На графских развалинах

Записки матушки.

Свято-Никольский храм в пос. Ивня.

В этом году исполнилось 42 года с того дня, когда я впервые вышла из автобуса «Белгород-Ивня» на неприветливую (так казалось тогда) ивнянскую землю. Крошечная автостанция, промозглый ветер, снег с дождем и отсутствие автобусов до пункта нашего назначения - первого (и как понятно уже теперь, единственного) прихода моего супруга отца Луки в селе с веселеньким названием Новенькое. До которого идти и идти - 12 километров по расхлябанной дороге, в городских осенних туфельках, с гитарой за спиной и первенцем в животе.

По сторонам дороги, в безконечном поле, громоздились огромные кучи сахарной свеклы, припорошенной снегом, возле которых женщины в фуфайках и резиновых сапогах, с большими ножами в красных замерзших руках обстругивали с корнеплодов листья и забрасывали обработанные сахаро-овощи в кузов машины. Это было главное и единственное богатство ивнянской земли в то время, а в самой Ивне - райцентре Белгородской области с населением 7 тысяч человек - работали два завода, построенные еще в царское время: сахарный и молочный, на котором делали очень неплохое масло, а в дни выборов и советских праздников в сельские магазины привозили в больших молочных бидонах сгущенное молоко (мы покупали его трехлитровыми банками!) и творог, не уступающий деревенскому. Молоко для небольшого заводика поставляли всё те же деревенские жители в обязательном порядке: каждое утро по улицам проезжали лошадки с тележками, на которых стояли 40-литровые бидоны, и хозяйка каждого двора выносила и сливала в эти бидоны молоко с утренней дойки. За это в конце месяца колхозники получали комбикорм для свиней и прочей домашней живности.

Но все эти открытия были для нас впереди. А пока - это грязево-глиняное месиво дороги. На полпути оказалась деревня со смешным названием Круглик (в официальных документах - Новый Поселок). Уже вконец обезсиленные, мы постучались в крайний дом. Через приоткрытую щель калитки выглянул дедок. Супруг мой попытался объяснить, что он священник, назначенный в Новенькое, и попросил пустить нас передохнуть. Но дедуля, оглядев курточку «под кожу» и кудри безбородого юнца и мою красную гитару «Орфей», только присвистнул: «Ты? Батюшка?» - и захлопнул калитку. Слава Богу, через еще пару километров нас подобрал «камаз», спешащий в новенские поля за очередной порцией свеклы. К вечерней службе мы добрались до храма - и это была служба в канун дня Ангела моего батюшки.

Много бы можно было написать воспоминаний о нашей приходской жизни здесь за 42 года. Но сегодня я хочу рассказать не о Новеньком, а о нашем райцентре Ивня - едва ли не самом маленьком райцентре Белгородской области.

Когда-то давно это было село Троицкое - по имени центрального храма. А Ивней стало оно благодаря множеству ив, окаймляющих пруды. Кстати, соседний поселок-райцентр по тому же принципу носит название Ракитное.

Стела в честь Гайдара и памятник герою Отечественной войны 1812 года Илье Михайловичу Дуке соседствуют у входа в санаторий.

Еще в первый мой приезд в Ивню я обратила внимание на стелу с барельефом профиля писателя Аркадия Гайдара и его цитатой: «Я жизнь свою круто прожил, а дожить ее за меня, видно, тебе, малыш, придется». Этот небольшой памятник расположен напротив автостанции, а прямо за ним - большой огороженный участок с высокими старыми соснами. Там находится областной противотуберкулезный санаторий имени Гайдара. Правда, сколько я помню, из нашего Новенького туда отправляли не больных, а детей из неблагополучных семей - видимо, в связи с низкой заболеваемостью туберкулезом в санатории этом всегда было много свободных мест (и слава Богу).

Но почему Гайдар? Только ли дело в имени - все-таки детский писатель. Оказалось, не только. Аркадий Голиков (Гайдар) жил в Ивне в 1934 году и работал над написанием детских книг именно здесь, в бывшей графской усадьбе - вернее, в той части, которая от нее осталась после варварского уничтожения. Второй памятник-бюст этого революционного деятеля стоит около бывшего дома пионеров (в котором с отменой пионерии ничего не изменилось и так же продолжают работать кружки детского творчества).

