь.
— За веру. Молились мы.
— Ну что, будете еще молиться?
— Будем, будем молиться, — послышался ответ хором.
— Так вы понимаете, что вас всех расстреляют и пересажают.
-Ну и что же. Как молились, так и будем молиться.

Основательница тайного скита

  Однажды Анастасия Кузьминична Мишина сподобилась великого чуда. Ей было видение Божией Матери, Которая велела собирать верных и идти спасаться в лес, на Молочный родник. Покинув родное село, Анастасия поселилась на святом источнике, куда последовало несколько верующих семей, ищущих спасения. Скитяне очень почитали Преподобного Серафима Саровского и Божию Матерь. На службы ходили в салтыковскую церковь.
За благочестивую жизнь Господь наделил Анастасию дарами Святаго Духа: она многих исцеляла, прозревала судьбы и события. В селе Ушинка жила благочестивая раба Божия Анна Петровна Суханова — местный агроном. Председатель исполкома узнал, что она верит в Бога, и на Анну завели дело. В назначенный день в Земетчино должен был состояться суд, на котором с нее хотели публично снять крест. Когда Анна обратилась к Анастасии, то получила ответ: «Езжай на суд — Господь все управит». По совету Анастасии Анна приехала в Земетчино, и оказалось, что председателя с должности сняли и внезапно перевели в другое место. Суд не состоялся, и само дело было забыто. Известен и другой случай. Однажды в Знаменской округе из-за сильной засухи погибал урожай. Как агроном Анна Петровна Суханова была этим сильно обезпокоена. Зная о силе молитвы Анастасии, она повезла подвижницу в Ушинку молиться о ниспослании дождя. Как только они доехали до Ушинской горы, грянул сильный ливень, и урожай был спасен.
В 1945 году, 9 октября, Анастасия Мишина была арестована. После допроса в Земетчино ее в числе прочих доставили в Пензу. В это время здесь судили группу пензенских верующих, некоторых из них уже приговорили к расстрелу. Анастасию заключили в одну камеру с пензяками, и тогда она сказала, что осужденные на смерть останутся в живых. Это было невозможно, но подвижница всю ответственность за пензенских верующих взяла на себя, и расстрел заменили   заключением. В Пензенской тюрьме верующие пели духовные песни, молились, получали передачи, так как народу к ним приходило очень много.
Следователь не раз спрашивал Анастасию, на что она надеется, но получал лишь один ответ: «Надеюсь на Божию Матерь». Наказание исповедница отбывала в одиночной камере (изоляторе) тюрьмы г. Владимира, откуда освободилась лишь в 1954 году, после смерти Сталина. Сохранился платочек с цветочками, который она вышила, находясь в изоляторе Владимирской тюрьмы. Этот платочек не стиран со времен 40-х годов и выглядит чистым.
После освобождения подвижница жила в родном селе без права выезда. Многих людей она привела к Богу как при жизни, так и после своей смерти.  Всех исцеляла, поднимала на одре лежащих. По ее молитвам Господь исцелил сноху, которая задыхалась, а однажды Анастасия исцелила рабу Божию Нину, которая много лет была прикована к постели, но встала и пошла. В 1956 году умер муж Анастасии Федор. Сама она почила 2 апреля 1959 года на 78 году земной жизни и похоронена на кладбище села Пашково Земетчинского района. Однажды на Светлой Седмице известный в Земетчинских краях подвижник Василий Лебедянский молился на могилке Анастасии и, прославляя Бога, не заметил, как оказался стоящим в воздухе, на локоть от земли. Поминать о упокоении Анастасию Пашковскую принято в Светлый Четверг.
Священник Борис Павлович Чуньков родился 24 июля 1884 года в селе Гаугеровка, ныне Башмаковского района Пензенской области. В 1917 году принял сан Православного священника. Первоначально служил в родном селе Гаугеровка и соседней Матчерке. Бывал на Молочном источнике. В начале 30-х его выгнали из собственного дома с четырьмя детьми на руках, а сельчанам пускать батюшку в свои дома строго запретили. Семье пришлось скитаться. Однажды их пустили в баню, но хозяева, испугавшись, скоро выгнали семью. Некоторое время до 1937 года отец Борис служил в селе Рянза Земетчинского района, где 8 ноября был арестован. Батюшку обвинили в распространении листовок религиозного содержания и приговорили к расстрелу. Священник Борис Павлович Чуньков был расстрелян 20 января 1938 года в г. Моршанске. Место его захоронения нам неизвестно. Его духовную деятельность продолжили дети: Мария, Анна, Дмитрий, Александра.