Аркадий Голиков-Гайдар.

В моем дошкольном детстве мой отец, работавший тогда в книжной секции облпотребсоюза, приносил домой и читал мне много детских книг. Одной из самых любимых мною была «Чук и Гек» Гайдара. Немудрено, что, когда мои собственные дети достигли подходящего возраста, я нашла в сельской библиотеке и Чука с Геком, и «Голубую чашку», и - незнакомую мне прежде повесть «На графских развалинах». Каково же было мое изумление, когда из аннотации я узнала, что «графские развалины» - это тот самый детский санаторий - полуразрушенное здание в нашей Ивне. До революции в нем находилась усадьба потомков русского историка Карамзина, а затем графа Клейнмихеля - сына человека, осуществившего строительство первой в России железной дороги из Петербурга в Москву.

Так приоткрылась страничка истории.

Но - прав Пушкин! - мы ленивы и нелюбопытны. Сегодня я, можно сказать, кусаю локти: ну почему в 80-90-е, когда мы уже жили в своем Новеньком, а Ивня, в которой не было храма, входила в наш приход, - почему не знала я всего этого тогда, почему не расспросила старожилов, которые доживали свой век в старых домах, примыкающих к «графским развалинам», и наверняка помнили события послереволюционных лет. Воистину - если бы юность умела, если бы старость могла… Теперь добывать сведения проще - вот он, интернет, под рукой. Но это уже не живые свидетельства. И всё же позволю себе привести немного исторических фактов.

История поселка Ивня известна с середины восемнадцатого века. Владельцем Ивни тогда был помещик, майор в отставке И.С. Переверзев, который перевел часть своих дворовых крестьян из Обоянского уезда и поселил их на новом месте, которое стало называться слободой Ивня.

В 1771 году Ивня получила название Троицкое, в честь открытия церкви во имя Святой Троицы. Была и вторая церковь во имя Сошествия Святого Духа с приделом Николая Чудотворца. Кстати, в селе Новеньком, где мы служим, храм носит имя Архангела Михаила. Но жители нашего и окрестных сёл считают день Святого Духа вторым храмовым престолом. В этот летний день в нашем храме всегда многолюдно, приезжают (а прежде приходили пешком за много километров) жители окрестных деревень, а сами новенцы достают из сундуков старинные праздничные наряды своих прадедушек и прабабушек и, надев их, идут на службу. Долгое время я никак не могла объяснить себе этот «второй престол». Предполагали, что прежде был храм в честь Святого Духа. И он таки был! Но, как выяснилось теперь, не в Новеньком, а в Ивне. А в нашем селе до сих пор особо почитаются дни всех тех святых, чьими именами были названы давно не существующие храмы в селах района.

В 1810 году селу Троицкому присвоено имя Ивня.

Дом Переверзева постепенно превратился в богатый усадебный комплекс и стал любимым родовым имением его новых хозяев - сначала Е.Н. Переверзевой и ее мужа И.М. Дуки, героя войны 1812 года, затем В.Н. Карамзина (сына историка), К.П. Клейнмихеля и Е.Н. Богдановой, их дочери О.К. Клейнмихель и ее мужа Г. Мартынова. Все они были между собой в близких родственных связях по женской линии.

В 1852 году Ивня - имение сенатора Владимира Николаевича Карамзина. Владимир Николаевич был женат на баронессе Александре Ильиничне Дука - дочери генерала Ильи Михайловича Дуки и ивнянской помещицы Елизаветы Никаноровны Ильинской-Переверзевой.

В августе 1853 года супруги Карамзины основали в Ивне сахарный завод, существовавший более полутора веков (он был закрыт в «лихие 90-е» ХХ-го века и с тех пор разрушается).

В 1854 году было закончено строительство главного дома усадьбы, одновременно с ним заложен парк с ценными хвойными породами деревьев - редкими для Белгородского региона. Так началось создание обширного усадебного комплекса.

В 1862 году в селе, помимо сахарного, имелись винокуренный, кирпичный, селитряный, а также конский и овчарный заводы.

У Карамзиных не было детей. Поэтому впоследствии Ивнянское имение перешло племяннику жены Александры Ильиничны - Константину Петровичу Клейнмихелю.

При последнем владельце ивнянского имения в поселке был сахарный завод, 5 мукомольных мельниц, школа с ремесленным отделением - для детей крестьян и служащих, в школе два отделения - мужское и женское, для каждого отделения особо приглашены владельцем учитель и учительница. Клейнмихель построил для рабочих сахарного завода больницу на 24 кровати. Имение состояло из 5 хозяйств, главное хозяйство - усадебный комплекс.

Хутора, прилегающие к Ивне, граф раздал своим сыновьям и дочерям. Они и были названы их именами: Петровское - ныне Кировское; Екатериновка - ныне Федчевка; Клеопатровское - ныне Павловское; Владимировское - ныне Владимировка.

17 октября 1888 года состоялось торжественное освящение церковно-приходской школы в селе Ивня. Обучение в школе велось в пяти классах. Трехлетняя начальная школа и образцовая школа четвертого и пятого классов. В 1890 году по инициативе графа Клейнмихеля в церковно-приходской школе устроен рождественский праздник (елка) для детей. А в 1891 году по инициативе Константина Петровича Клейнмихеля проводилась елка в образцовой школе.

Дворец в Ивне был необычайно красив. Он был построен по типу Зимнего дворца, похож на букву «П». Предполагают, что за основу архитектором был взят проект, принадлежавший школе Растрелли. Боковые крылья были достроены в период владения Ивней К.П. Клейнмихелем. Они ниже по высоте, и их фасадный декор уступает отделке центрального объема. Восточный фасад, обращенный в сторону озера, имел три неглубоких ризалита (это части здания, выступающие за основную линию фасада). На западном фасаде, между двумя боковыми ризалитами, располагалась галерея на первом этаже, на крыше которой был устроен балкон. Он был отделан решеткой с надписью «Граф Клейнмихель». Вокруг дворца благоухали клумбы. Здесь красовался мощный фонтан, а рядом с ним оборудованы качели. От дома отходили дорожки, которые ежедневно чистились. В самом дворце было 70 комнат.

К пруду вела аллея, обсаженная лиственницами и цветами, посаженными в форме букв. Эти буквы составляли надпись в виде имен графа и графини «Константин и Екатерина». На середине пруда находился остров, на котором была оборудована беседка графа, где по вечерам отдыхали и пили чай.

Недалеко от дворца были цветочная и фруктовая оранжереи. В парке росли деревья, выписанные из-за границы. В разводимом саду выращивалось до 120 сортов яблонь, до 60 - груш, до 30 - слив и вишен. Из хвойных растений в ивнянском питомнике, кроме разных видов сосен, высеивались красная ель и пихта. Среди выращиваемых древесных пород были желтая акация, жимолость, бузина, барбарис, черемуха, рябина, дикий виноград, боярышник, клен обыкновенный, татарский и подкленок, ясень, дуб, береста, граб, береза, орешник и многие другие.

При графе Клейнмихеле около 26 десятин земли было засажено лесом - саженцами сосны обыкновенной, австралийской и веймутовой. Были завезены из дальних мест лиственницы, они принялись и дали хорошие побеги.

В северной части парка, ниже усадебного дома, размещалась каменная церковь Живоначальной Троицы - большая, красивая, богатая, главный вход и два входа боковых, через которые входили только граф с семьей, родственники, когда приезжали в Ивню. За церковью располагалось несколько могил, мраморные плиты с высеченными именами. В 1934 году храм закрыли и разрушили, захоронения вскрыли в поисках клада.