Мария Борисовна Чунькова — дочь священника Бориса Чунькова, родилась 18/31 января 1907 года в селе Гаугеровка. Ее муж рано умер от тяжелой болезни, и Мария встала на путь благочестивого вдовства, решив всю жизнь посвятить Богу. Она пела на клиросе в церкви села Салтыково, жила в общине на Молочном источнике. Отличалась редким смирением, добротой, была сугубой постницей, непрестанной молитвенницей. Вставала Мария с рассветом и до обеда ничего не вкушала, а только молилась. По ее молитвам бывали чудеса и исцеления. Часто Мария ходила по святым местам: в Дивеево, Киев, Почаев, Троице-Сергиеву Лавру, Свято-Данилов монастырь, и везде ее встречали как свою, везде ей были рады.
14 октября 1945 года Мария была арестована и приговорена к шести годам заключения. Наказание отбывала сначала в Соловецкой тюрьме, затем была переведена в лагеря близ поселка Инта Северного Урала. Последние годы срока Мария жила в семье врача, занималась воспитанием его детей. Однажды врач предложил ей сделать документ, чтобы по освобождении получать пенсию, но Мария отказалась.
Мария жила в целомудрии. Она была трижды парализована. Вернувшись на родину, продолжила подвижнический образ жизни. Ходила с брезентовой сумкой, полной религиозных книг — читала по усопшим Псалтырь. Сподобилась от Господа дара различения духов. Бывало, приедет к своей племяннице в гости в Саратов, а квартира у той была неосвященная. Помолится, ляжет спать, а утром и говорит: «Тяжело было спать, всю ночь бесы одеяло  стягивали». Впоследствии старалась избегать таких ночевок. Почила Мария в глубокой старости на Светлое Христово Воскресение, 25 апреля 1987 года. Разговелась яичком, трижды пропела «Христос Воскресе из мертвых» и отошла ко Господу. Похоронена подвижница в центре кладбища села Раево.
Дмитрий Борисович Чуньков — сын священника Бориса Чунькова, был грамотным, имел благообразный вид и хороший голос. Служил диаконом с отцом при церкви села Гаугеровка. Некоторое время проживал на Молочном источнике. Когда у Дмитрия появилось желание оставить духовный путь и поступить в институт, Господь остановил его: он простудился и был парализован. Восприняв это обстоятельство как вразумление, Дмитрий оставил желание идти в институт и вскоре поправился. Поселившись в ветхой избенке на краю села Раево (в Стефино), стал проводить время в бдениях и молитвах. Условия были тяжелыми, приходилось жить в каморке с крысами, но он ничего в жизни не боялся, кроме Бога. Когда Дмитрий умер, на месте его лачуги было явление Божьего храма.
Дядя Иаков (Гаврин Яков Алексеевич) родился в 1880 году в селе Ушинка Керенского уезда Пензенской губернии и происходил из крестьян. В родном селе женился на рабе Божией Полине (Гавриной Пелагее Васильевне). Супруги проживали на Молочном источнике, отличались глубокой верой в Бога, благочестием и необыкновенной добротой. Дядя Иаков был явно отмечен благодатью Святаго Духа. Например, будучи почти слепым, он открывал Священное Писание на любой странице и свободно читал. Бывало, когда на улице шел ливень, он заходил в избу совершенно сухим — дождь не мочил его. Над головами у некоторых девиц Иаков еще при их жизни видел венцы, однако сказывать о том до времени никому не велел.
 Сегодня Молочный источник мало кому известен, о нем знают лишь местные жители. На карте Пензенской области это самая отдаленная от Пензы точка. Хорошей дороги туда нет, и проехать можно лишь на тракторе. Но добравшись до этого святого места, увидишь остатки хижин, напьешься воды и ощутишь великую благодать, которую в годы гонений стяжали здесь многие молитвенники святой земли Земетчинской. Жительница города Покровска Саратовской области Мария Семеновна Екатериничева, внучка подвижницы Анастасии Пашковской, еще в детстве набрала из Молочного источника святой воды. Она и теперь, спустя 60 лет, хранится, не теряя своих качеств. Мария Семеновна и рассказала автору книги всю историю Молочного родника.

На снимках: фотоснимки из следственных  «дел», хранящихся в пензенских архивах; Молочный источник; Анастасия Кузьминична Мишина.

01.02.2008