Хочется привести небольшой отрывок из воспоминаний дочери графа Ольги Клейнмихель (при желании эти воспоминания можно найти в интернете). Семья графа приезжала в Ивню только на лето. Вот как пишет об одном из таких приездов дочь графа: «Помню, я выглянула в окно, и застыла, очарованная красотой родного пейзажа: широкое поле, ярко-зеленое при свете луны, загадочный шелест деревьев, окружающих дом, темное небо, светящееся яркими звездами. Я мечтала, умиротворенно слушая стрекот кузнечиков в траве, отдаленный крик совы, и не без сожаления возвратилась с сестрами в гостиную... Но и там нас окружала таинственная красота. Свечи в изящных канделябрах струили мягкий свет на стол, украшенный цветами. А старинные портреты смотрели на нас из потускневших золоченых рам, загадочно и приветливо улыбаясь. Во время продолжительного ужина взрослые обсуждали усадебные дела, а я засыпала над своей тарелкой, и меня уносили в постель. Закутавшись в простыне, я наблюдала за мерцающим пламенем лампадки, горящей перед иконами, пока веки сами не смыкались и я не погружалась в счастливые сны. Каждое утро, перед завтраком, мы посещали наше семейное кладбище, которое находилось по другую сторону церкви, чтобы помолиться об усопших предках. Там были могилы первой жены отца и его старшей сестры, моего сводного брата Пьера и других родственников. Среди них была и могила гувернантки моей мамы, родом из Швейцарии, которая провела большую часть жизни в семье матери и умерла в нашем доме. И могила садовника, пожелавшего быть похороненным рядом с теми, кому он долго служил. Наш дом строился по проекту Растрелли, известного итальянского архитектора времен Императрицы Елизаветы. Дом окружен большим парком, нисходящим к пруду. По другую сторону пруда располагался сахарный завод. Большую часть дня мы проводили в парке на специальной игровой площадке, где состязались в ловкости и проворстве. У каждой из сестер был свой сад-огород, в котором мы выращивали овощи и цветы. Самой большой доблестью для каждой считалось подать для нашей мамы к завтраку редис или цветы, выращенные собственными руками.

По утрам мы обычно ходили на ферму. Она располагалась за садом. Отец подарил трем младшим сестрам по теленку. Нам нравилось поить их молоком, опуская руки в ведро. Телята бойко тянули молоко, зажимая наши пальцы между языком и шероховатым нёбом. Они откликались на свои клички и наши голоса, а когда повзрослели, то убегали из стада по нашему зову каждый к своей хозяйке, чтобы потереться мордами о наши щёки.

Отец построил и больницу, шефствовал над ней. Помогал крестьянам приобретать скот, зерно, семена, орудия труда. В Ивне и других местах я была лично знакома со многими крестьянами, фермы которых процветали. У них было не менее четырех или пяти сотен акров земли (один акр равен тысяче квадратных метров). Это были фермеры, называемые «кулаками». В Советской России против них ведется безпощадная борьба. А до революции эти люди верили в здравомыслие и справедливость моего отца и часто обращались к нему за советом и помощью.

В Ивне мы часто видели, как группы крестьян приходили ко дворцу для встречи с отцом. Он всегда выходил к ним, веля принести стулья и для гостей. Но усаживались лишь пожилые, а молодежь почтенно стояла за их спинами. Многие вопросы решались на этих советах. Чаще всего речь шла о средствах к существованию. Отец помогал многим одолеть затруднительное положение. Бывало, что он разрешал и семейные ссоры. Когда революция достигла самых отдаленных уголков России, крестьяне Ивни пришли к моей сестре, которая жила там с мужем и детьми, и попросили ее остаться и защитить их от плохих людей, которые стали появляться в деревне. Крестьяне предлагали и нас вызвать в Ивню, пока это «сумасшествие», как они говорили, не закончится. «Граф смотрел за нами, как за своими собственными детьми, теперь настала наша очередь присмотреть за его детьми», - говорили они».

Как видно из этих воспоминаний, до событий 1917 года Ивня была процветающим селом, в котором благоденствовали не только «графья», но и крестьяне, готовые защищать своих благодетелей.

Совсем по-иному описывает послереволюционные годы писатель Гайдар в повести «На графских развалинах»: «В революцию граф с семьей убежал. Усадьбу старинную мужики сгоряча разграбили. Невдомёк было, видно, что усадьба-то пригодиться может. В суматохе кто-то то ли нарочно, то ли нечаянно запалил ее. И выгорело у каменной усадьбы всё деревянное нутро. Одни только стены сейчас торчат, да и те во многих местах пообвалились. А от оранжерей и помину не осталось. Стёкла в гражданскую войну от орудийной канонады полопались, а дерево сгнило.

Раньше хоть мимо дорога была, но с тех пор как построили новый мост через Зеленую речку, совсем усадьба в стороне осталась. И стоит она на опушке, над оврагом, как надмогильный памятник старому режиму».

Настало время сказать несколько слов и о самом детском писателе Гайдаре. К слову, псевдоним Гайдар означает вовсе не «всадник, скачущий впереди», как говорили моему поколению в школе.

В те же пресловутые 90-е годы прошедшего столетия, о которых принято говорить только плохо, были и положительные моменты. Для меня главный из них - вернувшаяся свобода слова и как следствие переиздание запрещенных в СССР и издание новых книг-исследований. Я скупала их пачками на книжных развалах, периодически приезжая в столицу. Так однажды попала ко мне книга Владимира Солоухина «Последняя ступень». А в ней - документальная повесть «Соленое озеро» о маленькой республике Хакасии и, в частности, о послереволюционных событиях в ней. Повесть действительно документальная - в ней автор цитирует и приводит полностью множество документов.

Во времена объявленной Лениным продразверстки (полного изъятия хлеба и прочих продуктов у крестьян) в Хакасии действовал отряд Ивана Соловьева. Он отбивал у красноармейцев обозы с конфискованным продовольствием и возвращал местным жителям. Для ликвидации «банды Соловьева» были направлены отряды ЧОН (части особого назначения). Одним из отрядов командовал 17-летний Аркадий Голиков. Именно здесь, как утверждает Солоухин, получил он свое прозвище Гайдар. Не зная хакасского языка, он выучил одно слово: хайдар, что в переводе - вопрос «куда». Влетая в хакасский аил, где, по его данным, была замечена «банда Соловьева», он кричал: «Хайдар?» (то есть, куда спрятали? Или куда поехал?). Так и прилипло к нему это словечко. Хакасы до сих пор вздрагивают при упоминании имени «Голика-Хайдара». Он отличался нечеловеческой жестокостью. Не слыша ответа на свой вопрос, будущий детский писатель частенько расстреливал лично группы заложников, а то и целые аилы. А трупами набивал колодцы. Когда колодцев не хватало, ломал лед в Соленом озере (прежде там добывали соль) и оправлял тела под лед. По свидетельству очевидцев, вода в озере в то время всегда была красной… Уже в недавнее время хакасская школьница Таня Саломатова написала реферат, в котором привела свидетельство архивных документов со списками расстрелянных заложников. Иногда в них указаны не только имена, но и возраст - и среди них дети и подростки, которых, опять же по свидетельствам самих местных жителей, красный командир Голиков ненавидел особенно, наравне со стариками.

А через пару лет Голиков-Гайдар уже командовал полком, который «усмирял» восстание крестьян на Тамбовщине…

Ну а когда Гражданская война закончилась, переквалифицировался в писатели. Почему-то в детские.

Будет ли когда-нибудь по-настоящему, а не на уровне книги с 5-тысячным тиражом пусть и очень известного Солоухина рассмотрена и описана жизнь Аркадия Гайдара?

Или вечно будут стоять у домов пионеров (или детского творчества) памятники, а в каждой, даже самой маленькой библиотеке - чуть не полное собрание сочинений «самого детского» писателя, а в каждом городе и почти в каждом поселке - улица его имени? Наверное, только в Хакасии нет.

Но всё же во мне живет надежда. Помнится, в студенческие годы у нас звучала дерзкая песенка про правителей СССР, разоблачение деяний которых происходило почему-то всегда в октябре. Заканчивалась она словами: «…но если кто-нибудь когда-нибудь помрет… Так ведь на то она, история, та самая, которая ну ни на слово, ни на полслова не соврет!»

…А в Ивне в 90-е построили храм. Рядом с бывшим парком и дворцом графа Клейнмихеля. Правда, освятили церковь не в честь Пресвятой Троицы, а в честь Святителя Николая. Ну да церковь эта и по размерам, наверное, не больше придела Святителя Николая в бывшем - и фотографии не осталось - храме во имя Святого Духа. Да и парк нынче не тот. Хотя в кронах уцелевших сосен и поныне гнездятся совы - хранители памяти этих мест.

Марина Захарчук,
с. Новенькое Ивнянского района Белгородской обл.